..
На Кузнецова было страшно смотреть.
-- Сколько их... -- пролепетал полковник.
Возле горловины цистерны закипел настоящий водоворот. Или
крысоворот? Называйте как хотите. С визгом и писком зверьки
рвались внутрь. Я даже не предполагал, что моя выдумка окажется
такой действенной.
Прошли томительные полчаса. Крысиное извержение, грозившее
захлестнуть все вокруг, наконец иссякло. Кузнецов вытер взмокший
лоб.
-- Закрывайте, -- с видимым облегчением приказал он.
Лязгнула массивная стальная крышка, заверещали ржавые толстые
винты, и крысиная армия оказалась в плену.
Я глубоко вздохнул и выключил динамики. Терпеть не могу
классическую музыку.
-- Смотрите-ка, одна уцелела, -- весело скаля зубы, Ерофей
показал на улепетывающую крысу.
-- Черт с ней, - благодушно ответил полковник. Победа
моментально вернула ему душевное равновесие. Он с
удовлетворением поглядел на цистерну, из которой долетал
разноголосый вой. -- И куда я их теперь дену? Какие на этот счет
последуют указания, товарищ генерал?
Я пожал плечами.
-- Удивляюсь вам, полковник. Можно подумать, что вы сами не в
состоянии принять решение. Этак кое-кто решит, что вы не
соответствуете должности. -- Нужно же отомстить ему за доносы.
Пусть поволнуется.
Кузнецов слегка побледнел.
-- Я распоряжусь.
-- Конечно. Я свою задачу выполнил, база избавлена от
диверсантов.
-- Ясно. Но разрешите спросить: как вам удалось заманить их в
эту банку?
-- Я применил сразу два приема. Первый -- классические
образцы. Вспомните крысолова из Гаммельна. Конечно, не обошлось
без доли везения. Тяга к прекрасному у этих крыс оказалась
настолько велика, что они клюнули на первую же предложенную
мелодию. А второй... Я вспомнил, что говорил мой разведчик. Это
банда крыс-амазонок. Я рискнул поверить в это.
-- И что?
-- Опять-таки, помогло знание классической литературы. Жаль,
полковник, что вам в академии кроме Строевого Устава никаких
других книг иметь не позволяли. Как Тезею удалось справиться с
непобедимыми дотоле амазонками?
-- Как? -- Кузнецов смотрел на меня собачьими глазами.
-- Очень просто. Тезей женил их.
-- И что?
-- На запись флейтовых мелодий я наложил вопли крысаков-самцов
во время брачных игр.
-- О-о...
-- Подготовьте "Вихрь" к пробному полету, -- приказал я.
-- Вы настолько уверены? -- не сдавался полковник.
-- Да. Я готов сам встать в конце взлетной полосы.
Когда голова Главного Маршала вынырнула из рамки голо, у меня
вырвался невольный возглас удивления. Голо?.. Ох,
проговорился-таки. Ведь не даром все время опасался, что
разболтаю какую-нибудь важную государственную тайну. Как раньше
просто было писать подобные мемуары. Написал "Теоретик
Космонавтики" -- и все понятно. Кому положено -- прочитает
"Циолковский", кому не положено -- увольте. Видишь
"Главный Конструктор" -- сразу млеешь от сопричастности
к Наивысшим Государственным Секретам. Только узкий круг Самых
Посвященных усмехается, они-то знают, что Королева звали Сергеем
Павловичем. Промелькнул "Первый Космонавт"... Ах, да...
Я совсем забыл, что Гагарина не засекретили. Упущение, стоило.
Впрочем, я немного отвлекся. Голо... Кажется, голографию уже не
считают военной тайной. Так вот, на базе всюду стояли
голографические приемники. Очень удобно и крайне эффективно, хотя
первое время оторопь берет при виде работающей установки.
Ниоткуда возникает размытое голубоватое свечение слегка
напоминающее растрепанный ватный ком.
