- Там, возле ихтиологической станции, самое лучшее место...
Сердце у Сашки сладостно екнуло: глянуть на место своей будущей работы хотелось.
- Слышь, дядь Жень, а когда мы к начальству пойдем?
- Не сегодня, - улыбнулся дядька, и Сашка мысленно матюгнулся: он не любил, когда люди уходят от прямого ответа на прямой вопрос.
Они промчались по городу, выскочили на трассу и, действительно, обогнув Шаманку, свернули с шоссе и спустились на каменистую грунтовку. Машину сразу стало дико трясти, и Сашка, в борьбе за целостность головы и противоположной ей точки опоры, даже не заметил, как они выехали на обрывистый берег довольно полноводной реки - не чета Шаманке.
- На этой реке ихтиологи в основном и работают, - пояснил дядька.
Сашка привстал - и засмотрелся. Река была превосходна! Он бы здесь работал и работал. А потом они выехали на просторную, поросшую низкой, всё еще зеленой травой поляну, и он увидел станцию во всей ее красе.
Собственно «красу» из множества широких цветных лент и бантов соорудили выехавшие вперед последователи. Но и сама одноэтажная беленая станция была хороша. И только он вознамерился к ней пройти, как из ближайшей рощицы на микроавтобус ринулась толпа.
- Учитель приехал! - радостно завизжали дядькины ученики.
Сашка потрясенно огляделся: их здесь было как саранчи!
- Дорогу Учителю!
Зазвучал шаманский бубен, или что там у них, и Сашку и дядьку оторвали от земли и подняли на руки.
- Вы что делаете?! - испуганно заорал Сашка. - Не надо меня трогать! Щекотно же! Ай!
- Дорогу Учителю! Дорогу Наследнику! - невзирая на захлебывающиеся Сашкины вопли и отчаянное сопротивление, взывали ученики. - Дорогу!
Перед глазами поплыли цветные пятна, и извивающийся в руках своих мучителей Сашка сообразил, что прямо перед ним выстроился сдвоенный ряд разновозрастных теток, и как только их подносили ближе, ряд распадался на две части, пропуская несущих Учителя и Сашку мужиков. И те, кто оставался позади, снова забегали вперед, чтобы еще и еще раз поприветствовать Учителя и его племяша. И все это происходило столь стремительно, что Сашка просто не успевал ничего сообразить.
- Хватит! - умоляюще попросил он. - Ради всего святого! Я уже не могу!
И тогда народ схлынул, и Сашка потрясенно сморгнул и обнаружил себя сидящим на алой шелковой подушечке слева от дяди Жени.
- Славься, Сила! - звонко провозгласил кто-то невидимый.
- Сла-авься, Си-ла! - нестройно подхватили десятки пронзительных женских голосов.
- Храни нас, Сила! - громко запел тот же звонкий голос, и на этот раз грозно и могуче отозвались мужики:
- Храни-и нас, Си-ла!
Сашка панически глянул на дядьку и увидел: его глаза пьяны от счастья.
«Во, бред! Ну, я попал!»
У него и в мыслях не было оказаться на слете религиозной самодеятельности, да еще в таких масштабах. А тем временем действие разворачивалось всё круче. Кто-то вполголоса подал нужную команду, и женщины, восторженно завизжав, похватали, как всегда, дефицитных мужиков, мгновенно образовали колонну и под всё тот же тревожный рокот бубна начали изображать нечто среднее между «ручейком» и хороводом. Ни дать ни взять «РСУ № 4 на майских праздниках после пятого дополнительного рейса за спиртным».
- Людям нравится, - заметив Сашкино настроение, легонько ткнул его в бок дядька. - А где они еще так разгрузятся?
- Просто я еще трезвый, - отшутился Сашка и поправил под собой выскальзывающую шелковую подушечку.
Ему доводилось видеть, как умеют гулять трудовые коллективы: было дело, ездил с отцом. Ничего не скажешь, круто зажигали. Видел он и массовый выезд на природу прихожан одной из новомодных импортных церквей. Почти то же самое, только на трезвую голову: и бег в мешках, и семейные эстафеты... Есть что-то в человеке, что делает его счастливым, когда он безудержно резвится вместе с себе подобными. Что-то первобытное, дремучее... Вот и здесь...
- Бум! Бум! Бум!
Сашка насторожился. Теперь то, что происходило здесь, всё менее напоминало народное гулянье. Ритм бубна участился, и люди начали беспорядочно касаться друг друга, сходиться лицом к лицу и снова расходиться, у некоторых в руках оказались цветные тряпки, и всё это мелькало, вспыхивало и крутилось, да так, что в глазах начинало плыть.
- Бум! Бум! Бум!
