А может, и севрюга.
— Герб Бжезува знаешь? — шепнул Ендрек переминающемуся с ноги на ногу великану.
— Ну, ты как спросишь... того-этого... Плохо, когда не знал, да еще и забыл.
— Вот то-то и оно. Я тоже не знаю.
— Да чего гадать... того-этого? Наверняка полковая хоругвь.
Спешенные драгуны гурьбой вошли в шинок. Трое сразу выбежали и помчались с поручениями в разные концы села. Пан полковник, не отдыхая, принялся за дело.
— Зараз почнется... — пробурчал Хведко, седой и въедливый, как скипидар.
И верно.
Урядник и десяток рядовых быстренько согнали бездельничающих кметей в кучу, приказали стоять тихо и ждать слова пана полковника.
Ендрек едва успел шепнуть Плешке:
— Ищи пана Войцека!
Леший присел, выскальзывая из шубейки. Нырнул под ноги толпы. Селяне если и обращали внимание на него, то думали, что это пробирается чья-то большая собака. Плешка знал о людской невнимательности и ловко пользовался ею.
Студиозус еще успел разглядеть, как лесовик одним ловким прыжком перемахнул покосившийся плетень и скрылся на задах ближайшей избенки. А после всеобщее внимание привлек урядник, звонко выкрикнувший от колодезного сруба:
— Тихо, кмети!!! Пан полковник говорить будет!
Прямиком через опасливо расступающуюся толпу быстрым шагом шли шестеро драгун. Четверо — рядовые, но, скорее всего, личная охрана. А между ними...
Ендрек похолодел.
Пан полковник отличался малым ростом и нескладной фигурой. Словно сломали, смяли когда-то глиняную статуэтку, да так и оставили. Перекошенный на правый бок, рука высохла и скрючилась перед грудью — кисть согнута так, что пальцы едва не касаются предплечья.
Пан Владзик Переступа! Драгунский ротмистр, верный пес цепной самого князя Зьмитрока. Тот, кто преследовал отряд пана Войцека от Выгова до Искороста и обратно до Жорнища.
Вот ты куда нынче вознесся!
В полковники вышел.
Да уж, не зря кровь лужичанскую лил, как водицу, и в союзе с кочевниками даже город целиком вырезать не постеснялся.
Сабля, висевшая на правом боку пана Переступы, показалась студиозусу до боли знакомой. Наверняка утверждать он побоялся бы, но, скорее всего, это была сабля пана Шпары. Да-да, та самая, доставшаяся богорадовскому сотнику от деда.
Мелко мстишь, пан Владзик, мелко. За письмо, оставленное в сундуке со свинцовыми чушками, за удар кончара на берегу Луги...
Ну, надо думать, наказание князя Грозинецкого за упущенную казну не было чересчур жестоким, раз уж в полковники выбился.
А рядом с паном Переступой... Кто это?
— Нет... того-этого... не Мрыжек, — пробасил Лекса, будто шмель в ухо прогудел.
Да Ендрек и сам разглядел, что на Мржек. Но чародей точно. Кто еще мог нарядиться в черный жупан без всяких украшений и знаков различия? Шел вроде как со всеми и, тем не менее, не замечая никого. На окантованном светлой бородкой лице застыло брезгливо-высокомерное выражение.
— Колдун? — спросил жилистый Михась.
— А то? — отозвался студиозус. — Самый что ни на есть.
— Вона как... Ишь какой. Нос воротит.
— Они такие... того-этого... Манерные, во!
— А слышь, ученый человек, — зашептал Хведко, — у грозинчан колдуны на реестре али как?
— Тише вы! — цыкнул густобровый.
— Тебе не один ляд? — отозвался старик. — Так слышал, чего пытаю, ученый?
— Кто ж их знает? — чистосердечно ответил Ендрек. — В Грозине, вроде, воли чародеям побольше дают. Не утесняют. Ну, разве что податью с ремесла...
— Нет, а на воинскую службу их как? — продолжал свое Хведко.
— Ну, не знаю я, не знаю...
— Эх, а еще ученым назывался... Руттердах, грит... Екадемии всякие... Треп один, да и только...
— Кмети!!! — раздался в этот миг голос пана Переступы. Он вскарабкался не без помощи двух охранников на колодезный сруб и стоял, придерживаясь одной рукой за вочап. Чародей, стоявший рядом со скрещенными на груди руками, отвернулся, чтобы не глядеть на толпу. Но без его помощи слова полковника не прозвучали бы так громко. — Нет, не кмети... С этого дня вы вольные землепашцы. Победоносная армия князя Зьмитрока Грозинецкого пришла, чтобы освободить вас от гнета уховецких мздоимцев и стяжателей...
— Ядреный корень... — пробурчал Хведко. — Слова-то какие... Нам не понять... Вот кого сразу видно, что ученый!
— Ученый, моченый... — зло, но тихо проговорил Михась. — Я б ему колом ученость забил бы взад... Ну, это... Я...
