Иными словами, расшифровать информацию.
Вопрос корреспондента болгарского еженедельника "Орбита":
- Может ли случиться, что Комиссии так и не удастся выяснить назначение космического аппарата, несмотря на все усилия и современную научно-техническую оснащенность?
Ответ академика Донкина:
- Можно вполне допустить, что задача на данном этапе окажется неразрешимой, что современный уровень науки не позволит решить космическую загадку. Но что это значит?.. Я ждал такого вопроса и теперь ответом на него хотел бы завершить пресс-конференцию, потому что, по-моему, все другие
вопросы, которые только могли быть, достаточно полно освещены... Так что же будет, если современная наука остановится перед неразрешимыми трудностями, если космический аппарат не пожелает открыть своих секретов? Что ж, тогда человечество подождет своего часа, подождет того момента, когда новые знания, приобретенные самостоятельно, помогут ему справиться и с этой задачей. И вот тогда-то, наверное, а не сейчас, если речь действительно идет о посланной нам научно-технической информации, люди окажутся более достойными того подарка, что упал с неба.
17 августа. 9 часов 10 минут - 10 часов 12 минут.
Донкин поднял руку. Этого жеста ждали: за стеклянным окном герметической камеры вспыхнул свет. Рядом с камерой засветился большой телеэкран; на нем сейчас должен был пойти уникальный телерепортаж о вскрытии ярко-желтого шара, прилетевшего неизвестно откуда. Человек в белом халате, сидящий у стекла-иллюминатора, положил пальцы на ручки управления и взглянул на Донкина.
- Начали, начали!-быстро сказал председатель международной научной Комиссии по-английски - рабочим языком Комиссии был принят английский,- и на телеэкране тотчас появилось крупное, больше натурального, изображение Посылки, лежащей на низеньком столике-подставке.
Подчиняясь человеку за пультом, к ярко-желтому шару мед ленно двинулись две механические руки. Все ближе, ближе... Стоп! Железные руки, действуя с величайшей осторожностью, с двух сторон обхватили шар и медленно стали поднимать его вверх.
Человек за пультом надел темные защитные очки.
Ярко-желтый шар теперь был точно в центре камеры. В левом углу телеэкрана появились цифры: температура внутри камеры, температура поверхности шара:
- Начали, начали, Миша! - нетерпеливо повторил Донкин.
Третья механическая рука подняла вверх плазменную горелку. Секундная пауза, и из сопла горелки вырвалась огненная струя. На цветном экране было хорошо видно, как меняется ее цвет - от красного к оранжевому, от желтого к белому. Цифры в левом углу экрана, отмечающие сотые и тысячные доли градуса - температура внутри камеры,- начали меняться, сначала неспешно, а потом все быстрее и быстрее. Пламя горелки стало узким и похожим на короткий и острый клинок кинжала. Человек за пультом-спина его словно окаменела - медленно придвигал механическую руку-манипулятор к ярко-желтому шару.
Острие пламени коснулось поверхности шара. На некоторое время клинок застыл неподвижно, затем, как показалось, он немного вошел вглубь, но впечатление было обманчивым, потому что острие его просто-напросто рассыпалось тысячью мельчайших огненных брызг.
В углу телеэкрана появился ряд нулей.
- Глубина проникновения - ноль целых, ноль десятых, ноль сотых и ноль тысячных миллиметра,- вслух прочитал Донкин, хотя о значении этих цифр знали все члены Комиссии.
Медленно, почти незаметно для глаза плазменная горелка стала перемещаться. По намеченному плану огненное острие должно было описать круг точно по диаметру шара. Затем, если это не приведет ни к чему, пламя проверит каждый квадратный миллиметр поверхности... если есть только хоть один уязвимый миллиметр.
- Глубина проникновения - ноль целых, ноль десятых, ноль сотых, ноль тысячных миллиметра,- снова вслух прочитал председатель международной научной Комиссии.- Увеличьте температуру пламени.
Горелка на несколько минут застыла в неподвижности. Пламя по-прежнему разбивалось о поверхность, не оставляя на ней
даже микроскопической царапины. Горелка стала медленно перемещаться, словно нащупывая, где же все-таки у этого шара уязвимое место.
Похоже, что его не было!
