Известие о приходе Старых быстро обежало утомленных, промокших людей, которые собирали свои пожитки и приводили себя в порядок. Из зарослей появлялись все новые хиза. Казалось, лес кишит ими; каждый куст, каждое дерево скрывает за собой гибкое коричневое тело.
Старые растаяли среди листвы. Топотун подождал, пока все соберутся, и повел колонну дальше. Закинув на плечо скатанное одеяло жены, Эмилио пошел в хвосте. Стоило кому-нибудь из людей захромать или застрять в мокрых зарослях, хиза (даже те, кто не понимал человеческой речи) спешили на помощь: вытаскивали, вели под руки, сочувственно щебетали. А следом за ними шли сородичи — «воры», несущие надувной купол, компрессор, генератор, человеческую еду и все остальное, что смогли «украсть» с вездехода и чему, наверное, даже названия не знали, — словно коричневая орда лесных насекомых-чистильщиков.
Миновал день, опустилась ночь, и часть ее они провели на ногах, отдыхая, когда из сил выбивалось большинство. Хиза вели людей так заботливо, что никто не отстал, а на привалах согревали их своими телами.
Но вдруг в вышине пророкотал гром, не предвещающий дождя…
— Садятся! — пронеслось по колонне. Хиза ни о чем не спрашивали людей — их тонкий слух гораздо раньше уловил гул корабельных двигателей.
Наверное, это возвращается Порей. Скоро флотские увидят разоренную базу и пошлют на станцию гневное донесение. Потом просканируют местность, проанализируют информацию, отправят командующему и дождутся приказа. На все это потребуется время, а время играет на руку беглецам.
Привал — переход, привал — переход… И всякий раз, когда кто-нибудь сдавал, добрые хиза были рядом — поддерживали, сочувствовали. С несказанной радостью встретили беглецы первые утренние лучи, что проникли сквозь густую листву и вызвали восторженные трели туземцев. Неожиданно на гребне холма лес оборвался — впереди простиралась голая равнина. Хиза спускались по склону на равнину, и Эмилио с изумлением понял, что перед ним места, не тронутые людьми по настоянию низовиков, заповедный край.
— Нет! — воскликнул он, озираясь в поисках Топотуна. Увидев скорохода, он помахал ему рукой, и тот примчался вприпрыжку. — Топотун, нам нельзя выходить на открытое место. Люди-ружья, понимаешь? Они прилетят на кораблях, их глаза увидят нас с неба.
— Старые говорить — идти. — Топотун зашагал вперед, всем своим видом давая понять, что вопрос о спуске на равнину, залитую бледным солнцем, обсуждению не подлежит. Живая коричневая волна скатывалась с холма, хиза несли людей и их имущество; за ними плелись остальные переселенцы.
— Топотун! — Эмилио остановился, Милико — рядом. — Люди-ружья! Они сразу увидят, понимаешь?
— Я понимать. Человеки-ружья увидеть все мы. Мы тоже увидеть они.
— Нельзя нам туда спускаться! Нас убьют, ты слышишь меня?
— Они говорить — идти. Старые. — Топотун отвернулся и пошел дальше. Пройдя несколько метров, он оглянулся и поманил Эмилио и Милико.
Эмилио сделал шаг, затем другой, осознавая, что это безумие… У человека свои обычаи, у низовика — свои. Хиза никогда не поднимет руку на врага, он будет сидеть и смотреть… Вот что они задумали: сидеть и смотреть. Люди попросили хиза о помощи, и те помогают, как велит им обычай.
— Я с ними поговорю, — сказал он жене. — Я поговорю со Старыми. Постараюсь объяснить… Отказаться мы не можем — это оскорбление, но растолковать… Топотун! Топотун, погоди!
Но Топотун не остановился. Живой поток скатывался по травянистому склону на равнину и выдыхался в ее центре, где над утоптанным кругом высилось нечто наподобие каменного кулака. Круг окаймляла густая тень… Секундой позже Эмилио понял, что это не тень, а скопление живых существ.
