Наверняка у него остались знакомства, мог запросто заказать подобную игрушку.
Скалли парировала:
— Кроме знакомств среди литейщиков, вам заодно стоит разыскать и знакомых археологов Корнелиуса. Я провела поиск в Сети — пробный, ввиду нехватки времени, — и почти сразу натолкнулась на изображение челюстей тримаглодоиа. С вероятностью девяносто процентов они совпадают с этими.
— Что это за зверь — тримаглодон? — удивился шериф. — Никогда не слышал.
— Ископаемая акула. Жила здесь сто двадцать миллионов лет назад. Скелеты тримаглодонов до сих пор встречаются в осадочных породах.
— Здесь? В озере? — еще больше удивился Кай-зерманн.
— Нет, миллионы лет назад здесь было море, — объяснила Скалли.
— Ну пусть Корнелиус и расскажет, откуда у него эти ископаемые зубы, — вмешался Вешбоу. — Заодно пусть объяснит, зачем и куда он исчезал в ночь перед убийством Косовски. Исчезал до утра. Исчезал, создавая у окружающих впечатление, что остается на месте.
Молдер вопросительно посмотрел на Кайзерман-на. Тот поморщился и коротко пересказал историю промашки Хэмфри Батлера. Потом тяжело поднялся и сказал:
— Ладно, пора идти колоть подозреваемых. А насчет доказательств не беспокойтесь. У меня есть свидетель. Как говорили раньше — коронный свидетель.
Трэйк-Бич, офис шерифа Кайзерманна, 25 июля 2002 года, 19:49
По лицу миссис Беркович текли ручейки из смеси слез и остатков косметики. Но признавать свою вину вдова не желала категорически.
Да, она встретила и полюбила молодого человека. Да, встречалась с ним тайком от мужа. С каких пор это по законам США стало преступлением? К смерти мужа и исчезновению сына никакого отношения она не имеет, она провела эти два часа в объятиях Дэви… Да, никто, кроме него, подтвердить это не может.
Слезы катились. Диктофон крутился, записывая перемежаемые всхлипываниями показания. Стенли Кохер, помощник окружного прокурора, вежливо задавал вопросы. Кайзерманн и Молдер слушали. Допрос шел по кругу.
Вдруг шериф поднялся, оперся кулаками о стол и рявкнул:
— А теперь отвечайте мне! О чем вы говорили с Дэвидом: Корнелиусом утром десятого июля в помещении бывшей прачечной трейлервилля?!
— К-к-какой прачечной? Я не знаю никакой прачечной… У нас есть стиральная машина, и…
— Не отпираться! — Шериф с размаху впечатал в стол какую-то бумагу. — Это ваше заявление о краже! О краже кулона — золотой цепочки с сапфиром! Вы два часа изводили меня, вопя, какие жулики ваши соседи! И требовали найти похищенное!
Он сделал паузу и заговорил по-другому — тихо, вкрадчиво:
— Ваш кулон нашли. На полу в бывшей прачечной, о которой вы якобы ничего не знаете. Нашли через несколько мшгут после вашего разговора с Корпел иусом… Разговора, в котором вы обсуждали убийство мужа!!! — Последние слова шериф прокричал.
— Никто не мог слышать наш… Я вообще пс знаю никакой прачечной! — Миссис Беркович тоже сорвалась на крик.
— Вы были не наедине, — сказал Кайзермапн устало. — Там находился еще один человек, вы его не видели, но он видел и слышал вас. Вам напомнить детали разговора? Как вы называли мужа «рога-тсньким козликом»? Как говорили, что акваланг лучше не брать напрокат, а купить милях в сорока отсюда, а потом выбросить? Как…
В этот момент миссис Беркович прорвало. Предыдущие рыдания казались слабым дождичком на фоне последовавшего тайфуна. Из истеричных выкриков, которые порой можно было разобрать, следовало: она ничего не делала, это все Дэви, она просто поговорила с ним в сослагательном наклонении — что будет, если муж вдруг утонет при купании, но если Дэви что-то и предпринял в этом направлении, то она ничего не знает, не знает, не знает…
Уставший от ее воплей шериф вышел из кабинета, сделав знак Молдеру. В коридоре сказал:
— Отлично. С этими се показаниями можно браться всерьез за Корпелпуса. Плюс рассказ моей свидетельницы…
— Простите, шериф, но что это за таинственная свидетельница, возникающая в самый нужный момент в заброшенных прачечных?
