Правда я не нашел то, что искал, но в любом случае мне не нужна ничья помощь.
Дварф-исполнитель низко поклонился. — Я думал-
Хаману оборвал его. — Я знаю, о чем ты думал, дорогой Энвер. — И он действительно знал. Вообще-то не стоит ругать смертных за сочуствие, хотя и плохо направленное. — Я позову тебя, когда когда я буду нуждаться в тебе, но я ожидаю, что не увижу тебя ни на мгновение раньше.
— Да, конечно, Ваше Всеведение.
Остальные, как темплары, так и волшебники с вытянутыми, одутловатыми лицами быстро бросились через порог, оставив Энвера наедине с гневом Короля-Льва. Хаману дал возможность им убежать, дожидаясь, пока он с дварфом не останутся в комнате одни, а потом сказал:
— Благодарю тебя, дорогой Энвер.
Энвер поднял голову. — «Благодарю тебя», Ваше Всеведение? С юных лет я служу вам. Я думал, что я привык ко всем вашим поступкам, знаю как надо действовать в тех или иных ситуациях; я ошибался. Простите меня, Ваше Всеведение. Впредь я не допущу подобных ошибок.
— Нет, — задумчиво сказал Хаману, когда дварф повернулся и уже почти вышел за порог. Время ошибок и триумфов быстро приближалось. — Энвер-
Дварф повернулся на носках.
— Благодарю тебя за хлеб. Он просто великолепен.
Слабая улыбка осветила лицо Энвера, потом он исчез за дверью. Дверь кабинета тоже исчезла, как будто ее не было. Не осталось даже пыли. Хаману мог восстановить иллюзию и надежно защитить ее охранным заклинанием. Вместо этого он привел в порядок листы пергамента на столе — хорошее упражнение для затекших пальцев, лучшее чем любое другое.
Прошлое, да, прошлое — это ловушка. Хаману уже дважды попадался в нее с тех пор, как начал описывать свою историю Павеку. Он не может изменить свое прошлое; но никогда раньше он не позволял ему влиять на его будущее — будущее Урика — и не собирается начинать сейчас. Если уже не слишком поздно. Заклинание невидимости, при помощи которого он надеялся найти ответы на свои многочисленные вопросы должно было быть готово две ночи назад.
Призвав круглое и непостижимое колесо фортуны, Хаману нетвердо поднялся на ноги. Ему понадобилось три шага на задеревенелых ногах, чтобы очутиться около обитого железом сундука. Сундук оказался целым и невредимым — добрый знак! Тем не менее Хаману затаил дыхание, пока снимал закрывающие заклинания и поднимал крышку. Многоцветный песок вокруг тигля стал белым, белым как кость — хороший признак. Он не дышал, пока не вынул тигель из песка. Его поверхность была испещрена крохотными ямками, а шов между основанием тигля и его крышкой оказался оплавлен. Хаману громко постучал по нему указательным пальцем. Металлические хлопья упали в песок. Крышка легко открылась.
Множество блестящих бусин, некоторые совсем маленькие, другие размером с кончик ногтя Хаману лежали на дне тигеля. Он осторожно высыпал их на ладонь. Примерно половину из них, на всякий случай, он отделил и положил в особую, использовавшуюся только для хранения заклинаний шкатулку, а остальные проглотил, выговорив слова заклинания и прижавшись к стене, пока бусины таяли в его горле.
Дискомфорт был минимален по сравнению с потерей ориентации, которую вызвало заклинание, пока проникало внутрь него через все иллюзии. Несколько мгновений кожа Хаману равномерно светилась. Потом весь кабинет оказался омыт острым, движущимся светом бусин. Свет вырывался через его кожу, оставляя темные закопченые пятна на за собой. Хаману подхватил шкатулку с бусинами, которая лежала в обесцвеченном песке — он уронил ее туда, когда заклинание начало действовать, затем рассек воздух перед собой. Свет заклинания заиграл в тумане, когда он быстрыми шагами вошел в Серость, иначе эта комната стала бы ловушкой для него — она была слишком мала, чтобы вместить в себя его изменившееся под действием заклинания сущность.
Полностью оказавшись в Серости, Хаману надел на себя еще одну иллюзию. Это была по своему совершенно замечательная иллюзия, потому что теперь Король-Лев Урика появился — в самом магическом из магическом мест — в виде совершенно заурядного человечка. Он мог похвастаться двумя совершенно одинаковыми руками, спутанной гривой грубых черных волос и кошмарным шрамом, который начинался под правым глазом, шел через нос и заканчивался безобразной шишкой там, где он соединялся с верхней губой.