— Похоже, там все хиза с реки. Очевидно, это какая-то святыня, место поклонения.
— Святыня Мациана не остановит, да и униатов, скорее всего… — Эмилио с ужасом представил резню, истребление беспомощных туземцев. «Господи, — подумал он, — ведь это же низовики, те самые низовики, чьи руки и сердца создали Пелл таким, какой он есть. Когда-то Земля перепугалась до смерти, узнав о существовании иной жизненной формы, и даже собиралась эвакуировать колонии, но здесь никто не боялся низовиков, потому что хиза всегда выходили к людям с открытыми ладонями. И заражали их добротой».
— Я должен их убедить, — сказал он жене. — Здесь нельзя оставаться.
— Я с тобой.
— Помочь ты? — Заметив, что Милико хромает, низовик дотронулся до ее руки, но она оперлась на руку мужа, и они дружно покачали головами. Эмилио и Милико побрели следом за толпой — их обогнали почти все, ибо всем передалось безумие туземцев. Даже старики торопливо ковыляли, опираясь на плечи хиза.
Эмилио и Милико спускались долго, то и дело останавливаясь перевести дух. Солнце сползло к низким покатым холмам. Внезапно Эмилио захрипел — от влаги и лесной плесени раньше времени испортился фильтр противогаза. Подумав, что надо бы предупредить остальных, Эмилио задержал дыхание, заменил цилиндр и снова надел маску.
Они уже шли по равнине, еле переставляя ноги, шли к трудноразличимому вдалеке останцу, торчащему из неровного бурого круга. Не только хиза сидели в том кругу, но и люди, которые поднялись и двинулись навстречу Эмилио и Милико, когда те подошли поближе. Была среди них начальница второй базы Ито со своими помощниками и рабочими, был Джонс с первой базы и его люди. Джонс, такой же растерянный, как и все остальные, первым протянул руку Эмилио.
— Хиза велели нам перебраться сюда, — сообщила Ито. — Сказали, что вы тоже придете.
— Станция пала, — произнес Эмилио, и эта весть всколыхнула живой круг от края до края. Вновь прибывших вели к центру; особо настойчиво низовики тянули за собой Эмилио и Милико. — Нам не осталось ничего другого, Ито. У власти пока Мациан… а кто будет на следующей неделе, я не знаю.
Ито, Джонс и их подчиненные отстали. Возле скалы собралось великое множество людей, сотни и сотни глаз угрюмо и тревожно смотрели на Эмилио и Милико. Эмилио узнал начальника рудников Дикона, Макдональда с третьей базы, Герберта и Тауша с четвертой… Вскоре его со всех сторон обступили хиза, и ему пришлось крепко взять жену за руку, чтобы не потерять ее в мельтешащей толпе. Каменный столп приближался, нависал, и вскоре Эмилио увидел, что это никакой не столп, а целая скульптурная группа, скопление образов, подобных которым он видел на станции, — приземистых и высоких, плоских и шарообразных. Многоликие головы, рты, раскрытые будто от изумления, и огромные выпученные глаза, навсегда обращенные к небу.
Туземные образы казались очень древними, и Эмилио охватило благоговение. Милико остановилась и молча разглядывала их; то же самое делал и он. Перед этими камнями, в окружении существ чужой расы, оба казались себе крошечными и одинокими.
— Вы приходить, — известил их голос Топотуна. Низовик взял Эмилио за руку и повел к подножию каменного изваяния.
Там действительно сидели Старые — самые древние хиза с посеребренным мехом на головах и плечах. Вокруг них из земли торчали увешанные бусами палки с резными ликами. Эмилио заколебался, но Топотун решительно потащил его в круг и потребовал:
— Садиться.
Эмилио отвесил поклон, Милико последовала его примеру, затем оба уселись по-турецки перед четырьмя старейшинами.
Опираясь на руку, один из Старых наклонился вперед и коснулся Милико, а затем Эмилио. Словно благословлял.
— Вы хорошо прийти здесь, — заговорил (очевидно, переводя) Топотун. — Вы тепло прийти здесь.
