Гарион дивился на то, какие пустяки ревнитель полагал греховными. Например, он жестоко корил себя за то, что иногда забывал помолиться перед едой. По мере того как мрачный список грехов расширялся, Гарион понял, что фанатик грешил больше помыслами, чем действиями. Одна тема возникала снова и снова – вожделение к женщинам. К крайнему смущению Гариона, Релг настаивал на том, чтобы подробно описать свои нечистые помыслы.
– Женщины, конечно, отличаются от нас, – объявил ревнитель как-то вечером, когда они ехали рядом. – Рассудок их и сердце не так предрасположены к святости, как наши, и они сознательно искушают нас своим телом, чтобы ввести в грех.
– Почему ты так думаешь? – осторожно спросил Гарион.
– Сердца их полны похоти, – с жаром объявил Релг. – Искушать праведного для них наслаждение. Верно говорю тебе, Белгарион, ты и вообразить себе не можешь, сколь изощрены эти твари. Даже почтенные матери семейств – жены самых преданных моих последователей, – и те не чураются подобных гнусностей. Они постоянно тебя трогают – задевают, будто ненароком. Они старательно делают так, чтобы рукава их бесстыдно задирались, заголяя округлые руки, и вечно колышут подолами одеяний, показывая лодыжки.
– Если тебя это смущает, не смотри, – предложил Гарион.
Релг пропустил это мимо ушей.
– Я думал вообще запретить им появляться пред мои очи, но потом счел, что лучше мне приглядывать за ними, дабы вовремя предостерегать моих последователей. Потом я думал, что вовсе запрещу своим последователям жениться, но те, кто постарше, сказали, что так я отпугну молодых. Я и сейчас думаю, что идея была неплохая.
– А не выйдет так, что последователей совсем не останется? – спросил Гарион. – То есть если запрет будет долгим? Если никто не будет жениться, то не будет детей. Ты меня понимаешь?
– Об этом я как то не задумывался, – признался Релг.
– А как насчет дитяти – нового Горима? Если двое должны пожениться и родить ребенка – то самое дитя, – а ты им это запрещаешь, не вмешиваешься ли ты тем самым в Алов замысел?
Релг с шумом втянул воздух: видимо, он никогда об этом не задумывался. Потом он простонал:
– Видишь? Даже стараясь сделать как лучше, я впадаю в грех. Я проклят, Белгарион, проклят. Почему Ал назначил мне явить дитя, когда я столь испорчен?
Гарион быстро перевел разговор на другое.
Девять дней потребовалось, чтобы пересечь бескрайнее море травы и добраться до восточного обрыва. И на все эти девять дней спутники Гариона, с больно ранившим его бессердечием, предоставили несчастного юношу обществу велеречивого ревнителя.
У восточного края равнины они въехали на длинный гребень и впервые увидели восточный обрыв – огромную базальтовую стену, вздымающуюся на милю от осыпи у её подножия и уходящую в обе стороны.
– Невозможно, – сказал Бэйрек, – мы здесь не поднимемся.
– Нам и не придется, – уверенно сказал Силк. – Я знаю дорогу.
– Тайную дорогу, я полагаю?
– Не то чтобы тайную, – ответил Силк. – Впрочем, не думаю, чтобы многие про неё знали, хотя она вполне на виду – если знать, куда смотреть. Мне как-то пришлось в спешке покидать Мишарак-ас-Талл, и я на неё наткнулся.
– Возникает такое чувство, что тебе отовсюду хоть раз приходилось уходить в спешке. Силк пожал плечами.
– Работа такая. Главное, чему мы учимся, это вовремя уносить ноги.
– Река сия не станет ли для нас преградой неодолимой? – спросил Мендореллен, глядя на искрящиеся воды реки Олдур, отделяющие их от черного уступа. Он легонько трогал пальцами бок.
– Мендореллен, перестань, – сказала ему тетя Пол. – Они никогда не срастутся, если ты будешь их теребить.
– Мыслю я, что срослись они уже, миледи, – отвечал рыцарь, – и одно лишь доставляет мне беспокойство.
– Ну и не трогай его.
– В нескольких лигах вверх по течению есть брод, – сказал Белгарат, отвечая на его вопрос. – Сейчас вода невысокая, так что реку мы перейдем легко.
Он поехал вниз по склону к реке, ведя отряд за собой. Вечером они переправились через реку и разбили палатки на дальнем берегу. На следующее утро они подъехали к подножью обрыва.
– Дорога в нескольких лигах к югу, – сказал Силк и поехал вдоль мрачной черной стены.
– Неужели она идет прямо по обрыву? – с опаской спросил Гарион, задирая голову, чтобы обозреть базальтовую кручу.
Силк покачал головой.