Интересно, что подумал бы Павек, если бы сам смог войти в нижний мир и увидеть, как его копия несется через туман?
Но такая встреча был маловероятна. Маги и мыслеходцы всех мастей могли встречаться в Серости, делали это, но такие встречи крайне редко были случайностью. Сильное присутствие — типа такого, как Хаману сейчас, и не имело значение, насколько тщательно он замаскировался — могло привлечь к себе более маленькие присутствия: потерянные души, плохо закрепленные магические артефакты и новичков-друидов — а могло и отогнать их всех, и именно это было целью Короля-Льва, пока он путешествовал через эфир. Не полное отторжение, которое, само по себе, могло привлечь внимание других сильных присутствий, но мягкое, почти незаметное отталкивание, типа не-обращай-на-меня-внимания-кем-бы-ты-ни-был, которое даст ему возможность приблизиться к избранной им цели без того, чтобы кто-нибудь — особенно Раджаат — мог заметить его.
Если же Раджаат, к несчастью, почувствует, как сущность Павека проплывает недалеко — первый волшебник, возможно, попытается сделать что-нибудь неприятное, но безусловно не настолько неприятное, которое он, пылая жаждой мести, безусловно бы сделал, если бы понял, что один из его мятежных Доблестных Воинов находится неподалеко. А сущность, которая может оказаться Доблестным Воинов, будет иметь пару ударов сердца для побега.
Было два места, в которых Хаману собирался побывать, прежде чем заклинание невидимости утратит свою силу. И оба они были в высшей степени опасны для Доблестных Воинов. Оба они были, в известной степени, тюрьмами Раджаата.
Когда Доблестные Воины восстали тысячу лет назад, они сумели победить, отделив материальную субстанцию Раджаата от его жизненной сущности. Они заточили сущность Раджаата в Пустоте под Чернотой, пульсирующее сердце тьмы и тени в центре нижнего мира. А бессмертное тело Раджата они заключили в каменный кристалл, который Борс хранил в центре его круглого города, Ур Дракса. Почти тысячу лет — более точно, девять сотен лет, потому что Борс был безумен первые сто лет и построил Ур Дракс с усыпальницей только после того, как пришел в себя — Борс поддерживал заклинания, которые хранили сущность Раджаата в Пустоте и заодно удерживали Пустоту подальше от Ур Дракса.
Вся эта конструкция могла бы замечательно работать и после смерти Борса — по меньшей мере до тех пор, пока Доблестные Воины не обдумали дело — если бы не Черная Линза. Линза исчезла буквально через несколько месяцев после того, как Борс превратился в Дракона. То ли она была потеряна самим Борсом, то ли ее украли его враги-дварфы — Хаману слышал обе версии этой истории. Борс, однако, настаивал, что это не шибко какая проблема, пока Линза находится далеко от Ур Дракса.
А потом, в один проклятый день пять лет назад, Садира, Тихиан и остальные из банды самых обыкновенных воров и мятежников из Тира принесли Линзу в Ур Дракс. Четверо Доблестных Воинов погибли в тот день, включая самого Борса. Каменный кристалл был разрушен и Раджаат освободился.
Как называть то, что случилось дальше, вопрос вкуса. В Тире, например, считают что Садира и юный мул по имени Ркард спасли мир. В Урике, конечно, думают иначе.
Но это не так важно, главное, что Раджаат был остановлен. Его сущность опять была отделена от его тела. Хаману, Галлард и Иненек заточили сущность своего создателя в Пустоте под Чернотой. Волшебница, Садира, похоронила физическое тело Раджаата в лавовом озере. Оставалось только решить, что делать с Черной Линзой. В конце концов решили, что она должна остаться в лавовом озере, рядом с костями Раджаата. Сейчас, вспомнив то время, Хаману поразился тому, как все они, смертные и бессмертные, могли быть так глупы, чтобы оставить Линзу не где-нибудь, а рядом с костями Раджаата. Между Чернотой и Черной Линзой всегда была особая связь, резонанс, постольку Раджаат был хозяином их обоих и он один понимал их секреты. И, конечно, всегда был резонанс между сущностью первого волшебника и его телом. Пять лет — пять ненаблюдаемых, непрерываемых лет — Раджаат ислледовал эти резонансы.
Хаману должен найти то, что Принесший-Войну сделал за это время.