В этом коме появляется коричневый зародыш, постепенно
приобретающий форму человеческой головы. Голова медленно
розовеет... И тебе начинает мерещиться, что здесь произошло
жуткое преступление. Недаром первую установку прозвали Иоанном
Крестителем. Чтобы научиться разговаривать с человеческой головой,
свободно плавающей в воздухе, необходимо изрядное самообладание.
Впрочем, я снова отвлекся. Что меня поразило -- пропали
знаменитые кустистые брови. Зачем он их отклеил? Сразу много
проиграл во внешности, стал каким-то заурядным. Я узнал его
только по проницательным глазам, испытующе пронизывающим меня.
Откуда я знаю Главного Маршала? Так ведь это именно он,
замаскированный под генерал-лейтенанта, вербовал меня на работу.
-- Как мне доложили, вы закончили очистку территории базы от
чужеродных элементов и внедрившейся вражеской агентуры?
-- Так точно, товарищ маршал.
-- И первые полеты прошли благополучно.
-- Так точно.
Он попытался нахмуриться, не получилось. Тогда спросил:
-- Готовы ли вы к выполнению дальнейших заданий?
-- Всегда готов! -- звонко крикнул я.
-- Дело в том, что не только наземная база пострадала от
неприятельских диверсий. Тринадцатого, -- он подчеркнул это
число, -- начали поступать тревожные сообщения с орбитальных
баз. -- Маршал многозначительно умолк. -- Сейчас я раскрываю вам
важнейшую военную тайну, за разглашение которой вы будете
расстреляны без суда и следствия. Учтите, не спасут ни погоны,
ни заслуги. Для обеспечения безопасности государства и
поддержания на должном уровне боеспособности Ракетных Войск
Стратегического Назначения, разумеется минимально достаточном, ни
на йоту выше, мы были вынуждены приступить к реализации программы
"Трезубец". Только сумасшедший или предатель может
говорить о каком-то разоружении. Строительство общего дома,
фундамент которого успешно заложил незабвенный Иосиф
Виссарионович, идет стремительными темпами, но пока далеко от
завершения. И требовать в такое время ослабления наших оборонных
усилий было бы изменой Родине! -- Маршал патетически сверкнул
глазами. -- Мы не допустим ослабления нашего ядерного потенциала
возмездия либо его технической устарелости. Именно для его
совершенствования была разработана программа "Трезубец".
На орбиту были выведены три боевые станции: "Сварог",
"Перун" и "Хорс". Они вращаются на
геостанционарной орбите над жизненно важными центрами
потенциального агрессора и несут на борту ракеты с термоядерными
боеголовками. Если только они посмеют... Мы врага разобьем малой
кровью, могучим ударом! -- Он немного успокоился и продолжил: --
Но, как вы понимаете, даже упоминать о них нельзя. Для всех это
объекты Москва-997, -998, -999. Понимаете?
Чего ж тут странного? Если сейчас, пребывая в знойных степях, я
на самом деле находился в Москве-777, то почему бы остальным
почтовым отделениям не крутиться на орбите? Оттуда до Москвы,
по-моему, даже ближе.
-- Значит, на этих станциях тоже началась какая-то чертовщина?
-- Совершенно верно, вы подобрали исключительно точное
определение -- чертовщина. Неполадки, которые не объясняются
никакими техническими причинами. Все механизмы и агрегаты
станции исправны -- и тем не менее отказывают. А еще начинаются
видения... Феномены... -- Он произнес это слово с ударением на
втором слоге.
-- Значит, я должен лететь туда и разобраться?
-- Нет. Вы обязаны лететь и устранить все препятствия нашим
миротворческим усилиям.
-- Слушаюсь, -- с деланным энтузиазмом отозвался я. Воистину --
дай черту палец, он и руку оттяпает. Не стоило соглашаться даже
на самый маленький шажок к работе с КГБ. Уже запрягли в оглобли
и понукают. Лететь в черные бездны мне не улыбалось. Но как
точно я все предвидел! Вспомнить бы, чего я тогда еще
напророчил, что меня еще ждет? А пока...