— Вешбоу раскопал, этот парень, когда надо, умеет-таки рыть землю… Интересно, какой ему идет процент от невыплаченных страховок? Свидетельница — соседка Берковичей по трейлервиллю. Девчонка семнадцати лет. Прятала от родителей в примыкающей к прачечной комнатушке пакет с тра… хм-м… с личными гигиеническими принадлежностями. Услышала, как входят люди. Испугалась, подумала, что родители, затаилась. А потом постеснялась выйти — «милый Дэви» тут же со всем прилежанием приступил к делу. Удовлетворил подругу по полной программе. В результате девчонка услышала и последовавший разговор. А потом подобрала свалившийся в пылу страсти кулон. Ладно, Молдер, пошли посмотрим, что там с Корнелиусом…
— Вы успели порадовать мистера Вайсгера полной реабилитацией Биг-Трэйка?
— Пока нет. Успеется. Позвоню, когда получим полное признание…
Левый глаз Дэвида Корнелиуса заплывал огромным синяком. Кровь сочилась из разбитых губ и стекала по подбородку.
— Молчит? — спросил шериф.
— Молчит, — подтвердил Нордуик, разглядывая две свежих ссадины на костяшках пальцев.
— Что это с ним? — поинтересовался Молдер, показывая на лицо арестованного.
— Как что? — удивился скромно сидевший в углу Вешбоу. — Он же оказал бешеное сопротивление там, в лесу, просто бешеное… Вы не помните, Молдер?
Молдер вспомнил — не лес, не сопротивление, а семнадцатилетнего мальчишку, буквально разнесенного на куски крупнокалиберными пулями, и сказал:
— Да, да, конечно… Мне там, в лесу, даже показалось, что у него сломана пара ребер…
Нордунк понимающе улыбнулся и хотел что-то сказать, но тут в кабинет вошел новый персонаж. Хэмфри Батлер. Судя по его лучезарному, сияющему виду (от болотной грязи Хэмфри успел отчиститься) — произошло нечто неординарное, но приятное.
— Шериф… Шериф… — Не в силах что-либо еще сказать, он жестом Сайта-Клауса водрузил на стол увесистый сверток. Торопливо разорвал бумагу.
Все, даже Корнелиус своим единственным работоспособным глазом, уставились на добычу Хэмфри. На столе, тускло поблескивая металлом, лежали челюсти. Огромные стальные челюсти с длинными ручками-рычагами сзади.
— Трейлер старый… Тот оторванный лист, помните… Я подумал… — Хэмфри сбивчиво объяснял, как он нашел тайник под полом трейлера Корнели-уса, как изъял, с протоколом и свидетелями, сие устройство…
Почти никто не слушал Батлера. Молдер попробовал было подсчитать бесчисленные стальные зубы — и сбился. Но и без того было ясно, что лежащая на столе вещь идентична челюстям с распечатки Скалли. Челюстям тримаглодона, ископаемой акулы.
ЭПИЗОД 3
Хэммет, поселок неподалеку от истока Трэйк-Ривер, 26 июля 2002 года, 23:07
Небольшое кафе. Интерьер не блещет изысками. Тесно, накурено, шумно. Посетители — курортные рабочие-сезонники, все чернокожие. Расслабляются после трудового дня. Хэммет — в рабочей синей блузе — выглядит среди них своим. Как и другие, он пьет, смеется, шутит… Но больше всего — слушает.
Время идет, посетители постепенно расходятся. Завтра — опять на работу. Наконец в зальчике остается один Хэммет. Подходит к стойке.