Проходили минуты, десятки минут, желтый шар поворачивался в разные стороны, пламя ощупывало каждый участок его поверхности. Председатель Комиссии вдруг почувствовал, что у него смертельно, невозможно устали ноги,- наверное, никогда в жизни - так казалось в этот момент - не испытывал он такой усталости. Горелка теперь работала на пределе мощности, но температура шара не поднялась даже на тысячную долю градуса. И ни один из квадратных миллиметров поверхности не уступил огненному ножу.
- Ладно,- сказал Донкин устало.- Сделаем короткую остановку, если члены Комиссии не против, и сменим положение исследуемого объекта.
Механическая рука с горелкой отодвинулась; пламя погасло. Теперь, через несколько минут, предстояло сделать еще одну попытку, и, вероятно, последнюю. Сейчас руки-манипуляторы опустят шар на дно камеры и сменят свое местоположение. Тогда пламя горелки пройдет по тем участкам поверхности, которые были закрыты железными "пальцами", и, может быть, именно там отыщется ахиллесова пята ярко-желтого шара... Но скорее всего ее не существует.
Шар дрогнул и стал опускаться вниз. Механические руки бережно опустили его на стол и разжались, отойдя немного в стороны. Одна из рук поднялась
повыше, другая опустилась. Потом руки снова сжали шар, повернули на девяносто градусов вокруг оси и опять разжались. Одна из рук сместилась вправо, другая влево; и они вновь потянулись к шару, чтобы теперь захватить его окончательно и снова поднять наверх, к горелке...
За всем тем, что произошло в следующий момент, никто не успел уследить: все произошло мгновенно. На низеньком столе только что лежал шар, и вот вместо него появились две половинки шара. Позже, когда видеозапись повторяли с большим замедлением, можно было /видеть, как шар некоторое время чуть покачивался на дне камеры, потом замер, а затем на его поверхности, строго по "экватору", появилась ярко-красная нить. Тут же верхняя половина поднялась в воздух, в воздухе отошла в сторону, перевернулась и мягко легла рядом с нижним полушарием. Верхняя половина была пуста, а нижняя заполнена желтого цвета Деталями самых причудливых форм, в которых на первый взгляд не было никакого порядка. Детали были кубовидными и цилиндрическими, коническими и горообразными, детали были объемными и плоскими; и, однако, во всем этом нелепом желтом нагромождении угадывался некий центр, что-то главное, потому что одна из деталей - узкая пластинка - имела другой цвет, была ослепительно красной.
Но все подробности этого внезапного превращения были увидены уже позже, позже появилась и все объясняющая версия - верная ли только? - для того, чтобы открыть шар, необходимо было просто придать ему строго определенное положение, что и сделали случайно манипуляторы; а в первое мгновение члены Комиссии молча застыли, глядя на телеэкран.
21 августа. 9 часов 03 минуты - 12 часов 30 минут.
Так вот, летел себе спокойно или стоял на месте - все относительно - эдакий космический буй внеземного происхождения, посылая куда-то и кому-то какие-то сигналы, скорее всего навигационные; но потом случилась какая-то неисправность, авария; и вот космический буй на Земле. И теперь большая группа людей не спит ночами и сбилась с ног, пытаясь найти то, чего, наверное, нет, для чего буй просто не предназначен: записанные неведомым способом, драгоценные для человечества научно-технические сведения, знания, до которых
самим землянам еще так далеко.
Есть, конечно, детально разработанная программа исследований, вот сейчас пришла пора изучить Красную Пластинку, как называет ее теперь весь мир, на атомном уровне... Но, может быть, программа - это всего лишь ряд совершенно ненужных в данном случае действий, а на самом деле необходимо что-то другое.
Донкин устало пошевелился. Он только что сел за пульт электронного микроскопа, но тело уже налилось тяжестью, пальцы рук, лежащие на кнопках, были
непослушны. Усталость накопилась за эти дни - и физическая, и душевная.
И не только от работы, от этих бесчисленных проб на намагниченность, физико-химических анализов, интроскопирования и так далее. Если в международной Комиссии полтора десятка ученых, значит, неминуемы научные споры, дискуссии, в которых сталкиваются разные мнения, концепции, разный опыт, причем нередко в пылу полемики уважаемые ученые оказываются весьма далеко от главного, от Посылки.
Но почти все члены Комиссии сходятся в одном: именно Красная Пластинка - центр Посылки, именно в ней каким-то образом зашифрована информация.