Приказ есть приказ!
"ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ТОРФЯНЫХ БОЛОТ..."
Оставшиеся до отлета дни были до предела заполнены самыми
различными хлопотами. Первой в списке числилась станция
"Сварог", та самая, которая страдала от видений. Или
привидений. Командир станции чего-то недоговаривал. Боялся.
Готовиться следовало на земле, с орбиты за всяким пустяком,
забытым по рассеянности, просто так не сбегаешь, приходилось
волочь с собой несколько контейнеров. Ерофей, например,
потребовал телегу различных прутьев. Да-да, не удивляйтесь,
подобно Кузнецову. Любой захудалый волхв отлично знает силу
омелы, орешника, папоротника. Мы второпях этого с собой не взяли
и были вынуждены сейчас летать в ближайшие леса, собирать.
Я готовился немного по-другому. Поскольку нечисть, судя по белым
лицам командиров станций, буйствовала особенно сильная и
нахальная, я решил взять с собой ручной пулемет с хорошим
запасом патронов. Сами понимаете -- с серебряными пулями.
Главный Маршал поморщился, когда я выставил счет, однако расходы
утвердил.
Потом пришла телега осиновых кольев для заколачивания в могилы
вурдалаков и упырей... Кузнецов только рукой махнул. Везти дрова
на орбитальную станцию?! Никогда! Я предложил ему очистить
станции самому. Он сдался.
Тем временем Зибелла безуспешно разыскивал рыжую крысу, чтобы
перемолвиться с ней накоротке парой словечек. Но та словно
сквозь землю провалилась, подземный лабиринт опустел -- духу
крысиного не осталось...
А потом начались предполетные тренировки. Лучше всех переносил
невесомость и перегрузки Зибелла. Зато управление
"Вихрем" по причине малости роста никому из моих
товарищей не далось. Ерофей к современной технике вообще
неспособен -- он путал авиагоризонт со спидометром... Поэтому
мне предстояло трудиться одному за всех.
Взлетели мы без происшествий. В глубине души у меня не
переставал копошиться червячок сомнения, занудливо точил: а
вдруг... Но загрохотали могучие двигатели, нас со страшной силой
вдавило в кресла, даже кости захрустели. Чудовищная мощь
"Вихря" ощущалась с первой секунды разбега.
За толстым стеклом иллюминаторов желтизна степи почти мгновенно
сменилась белизной облаков. Но мы и моргнуть не успели, как
белый цвет превратился в прозрачный голубой, сияющий
бирюзовый... Всего один вдох -- и голубизна смешалась с
чернотой, превращаясь в глубокий фиолетовый цвет. Конечно, под
прессом перегрузок вдох был достаточно долгим, но
калейдоскопическая быстрота перемен заставляла голову идти
кругом. Вот только солнце каким было, таким и осталось. Палить
еще более свирепо ему было не под силу.
Зибелла чувствовал себя неуютно -- пищал и бился. Но постепенно
увеличивающееся ускорение плотно припечатало его к креслу рядом
со мной. Ерофей только недовольно бурчал себе под нос и что-то
ощупывал за пазухой. Оно и понятно. В некотором роде он являлся
персоной нематериальной, сущности не имеющий, хотя и вполне
осязаемой. Поэтому он лишь ворчал да с явным интересом
поглядывал в иллюминатор.
Голубизна окончательно пропала, небо стало угольно-черным. Я
поспешно зажмурился. С детства не люблю бездонные провалы,
шахты, колодцы и тому подобное. Все время кажется, что вот-вот
ноги подкосятся, и я полечу, истошно вопя, в засасывающую
бездну.
Это довольно утомительно -- смотреть в потолок на протяжении
всего полета, но человек с сильной натренированной волей
способен на такое. Вот и я не отрывался от изучения плафонов.
Лишь когда пилот известил, что мы приближаемся к станции, я
рискнул выглянуть в иллюминатор.