Над стойкой висит портрет какого-то здоровенного и мордатого афро-американца — а то даже и афро-африканца — в роскошно-аляповатом мундире, увешанном орденами. По поводу портрета здесь иногда возникают споры: изображает ли он известного в прошлом певца Поля Робсона в роли адмирала Отелло или же еще более известного императора-людоеда Бокассу? Бармен, он же владелец заведения, в таких случаях от комментариев воздерживается.
Хэммет смотрит на портрет, на бармена — это пожилой негр, в волосах сквозит седина. Внушительной фигурой он чем-то напоминает изображение над головой.
— Зачем ты пришел, Сэмми? — спрашивает хозяин. — Конечно, твой отец был мне другом, но… Я слышал, ты работаешь в полиции. А сюда ходят разные люди, и некоторые очень не любят полицейских…
— Эти люди меня не интересуют, — жестко говорит Хэммет. — Меня интересуют лишь два человека: Вайсгеры. И я хочу кое-что о них узнать.
Хозяин понимающе кивает. На его лице желание помочь.
— Спрашивай, — говорит он коротко.
— Рыбзавод. Что там происходит? Многие нити ведут туда, я слышал обрывки нескольких интересных разговоров, но главного так и не понял: Вайсгеры решили его вновь запустить? Или…
— Непонятно, — вздыхает хозяин. — Весной, перед началом сезона, наметилось там какое-то оживление. Люди приезжали, не здешние, что-то там делали… Наши — те, кто помнил про неплохие заработки на заводе, — ходили, спрашивали: не будет ли работы… Нет, говорят, завод закрыт и открываться не собирается… Чем там занимались эти люди — не знаю. Но системы охраны подновили и забор подлатали.
— И что потом?
— Тишина, Сэмми. Но пару-тройку раз, уже летом, я видел, как там горит свет.
— Видел — и?..
— Сэмми, все живущие здесь знают — не стоит без нужды совать нос в дела Вайсгеров. Хорошо, если лишишься только носа…
Хэммет ненадолго задумывается, потом спрашивает:
— В каких именно корпусах завода горел свет? Летом, по ночам?
— В морозильном и в рыборазводном — знаешь, где большие такие бассейны?
Хэммет кивает, после утренней беседы с профессором Лу он раздобыл и внимательнейшим образом изучил план завода.
— Как я понимаю, — говорит детектив, — теперь на территорию свободно не попасть?
Хозяин внимательно и печально смотрит на пего. Ему совсем не хочется отвечать. Но именно он, один из четверых, остался в тот далекий день на берегу — стеречь одежду друзей, зашедших в воду на пляже для белых. И он говорит:
— Ну, это смотря кому… Разные есть тропинки…
Десять минут спустя
Прежде чем уйти, Хэммет кивает на портрет над стойкой:
— И все-таки кто это? Робсон или Бокасса? — Он слышал обрывок очередного спора завсегдатаев на эту тему.
Губы хозяина кривит неприятная усмешка.
— Бокасса, Сэмми, император Бокасса. Он любил говорить, что белые лучше черных в одном-единственном случае — когда их подают к столу тушеными со спаржей и бататами…
Три часа спустя
Рыбзавод. Нигде ни огонька. Корпуса безмолвно сереют во мраке. Тишину нарушает лишь плеск воды, скатывающейся по водосбросу плотины.
Канал, соединяющий рыборазводный цех с Трэйк-Ривер. У самой поверхности скользит черная тень — бесшумно. Ее движения не видны, лишь угадываются. Впереди преграда — частая сетка, перекрывшая канал. Тень исчезает, ныряет. Через короткое время появляется снова — позади преграды. Очевидно, под поверхностью в сетке есть разрыв. Бетонный парапет у самого цеха. Тень подтягивается и оказывается на нем. Это человек в черном гидрокостюме и с аквалангом.
Аквалангист стягивает акваланг, маску, ласты, отстегивает грузовой пояс. Теперь видно, что это Хэм-мет. Он прячет снаряжение в невысоких, редких кустиках — неважное укрытие, но по ночному времени сойдет. Движется вперед, в руке — большой фонарь, похожий на дубинку, пока не включенный.