Если только она есть.
Пожалуй, всех членов уважаемой Комиссии и его самого, Константина Михайловича Донкина, можно назвать людьми весьма наивными, подумал академик, людьми, среагировавшими на цвет лишь потому, что он отличается от всего остального. Ведь никаких следов записи на Красной Пластинке нет. Нет признаков намагниченности, которую можно было бы преобразовать в электрические импульсы и попробовать понять, содержится ли в них какой-то смысл. Не дает пластинка никакого излучения. Внутри ее ничего не скрыто, материал однороден. Нет, наконец, на
пластинке и простейшей графической информации - каких-нибудь знаков, рисунков.
В глазах Донкина вдруг мелькнул веселый огонек.
Ведь не ожидали же они, в самом деле, что в Посылке окажется стандартная магнитофонная кассета, которую можно вставить в "Весну" или "Электронику", в "Сони" или "Хитачи". И что голос на русском или английском языке произнесет:
- Здравствуйте, дорогие братья по разуму! Вы от нас немного отстали, но мыслить можете, а это уже хорошо. Так что мы вас сейчас подтянем, потому что это наш долг. Во-первых...
Донкин нажал клавиши пульта. Микроскоп, конечно, был самым совершенным, новейшим, уникальным: пока два-три экземпляра такой модели на всю страну, и любой институт многое отдал бы за такое чудо.
На экране вспыхнуло изображение. Пятна, точки, какие-то полоски. Атомная структура невероятно малого кусочка неизвестно где и неизвестно зачем изготовленной Красной Пластинки, упавшей на Землю в ярко-желтом шаре. И ничего особенного не было в этом изображении, обычный, увеличенный до тех размеров, чтобы можно было увидеть глазом, атомный мир.
21 августа. 13 часов 00 минут - 13 часов 10 минут.
- Ничего нового, Константин Михайлович?
Председатель экстренной международной научной Ко миссии молча положил на стол Президента Академии наук пачку цветных фотографий.
- Первые снимки атомной структуры? Любопытно!
- Пока ничего любопытного,- ответил Донкин.
Президент разложил из фотографий небольшой пасьянс.
- Хаос... а мы надеялись, что в атомной структуре проявятся, может быть, какие-то осмысленные закономерности, так сказать, зашифровка,- проговорил он после некоторого молчания.- Впрочем, на глаз судить трудно, почти невозможно, но, судя по вашим словам...
- Конечно,- сказал Донкин,- электронный мозг уже поработал со снимками. Закономерностей никаких.
Президент встал и прошелся по кабинету из угла в угол.
- Насколько я знаю... мы с вами, Константин Михайлович, встречаемся каждый день... Насколько я знаю, все пока идет по строго намеченной программе.
- Да,- ответил Донкин.- Но мы с вами знаем также, что пока ни один из ее пунктов не принес результатов.
21 августа. 21 час 38 минут - 21 час 52 минуты.
Изображение атомной структуры Красной Пластинки, которую разворачивал электронный микроскоп, уже несколько часов подряд не исчезало с экрана. Слева направо по нему быстро двигались пятна, точки, полосы. Но оператору - с 20 часов за пультом микроскопа работал голландец Рене ван дер Киркхоф - не было необходимости смотреть на экран: цветное фотоизображение, еще более увеличенное, чем на экране, длинной лентой проходя перед глазами оператора, наматывалось на барабан. Впрочем, и за фотолентой голландец следил уже не столь внимательно, как в начале работы. Профессор был немолод, одышлив, тучен и за полтора часа устал. Говоря по правде, он не имел бы ничего против, если б его сменили - за спиной стояло достаточное количество квалифицированных русских операторов, молодых людей с хорошей реакцией и крепкими нервами. Но он сам изъявил желание сесть за пульт, отработать смену, и, значит, надо было... как это по русской поговорке?.. Назвался груздем... да-да, назвался груздем, сиди за пультом электронного микроскопа...
И именно один из этих молодых людей за спиной профессора заметил то, что ускользнуло было от его внимания.
На цветной фотокопии изображения вдруг трижды промелькнул один и тот же узор: точки и полосы складывались в орнамент с определенными закономерностями построения.
Это было похоже на позывные, за которыми должно следовать что-то еще.