Боевая орбитальная станция "Свароr" была первой, которую
мне привелось посетить, поэтому я смотрел во все глаза.
Сначала из бездонной черной пучины вынырнула сверкающая голубая
точка, регулярно брызгающая пронзительными зелеными
сполохами. Точка постепенно росла. Когда она приобрела заметные
для глаза ширину и высоту, я различил, что по поверхности
голубого шарика пробегают дрожащие черные полосы. По мнению
Ерофея это немного напоминало атмосферу Юпитера, только
переведенную в голубую часть спектра. Я даже руками всплеснул,
пораженный энциклопедическими познаниями домового.
Шарик тем временем превратился в сложную конструкцию, медленно
вращающуюся вокруг своей оси -- этим и объяснялось размеренное
мелькание света и теней. Наш корабль подошел к станции вплотную,
и я смог наконец разглядеть одно из лезвий "Трезубца" во
всей его грозной красе.
Основой станции была колоссальная труба длиной не менее
километра и диаметром более ста метров. Она казалась карандашом,
просунутым в бублик -- вокруг центральной трубы обвивался
исполинский многогранный тор.
Именно он сверкал и мельтешил за счет бесчисленных
ребер, выступов, иллюминаторов, антенн. На верхний конец
стержня был наложен гигантский кубик ангара, матово-голубой,
светящийся с успокаивающей мягкостью. Его верхняя плоскость
имела два больших прямоугольных люка, размерами превышающих
самый крупный из грузовых кораблей, не то что наш крохотный
десантный катер. На люках красовались цифры "1" и
"2". Для катеров предназначались другие причалы -- на
боковых поверхностях кубика я заметил крышки аппарелей. Одна из
них откинулась, и в проеме торчал острый нос катера. Нижний
конец трубы был постом управления. Красный шар опоясывало
ребристое черное кольцо, на котором, как патроны в пулеметной
ленте, были укреплены многочисленные цилиндры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
На Кузнецова было страшно смотреть.
-- Сколько их... -- пролепетал полковник.
Возле горловины цистерны закипел настоящий водоворот. Или
крысоворот? Называйте как хотите. С визгом и писком зверьки
рвались внутрь. Я даже не предполагал, что моя выдумка окажется
такой действенной.
Прошли томительные полчаса. Крысиное извержение, грозившее
захлестнуть все вокруг, наконец иссякло. Кузнецов вытер взмокший
лоб.
-- Закрывайте, -- с видимым облегчением приказал он.
Лязгнула массивная стальная крышка, заверещали ржавые толстые
винты, и крысиная армия оказалась в плену.
Я глубоко вздохнул и выключил динамики. Терпеть не могу
классическую музыку.
-- Смотрите-ка, одна уцелела, -- весело скаля зубы, Ерофей
показал на улепетывающую крысу.
-- Черт с ней, - благодушно ответил полковник. Победа
моментально вернула ему душевное равновесие. Он с
удовлетворением поглядел на цистерну, из которой долетал
разноголосый вой. -- И куда я их теперь дену? Какие на этот счет
последуют указания, товарищ генерал?
Я пожал плечами.
-- Удивляюсь вам, полковник. Можно подумать, что вы сами не в
состоянии принять решение. Этак кое-кто решит, что вы не
соответствуете должности. -- Нужно же отомстить ему за доносы.
Пусть поволнуется.
Кузнецов слегка побледнел.
-- Я распоряжусь.
-- Конечно. Я свою задачу выполнил, база избавлена от
диверсантов.
-- Ясно. Но разрешите спросить: как вам удалось заманить их в
эту банку?
-- Я применил сразу два приема. Первый -- классические
образцы. Вспомните крысолова из Гаммельна. Конечно, не обошлось
без доли везения. Тяга к прекрасному у этих крыс оказалась
настолько велика, что они клюнули на первую же предложенную
мелодию. А второй... Я вспомнил, что говорил мой разведчик. Это
банда крыс-амазонок. Я рискнул поверить в это.
