Раньше он подрезал растительность на лице, но потом бросил, убедившись в невозможности заниматься этим ежедневно. Жест сей, унаследованный от Одмассэна, вызвал в альве целую лавину воспоминаний, и, погребенный под нею, Ренкр на время позабыл о действительности.
Из задумчивости его вывел шум за спиной, приведший к слабой вибрации двери. Оная вибрация передалась телу, альв понял, что за дверью кто-то есть. Ренкр вскочил и забарабанил в дверь кулаками.
Его услышали. Удивленные голоса родились и приблизились, щелкнул замок, дверь отворилась.
— Вот уж кого не ожидал! — воскликнул Андрхолн. — Вылечил?
— Вылечил, — ответил, улыбнувшись, Ренкр. — Впустишь?
— Как не впустить? — хмыкнул начальник стражи. Но тут же какая-то тяжелая мысль отразилась в его глазах и кончики усов повисли, словно тоже расстроились от этой печальной мысли.
— Что-то не так?
— А? Ничего. Просто умер один знакомый — ты его не знаешь.
— Жаль, что умер, — искренне сказал парень. — Кто?
— Его звали Монн.
— Монн?!
— Ты знал его?
— Да. Как, впрочем, и тебя, Андрхолн. Однажды ты уже впустил меня в селение через эту самую дверь. Вместе с Мнмэрдом и Одмассэном.
— Тогда с ними был еще долинщик по имени Ренкр, — медленно проговорил начальник стражи. — Но он умер в котловане льдистых змей.
— Как видишь, не умер.
— Вижу. Теперь вижу, — кивнул старый вояка. — С возвращением, приятель!
— Спасибо. — Они обнялись, хлопнули друг друга по спине.
— Так что же здесь произошло? — спросил наконец Ренкр.
— Монна убили.
— Кто?
— Да так… — Андрхолн опустил взгляд.
Стоявший рядом стражник помоложе опасливо покосился на Ренкра.
— Кто? — спросил тот снова.
Андрхолн вздохнул:
— Долинщики.
«Конечно, он же должен был пойти в Хэннал, чтобы переговорить о мире. Но как же так?»
— Как же так?
— Да вот так, — нахмурился Андрхолн. — Сам узнаешь.
— Где мне искать Одмассэна? — спросил альв.
— В Пещере Совета. Там нынче все собрались. И мы бы были, да Одинокий попросил пойти подежурить.
— Спасибо. — Ренкр кивком подозвал Скарра, и они побрели коридором к Пещере.
Сейчас селение не выглядело, как раньше, вымершим. Да, как и прежде, по пути почти не встречались горяне и факелы горели лишь в самых важных местах
— но теперь тут воцарилась скорбь. Она ощущалась везде, во всем, словно наполнила собою воздух, заставила по-иному плясать лепестки огня, тоскливее висеть шкуры на входах.
После всего случившегося на вершине Горы и в ее Сердце не узнать сие чувство было невозможно. Ренкр узнал. И Скарр, с которым они переглянулись,
— Скарр, судя по выражению глаз и носа, тоже узнал.
Странники добрались до Пещеры Совета и здесь услышали гул, сотрясавший эту скорбную тишину. Скамьи в пещере оказались заняты горянами, и, хотя оставалось достаточно свободных мест, было заметно, что тут собралось почти все селение.
Там, где раньше сидели за столом члены Совета, теперь древним деревом возвышался Одмассэн. А рядом с ним вещал, швыряя слова в толпу, некто, Ренкру незнакомый. То есть, может быть, он когда-то и видел это лицо, но лишь мельком и уж точно — не запомнил ни имени, ни обстоятельств встречи.
Теперь долинщик изучал узкое лицо, с маленькими куцыми усиками над верхней губой, с бородкой клинышком, с узкими искривленными губами, смотрел в блестящие, черные (точно два таракана) глаза с короткими ресницами, смотрел и чувствовал, что все это несет ему — и не только ему — неминуемую гибель.
Они с троллем тихонько вошли и, стараясь не привлекать лишнего внимания, примостились на ближайшей скамье. В отличие от достопамятного дня суда над паломниками стражников у входа не было, так что долинщику и Скарру удалось пробраться внутрь почти незамеченными. Кое-кто из горян повернул головы, чтобы взглянуть на вошедших, но тут же снова обратили свое внимание на говорящего.