Первая часть плана Хаману была проста, по замыслу, хотя и не по исполнению: осторожное, окольными путями приближение к пульсирующей Черноте до тех пор, пока не удастся бросить взгляд на Пустоту, и, в то же мгновение, сбежать оттуда на полной скорости, чтобы избежать ее смертельного притяжения. Заклинание, которое он проглотил несколько минут назад в своем кабинете давало ему хорошие шансы на успех. Если он на самом деле стал Павеком, плотью и сознанием, он, в случае чего, может даже призвать мощь Короля-Льва. Но Хаману не верил, что его собственная сила сможет восторжествовать над судьбой и фортуной.
У Хаману появилась тень, в форме Павека, протянувшаяся через Серость к Черноте, где все тени рождаются или умирают. Блестяще белые пятнышки, пародоксальные и необъяснимые, появились в Черноте, двигаясь, по мере того, как тень Хаману удлинялась, к точке, где Серость и Чернота встречались. Хаману почувствовал опасность и стал бороться, чтобы не последовать за своей тенью.
Обычная тишина в Серости вдруг стала оглушающей. Без предупреждения появились пятнышки темного эфира и начали сжиматься вокруг уменьшившейся тени Хаману. Еще один удар сердца — так сознание Хаману измеряло время в нижнем мире — и он слишком сильно надавит на свое счастье. Необходимо бежать, немедленно, даже не бросив взгляд на Пустоту.
В Серости не было воздуха. Путешественник по нижнему миру не дышал, тем не менее Хаману затаил дыхание, и его тень еще больше уменьшилась. Он решил рискнуть, рискнуть всем, и приблизился еще немного, еще чуть-чуть ближе к границе, и получил то, что хотел: взгляд на Пустоту без субстанции или тени, без света и темноты. Пустота вообще была ничем, и там не было ничего — за исключением сущности Принесшего-Войну.
Поскольку сама Пустота тринадцать веков назад помогла выковать как собственную магию Хаману, так и его тело и сущность, он отлично знал, что она не пуста. Он убедился — с немалым ужасом — что она изрешечена щелями, через которые тень, а возможно и субстанция, может просочиться.
Не думая о последствиях, Хаману обругал собственное благодушие. Пять лет назад он поверил Садире, потому что так было удобнее, потому что они заключили союз на берегах лавового озера, потому что верил, что ее ненависть к нему самому и к другим Доблестным Воинам гарантирует ее бдительность.
Он был дураком тогда и вдвое большим дураком сейчас: бессмысленное ругательство нарушило его концентрацию. Его тень мгновенно увеличилась, коснулась как Черноты, так и темных спиралевидных огней. Руки и ноги вытянулись, стали похоже на спицы в колесе тележки, он стал резко крутиться, собирая тень с каждым оборотом. В панике он схватился за шкатулку, в которой лежали бусинки с заклинанием. Тень окутала его руку.
У него оказалось свободное мгновение для того, чтобы пожалеть о своей глупости. В следующий миг между ним и Чернотой появился смутный человекоподобный силуэт.
Раджаат, подумал Хаману, и предвидя более худшую, чем смерть, судьбу собрал все свое мужество и достоинство. Фигура стала больше и ближе, тем не менее она не походила на деформированный, ассиметричный силуэт Раджаата, и в ее ауре Хаману не видел ни угрозы, ни жажды мести. Она просто оборвала поток между Темнотой и тенью Хаману.
Когда его руки и ноги освободились, Хаману опять выпрямился, причем ему потребовалось для этого не больше усилий, чем он использовал в бассейне на крыше своего дворца. Тем не менее опасность еще не миновала. Чернота продолжала притягивать его, он продолжал падать в Последнюю Тень — и к поджидающей его фигуре — несмотря на все его усилия.
Хаману опять приготовился к смерти.
Еще нет , в оглушительной тишине проревела фигура.
Ее вытянутая правая рука пересекла прозрачное тело и указала пальцем на какую-то точку за левой ногой. Хаману взглянул в том направлении и опять его начало крутить. На этот раз, однако, его схватило притяжение чего-то другого, не Черноты. Как и всякий умирающий человек, смертный или бессмертный, Хаману ухватился за последнюю возможность остаться в живых, пускай слабую и ненадежную. Сильными и точными движениями он поплыл в направлении этого нового течения. Бросив мимолетный взгляд назад, через плечо, пока он проплывал мимо ноги своего спасителя, он заметил силуэт Короля-Льва Урика, входящий в Черноту. У Хаману не было времени для того, чтобы обдумать это экстраординарное зрелище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Дварф-исполнитель низко поклонился. — Я думал-
Хаману оборвал его. — Я знаю, о чем ты думал, дорогой Энвер. — И он действительно знал. Вообще-то не стоит ругать смертных за сочуствие, хотя и плохо направленное. — Я позову тебя, когда когда я буду нуждаться в тебе, но я ожидаю, что не увижу тебя ни на мгновение раньше.