-- И что?
-- Опять-таки, помогло знание классической литературы. Жаль,
полковник, что вам в академии кроме Строевого Устава никаких
других книг иметь не позволяли. Как Тезею удалось справиться с
непобедимыми дотоле амазонками?
-- Как? -- Кузнецов смотрел на меня собачьими глазами.
-- Очень просто. Тезей женил их.
-- И что?
-- На запись флейтовых мелодий я наложил вопли крысаков-самцов
во время брачных игр.
-- О-о...
-- Подготовьте "Вихрь" к пробному полету, -- приказал я.
-- Вы настолько уверены? -- не сдавался полковник.
-- Да. Я готов сам встать в конце взлетной полосы.
Когда голова Главного Маршала вынырнула из рамки голо, у меня
вырвался невольный возглас удивления. Голо?.. Ох,
проговорился-таки. Ведь не даром все время опасался, что
разболтаю какую-нибудь важную государственную тайну. Как раньше
просто было писать подобные мемуары. Написал "Теоретик
Космонавтики" -- и все понятно. Кому положено -- прочитает
"Циолковский", кому не положено -- увольте. Видишь
"Главный Конструктор" -- сразу млеешь от сопричастности
к Наивысшим Государственным Секретам. Только узкий круг Самых
Посвященных усмехается, они-то знают, что Королева звали Сергеем
Павловичем. Промелькнул "Первый Космонавт"... Ах, да...
Я совсем забыл, что Гагарина не засекретили. Упущение, стоило.
Впрочем, я немного отвлекся. Голо... Кажется, голографию уже не
считают военной тайной. Так вот, на базе всюду стояли
голографические приемники. Очень удобно и крайне эффективно, хотя
первое время оторопь берет при виде работающей установки.
Ниоткуда возникает размытое голубоватое свечение слегка
напоминающее растрепанный ватный ком.
В этом коме появляется коричневый зародыш, постепенно
приобретающий форму человеческой головы. Голова медленно
розовеет... И тебе начинает мерещиться, что здесь произошло
жуткое преступление. Недаром первую установку прозвали Иоанном
Крестителем. Чтобы научиться разговаривать с человеческой головой,
свободно плавающей в воздухе, необходимо изрядное самообладание.
Впрочем, я снова отвлекся. Что меня поразило -- пропали
знаменитые кустистые брови. Зачем он их отклеил? Сразу много
проиграл во внешности, стал каким-то заурядным. Я узнал его
только по проницательным глазам, испытующе пронизывающим меня.
Откуда я знаю Главного Маршала? Так ведь это именно он,
замаскированный под генерал-лейтенанта, вербовал меня на работу.
-- Как мне доложили, вы закончили очистку территории базы от
чужеродных элементов и внедрившейся вражеской агентуры?
-- Так точно, товарищ маршал.
-- И первые полеты прошли благополучно.
-- Так точно.
Он попытался нахмуриться, не получилось. Тогда спросил:
-- Готовы ли вы к выполнению дальнейших заданий?
-- Всегда готов! -- звонко крикнул я.
-- Дело в том, что не только наземная база пострадала от
неприятельских диверсий. Тринадцатого, -- он подчеркнул это
число, -- начали поступать тревожные сообщения с орбитальных
баз. -- Маршал многозначительно умолк. -- Сейчас я раскрываю вам
важнейшую военную тайну, за разглашение которой вы будете
расстреляны без суда и следствия. Учтите, не спасут ни погоны,
ни заслуги. Для обеспечения безопасности государства и
поддержания на должном уровне боеспособности Ракетных Войск
Стратегического Назначения, разумеется минимально достаточном, ни
на йоту выше, мы были вынуждены приступить к реализации программы
"Трезубец". Только сумасшедший или предатель может
говорить о каком-то разоружении. Строительство общего дома,
фундамент которого успешно заложил незабвенный Иосиф
Виссарионович, идет стремительными темпами, но пока далеко от
завершения. И требовать в такое время ослабления наших оборонных
усилий было бы изменой Родине! -- Маршал патетически сверкнул
глазами. -- Мы не допустим ослабления нашего ядерного потенциала
возмездия либо его технической устарелости. Именно для его
совершенствования была разработана программа "Трезубец".