1 2 3 4 5
Вопрос корреспондента болгарского еженедельника "Орбита":
- Может ли случиться, что Комиссии так и не удастся выяснить назначение космического аппарата, несмотря на все усилия и современную научно-техническую оснащенность?
Ответ академика Донкина:
- Можно вполне допустить, что задача на данном этапе окажется неразрешимой, что современный уровень науки не позволит решить космическую загадку. Но что это значит?.. Я ждал такого вопроса и теперь ответом на него хотел бы завершить пресс-конференцию, потому что, по-моему, все другие
вопросы, которые только могли быть, достаточно полно освещены... Так что же будет, если современная наука остановится перед неразрешимыми трудностями, если космический аппарат не пожелает открыть своих секретов? Что ж, тогда человечество подождет своего часа, подождет того момента, когда новые знания, приобретенные самостоятельно, помогут ему справиться и с этой задачей. И вот тогда-то, наверное, а не сейчас, если речь действительно идет о посланной нам научно-технической информации, люди окажутся более достойными того подарка, что упал с неба.
17 августа. 9 часов 10 минут - 10 часов 12 минут.
Донкин поднял руку. Этого жеста ждали: за стеклянным окном герметической камеры вспыхнул свет. Рядом с камерой засветился большой телеэкран; на нем сейчас должен был пойти уникальный телерепортаж о вскрытии ярко-желтого шара, прилетевшего неизвестно откуда. Человек в белом халате, сидящий у стекла-иллюминатора, положил пальцы на ручки управления и взглянул на Донкина.
- Начали, начали!-быстро сказал председатель международной научной Комиссии по-английски - рабочим языком Комиссии был принят английский,- и на телеэкране тотчас появилось крупное, больше натурального, изображение Посылки, лежащей на низеньком столике-подставке.
Подчиняясь человеку за пультом, к ярко-желтому шару мед ленно двинулись две механические руки. Все ближе, ближе... Стоп! Железные руки, действуя с величайшей осторожностью, с двух сторон обхватили шар и медленно стали поднимать его вверх.
Человек за пультом надел темные защитные очки.
Ярко-желтый шар теперь был точно в центре камеры. В левом углу телеэкрана появились цифры: температура внутри камеры, температура поверхности шара:
- Начали, начали, Миша! - нетерпеливо повторил Донкин.
Третья механическая рука подняла вверх плазменную горелку. Секундная пауза, и из сопла горелки вырвалась огненная струя. На цветном экране было хорошо видно, как меняется ее цвет - от красного к оранжевому, от желтого к белому. Цифры в левом углу экрана, отмечающие сотые и тысячные доли градуса - температура внутри камеры,- начали меняться, сначала неспешно, а потом все быстрее и быстрее. Пламя горелки стало узким и похожим на короткий и острый клинок кинжала. Человек за пультом-спина его словно окаменела - медленно придвигал механическую руку-манипулятор к ярко-желтому шару.
Острие пламени коснулось поверхности шара. На некоторое время клинок застыл неподвижно, затем, как показалось, он немного вошел вглубь, но впечатление было обманчивым, потому что острие его просто-напросто рассыпалось тысячью мельчайших огненных брызг.
В углу телеэкрана появился ряд нулей.
- Глубина проникновения - ноль целых, ноль десятых, ноль сотых и ноль тысячных миллиметра,- вслух прочитал Донкин, хотя о значении этих цифр знали все члены Комиссии.
Медленно, почти незаметно для глаза плазменная горелка стала перемещаться. По намеченному плану огненное острие должно было описать круг точно по диаметру шара. Затем, если это не приведет ни к чему, пламя проверит каждый квадратный миллиметр поверхности... если есть только хоть один уязвимый миллиметр.
- Глубина проникновения - ноль целых, ноль десятых, ноль сотых, ноль тысячных миллиметра,- снова вслух прочитал председатель международной научной Комиссии.- Увеличьте температуру пламени.
Горелка на несколько минут застыла в неподвижности. Пламя по-прежнему разбивалось о поверхность, не оставляя на ней
даже микроскопической царапины. Горелка стала медленно перемещаться, словно нащупывая, где же все-таки у этого шара уязвимое место.
Похоже, что его не было!