— Этому нужно положить конец! — твердил оратор. — Это не может продолжаться и дальше. Мы послали к ним парламентера, нашего мудрого, безобидного Монна, а они, вместо того чтобы выслушать его, подняли на старика оружие! Если это не открытый вызов нам, то что тогда? А мы, в очередной раз втянувши головы в плечи, откажемся от справедливой мести обидчикам?! Опять будем мерзнуть в этих пещерах, опять женщины будут тревожиться долгими ночами, вернутся ли живыми с охоты их мужья, сыновья, братья, внуки? Опять существовать в этих грязных коридорах, существовать подобно червям и знать, что наши дети, может быть, уже не смогут позволить себе есть три раза в день и зажигать факелы у входа в пещеру, потому что припасы к тому времени закончатся, а новым… откуда ж им взяться?
А в долине, где много места, где могли бы жить все мы, — там предпочитают плевать нам в лицо! Сколько можно терпеть?! Сколько?!
Вы спросите меня: как нам быть?! Ты хорошо говоришь, Кэнхад, — скажете вы, хорошо говоришь, но что за твоими словами? Что нам делать? Я отвечу вам. Что вы делали, когда льдистые змеи приползали ко входам в селение и пытались проникнуть внутрь? Что вы делали, когда они нападали на ваших детей? Вы убивали тварей, чтобы не умереть самим. Вот он, величайший закон мироустройства: убивать, чтобы не быть убитым! Следуйте же ему, слышите, горяне! — следуйте, ибо иначе вам суждено погибнуть — нам суждено погибнуть! Не знаю, как другие, а я хочу жить; и хочу, чтобы дети мои тоже жили — и жили бы при этом счастливо!
Все находившиеся в пещере восторженно закричали в едином порыве — действовать, чтобы добыть для своих детей этот сочный, заманчивый кусок счастья, так красочно описанный Кэнхадом.
— Слова, недостойные того, чтобы их произносили в подобный день! — громко и отчетливо выговорил Одмассэн, доселе молчавший. — Сегодня мы похоронили Монна, так можно ли сегодня…
— Ты прав, — с поклоном прервал вэйлорна Кэнхад. — Поэтому пускай все, кому небезынтересна судьба собственного селения, завтра приходят после утренней трапезы сюда, в Пещеру, и мы решим, как нам быть.
С этими словами он спрыгнул с возвышения и направился к выходу. Его тотчас окружила группа альвов средних лет — было видно, что он — их вожак и все они преданы ему душой и телом. Остальные тоже начали понемногу расходиться.
Только Одмассэн все так же возвышался в центре Пещеры, провожая уходящих долгим тяжелым взором.
Долинщик был поражен тем, что кто-то совершенно посторонний позволил себе так говорить, а Одинокий разрешил это делать — по крайней мере, молчал так долго. Еще больше Ренкра расстроило то, что именно долинщики оказались виновны в смерти Монна (хотя он все еще надеялся, что последнее — лишь ошибка, недоразумение, неправильно понятое стечение обстоятельств).
Ренкр дождался, пока большая часть горян покинет Пещеру, и начал спускаться вниз, к Одинокому. Тот все еще стоял недвижимый и думал о чем-то своем. Звук шагов долинщика вывел Одмассэна из состояния задумчивости. Он рассеянно посмотрел вверх и увидел того, кого, наверное, сейчас ожидал увидеть менее всего.
— Ты?! — не сказал — выдохнул он, изумленно поднимая кверху седые брови.
— Да. Я же обещал вернуться.
— Ты слышал все, что говорилось? — помрачнел Одинокий.
— Нет, не все, но мне хватило и того, — сказал Ренкр. — Что ты намереваешься делать с этим?
— Пойдем, — молвил вэйлорн, опуская взгляд к полу. — Пойдем, поговорим. Скарр, ты с нами?
— Да. Если можно.
— Создалась такая ситуация… В общем, Скарр поживет некоторое время в селении, — завершил Ренкр.
Одинокий задумчиво кивнул.
Они вышли из Пещеры Совета и направились по Центральному коридору к жилищу Одмассэна.
— Вот что, — сказал он немного погодя. — Вот что. Когда вы уходили, я говорил, что тебе не стоит раскрываться до тех пор, пока ты не вернешься. Извини, парень, но тебе не стоит раскрываться и сейчас. Слишком неустойчиво положение, этот Кэнхад может знатно попортить нам кровь. Так что подожди пока.
— Но если спросят? Я же уходил лечиться — и вот, вернулся. Что тогда? И Андрхолну я открылся, — добавил Ренкр.
— С Андрхолном я поговорю. А насчет всего остального — так ведь нынче не до тебя будет, о тебе никто и не вспомнит, никто и внимания не обратит. Если, конечно, ты не станешь его привлекать специально — внимание.
— Не стану, — пообещал долинщик.
— Вот и отлично. Скарр поживет у меня, а ты, наверное, захочешь отправиться к Вдовой. А теперь приготовься рассказывать.