— Да, конечно, Ваше Всеведение.
Остальные, как темплары, так и волшебники с вытянутыми, одутловатыми лицами быстро бросились через порог, оставив Энвера наедине с гневом Короля-Льва. Хаману дал возможность им убежать, дожидаясь, пока он с дварфом не останутся в комнате одни, а потом сказал:
— Благодарю тебя, дорогой Энвер.
Энвер поднял голову. — «Благодарю тебя», Ваше Всеведение? С юных лет я служу вам. Я думал, что я привык ко всем вашим поступкам, знаю как надо действовать в тех или иных ситуациях; я ошибался. Простите меня, Ваше Всеведение. Впредь я не допущу подобных ошибок.
— Нет, — задумчиво сказал Хаману, когда дварф повернулся и уже почти вышел за порог. Время ошибок и триумфов быстро приближалось. — Энвер-
Дварф повернулся на носках.
— Благодарю тебя за хлеб. Он просто великолепен.
Слабая улыбка осветила лицо Энвера, потом он исчез за дверью. Дверь кабинета тоже исчезла, как будто ее не было. Не осталось даже пыли. Хаману мог восстановить иллюзию и надежно защитить ее охранным заклинанием. Вместо этого он привел в порядок листы пергамента на столе — хорошее упражнение для затекших пальцев, лучшее чем любое другое.
Прошлое, да, прошлое — это ловушка. Хаману уже дважды попадался в нее с тех пор, как начал описывать свою историю Павеку. Он не может изменить свое прошлое; но никогда раньше он не позволял ему влиять на его будущее — будущее Урика — и не собирается начинать сейчас. Если уже не слишком поздно. Заклинание невидимости, при помощи которого он надеялся найти ответы на свои многочисленные вопросы должно было быть готово две ночи назад.
Призвав круглое и непостижимое колесо фортуны, Хаману нетвердо поднялся на ноги. Ему понадобилось три шага на задеревенелых ногах, чтобы очутиться около обитого железом сундука. Сундук оказался целым и невредимым — добрый знак! Тем не менее Хаману затаил дыхание, пока снимал закрывающие заклинания и поднимал крышку. Многоцветный песок вокруг тигля стал белым, белым как кость — хороший признак. Он не дышал, пока не вынул тигель из песка. Его поверхность была испещрена крохотными ямками, а шов между основанием тигля и его крышкой оказался оплавлен. Хаману громко постучал по нему указательным пальцем. Металлические хлопья упали в песок. Крышка легко открылась.
Множество блестящих бусин, некоторые совсем маленькие, другие размером с кончик ногтя Хаману лежали на дне тигеля. Он осторожно высыпал их на ладонь. Примерно половину из них, на всякий случай, он отделил и положил в особую, использовавшуюся только для хранения заклинаний шкатулку, а остальные проглотил, выговорив слова заклинания и прижавшись к стене, пока бусины таяли в его горле.
Дискомфорт был минимален по сравнению с потерей ориентации, которую вызвало заклинание, пока проникало внутрь него через все иллюзии. Несколько мгновений кожа Хаману равномерно светилась. Потом весь кабинет оказался омыт острым, движущимся светом бусин. Свет вырывался через его кожу, оставляя темные закопченые пятна на за собой. Хаману подхватил шкатулку с бусинами, которая лежала в обесцвеченном песке — он уронил ее туда, когда заклинание начало действовать, затем рассек воздух перед собой. Свет заклинания заиграл в тумане, когда он быстрыми шагами вошел в Серость, иначе эта комната стала бы ловушкой для него — она была слишком мала, чтобы вместить в себя его изменившееся под действием заклинания сущность.
Полностью оказавшись в Серости, Хаману надел на себя еще одну иллюзию. Это была по своему совершенно замечательная иллюзия, потому что теперь Король-Лев Урика появился — в самом магическом из магическом мест — в виде совершенно заурядного человечка. Он мог похвастаться двумя совершенно одинаковыми руками, спутанной гривой грубых черных волос и кошмарным шрамом, который начинался под правым глазом, шел через нос и заканчивался безобразной шишкой там, где он соединялся с верхней губой.