– Это, собственно, не дорога, а русло, ведущее через обрыв. Оно довольно крутое и узкое, но на вершину нас выведет.
Гариона это ободрило.
Дорога оказалась всего-навсего расщелиной в колоссальном обрыве. Из расщелины вытекал тонюсенький ручеек, исчезавший под каменными глыбами чуть выше.
– Ты уверен, что мы выберемся наверх? – спросил Бэйрек, подозрительно оглядывая расщелину.
– Доверься мне, – сказал Силк.
– Вот уж нет.
Подъем оказался ужасный – крутой и загроможденный камнями. Местами расщелина была такая узкая, что приходилось снимать поклажу с вьючных лошадей и вручную перетаскивать несчастных животных через базальтовые глыбы, похожие на большие, почти кубические ступеньки. Камни, по которым бежала вода, были склизкие. В довершение всего с запада надвинулись тучи, и с засушливых равнин Мишарак-ас-Талла в расщелине потянуло ледяным сквозняком.
Только через два дня они, падая от изнеможения, вылезли наверх примерно в миле от края обрыва.
– У меня такое ощущение, словно меня били палкой, – сказал Бэйрек, валясь на землю в заросшем колючим кустарником овраге, служившем продолжением расщелины. – Большой грязной палкой.
Они все сели на землю под колючими кустами, отдыхая после ужасного подъема.
– Я осмотрюсь, – сказал Силк через несколько минут. Его поджарое и сильное, как у циркача, тело мгновенно преодолевало усталость. На четвереньках он поднялся к краю овражка и, укрываясь за кустами, прополз еще несколько футов на брюхе. Через несколько минут он тихонько свистнул и рукою поманил остальных.
Бэйрек со стоном встал. Дерник, Мендореллен и Гарион двинулись следом.
– Посмотрите, что ему надо, – сказал Белгарат. – Я еще не могу идти.
Все четверо поднялись по галечному склону туда, где лежал за кустами Силк; последние несколько футов, как и он, они ползли по-пластунски.
– В чем дело? – спросил Бэйрек, когда они оказались рядом с Силком.
– Отряд, – коротко отвечал тот, указывая на мертвую каменистую равнину под затянутым тучами серым небом.
Облачко желтой пыли, стелющееся на холодном ветру, говорило о том, что там всадники.
– Дозорные? – шепотом спросил Дерник.
– Не думаю, – отвечал Силк. – Таллы редко ездят верхом. Они обычно выставляют пеший дозор.
Гарион взглянул на засушливую равнину.
– Там что, кто-то бежит впереди них? – спросил он, указывая на крохотное темное пятнышко примерно в полумиле от всадников.
– Ага, – печально сказал Силк.
– Что это? – спросил Бэйрек. – Не томи душу, Силк. Я не в том настроении.
– Это гролимы, – сказал Силк, – а тот, за кем они гонятся, – талл, не желающий, чтобы его принесли в жертву. Довольно обычное дело.
– Может, сказать Белгарату? – предложил Мендореллен.
– Наверное, незачем, – ответил Силк. – Здесь живут гролимы самого низшего ранга. Не думаю, чтобы кто-то из них был искушен в чародействе.
– Все равно я пойду скажу ему. – Дерник съехал на животе со склона, встал на ноги и пошел туда, где остались старик с тетей Пол и Релгом.
– Если мы будем держаться в укрытии, они нас не заметят, – сказал Силк. – Их, кажется, всего трое, и они заняты таллом.
Беглец приближался. Он низко опустил голову и размахивал руками.
– Что, если он попробует скрыться в овраге? – спросил Бэйрек.
Силк пожал плечами.
– Гролимы последуют за ним.
– Тут-то и вступим мы, так ведь? Силк с нехорошей усмешкой кивнул.
– Я думаю, мы можем его окликнуть, – сказал Бэйрек, проверяя, свободно ли ходит в ножнах меч.
– Мне пришла в голову та же мысль. Дерник поднялся по склону, хрустя галькой,
– Волк говорит, чтобы вы следили за ними, но ничего не делали, разве что они заедут прямо в овраг.
– Жалость какая! – вздохнул Силк разочарованно.
Бегущего талла они уже могли рассмотреть. Он был дородный, в грубой, подвязанной поясом рубахе. Волосы у него были всклокоченные, лицо выражало смертельный ужас. Он пробежал примерно в тридцати шагах от них, и Гарион отчетливо услышал его хриплое дыхание. Он подвывал на бегу – звериный звук, выражавший абсолютное отчаяние.
– Они почти никогда не пытаются спрятаться, – сказал Силк с жалостью. – Просто бегут. – Он покачал головой.