— Успеется, — отмахнулся парень. — Ты ведь и так понял, что все получилось. Лучше поведай, что это за Кэнхад такой и чего он хочет.
— Кэнхад, — проговорил Одмассэн так, словно в рот попало что-то мерзкое. — Этот альв давно уже не дает мне покоя. Он любит властвовать, но во власти ему нравится в первую голову то, что сам он сможет иметь привилегии и управлять другими. Все бы ничего, но Кэнхад нашел себе единомышленников среди молодежи да воинов и все время твердит им одно — пора идти войной на долинщиков. И он выбрал очень удобный момент, чтобы попытаться захватить власть. А в том, что он собирается сделать именно это, я ни секунды не сомневаюсь.
— Да, а что случилось с Монном?
— Не знаю.
— Как?!
— Да вот так. — Одмассэн дернул себя за бороду. — Не знаю. Пойдем, я покажу тебе. Только сначала оставите у меня свои вещи, чтобы не носиться с ними.
Так и сделали. Скарр пожелал остаться в пещере Одмассэна, он устал и был несколько расстроен происходящим. Горянин же и долинщик снова выбрались в коридор, и Одинокий повел его в ту часть, где Ренкр почти не бывал.
Тут оказалось на удивление чисто, факелы горели ярко, а с потолка не свешивалась паутина, уже ставшая привычным атрибутом коридоров селения. И еще — здесь на стенах проступали какие-то надписи. Поначалу Ренкр не обратил на них внимания, потому что буквы на самых первых стерлись и стали еле различимы, но чем дальше они шли, тем большую четкость приобретали эти слова. И вскорости альв понял, что видит своеобразные могилы всех, кто когда-либо жил в селении. Ведь очень часто горяне погибали так, что тела их не оставалось, и поэтому кто-то придумал сей способ увековечения погибших — записывать на стенах коридора имена и даты смерти. Для тех же, чьи тела оставались в руках соотечественников, существовал специальный Переход, выводивий к маленькой равнинке, размером в несколько пещер, — там и хоронили покойных. Но делали это, просто закапывая тело в землю, а на стенах коридора все равно оставляли соответствующую запись.
Коридор Памяти был ровным, его конец терялся где-то вдали, и казалось, что у тоннеля нет конца и он тянется через всю Гору. Разумеется, это была лишь иллюзия. Записи пестрели, одна за другой они морщинами вечности пролегли в камне, храня в себе самое ценное, что остается от альва после смерти, — память.
Табличка Монна находилась почти в самом конце коридора — как выяснилось, предел все-таки существовал. Ренкр подумал о том, что предпримут горяне после, когда больше не останется места и писать будет негде. Наверное, найдут новый подходящий коридор. А может, им будет совсем не до табличек.
Долинщик и вэйлорн остановились у надписи, которая должна была хранить в себе память о Монне. Ренкр протянул руку и прикоснулся пальцами к шероховатой поверхности камня. Почему-то показалось, что глубокие желобки, прорезавшие породу, чуть тепловаты. Перед внутренним взором предстал образ бывшего военачальника и учителя Ренкра. Он улыбнулся молодому долинщику и кивнул, узнавая. Это, казалось бы, малозначительное воспоминание внезапно рассеяло грусть, терзавшую душу Ренкра с тех пор, как он узнал о смерти старого горянина. Он тоже улыбнулся и кивнул своему видению. Образ Монна исчез.
«Вот и попрощались». Ренкр опустил руку и повернулся к Одмассэну:
— Так что же все-таки произошло?
Одинокий яростно дернул себя за бороду, растерянно посмотрел на выдранный клок седых волос и иронически хмыкнул, словно дивясь самому себе — «старый что малый».
— Да не знаю я! — вымолвил он с болью в голосе. — Отыскали его наши добытчики со стрелой в боку, он еще жив был, но так ничего и не сказал. Помер у них на руках.
— Тогда почему все решили, что это сделали долинщики? — удивился Ренкр, волнуясь и стараясь обуздать свое волнение. — Может быть…
— Может, — угрюмо молвил Одинокий, сминая в кулаке вырванный клок бороды. — Может — да не может! Потому что послал я его в Хэннал на переговоры. Да, одного! Ибо некого было мне с ним послать. Это сейчас все змеи передохли и благодать настала, так что те, кто только и умеет, что держать в руках оружие, от безделья начали мутить народ, — а тогда каждый оставался на счету. Он Переходами беспрепятственно должен был почти до самой долины добраться. А дальше — идти-то всего ничего. Он ведь отправился туда не сразу после выздоровления, я не пустил, велел отлежаться. Отлежался и пошел. А нашли старика со стрелой в боку, у самого Перехода. Времени прошло порядочно, я и велел охотникам, чтобы, помимо прочего, поискали его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57