Интересно, что подумал бы Павек, если бы сам смог войти в нижний мир и увидеть, как его копия несется через туман?
Но такая встреча был маловероятна. Маги и мыслеходцы всех мастей могли встречаться в Серости, делали это, но такие встречи крайне редко были случайностью. Сильное присутствие — типа такого, как Хаману сейчас, и не имело значение, насколько тщательно он замаскировался — могло привлечь к себе более маленькие присутствия: потерянные души, плохо закрепленные магические артефакты и новичков-друидов — а могло и отогнать их всех, и именно это было целью Короля-Льва, пока он путешествовал через эфир. Не полное отторжение, которое, само по себе, могло привлечь внимание других сильных присутствий, но мягкое, почти незаметное отталкивание, типа не-обращай-на-меня-внимания-кем-бы-ты-ни-был, которое даст ему возможность приблизиться к избранной им цели без того, чтобы кто-нибудь — особенно Раджаат — мог заметить его.
Если же Раджаат, к несчастью, почувствует, как сущность Павека проплывает недалеко — первый волшебник, возможно, попытается сделать что-нибудь неприятное, но безусловно не настолько неприятное, которое он, пылая жаждой мести, безусловно бы сделал, если бы понял, что один из его мятежных Доблестных Воинов находится неподалеко. А сущность, которая может оказаться Доблестным Воинов, будет иметь пару ударов сердца для побега.
Было два места, в которых Хаману собирался побывать, прежде чем заклинание невидимости утратит свою силу. И оба они были в высшей степени опасны для Доблестных Воинов. Оба они были, в известной степени, тюрьмами Раджаата.
Когда Доблестные Воины восстали тысячу лет назад, они сумели победить, отделив материальную субстанцию Раджаата от его жизненной сущности. Они заточили сущность Раджаата в Пустоте под Чернотой, пульсирующее сердце тьмы и тени в центре нижнего мира. А бессмертное тело Раджата они заключили в каменный кристалл, который Борс хранил в центре его круглого города, Ур Дракса. Почти тысячу лет — более точно, девять сотен лет, потому что Борс был безумен первые сто лет и построил Ур Дракс с усыпальницей только после того, как пришел в себя — Борс поддерживал заклинания, которые хранили сущность Раджаата в Пустоте и заодно удерживали Пустоту подальше от Ур Дракса.
Вся эта конструкция могла бы замечательно работать и после смерти Борса — по меньшей мере до тех пор, пока Доблестные Воины не обдумали дело — если бы не Черная Линза. Линза исчезла буквально через несколько месяцев после того, как Борс превратился в Дракона. То ли она была потеряна самим Борсом, то ли ее украли его враги-дварфы — Хаману слышал обе версии этой истории. Борс, однако, настаивал, что это не шибко какая проблема, пока Линза находится далеко от Ур Дракса.
А потом, в один проклятый день пять лет назад, Садира, Тихиан и остальные из банды самых обыкновенных воров и мятежников из Тира принесли Линзу в Ур Дракс. Четверо Доблестных Воинов погибли в тот день, включая самого Борса. Каменный кристалл был разрушен и Раджаат освободился.
Как называть то, что случилось дальше, вопрос вкуса. В Тире, например, считают что Садира и юный мул по имени Ркард спасли мир. В Урике, конечно, думают иначе.
Но это не так важно, главное, что Раджаат был остановлен. Его сущность опять была отделена от его тела. Хаману, Галлард и Иненек заточили сущность своего создателя в Пустоте под Чернотой. Волшебница, Садира, похоронила физическое тело Раджаата в лавовом озере. Оставалось только решить, что делать с Черной Линзой. В конце концов решили, что она должна остаться в лавовом озере, рядом с костями Раджаата. Сейчас, вспомнив то время, Хаману поразился тому, как все они, смертные и бессмертные, могли быть так глупы, чтобы оставить Линзу не где-нибудь, а рядом с костями Раджаата. Между Чернотой и Черной Линзой всегда была особая связь, резонанс, постольку Раджаат был хозяином их обоих и он один понимал их секреты. И, конечно, всегда был резонанс между сущностью первого волшебника и его телом. Пять лет — пять ненаблюдаемых, непрерываемых лет — Раджаат ислледовал эти резонансы.
Хаману должен найти то, что Принесший-Войну сделал за это время.