Сашка сделал над собой усилие и собрался. Он не знал, кто и когда всё это придумал, но «хореограф» определенно знал законы психики: переполни «оперативную память», и человек погрузится в транс. Так делают цыганки, беспрерывно касаясь и многоголосо окликая попавшего в круг «клиента». Они знают: когда число окликов и касаний превысит пороговый уровень, человек и назовет свое имя, и вытащит кошелек, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает. Просто потому, что он уже не в состоянии переварить такой наплыв разнородной информации.
Сашка укусил себя за язык и напрягся.
- Расслабься, Сашок, - тихо рассмеялся дядька. - Сейчас это закончится.
«Фиг тебе, а не расслабься!» - мысленно скрутил ему дулю Сашка и краем глаза увидел, как дядька поднимает руку.
И, подчиняясь этому жесту, всё вмиг стихло, а люди отхлынули, образовав обширную пустую площадку в центре поляны.
В ушах звенело.
- Гена, давай! - крикнул дядька.
На просторной поляне тут же появились мужики с дымящимися ведрами. Они опорожняли ведра прямо на траву и стремительно убегали за пределы поляны, чтобы в считанные секунды объявиться вновь. Сашка пригляделся - в ведрах алели угли. В воздухе тревожно повеяло дымком.
- Сила! Сила! Сила! Сила! - загудел многоголосый хор.
- Гена, пошел! - выкрикнул дядька, и на поляну выскочил маленький босой мужичок.
Он переминулся с ноги на ногу, поймал ритм и вскочил ногами на угли. Секунд пять потоптался и отпрыгнул в сторону. Сашка обомлел.
- Сила! Сила! Сила! Сила! - громыхали сидящие на земле ряды.
И, словно из ниоткуда, на поляну начали выскакивать худосочные парни и зрелые женщины, совсем юные девчонки и дородные крепкие мужики, и все они хоть на пару секунд, но становились босыми ступнями прямо на угли.
- Сила! Сила! Сила! Сила! - ритмично ухал хор.
- Бум! Бум! Бум! Бум! - через такт с этим уханьем эхом вторил бубен.
И всё это происходило всё быстрее и быстрее, накал возрастал, и люди даже переставали сходить с углей и яростно, исступленно перетирали полыхающее алым заревом огнище босыми ступнями.
- Хоп! - крикнул дядька, и всё распалось. Наступила такая тишина, что стало слышно, как шумит река, трескаются и поют угольки, а неподалеку жадно хватает ртом воздух молоденькая девчонка, почти ребенок. И Сашка вдруг тихо рассмеялся и осознал, что уже не хочет этому сопротивляться.
Дальше всё покатилось как по маслу. Рослая, в хорошем теле женщина ничуть не хуже Секи показала, как следует протыкать свои щеки спицей, кто-то что-то глотал, кто-то что-то куда-то засовывал, и Сашка смеялся от страха и охал от восторга вместе со всеми. А затем снова начались эти странные, словно скопированные из телепередач о новогвинейских племенах танцы, и спустя час или около того народ отрывался на всю катушку. Беспорядочно и неудержимо.
- Сила! Сила! Сила! Сила!
И давно уже сдавшийся этому азартному духу Сашка вскочил и включился в действо. Он кричал, подскакивал, толкался, потрясал сунутым кем-то ему в руку цветным тряпьем, трижды пробежал по углям, а затем упал обратно на «тронное место» и хлопал, ободряюще улюлюкал и визжал от восторга вместе с остальными, и никогда он не был счастлив больше, чем здесь и сейчас.
Он сбросил с себя всё сумасшедшее напряжение четырех безумных дней, всю невысказанную агрессию, весь так и не преодоленный до этого момента страх, все сомнения и зажимы, всё, что так мешало ему дышать полной грудью и жить на всю катушку - как раньше...
А потом дядька поднял руку - и всё стихло.
- Я хочу представить общине своего Наследника, - ясно и отчетливо произнес он.
Сашка сидел рядом, слушал и осознавал, что в нем больше нет ни желания протестовать, ни жажды покрасоваться. В нем вообще не было никаких желаний.
- И это не просто мой Наследник. Это Наследник Силы. Вы слышали?
- Да-а-а-а!!! - многоголосо откликнулись горы.
- Тогда идите и получите то, за чем пришли.
Люди мгновенно выстроились в огромную змеистую очередь, начали подходить к ним, и дядька сдержанно и с чувством глубокого достоинства представлял каждого, а Сашка смотрел в эти черные - от растекшихся на всю радужку зрачков - глаза, возлагал на подставленные головы свои ладони, и тогда происходило нечто, что выходило за пределы его понимания. Потому что он физически чувствовал эти протекающие сквозь ладони потоки чего-то неведомого. И когда последний человек подошел к руке и получил то, в чем нуждался, дядька поднял руку:
- А теперь пусть подойдут апостолы.