На орбиту были выведены три боевые станции: "Сварог",
"Перун" и "Хорс". Они вращаются на
геостанционарной орбите над жизненно важными центрами
потенциального агрессора и несут на борту ракеты с термоядерными
боеголовками. Если только они посмеют... Мы врага разобьем малой
кровью, могучим ударом! -- Он немного успокоился и продолжил: --
Но, как вы понимаете, даже упоминать о них нельзя. Для всех это
объекты Москва-997, -998, -999. Понимаете?
Чего ж тут странного? Если сейчас, пребывая в знойных степях, я
на самом деле находился в Москве-777, то почему бы остальным
почтовым отделениям не крутиться на орбите? Оттуда до Москвы,
по-моему, даже ближе.
-- Значит, на этих станциях тоже началась какая-то чертовщина?
-- Совершенно верно, вы подобрали исключительно точное
определение -- чертовщина. Неполадки, которые не объясняются
никакими техническими причинами. Все механизмы и агрегаты
станции исправны -- и тем не менее отказывают. А еще начинаются
видения... Феномены... -- Он произнес это слово с ударением на
втором слоге.
-- Значит, я должен лететь туда и разобраться?
-- Нет. Вы обязаны лететь и устранить все препятствия нашим
миротворческим усилиям.
-- Слушаюсь, -- с деланным энтузиазмом отозвался я. Воистину --
дай черту палец, он и руку оттяпает. Не стоило соглашаться даже
на самый маленький шажок к работе с КГБ. Уже запрягли в оглобли
и понукают. Лететь в черные бездны мне не улыбалось. Но как
точно я все предвидел! Вспомнить бы, чего я тогда еще
напророчил, что меня еще ждет? А пока...
Приказ есть приказ!
"ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ТОРФЯНЫХ БОЛОТ..."
Оставшиеся до отлета дни были до предела заполнены самыми
различными хлопотами. Первой в списке числилась станция
"Сварог", та самая, которая страдала от видений. Или
привидений. Командир станции чего-то недоговаривал. Боялся.
Готовиться следовало на земле, с орбиты за всяким пустяком,
забытым по рассеянности, просто так не сбегаешь, приходилось
волочь с собой несколько контейнеров. Ерофей, например,
потребовал телегу различных прутьев. Да-да, не удивляйтесь,
подобно Кузнецову. Любой захудалый волхв отлично знает силу
омелы, орешника, папоротника. Мы второпях этого с собой не взяли
и были вынуждены сейчас летать в ближайшие леса, собирать.
Я готовился немного по-другому. Поскольку нечисть, судя по белым
лицам командиров станций, буйствовала особенно сильная и
нахальная, я решил взять с собой ручной пулемет с хорошим
запасом патронов. Сами понимаете -- с серебряными пулями.
Главный Маршал поморщился, когда я выставил счет, однако расходы
утвердил.
Потом пришла телега осиновых кольев для заколачивания в могилы
вурдалаков и упырей... Кузнецов только рукой махнул. Везти дрова
на орбитальную станцию?! Никогда! Я предложил ему очистить
станции самому. Он сдался.
Тем временем Зибелла безуспешно разыскивал рыжую крысу, чтобы
перемолвиться с ней накоротке парой словечек. Но та словно
сквозь землю провалилась, подземный лабиринт опустел -- духу
крысиного не осталось...
А потом начались предполетные тренировки. Лучше всех переносил
невесомость и перегрузки Зибелла. Зато управление
"Вихрем" по причине малости роста никому из моих
товарищей не далось. Ерофей к современной технике вообще
неспособен -- он путал авиагоризонт со спидометром... Поэтому
мне предстояло трудиться одному за всех.