Первая часть плана Хаману была проста, по замыслу, хотя и не по исполнению: осторожное, окольными путями приближение к пульсирующей Черноте до тех пор, пока не удастся бросить взгляд на Пустоту, и, в то же мгновение, сбежать оттуда на полной скорости, чтобы избежать ее смертельного притяжения. Заклинание, которое он проглотил несколько минут назад в своем кабинете давало ему хорошие шансы на успех. Если он на самом деле стал Павеком, плотью и сознанием, он, в случае чего, может даже призвать мощь Короля-Льва. Но Хаману не верил, что его собственная сила сможет восторжествовать над судьбой и фортуной.
У Хаману появилась тень, в форме Павека, протянувшаяся через Серость к Черноте, где все тени рождаются или умирают. Блестяще белые пятнышки, пародоксальные и необъяснимые, появились в Черноте, двигаясь, по мере того, как тень Хаману удлинялась, к точке, где Серость и Чернота встречались. Хаману почувствовал опасность и стал бороться, чтобы не последовать за своей тенью.
Обычная тишина в Серости вдруг стала оглушающей. Без предупреждения появились пятнышки темного эфира и начали сжиматься вокруг уменьшившейся тени Хаману. Еще один удар сердца — так сознание Хаману измеряло время в нижнем мире — и он слишком сильно надавит на свое счастье. Необходимо бежать, немедленно, даже не бросив взгляд на Пустоту.
В Серости не было воздуха. Путешественник по нижнему миру не дышал, тем не менее Хаману затаил дыхание, и его тень еще больше уменьшилась. Он решил рискнуть, рискнуть всем, и приблизился еще немного, еще чуть-чуть ближе к границе, и получил то, что хотел: взгляд на Пустоту без субстанции или тени, без света и темноты. Пустота вообще была ничем, и там не было ничего — за исключением сущности Принесшего-Войну.
Поскольку сама Пустота тринадцать веков назад помогла выковать как собственную магию Хаману, так и его тело и сущность, он отлично знал, что она не пуста. Он убедился — с немалым ужасом — что она изрешечена щелями, через которые тень, а возможно и субстанция, может просочиться.
Не думая о последствиях, Хаману обругал собственное благодушие. Пять лет назад он поверил Садире, потому что так было удобнее, потому что они заключили союз на берегах лавового озера, потому что верил, что ее ненависть к нему самому и к другим Доблестным Воинам гарантирует ее бдительность.
Он был дураком тогда и вдвое большим дураком сейчас: бессмысленное ругательство нарушило его концентрацию. Его тень мгновенно увеличилась, коснулась как Черноты, так и темных спиралевидных огней. Руки и ноги вытянулись, стали похоже на спицы в колесе тележки, он стал резко крутиться, собирая тень с каждым оборотом. В панике он схватился за шкатулку, в которой лежали бусинки с заклинанием. Тень окутала его руку.
У него оказалось свободное мгновение для того, чтобы пожалеть о своей глупости. В следующий миг между ним и Чернотой появился смутный человекоподобный силуэт.
Раджаат, подумал Хаману, и предвидя более худшую, чем смерть, судьбу собрал все свое мужество и достоинство. Фигура стала больше и ближе, тем не менее она не походила на деформированный, ассиметричный силуэт Раджаата, и в ее ауре Хаману не видел ни угрозы, ни жажды мести. Она просто оборвала поток между Темнотой и тенью Хаману.
Когда его руки и ноги освободились, Хаману опять выпрямился, причем ему потребовалось для этого не больше усилий, чем он использовал в бассейне на крыше своего дворца. Тем не менее опасность еще не миновала. Чернота продолжала притягивать его, он продолжал падать в Последнюю Тень — и к поджидающей его фигуре — несмотря на все его усилия.
Хаману опять приготовился к смерти.
Еще нет , в оглушительной тишине проревела фигура.
Ее вытянутая правая рука пересекла прозрачное тело и указала пальцем на какую-то точку за левой ногой. Хаману взглянул в том направлении и опять его начало крутить. На этот раз, однако, его схватило притяжение чего-то другого, не Черноты. Как и всякий умирающий человек, смертный или бессмертный, Хаману ухватился за последнюю возможность остаться в живых, пускай слабую и ненадежную. Сильными и точными движениями он поплыл в направлении этого нового течения. Бросив мимолетный взгляд назад, через плечо, пока он проплывал мимо ноги своего спасителя, он заметил силуэт Короля-Льва Урика, входящий в Черноту. У Хаману не было времени для того, чтобы обдумать это экстраординарное зрелище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50