- Держись курса! - услышал я с мостика в шлемофоне зычный голос капитана.
Я пытался, но недостаточно проворно, чтобы избежать его гнева, Скрежеща зубами, я жал пальцами на клавиши, ощущая себя ребенком, который пытается уложить кубики в «Тетрисе», а не астронавтом, опускающимся на поверхность Венеры.
- Где твое изображение? - спросил Фукс в нетерпении.
- Уже отправлено,- энергично отвечал я в духе старых фильмов об астронавтах.
Я вывел картинку на экран, прямо передо мной. Теперь я и сам увидел, отчего был так недоволен Фукс: впереди не было ничего, кроме голых скал. Раскаленных, разумеется, но это не грело душу. Экран должен был показывать осколки, место катастрофы…
Постепенно я освоился с «Гекатой» и вывел корабль на верный курс. Я еще не пользовался толкателями, мне просто не пришлось ими воспользоваться, в них не было нужды до поры до времени, пока не придется подниматься с поверхности, так что я поставил тяжелые башмаки, один на другой, чтобы легче нажимать педаль управления закрылками-плавниками. У меня уже начинали ныть икры, их сводило судорогой так, что порой хотелось взвыть. Но я держался. Все еще было впереди: и настоящая боль, и настоящая жара.
Да, это и в самом деле напоминало укрощение мустанга. «Геката» казалась строптивой лошадкой, и мне приходилось учиться управлять ею, несмотря на ее норов. Какими бы ни были неповоротливыми движения, мало-помалу я смог навести сенсоры на следы кораблекрушения. То, что я делал, оговорюсь, полетом назвать нельзя. Это напоминало медленное скольжение субмарины ко дну океана.
Сначала толком ничего нельзя было разглядеть. Все заслоняла лежавшая сверху покореженная газовая емкость «Фосфороса». Был виден только самый кончик гондолы, торчавший из-под груды металла. Гигантские проеденные насквозь секции походили на картонную коробку, в которой хранилась шляпка, изъеденная молью. Очевидно, они задержались там, в облаках, дольше, чем «Гесперос», что и привело к самым плачевным последствиям.
Спустившись ниже, я увидел на гондоле эти до боли знакомые полосы - следы нападения заоблачных паразитов. Значит, дело не в диверсии. Они так же, как и мы, до последнего момента не знали о существовании «жуков». Аэробактерии растерзали корабль моего брата буквально на лету.
Затем я заметил нечто странное. Кривые линии, пересекавшие обломки, напоминавшие следы бечевки на увязанном в багаж пакете. Интересно, что бы это могло быть? Судя по чертежам и снимкам «Фосфороса», такого там быть не могло.
Забавно.
- Сужаем круги,- распорядился Фукс.- Локализуйся в области обломков.
- Как раз это я и пытаюсь сделать,- раздраженно отвечал я.
- Не пытайся, а делай! - был ответ.
- Вы можете сменить меня, капитан, если вам не нравится мое вождение,- огрызнулся я.
Он промолчал.
По мере снижения видимость не улучшалась. Никаких новых деталей разглядеть не удалось. Воздух казался зыбким, как марево, от высокой температуры внизу. К тому же давление атмосферы было таким сильным, что мне казалось, я смотрю сквозь линзу океанических глубин. Все казалось выпуклым, изогнутым, обманчиво близким. Того и гляди выплывет какое-нибудь чудовище и поведет из стороны в сторону рыбьей зубастой головой.
Вскоре я все же понял, что передо мной передняя секция гондолы. Она лопнула, как пережаренная колбаса, обнажив развороченные внутренности. Всюду виднелись зловещие следы аэробактерий, как пятна гари. Но внутренности выглядели странно пустыми.
Внезапный призрак надежды посетил меня, когда я увидел, что отсек со спасательными капсулами пуст. Неужели Алексу удалось выбраться?
Может быть, он успел достичь орбиты, катапультировавшись?
Затем я сообразил, что никакой разницы, в общем-то, не было: ведь со времени гибели «Фосфороса» прошло уже три года. Он все равно не смог бы выжить на орбите. К тому же никаких сообщений с маяка спасательной капсулы не поступало, и радиосообщений тоже.
И тут вопрос отпал сам собой: я увидел капсулу. Она откатилась на несколько десятков метров и остановилась у раскаленной скалы размером с пригородный особняк.
Еще я заметил все те же странные линии, пересекавшие скалу, а от нее переходившие и на спасательную капсулу. Они были слишком длинными и прямыми, чтобы походить на трещины, полученные от падения. И рисунок у них оказался совсем другой.
- Что это за линии? - спросил Фукс.
- Хотел бы и я знать,- откликнулся я.