Взлетели мы без происшествий. В глубине души у меня не
переставал копошиться червячок сомнения, занудливо точил: а
вдруг... Но загрохотали могучие двигатели, нас со страшной силой
вдавило в кресла, даже кости захрустели. Чудовищная мощь
"Вихря" ощущалась с первой секунды разбега.
За толстым стеклом иллюминаторов желтизна степи почти мгновенно
сменилась белизной облаков. Но мы и моргнуть не успели, как
белый цвет превратился в прозрачный голубой, сияющий
бирюзовый... Всего один вдох -- и голубизна смешалась с
чернотой, превращаясь в глубокий фиолетовый цвет. Конечно, под
прессом перегрузок вдох был достаточно долгим, но
калейдоскопическая быстрота перемен заставляла голову идти
кругом. Вот только солнце каким было, таким и осталось. Палить
еще более свирепо ему было не под силу.
Зибелла чувствовал себя неуютно -- пищал и бился. Но постепенно
увеличивающееся ускорение плотно припечатало его к креслу рядом
со мной. Ерофей только недовольно бурчал себе под нос и что-то
ощупывал за пазухой. Оно и понятно. В некотором роде он являлся
персоной нематериальной, сущности не имеющий, хотя и вполне
осязаемой. Поэтому он лишь ворчал да с явным интересом
поглядывал в иллюминатор.
Голубизна окончательно пропала, небо стало угольно-черным. Я
поспешно зажмурился. С детства не люблю бездонные провалы,
шахты, колодцы и тому подобное. Все время кажется, что вот-вот
ноги подкосятся, и я полечу, истошно вопя, в засасывающую
бездну.
Это довольно утомительно -- смотреть в потолок на протяжении
всего полета, но человек с сильной натренированной волей
способен на такое. Вот и я не отрывался от изучения плафонов.
Лишь когда пилот известил, что мы приближаемся к станции, я
рискнул выглянуть в иллюминатор.
Боевая орбитальная станция "Свароr" была первой, которую
мне привелось посетить, поэтому я смотрел во все глаза.
Сначала из бездонной черной пучины вынырнула сверкающая голубая
точка, регулярно брызгающая пронзительными зелеными
сполохами. Точка постепенно росла. Когда она приобрела заметные
для глаза ширину и высоту, я различил, что по поверхности
голубого шарика пробегают дрожащие черные полосы. По мнению
Ерофея это немного напоминало атмосферу Юпитера, только
переведенную в голубую часть спектра. Я даже руками всплеснул,
пораженный энциклопедическими познаниями домового.
Шарик тем временем превратился в сложную конструкцию, медленно
вращающуюся вокруг своей оси -- этим и объяснялось размеренное
мелькание света и теней. Наш корабль подошел к станции вплотную,
и я смог наконец разглядеть одно из лезвий "Трезубца" во
всей его грозной красе.
Основой станции была колоссальная труба длиной не менее
километра и диаметром более ста метров. Она казалась карандашом,
просунутым в бублик -- вокруг центральной трубы обвивался
исполинский многогранный тор.
Именно он сверкал и мельтешил за счет бесчисленных
ребер, выступов, иллюминаторов, антенн. На верхний конец
стержня был наложен гигантский кубик ангара, матово-голубой,
светящийся с успокаивающей мягкостью. Его верхняя плоскость
имела два больших прямоугольных люка, размерами превышающих
самый крупный из грузовых кораблей, не то что наш крохотный
десантный катер. На люках красовались цифры "1" и
"2". Для катеров предназначались другие причалы -- на
боковых поверхностях кубика я заметил крышки аппарелей. Одна из
них откинулась, и в проеме торчал острый нос катера. Нижний
конец трубы был постом управления. Красный шар опоясывало
ребристое черное кольцо, на котором, как патроны в пулеметной
ленте, были укреплены многочисленные цилиндры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18