– Скоро они его нагонят, – заметил Мендореллен. Гролимы были в черных одеяниях с капюшонами и в блестящих стальных масках.
– Нам лучше спуститься, – посоветовал Бэйрек. Они сползли вниз. Мимо, стуча копытами, пронеслись три лошади.
– Они поймают его через несколько минут, – сказал Гарион. – Он бежит к краю обрыва. Он в западне.
– Не думаю, – печально сказал Силк. Через минуту они услышали долгий, отчаянный крик, замерший где то внизу.
– Я этого ждал, – сказал Силк. У Гариона все внутри перевернулось при мысли о жуткой высоте обрыва
– Они возвращаются, – предупредил Бэйрек. – Спустимся.
Три гролима проехали по краю оврага. Один сказал что то – слов Гарион не разобрал, двое других рассмеялись
– Мир стал бы светлее без трех гролимов, – мрачно прошептал Мендореллен.
– Мысль привлекательная, – согласился Силк, – но Белгарат её бы, вероятно, не одобрил. Полагаю, лучше их пропустить Нам ни к чему, чтобы их стали разыскивать.
Бэйрек проводил взглядом удаляющихся гролимов и издал глубокий вздох сожаления.
– Давайте спустимся, – сказал Силк.
Они спустились в заросший кустами овраг.
Белгарат поднял голову.
– Уехали?
– Уехали, – сказал Силк.
– Что это был за крик? – спросил Релг.
– Трое гролимов согнали талла с края обрыва, – ответил Силк.
– Почему?
– Его избрали для участия в некоем религиозном обряде, а он не захотел участвовать
– Он отказался? – Релг был поражен. – Значит, он заслужил свою участь.
– Не думаю, чтобы ты хорошо понимал суть гролимских церемоний, Релг, – сказал Силк.
– Всяк должен покоряться воле своего бога, – настаивал Релг. Голос его звучал благоговейно. – Религиозные обряды обязательны.
Глаза Силка блеснули, когда он взглянул на фанатика-алгоса.
– Много ты знаешь об энгаракской религии, Релг? – спросил он.
– Меня интересует только религия Алголанда.
– Надо знать, о чем говоришь, прежде чем выносить суждение.
– Оставь, Силк, – сказала тетя Пол.
– Нет, Полгара. Не сейчас. Нашему дорогому другу не мешало бы кое что узнать Его кругозор несколько ограничен. – Силк опять повернулся к Релгу. – Суть энгаракской религии в ритуалах, которые большинство людей находят отталкивающими. Таллы всю свою жизнь стараются их избежать Это – основная цель их бытия.
– Отвратительный народ – таков был суровый приговор Релга.
– Нет. Несмотря на свою тупость, даже скотство, таллы отнюдь не отвратительны. Видишь ли, Релг, ритуал, о котором мы говорим, включает человеческие жертвоприношения.
Релг отодвинул от глаз тряпицу, чтобы недоверчиво посмотреть на своего востроносого собеседника.
– Каждый год две тысячи таллов приносятся в жертву Тораку, – продолжал Силк, сверля глазами онемевшего от изумления Релга. – Гролимы соглашаются брать взамен рабов, так что талл всю жизнь трудится, чтобы накопить денег и купить раба. Но рабы иногда умирают или бегут. Если жребий падает на талла, у которого нет раба, он обычно пытается улизнуть. Тогда гролимы бросаются в погоню. Практика у них большая, так что они натренировались. Никогда не слышал, чтобы таллу удалось скрыться.
– Их долг – покоряться, – упорствовал Релг, хотя уже без прежней убежденности.
– Как их приносят в жертву? – спросил Дерник приглушенно. Решимость, с которой талл бросился с обрыва, явно его потрясла.
– Процедура проста, – сказал Силк, не спуская глаз с Релга. – Двое гролимов укладывают талла спиной на алтарь, третий вырезает ему сердце. Потом они жгут сердце на медленном огне. Весь талл Тораку ни к чему – ему нужно только сердце.
Релг поежился.
– Женщин они тоже приносят в жертву, – не унимался Силк. – Но женщинам проще увильнуть. Гролимы не приносят в жертву беременных – они не знают, как их считать, – поэтому таллские женщины стараются быть беременными всегда. Этим объясняется, почему таллов так много и почему их женщины славятся своей неразборчивостью.
– Ужасно, – выдохнул Релг, – смерть лучше, чем это гнусное распутство.
– Смерть длится долго, Релг, – с холодной усмешкой сказал Силк, – а небольшое распутство при желании легко позабыть. Особенно если от этого зависит твоя жизнь.
По лицу Релга было видно, как поразило его откровенное описание ужасов таллской жизни.
– Вы – дурной человек, – сказал он Силку, впрочем, без особой уверенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38