- Похоже, они отходят от места падения спасательной капсулы.
- Или, напротив, сходятся к нему,- выдвинул я противоположную идею.
- Концентрические трещины от удара? - задумчиво пробормотал Фукс, и я представил, как он сейчас за командным пультом скребет щетинистый подбородок.
- Но их еще больше на сплющенной газовой емкости,- продолжал я.
- Значит, это не трещины.
- Совершенно верно,- ответил я.- Но что тогда?
- Надо искать.
- Верно.
- Мы сжигаем уйму горючего, вися над тобой,- продолжал капитан. Замечание вполне в духе Фукса - он говорил, как хамоватый таксист, которого попросили подождать на углу.
- Через несколько минут сажусь,- объявил я, тем временем пытаясь решить, как получше завести «Гекату» между обломками корабля и спасательной капсулой.
- Сначала проверь капсулу,- говорил Фукс, словно читая мои мысли.- Тогда можно будет подняться и переместиться к гондоле. Цонял? Слышишь меня? К гондоле!
- Хорошо,- отозвался я, вскользь обратив внимание, что уже давно не называю его ни «сэром», ни «капитаном». Не значит ли это, что мы на равных, перешли, так сказать, в иную область отношений: из общественно-социальных в семейно-бытовые? «Пап, ты сколько мне должен за экспедицию? Давай, по-справеддивости, половину!» - «Успокойся, сынок, я тебе ничего не должен». Пиф-паф - и нету Коротышки Хамфриса, безвестного космического героя, сына двух отцов и круглого сироты, награжденного за отвагу пулей в лоб.
Забавные у нас складывались взаимоотношения. Папочка-головорез и сынок-предатель. Перебежчик из вражьего стана. И тут что-то сверкнуло. Я заметил это краешком глаза.
- Что это было? - всполошился Фукс.
- Где?
- Там. Свет.
Мы разговаривали короткими рублеными фразами, как в детской игре «Телеграф».
Я поискал глазами на контрольной панели, сквозь узкий экран обзора. Все вроде бы работало нормально.
- Откуда свет?
- С горизонта,- в голосе Фукса чувствовалась неуверенность.- С востока.
Пытаясь вспомнить, с какой стороны здесь восток, я посмотрел в переднее стекло обзора. Далеко за горизонтом и в самом деле появилось сияние, пробивавшееся сквозь желто-серые пороховые облака. Оно пульсировало, подрагивало, временами прорываясь сквозь облака ярким светом.
- Восход? - предположил я.
- Слишком рано,- фыркнул Фукс.- И потом, здесь Солнце встает с запада.
«Правильно,- вспомнил я.- Так что же означает свет на востоке?»
- Погоди,- сказал Фукс.- У нас тут сообщение с «Третьена» .
«Что им послали с «Третьена?»- ломал я голову. «Преду преждение»,- тут же ответила вторая половинка мозга. И о чем же предупреждение?
Ответ пришел в считанные мгновения.
Голос Фукса прорвался в наушники, как шторм сквозь плотину:
- Еще одно извержение вулкана.
- Еще одно?
- Беспокоиться нечего. Нет повода для лишнего напряжения. Ситуация под контролем,- говорил Фукс, как будто он был министр землетрясений.- Оно за четыреста километров отсюда.
Мне сразу вспомнилось, как в детстве я хотел пойти в магазин за конфетами, находясь в гостях у тетушки, в одной деревне. «Тебе оно надо? - ответила она.- Оно же за четыреста километров отсюда».
Я сглотнул ком в горле и попытался отогнать от себя всякие мысли о Гринбауме с его теорией. Этот венерианский
кочегар мне положительно надоел. Я так и видел перед собой его вожделеющее старческое лицо. С каким сладострастием он мне рассказывал о взломе коры Венеры, как будто раздевал ее собственными руками. Вот он бы точно порадовался встретить здесь салют, знаменующий конец планеты. Для него это был бы самый желанный конец. Но не для меня. Хорошо, если это второй вулканический взрыв за полбиллиона лет.
А он тем временем будет получать от нас только данные, этот регистратор вулканов.
Если мы раньше не поджаримся на одном из них.
ВЗРЫВ
Я слишком долго вглядывался в это грозное розовое сияние, размышляя о вулканах, и Гринбауме, и всей этой гигантской огненной мышеловке, которая могла захлопнуться в любой момент.
«Два вулкана подряд,- осенило меня,- как раз и означают, что Гринбайм заблуждался. Венера освобождается от внутреннего жара».
- Ты брызгаешь на обломки! - закричал Фукс мне прямо в ухо.
- Что?
- Истекатель! - заорал он, выходя из себя.- Ты заливаешь место катастрофы.