Рыборазводный цех. Мощный луч фонаря раздвигает тьму. Белое световое пятно скользит по полу, по стенам. Вид у помещения заброшенный — пыльно, грязно. Хэммет внимательно исследует бассейны для разведения рыбы — они идут уступами, уровень каждого нового ниже предыдущего.
Бассейны тоже давно позаброшены — в них ни капли воды, на дне валяются кучи старого мусора. Лишь последний, самый нижний, заполнен водой до краев. Дальний его конец перекрыт воротами-шлюзом, за ними — выход в канал, соединяющий завод с рекой и озером. Когда-то здесь, в самом большом и глубоком искусственном водоеме цеха, обитали самые крупные рыбы, прежде чем быть выпущенными в Трэйклейн.
А теперь?
Луч фонаря пытается пробиться сквозь толщу воды, достигнуть дна — безуспешно. Освещенная белесым мертвенным светом глубина выглядит загадочной и мрачной. Хэммету кажется, что по поверхности бассейна пробежала рябь — хотя ветра в цеху быть не может. Хэммет отступает от воды, осматривается. Здесь, возле последнего бассейна, явно что-то делали — и недавно. В углу груда пустых распакованных ящиков разного размера — новых, чистых. Хэммет осматривает их — ничего, ни надписей, ни какой-либо маркировки.
Луч света неожиданно выхватывает кучу какого-то тряпья на полу — и она кажется одеждой. Окровавленной.
Хэммет подходит — настороженный, напружиненный, рука тянется к бедру — там видна рукоять ножа. Облегченно вздыхает. Ветошь, обычная промасленная ветошь… Но — свежая. Среди тряпок что-то поблескивает. Хэммет нагибается, поднимает небольшую металлическую деталь, недоуменно вертит в руках. Затем оттягивает плотно прилегающий к телу ворот гидрокостюма — и бросает деталь внутрь.
Чуть позже
Рефрижераторный цех. Хэммет стоит у дверей огромной холодильной камеры. Камера явно пребывает в рабочем состоянии. Видно, как влага из теплого воздуха цеха конденсируется на двери, собирается мелкими капельками — они соединяются в более крупные и скатываются по черному холодному металлу двери — словно чьи-то слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Скалли парировала:
— Кроме знакомств среди литейщиков, вам заодно стоит разыскать и знакомых археологов Корнелиуса. Я провела поиск в Сети — пробный, ввиду нехватки времени, — и почти сразу натолкнулась на изображение челюстей тримаглодоиа. С вероятностью девяносто процентов они совпадают с этими.
— Что это за зверь — тримаглодон? — удивился шериф. — Никогда не слышал.
— Ископаемая акула. Жила здесь сто двадцать миллионов лет назад. Скелеты тримаглодонов до сих пор встречаются в осадочных породах.
— Здесь? В озере? — еще больше удивился Кай-зерманн.
— Нет, миллионы лет назад здесь было море, — объяснила Скалли.
— Ну пусть Корнелиус и расскажет, откуда у него эти ископаемые зубы, — вмешался Вешбоу. — Заодно пусть объяснит, зачем и куда он исчезал в ночь перед убийством Косовски. Исчезал до утра. Исчезал, создавая у окружающих впечатление, что остается на месте.
Молдер вопросительно посмотрел на Кайзерман-на. Тот поморщился и коротко пересказал историю промашки Хэмфри Батлера. Потом тяжело поднялся и сказал:
— Ладно, пора идти колоть подозреваемых. А насчет доказательств не беспокойтесь. У меня есть свидетель. Как говорили раньше — коронный свидетель.
Трэйк-Бич, офис шерифа Кайзерманна, 25 июля 2002 года, 19:49
По лицу миссис Беркович текли ручейки из смеси слез и остатков косметики. Но признавать свою вину вдова не желала категорически.
Да, она встретила и полюбила молодого человека. Да, встречалась с ним тайком от мужа. С каких пор это по законам США стало преступлением? К смерти мужа и исчезновению сына никакого отношения она не имеет, она провела эти два часа в объятиях Дэви… Да, никто, кроме него, подтвердить это не может.