Проходили минуты, десятки минут, желтый шар поворачивался в разные стороны, пламя ощупывало каждый участок его поверхности. Председатель Комиссии вдруг почувствовал, что у него смертельно, невозможно устали ноги,- наверное, никогда в жизни - так казалось в этот момент - не испытывал он такой усталости. Горелка теперь работала на пределе мощности, но температура шара не поднялась даже на тысячную долю градуса. И ни один из квадратных миллиметров поверхности не уступил огненному ножу.
- Ладно,- сказал Донкин устало.- Сделаем короткую остановку, если члены Комиссии не против, и сменим положение исследуемого объекта.
Механическая рука с горелкой отодвинулась; пламя погасло. Теперь, через несколько минут, предстояло сделать еще одну попытку, и, вероятно, последнюю. Сейчас руки-манипуляторы опустят шар на дно камеры и сменят свое местоположение. Тогда пламя горелки пройдет по тем участкам поверхности, которые были закрыты железными "пальцами", и, может быть, именно там отыщется ахиллесова пята ярко-желтого шара... Но скорее всего ее не существует.
Шар дрогнул и стал опускаться вниз. Механические руки бережно опустили его на стол и разжались, отойдя немного в стороны. Одна из рук поднялась
повыше, другая опустилась. Потом руки снова сжали шар, повернули на девяносто градусов вокруг оси и опять разжались. Одна из рук сместилась вправо, другая влево; и они вновь потянулись к шару, чтобы теперь захватить его окончательно и снова поднять наверх, к горелке...
За всем тем, что произошло в следующий момент, никто не успел уследить: все произошло мгновенно. На низеньком столе только что лежал шар, и вот вместо него появились две половинки шара. Позже, когда видеозапись повторяли с большим замедлением, можно было /видеть, как шар некоторое время чуть покачивался на дне камеры, потом замер, а затем на его поверхности, строго по "экватору", появилась ярко-красная нить. Тут же верхняя половина поднялась в воздух, в воздухе отошла в сторону, перевернулась и мягко легла рядом с нижним полушарием. Верхняя половина была пуста, а нижняя заполнена желтого цвета Деталями самых причудливых форм, в которых на первый взгляд не было никакого порядка. Детали были кубовидными и цилиндрическими, коническими и горообразными, детали были объемными и плоскими; и, однако, во всем этом нелепом желтом нагромождении угадывался некий центр, что-то главное, потому что одна из деталей - узкая пластинка - имела другой цвет, была ослепительно красной.
Но все подробности этого внезапного превращения были увидены уже позже, позже появилась и все объясняющая версия - верная ли только? - для того, чтобы открыть шар, необходимо было просто придать ему строго определенное положение, что и сделали случайно манипуляторы; а в первое мгновение члены Комиссии молча застыли, глядя на телеэкран.
21 августа. 9 часов 03 минуты - 12 часов 30 минут.
Так вот, летел себе спокойно или стоял на месте - все относительно - эдакий космический буй внеземного происхождения, посылая куда-то и кому-то какие-то сигналы, скорее всего навигационные; но потом случилась какая-то неисправность, авария; и вот космический буй на Земле. И теперь большая группа людей не спит ночами и сбилась с ног, пытаясь найти то, чего, наверное, нет, для чего буй просто не предназначен: записанные неведомым способом, драгоценные для человечества научно-технические сведения, знания, до которых
самим землянам еще так далеко.
Есть, конечно, детально разработанная программа исследований, вот сейчас пришла пора изучить Красную Пластинку, как называет ее теперь весь мир, на атомном уровне... Но, может быть, программа - это всего лишь ряд совершенно ненужных в данном случае действий, а на самом деле необходимо что-то другое.
Донкин устало пошевелился. Он только что сел за пульт электронного микроскопа, но тело уже налилось тяжестью, пальцы рук, лежащие на кнопках, были
непослушны. Усталость накопилась за эти дни - и физическая, и душевная.
И не только от работы, от этих бесчисленных проб на намагниченность, физико-химических анализов, интроскопирования и так далее. Если в международной Комиссии полтора десятка ученых, значит, неминуемы научные споры, дискуссии, в которых сталкиваются разные мнения, концепции, разный опыт, причем нередко в пылу полемики уважаемые ученые оказываются весьма далеко от главного, от Посылки.
Но почти все члены Комиссии сходятся в одном: именно Красная Пластинка - центр Посылки, именно в ней каким-то образом зашифрована информация.