Расплавленный металл из «Гекаты», наконец дошло до меня. У корабля было устроено специальное отверстие на манер дюзы, сопла, сзади, на корме. Расплавленный металл вытекал, унося вместе с собой балласт и перегрев оболочки. Я парил сейчас над обломками, точно венерианская птица, усеивая планету своим гуано. Я в самом деле уже несколько раз попал в обломки. Серебристый металл тут же стекал с разбитой оболочки «Фосфороса» на раскаленный грунт. Несколько слитков залетели сквозь щели в разбитый громадный бункер газовой емкости и перекатывались там, точно капли ртути. Да, металл на этой планете мог иметь только жидкую форму, и меня спасало только то, что «Геката» сделана из устойчивых сплавов и металлокерамики.
- Выставь как следует нос! - наседал Фукс.- А то зальешь там все!
Фукс волновался, и его можно понять. Он чувствовал, что ничем не может помочь мне с мостика, кроме как добрым советом, приправленным матерщиной. Созерцая мои беспомощные попытки и представляя при этом, как сам лихо бы все устроил.
Представляю, как у него скакнуло давление во время моей навигации. А также потом, когда я носился кругами над местом катастрофы, унавоживая его расплавленным металлом.
Может, оттуда и странные линии на обломках, подумал я, но, бросив взор вниз, моментально понял, что это не так. Линии больше напоминали какой-то узор - словно нанесены легкой рукой художника, стремительно и изящно. Тонкие и, главным образом, прямые, они тянулись и вдоль, и поперек. Обливаясь потом, я сажал корабль. Пот градом катился со лба, и я уже пожалел, что у меня не густые черные брови, как у Фукса, или хотя бы такие тонкие и прямые, как у Маргарет, чтобы отводить со лба ручейки пота, струившиеся в глаза. Вентилятор работал на полную мощность, но это слабо помогало. Задерживаться здесь нельзя, за час организм будет окончательно обезвожен.
Итак, я опускал «Гекату» все ниже и ниже. И тут увидел такое, отчего у меня выкатились и полезли на лоб глаза.
Одна из линий, о которых я говорил и о которых спорили мы с Фуксом, стала двигаться. Несколько линий стремглав переместились, извиваясь, по раскаленным камням, сближаясь и соединяясь в точке, где остались разлитые лужи металла.
- У тебя осталось всего пятьдесят пять Минут,- раздалось предупреждение Фукса.- Потом ты должен покинуть это место.- Голос его звучал уже добрей, даже, я бы сказал, отечески.
- Ты видел! - запальчиво крикнул я, не обращая внимания, что перехожу на «ты».- Они двигаются!
- Кто они?
- Да! Разве ты их не видишь?
- Нет.
- Они ползут к свинцовым лужам, как ужи к блюдцу с молоком. Это что-то живое!
Фукс замолчал на некоторое время, затем отозвался:
- Я не вижу. Ничего там не двигается.
- Но я-то вижу! И смотри, как быстро! Как молнии.
- Этим займешься позже,- перебил он меня.- Сейчас двигайся к спасательной капсуле. Помни о времени. Минуты бегут быстро.
Кто-то из древних сказал: Memento mori. «Помни о смерти». Сейчас оба эти понятия оказались близки мне, как никогда. Для тех, кто оставался на «Люцифере», проходили минуты, а для меня - летели дни и годы. И каждое из мгновений могло оказаться роковым.
По плану предполагалось раскупорить спасательную капсулу при помощи манипуляторов и затем завести туда тем же манипулятором камеру, пристегнутую к борту на длинном шнуре, чтобы осмотреть внутренности капсулы. Но если Алекс оказался в ней в момент падения корабля, не лучше ли было поднять ее и забрать целиком, вместе с содержимым? Так можно было уберечь его тело от губительного воздействия венерианской атмосферы, пусть не от температуры, но от давления, бактерий и кислоты.
- «Геката» сможет поднять капсулу? - спросил я в микрофон.
Несколько секунд никакого ответа. Затем Фукс спросил:
- Как ты думаешь, сколько она весит?
- Понятия не имею,- признался я.- Тонну, наверное. Что-то в этом роде.
- Очень точно. Попал пальцем в небо,- ядовито сказал он.
- А сколько может поднять «Геката»?
Новая пауза. Я представил себе, как Фукс роется по файлам. В рубке становилось жарко, несмотря на все инженерные изыски Фукса, помогавшие выводить тепло. Вот это была, доложу вам, баня! Пот уже хлюпал в скафандре. Мне казалось, что его становится все.больше, а меня - все меньше, так что дойдет до того, что скоро я буду плавать в этом скафандре, как рыбка в аквариуме, мечась от одной педали к другой и захлебываясь в собственном поту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57