Слезы катились. Диктофон крутился, записывая перемежаемые всхлипываниями показания. Стенли Кохер, помощник окружного прокурора, вежливо задавал вопросы. Кайзерманн и Молдер слушали. Допрос шел по кругу.
Вдруг шериф поднялся, оперся кулаками о стол и рявкнул:
— А теперь отвечайте мне! О чем вы говорили с Дэвидом: Корнелиусом утром десятого июля в помещении бывшей прачечной трейлервилля?!
— К-к-какой прачечной? Я не знаю никакой прачечной… У нас есть стиральная машина, и…
— Не отпираться! — Шериф с размаху впечатал в стол какую-то бумагу. — Это ваше заявление о краже! О краже кулона — золотой цепочки с сапфиром! Вы два часа изводили меня, вопя, какие жулики ваши соседи! И требовали найти похищенное!
Он сделал паузу и заговорил по-другому — тихо, вкрадчиво:
— Ваш кулон нашли. На полу в бывшей прачечной, о которой вы якобы ничего не знаете. Нашли через несколько мшгут после вашего разговора с Корпел иусом… Разговора, в котором вы обсуждали убийство мужа!!! — Последние слова шериф прокричал.
— Никто не мог слышать наш… Я вообще пс знаю никакой прачечной! — Миссис Беркович тоже сорвалась на крик.
— Вы были не наедине, — сказал Кайзермапн устало. — Там находился еще один человек, вы его не видели, но он видел и слышал вас. Вам напомнить детали разговора? Как вы называли мужа «рога-тсньким козликом»? Как говорили, что акваланг лучше не брать напрокат, а купить милях в сорока отсюда, а потом выбросить? Как…
В этот момент миссис Беркович прорвало. Предыдущие рыдания казались слабым дождичком на фоне последовавшего тайфуна. Из истеричных выкриков, которые порой можно было разобрать, следовало: она ничего не делала, это все Дэви, она просто поговорила с ним в сослагательном наклонении — что будет, если муж вдруг утонет при купании, но если Дэви что-то и предпринял в этом направлении, то она ничего не знает, не знает, не знает…
Уставший от ее воплей шериф вышел из кабинета, сделав знак Молдеру. В коридоре сказал:
— Отлично. С этими се показаниями можно браться всерьез за Корпелпуса. Плюс рассказ моей свидетельницы…
— Простите, шериф, но что это за таинственная свидетельница, возникающая в самый нужный момент в заброшенных прачечных?
— Вешбоу раскопал, этот парень, когда надо, умеет-таки рыть землю… Интересно, какой ему идет процент от невыплаченных страховок? Свидетельница — соседка Берковичей по трейлервиллю. Девчонка семнадцати лет. Прятала от родителей в примыкающей к прачечной комнатушке пакет с тра… хм-м… с личными гигиеническими принадлежностями. Услышала, как входят люди. Испугалась, подумала, что родители, затаилась. А потом постеснялась выйти — «милый Дэви» тут же со всем прилежанием приступил к делу. Удовлетворил подругу по полной программе. В результате девчонка услышала и последовавший разговор. А потом подобрала свалившийся в пылу страсти кулон. Ладно, Молдер, пошли посмотрим, что там с Корнелиусом…
— Вы успели порадовать мистера Вайсгера полной реабилитацией Биг-Трэйка?
— Пока нет. Успеется. Позвоню, когда получим полное признание…
Левый глаз Дэвида Корнелиуса заплывал огромным синяком. Кровь сочилась из разбитых губ и стекала по подбородку.
— Молчит? — спросил шериф.
— Молчит, — подтвердил Нордуик, разглядывая две свежих ссадины на костяшках пальцев.
— Что это с ним? — поинтересовался Молдер, показывая на лицо арестованного.
— Как что? — удивился скромно сидевший в углу Вешбоу. — Он же оказал бешеное сопротивление там, в лесу, просто бешеное… Вы не помните, Молдер?