Если только она есть.
Пожалуй, всех членов уважаемой Комиссии и его самого, Константина Михайловича Донкина, можно назвать людьми весьма наивными, подумал академик, людьми, среагировавшими на цвет лишь потому, что он отличается от всего остального. Ведь никаких следов записи на Красной Пластинке нет. Нет признаков намагниченности, которую можно было бы преобразовать в электрические импульсы и попробовать понять, содержится ли в них какой-то смысл. Не дает пластинка никакого излучения. Внутри ее ничего не скрыто, материал однороден. Нет, наконец, на
пластинке и простейшей графической информации - каких-нибудь знаков, рисунков.
В глазах Донкина вдруг мелькнул веселый огонек.
Ведь не ожидали же они, в самом деле, что в Посылке окажется стандартная магнитофонная кассета, которую можно вставить в "Весну" или "Электронику", в "Сони" или "Хитачи". И что голос на русском или английском языке произнесет:
- Здравствуйте, дорогие братья по разуму! Вы от нас немного отстали, но мыслить можете, а это уже хорошо. Так что мы вас сейчас подтянем, потому что это наш долг. Во-первых...
Донкин нажал клавиши пульта. Микроскоп, конечно, был самым совершенным, новейшим, уникальным: пока два-три экземпляра такой модели на всю страну, и любой институт многое отдал бы за такое чудо.
На экране вспыхнуло изображение. Пятна, точки, какие-то полоски. Атомная структура невероятно малого кусочка неизвестно где и неизвестно зачем изготовленной Красной Пластинки, упавшей на Землю в ярко-желтом шаре. И ничего особенного не было в этом изображении, обычный, увеличенный до тех размеров, чтобы можно было увидеть глазом, атомный мир.
21 августа. 13 часов 00 минут - 13 часов 10 минут.
- Ничего нового, Константин Михайлович?
Председатель экстренной международной научной Ко миссии молча положил на стол Президента Академии наук пачку цветных фотографий.
- Первые снимки атомной структуры? Любопытно!
- Пока ничего любопытного,- ответил Донкин.
Президент разложил из фотографий небольшой пасьянс.
- Хаос... а мы надеялись, что в атомной структуре проявятся, может быть, какие-то осмысленные закономерности, так сказать, зашифровка,- проговорил он после некоторого молчания.- Впрочем, на глаз судить трудно, почти невозможно, но, судя по вашим словам...
- Конечно,- сказал Донкин,- электронный мозг уже поработал со снимками. Закономерностей никаких.
Президент встал и прошелся по кабинету из угла в угол.
- Насколько я знаю... мы с вами, Константин Михайлович, встречаемся каждый день... Насколько я знаю, все пока идет по строго намеченной программе.
- Да,- ответил Донкин.- Но мы с вами знаем также, что пока ни один из ее пунктов не принес результатов.
21 августа. 21 час 38 минут - 21 час 52 минуты.
Изображение атомной структуры Красной Пластинки, которую разворачивал электронный микроскоп, уже несколько часов подряд не исчезало с экрана. Слева направо по нему быстро двигались пятна, точки, полосы. Но оператору - с 20 часов за пультом микроскопа работал голландец Рене ван дер Киркхоф - не было необходимости смотреть на экран: цветное фотоизображение, еще более увеличенное, чем на экране, длинной лентой проходя перед глазами оператора, наматывалось на барабан. Впрочем, и за фотолентой голландец следил уже не столь внимательно, как в начале работы. Профессор был немолод, одышлив, тучен и за полтора часа устал. Говоря по правде, он не имел бы ничего против, если б его сменили - за спиной стояло достаточное количество квалифицированных русских операторов, молодых людей с хорошей реакцией и крепкими нервами. Но он сам изъявил желание сесть за пульт, отработать смену, и, значит, надо было... как это по русской поговорке?.. Назвался груздем... да-да, назвался груздем, сиди за пультом электронного микроскопа...
И именно один из этих молодых людей за спиной профессора заметил то, что ускользнуло было от его внимания.
На цветной фотокопии изображения вдруг трижды промелькнул один и тот же узор: точки и полосы складывались в орнамент с определенными закономерностями построения.
Это было похоже на позывные, за которыми должно следовать что-то еще.
1 2 3 4 5