— Да слыхали мы, слыхали, куда б ты ему ученость забил, — не сумел сдержать усмешки Ендрек.
— Вольные лужичане! — продолжал между тем Переступа. — Гляжу я на вас... Что-то вы не слишком веселые. Расправьте плечи, поднимите глаза! Нет больше ярма на ваших шеях!
— Мягко стелет... того-этого... да жестко спать, — ни к кому не обращаясь, выдохнул в бороду Лекса.
— Я понимаю, лужичане, вы озадачены. Что, мол, грозинчане на этом берегу Луги делают? Не с миром пришли, но с войною. Верно, думаете, что князь Зьмитрок обиделся на короля Юстына. Не стерпел, что из подскарбиев попросили? Ну, скажите честно — так или нет? Думаете или нет?
По толпе прокатился нестройный гул. Не понять, согласны с паном полковником кмети или нет. Но пан Владзик по-своему истолковал услышанные слова и обрывки фраз
— Вот! Что я говорил? — воскликнул он торжествующе. — Думаете... Плохо думаете о князе Зьмитроке. Не может быть Грозинецкий князь против Юстына. Ну, не может и все тут. Ибо Зьмитрок его к власти привел, поддерживал словом и делом во время элекции. Всем сердцем князь Зьмитрок с делом Золотого Пардуса. Разве может он разрушить хотя бы один шаг его продвижения? Испортить хоть день из жизни короля Юстына, друга и соратника своего, вмешаться хоть в какое-нибудь его дело? Нет! Не может такого быть и не будет никогда! Потому князь Зьмитрок и поручил мне, как и прочим полковникам войска грозинецкого раскрывать людям глаза на истину. А если кто-то будет вам иное толковать — не верьте! Не верьте ни в коем случае! Это все ложь! Ложь, против которой мы восстали вместе с такими же лужичанами, как и вы, жителями Выгова, в «желтую» ночь, ночь Золотого Пардуса.
— Во заливает... того-этого...
— А может, ядреный корень, и правда, — недоуменно протянул Хведко. — Паны, они паны и есть... Захотели — поругались, захотели — помирились. Не наших умишек дело...
— Так что все, что делает князь Зьмитрок, все, что делает войско грозинецкое, делается на благо Прилужан. Великих и Малых. Выгоним Януша Уховецкого, Автуха Хмару, Симона Вочапа и их полковников. Кто по злому умыслу действовал — накажем. Кто по глупости зло творил — пожурим и простим...
Заливистый свист, долетевший от опушки леса, раскинувшегося в полустрелище западнее от Блошиц, прервал речь пана полковника.
«Молодец Плешка, — обрадовано подумал Ендрек. — Вовремя поспел!»
— Чего там, ядреный корень? — вытянул кадыкастую шею старик. Привстал на цыпочки.
В клубах снежной пыли накатывалась на село конная лава. Искрящаяся пелена скрывала очертания коней и всадников, не давала точно прикинуть их число, а потому казалось, что атакует самое малое сотня верховых.
— Бей!
— Бей, убивай!!!
— Белый Орел!
— Вожик и Белый Орел!
— Бей!
— Шпара!
— Бей, Белый Орел!!!
Переступа очень быстро сообразил, с кем столкнулся. На его лице промелькнули последовательно растерянность, бешеная ненависть, разочарование, холодная решимость.
Грозинчанин не стал давать боя. Да и как бы он мог сопротивляться всего лишь с полусотней рассеянных по всему селу драгун?
Один из телохранителей длинно свистнул с четыре пальца. Остальные выхватили сабли.
— Эх, я их сейчас... того-этого... — Лекса торопливо пошел вперед, волоча мочугу по снегу.
Около шинка заржали кони.
Всадники приближались. Сверкали клинки, рассекая воздух.
— Бей, убивай!!!
— Белый Орел!
Пан полковник вдруг крикнул, обращаясь к чародею:
— Жги!!!
Колдун кивнул, сложил ладони перед грудью, а после с усилием, будто тетиву лука натягивал, развел их ровно настолько, чтобы проходил кулак.
Ендрек увидел — так же, как и когда грозинчане атаковали «Ласточку» — сгущающееся пламя и понял, что огненный шар ударит сейчас по шляхтичам пана Вожика. Он распахнул шубу, вытаскивая на свет маленький арбалет, приспособленный для стрельбы одной рукой — удобная штучка, раньше студиозус и не догадывался о существовании таких. Взводился арбалет очень легко — закрепленным на рукоятке рычагом, но, правда, и стрелял недалеко. Что поделаешь, оружие скорее для уличных боев, чем для сражений в поле. Ендрек схватился за рычаг, потянул...
Чародей оказался шустрее. Огненный шар все-таки полетел навстречу коникам пана Цециля. Значительной силой колдун не обладал — не чета Мржеку. Шар вышел маленьким и летел медленно. И все же успел ударить по правому крылу лавы.