Молдер вспомнил — не лес, не сопротивление, а семнадцатилетнего мальчишку, буквально разнесенного на куски крупнокалиберными пулями, и сказал:
— Да, да, конечно… Мне там, в лесу, даже показалось, что у него сломана пара ребер…
Нордунк понимающе улыбнулся и хотел что-то сказать, но тут в кабинет вошел новый персонаж. Хэмфри Батлер. Судя по его лучезарному, сияющему виду (от болотной грязи Хэмфри успел отчиститься) — произошло нечто неординарное, но приятное.
— Шериф… Шериф… — Не в силах что-либо еще сказать, он жестом Сайта-Клауса водрузил на стол увесистый сверток. Торопливо разорвал бумагу.
Все, даже Корнелиус своим единственным работоспособным глазом, уставились на добычу Хэмфри. На столе, тускло поблескивая металлом, лежали челюсти. Огромные стальные челюсти с длинными ручками-рычагами сзади.
— Трейлер старый… Тот оторванный лист, помните… Я подумал… — Хэмфри сбивчиво объяснял, как он нашел тайник под полом трейлера Корнели-уса, как изъял, с протоколом и свидетелями, сие устройство…
Почти никто не слушал Батлера. Молдер попробовал было подсчитать бесчисленные стальные зубы — и сбился. Но и без того было ясно, что лежащая на столе вещь идентична челюстям с распечатки Скалли. Челюстям тримаглодона, ископаемой акулы.
ЭПИЗОД 3
Хэммет, поселок неподалеку от истока Трэйк-Ривер, 26 июля 2002 года, 23:07
Небольшое кафе. Интерьер не блещет изысками. Тесно, накурено, шумно. Посетители — курортные рабочие-сезонники, все чернокожие. Расслабляются после трудового дня. Хэммет — в рабочей синей блузе — выглядит среди них своим. Как и другие, он пьет, смеется, шутит… Но больше всего — слушает.
Время идет, посетители постепенно расходятся. Завтра — опять на работу. Наконец в зальчике остается один Хэммет. Подходит к стойке.
Над стойкой висит портрет какого-то здоровенного и мордатого афро-американца — а то даже и афро-африканца — в роскошно-аляповатом мундире, увешанном орденами. По поводу портрета здесь иногда возникают споры: изображает ли он известного в прошлом певца Поля Робсона в роли адмирала Отелло или же еще более известного императора-людоеда Бокассу? Бармен, он же владелец заведения, в таких случаях от комментариев воздерживается.
Хэммет смотрит на портрет, на бармена — это пожилой негр, в волосах сквозит седина. Внушительной фигурой он чем-то напоминает изображение над головой.
— Зачем ты пришел, Сэмми? — спрашивает хозяин. — Конечно, твой отец был мне другом, но… Я слышал, ты работаешь в полиции. А сюда ходят разные люди, и некоторые очень не любят полицейских…
— Эти люди меня не интересуют, — жестко говорит Хэммет. — Меня интересуют лишь два человека: Вайсгеры. И я хочу кое-что о них узнать.
Хозяин понимающе кивает. На его лице желание помочь.
— Спрашивай, — говорит он коротко.
— Рыбзавод. Что там происходит? Многие нити ведут туда, я слышал обрывки нескольких интересных разговоров, но главного так и не понял: Вайсгеры решили его вновь запустить? Или…
— Непонятно, — вздыхает хозяин. — Весной, перед началом сезона, наметилось там какое-то оживление. Люди приезжали, не здешние, что-то там делали… Наши — те, кто помнил про неплохие заработки на заводе, — ходили, спрашивали: не будет ли работы… Нет, говорят, завод закрыт и открываться не собирается… Чем там занимались эти люди — не знаю. Но системы охраны подновили и забор подлатали.
— И что потом?
— Тишина, Сэмми. Но пару-тройку раз, уже летом, я видел, как там горит свет.
— Видел — и?..
— Сэмми, все живущие здесь знают — не стоит без нужды совать нос в дела Вайсгеров. Хорошо, если лишишься только носа…
Хэммет ненадолго задумывается, потом спрашивает:
— В каких именно корпусах завода горел свет? Летом, по ночам?
— В морозильном и в рыборазводном — знаешь, где большие такие бассейны?
Хэммет кивает, после утренней беседы с профессором Лу он раздобыл и внимательнейшим образом изучил план завода.