К ним тихо скользнули двенадцать самых близких дядькиных учеников.
- Я хочу, чтобы вы знали, - тихо, но внятно произнес дядька. - Его право решать, принимать власть над общиной или не принимать, когда придет срок. Но когда он этого захочет, это будет не только его воля, но и воля Силы.
- Да, Учитель, - хором произнесли апостолы.
- А теперь оставьте нас одних.
Апостолы тихо и несуетно поднялись и растаяли в темноте.
Дядька встал и снова сел, только теперь прямо напротив Сашки - глаза в глаза. И Сашка провалился в эти монгольские глаза и всем своим существом осознал, что ничего этого на самом деле нет - ни этих сопок, ни этой реки, ни дядьки, ни даже его самого. А есть лишь одно: многоголосо отдающийся от Пустоты и бесконечно умножающийся в Нигде образ Силы.
Форма Силы...
Бессмысленный ярлычок с надписью «Сила»...
А вот теперь и его нет.
И тогда земля дрогнула и поплыла.
Сначала прошел краткий проливной дождь. Затем град. Снег...
Сашка сидел напротив дядьки и смотрел в его освещаемое молниями и потому мгновенно меняющееся лицо и ощущал, как буквально пронизывают их обоих эти нескончаемые прихотливые потоки неведомой энергии, способные смести с лица Земли не только города, но и материки. Только разреши...
Но они игнорировали эту мощь, позволяя потокам течь свободно, так, как это было велено изначально. И только поэтому оставаясь выше них. Больше них. И даже как-то невыразимо сильнее...
А потом наступила красота.
Сашка смотрел на проглядывающие сквозь белый снег черные пятна камней, на всполохи ушедшей за тридевять земель грозы - и не мог насмотреться. Он ясно ощущал, как пронизывает его тонко вибрирующая в каждом уголке его живущего и дышащего тела эта вселенская гармония.
Появилась мысль о том, что надо бы спросить, что это значит. И дядька увидел его мысль и, не размыкая уст, ответил:
- Это и есть Сила. Ты уже получил ее.
«Как я мог этого не хотеть?!»
Часть вторая
БОЙ БЕЗ ПРАВИЛ
Он очнулся от холода. Попытался встать - и не смог. Захотел ругнуться, и губы издали нечто жалобное и невнятное. Сашка икнул и уперся руками в снег, и с рук, плеч и даже сзади со спины с хрустом посыпалась вниз толстенная ледяная корка. Он с трудом встал на четвереньки и огляделся. Вокруг, насколько хватало взгляда, виднелся лишь белый снег с пятнами черных камней да черное небо с обрывками редких светлых туч. Сверху сыпалась мелкая снежная крошка.
- Дядь Жень... - позвал он и едва расслышал свой голос.
Сашка прокашлялся, чувствуя, как содрогается всё его промерзшее нутро, но второй раз кричать передумал. Собрал в кулак оставшиеся силы и со стоном поднялся на ноги. Развернулся к темнеющей окнами ихтиологической станции и враскачку, проваливаясь чуть ли не по колено, побрел к ней.
Дошел. Толкнул дверь и заглянул. Темно. Пахло мышами и запустением.
- Вы че, мужики? Где вы? - просипел он.
Ответа не было.
Сашка бессильно матюгнулся, с трудом пообламывал примерзший к волосам снег и, падая и проваливаясь, побрел к трассе. Он помнил, что, если пройти порядка полутора километров, она должна быть. Слева шумела река, под ногами скрипел влажный снег, шелестела о куртку сдуваемая то ли с деревьев, то ли с вершины сопки снежная крошка, сипло вырывался изо рта воздух - и всё. Ни звуков, ни света, ни людей.
«Вот козлы!» - на всякий случай ругнулся он, хотя понимал: без веских причин его бы здесь одного не оставили. И то, что вокруг не проглядывалось ни следа, заставляло подозревать, что с неба просто-напросто спустилась огромная летающая тарелка и всех общинников, за единственным исключением в лице Никитина А. И., засосали внутрь для антигуманных и давно запрещенных международными конвенциями опытов.
Сашка попытался восстановить в памяти момент, когда он отключился, и не смог. Он лишь помнил, что происходило нечто грандиозное, из разряда тех событий, которые запоминаются на всю жизнь. Кажется, дядька диктовал какие-то инструкции, но ни содержания оных, ни даже смысла их в голове не осталось. Только вспыхивали перед глазами яркие картинки роскошной зимней грозы да пронизывало всё тело чувство совершенной заледенелости.
Он открыл глаза и осознал, что никуда не идет, а так и стоит по колено в снегу, не в силах пошевелиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44