Взметнулся снег, комья мерзлой земли. Один из коней споткнулся, припал на передние ноги. Всадник перелетел через его голову, покатился, выронив саблю. Следующий конь не успел отвернуть, ударил грудью упавшего собрата, взбрыкнул.
— Дурень! Шинок жги! — Злобная гримаса перекосила лицо пана Владзика.
— А?
— Шинок!
— Ага! — Волшебник мотнул головой и запустил новый сгусток пламени. На этот раз в шинок, избранный паном Переступой для себя и своей свиты.
Но Ендрек уже справился с дугой арбалета, быстро-быстро вложил бельт в желобок, выстрелил навскидку, даже не успевая толком прицелиться.
Короткая толстая стрела ударила чародея под мышку. Он охнул и огненный шар угодил в сугроб, мгновенно испарив его.
— Проклятье! — Переступа взмахнул плетью, но до корчащегося в снегу чародея не достал.
— Пан полковник! — подскакал телохранитель, ведя в поводу второго коня.
Пан Владзик прыгнул в седло.
— Э-э, нет! Стой, урод! — Лекса так рванулся, что замешкавшиеся селяне разлетелись с его пути. Над головой гигант воздел любимое оружие — дубину из цельного ствола молодого дерева.
Тем временем шляхтичи Вожика уже сцепились с грозинецкими драгунами. Ржание коней, крики людей, лязг металла все приближались к площади.
Лекса с размаху опустил дубину на круп коня одного из охранников, заслоняющего от него Переступу. Животное свалилось, придавив седока.
— Стой! — бывший шинкарь вновь замахнулся, на сей раз целясь в самого пана Владзика.
Ендрек, перезаряжая арбалет, поднял глаза и не поверил им. Полковник грозинчан совершил неуловимое движение одновременно шпорами и трензелем. Его конь подпрыгнул на месте, подгибая ноги под брюхо, и в полете распрямил задние. Подкованные копыта врезались в грудь Лексе. Тот крякнул и упал навзничь.
— Доколе же! — заорал Хведко и кинулся вперед, норовя сцапать пана Переступу голыми руками.
Телохранитель отмахнулся саблей. Небрежно, почти лениво. Старик рухнул, марая снег алыми брызгами.
Жители Блошиц заволновались, заголосили и кинулись кто куда. Некоторые, втягивая головы в плечи, юркнули прятаться по домам и хлевам, но большинство все-таки принялись разбирать на колья ближайший плетень.
Ендрек выстрелил еще раз.
Промахнулся.
— Бей, убивай! Шпара!
На колодезную площадь вылетел пан Войцек на Воронке. Он гнал впереди себя троих драгун. Одного срубил. Двое других довольно успешно отмахивались саблями.
Пан Переступа больше не ждал.
— За мной!
Пришпорив красавца-скакуна с бинтованными ногами, он рванул прочь, очертя голову. Трое телохранителей помчались следом.
За ними увязались Бичкен-аскер и молоденький шляхтич — пан Клеменц Скалка.
Аранк поравнялся с задним охранником, на ходу перебросил саблю в левую руку, ударил наотмашь. Пан Скалка изо всех сил шпорил коня, бил его по крупу плашмя саблей, но отставал, никак не мог приблизиться на длину клинка. Так они вырвались за околицу и скрылись за ближним клином леса.
«Что же там в шинке? Нечто настолько важное, что заставило грозинчан пренебречь обороной, а попытаться поджечь его... — промелькнуло в голове Ендрека. — Может, чародея порасспросить?»
Он побежал к колодцу, попутно хлопнув по плечу сидящего в снегу Лексу:
— Ты как?
— Да... того-этого... — махнул рукой здоровяк. Он дышал тяжело и с трудом ворочал головой, но выглядел целым и невредимым.
— Ребра целые?
— Не родился тот конь... того-этого...
— Ты смотри...
— Да ладно! Терпенье и труд, а один раз отрежь... того-этого...
И тут Ендрек увидел, как Михась взмахнул колом над корчащимся в снегу грозинецким колдуном.
— Эй! Погоди! Стой!
Деревяшка с сухим треском опустилась. Голова чародея дернулась и свесилась на бок.
— Что ж ты делаешь? — Студиозус схватил кметя за грудки. — Ты как мог?
— Да пошел ты! — Невысокий Михась шутя оттолкнул Ендрека. Угрожающе приподнял кол. — Заступник выискался! За грозинчан, значит?..
— Ты — дурень! Его же...
— Ах, дурень я? — оскалился селянин. — Они Хведка... саблей! А я — дурень!
Он замахнулся колом. Ендрек, вопреки всем своим привычкам (или горячка боя сказалась?) не бросился наутек, а со всей силы приложил кулаком под ложечку кметю.
Михась «гакнул» и согнулся пополам.
— Дурень ты и есть дурень, — назидательно проговорил Ендрек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50