— Как я понимаю, — говорит детектив, — теперь на территорию свободно не попасть?
Хозяин внимательно и печально смотрит на пего. Ему совсем не хочется отвечать. Но именно он, один из четверых, остался в тот далекий день на берегу — стеречь одежду друзей, зашедших в воду на пляже для белых. И он говорит:
— Ну, это смотря кому… Разные есть тропинки…
Десять минут спустя
Прежде чем уйти, Хэммет кивает на портрет над стойкой:
— И все-таки кто это? Робсон или Бокасса? — Он слышал обрывок очередного спора завсегдатаев на эту тему.
Губы хозяина кривит неприятная усмешка.
— Бокасса, Сэмми, император Бокасса. Он любил говорить, что белые лучше черных в одном-единственном случае — когда их подают к столу тушеными со спаржей и бататами…
Три часа спустя
Рыбзавод. Нигде ни огонька. Корпуса безмолвно сереют во мраке. Тишину нарушает лишь плеск воды, скатывающейся по водосбросу плотины.
Канал, соединяющий рыборазводный цех с Трэйк-Ривер. У самой поверхности скользит черная тень — бесшумно. Ее движения не видны, лишь угадываются. Впереди преграда — частая сетка, перекрывшая канал. Тень исчезает, ныряет. Через короткое время появляется снова — позади преграды. Очевидно, под поверхностью в сетке есть разрыв. Бетонный парапет у самого цеха. Тень подтягивается и оказывается на нем. Это человек в черном гидрокостюме и с аквалангом.
Аквалангист стягивает акваланг, маску, ласты, отстегивает грузовой пояс. Теперь видно, что это Хэм-мет. Он прячет снаряжение в невысоких, редких кустиках — неважное укрытие, но по ночному времени сойдет. Движется вперед, в руке — большой фонарь, похожий на дубинку, пока не включенный.
Рыборазводный цех. Мощный луч фонаря раздвигает тьму. Белое световое пятно скользит по полу, по стенам. Вид у помещения заброшенный — пыльно, грязно. Хэммет внимательно исследует бассейны для разведения рыбы — они идут уступами, уровень каждого нового ниже предыдущего.
Бассейны тоже давно позаброшены — в них ни капли воды, на дне валяются кучи старого мусора. Лишь последний, самый нижний, заполнен водой до краев. Дальний его конец перекрыт воротами-шлюзом, за ними — выход в канал, соединяющий завод с рекой и озером. Когда-то здесь, в самом большом и глубоком искусственном водоеме цеха, обитали самые крупные рыбы, прежде чем быть выпущенными в Трэйклейн.
А теперь?
Луч фонаря пытается пробиться сквозь толщу воды, достигнуть дна — безуспешно. Освещенная белесым мертвенным светом глубина выглядит загадочной и мрачной. Хэммету кажется, что по поверхности бассейна пробежала рябь — хотя ветра в цеху быть не может. Хэммет отступает от воды, осматривается. Здесь, возле последнего бассейна, явно что-то делали — и недавно. В углу груда пустых распакованных ящиков разного размера — новых, чистых. Хэммет осматривает их — ничего, ни надписей, ни какой-либо маркировки.
Луч света неожиданно выхватывает кучу какого-то тряпья на полу — и она кажется одеждой. Окровавленной.
Хэммет подходит — настороженный, напружиненный, рука тянется к бедру — там видна рукоять ножа. Облегченно вздыхает. Ветошь, обычная промасленная ветошь… Но — свежая. Среди тряпок что-то поблескивает. Хэммет нагибается, поднимает небольшую металлическую деталь, недоуменно вертит в руках. Затем оттягивает плотно прилегающий к телу ворот гидрокостюма — и бросает деталь внутрь.
Чуть позже
Рефрижераторный цех. Хэммет стоит у дверей огромной холодильной камеры. Камера явно пребывает в рабочем состоянии. Видно, как влага из теплого воздуха цеха конденсируется на двери, собирается мелкими капельками — они соединяются в более крупные и скатываются по черному холодному металлу двери — словно чьи-то слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21