— Топотун, скажи, что мы очень благодарны. Спасибо, много-много спасибо. Скажи, что здесь опасно. Беда с Верхней. Глаза Верхней смотрят вниз, на это место. Сюда могут спуститься люди-ружья и сделать плохо.
Топотун перевел. Старые выслушали с прежней невозмутимостью в очах. Один ответил.
— Корабль прилететь Верхняя здесь мы, — перевел Топотун. — Прилететь, увидеть, улететь.
— Тут опасно! Пожалуйста, объясни им!
Топотун проговорил несколько фраз на туземном, Старый ответил, протянув руку к образам:
— Хиза место. Ночь прийти. Мы спать, сон они уйти, сон они уйти.
Заговорил второй старейшина, в его щебете прозвучали два человеческих имени: Беннет и Лукас.
— Беннет, — подхватили ближайшие низовики. — Беннет. Беннет. Беннет. — Слово, будто ветер, прошелестело по всему кругу.
— Мы красть еда, — сказал Топотун. — Мы учиться красть еда. Мы красть вы, делать вы безопасно.
— Ружья, — возразила Милико. — Ружья, Топотун.
— Вы безопасно. — Топотун помолчал, прислушиваясь к речи Старого. — Делать вы имя. Ты имя Он-Приходить-Снова, ты имя Она-Давать-Руки. То-хими. Михан-тизар. Ты дух хорошо. Ты безопасно приходить здесь. Любить ты. Беннет-человек, он учить мы спать видеть человеки сны.
Не зная, что сказать, Эмилио посмотрел на огромные круглоглазые изваяния, окинул взглядом толпу, казалось, заполнившую равнину от горизонта до горизонта, и на миг поверил, что обещание Старых может сбыться, что перед этими образами, вызывающими благоговейный трепет, никакой изверг не отважится пролить чужую кровь.
Старые затянули молитву; постепенно ее подхватили все низовики. Коричневые фигуры закачались, входя в ритм.
— Беннет… — снова и снова выдыхала толпа.
— Он учить мы видеть человеки сны… Звать ты Он-Приходить-Снова.
Поежившись, Эмилио обнял Милико за талию. Туземный хор напоминал звон бронзового колокольчика, а порой казалось, что такое можно услышать только внутри колокола величиною с весь сумеречный небосвод. И от этих звуков цепенел человеческий разум…
Солнце быстро тонуло за холмами. Вечер принес с собой холод. Бесчисленные глотки дружно втянули и выпустили воздух, завершая песнь. Затем десятки рук взметнулись к проблеску звезд, раздались негромкие радостные возгласы.
— Имя Она-Приходить-Первый, — сказал Топотун, затем поочередно назвал остальные звезды, которых востроглазые туземцы встречали как закадычных друзей: — Ходить-Вместе, Приходить-Весна, Она-Всегда-Плясать…
Снова, на сей раз в миноре, зазвучала молитва; снова закачались мохнатые тела.
Усталость напомнила о себе. У Милико стекленел взгляд, Эмилио поддерживал ее и сам старался не уснуть на ногах. Наконец Старые закивали, а Топотун похлопал Эмилио по руке, давая понять, что можно устраиваться на ночлег.
Эмилио уснул, а пробудившись, увидел подле себя еду и питье. Сняв маску, он наелся и напился, то и дело прикладываясь к респиратору.
Его окружал широкий ковер неподвижных тел — впрочем, кое-кто уже шевелился в цепях сна, настойчиво пробуждаемый нуждой. Ощутив собственную нужду, Эмилио встал и пробрался за край толпы, к опрятным санитарным траншеям, вырытым низовиками. Возле одной из них он постоял, пока не подошли другие люди и к нему не вернулось чувство времени. Тогда Эмилио двинулся обратно, поглядывая на спящих, образы и усыпанное звездами небо.
Вот он, выбор хиза. Сидеть в святилище под небесами, говорить со звездами и богами… надеяться. Он понимал, что это безумие. И не боялся. За себя не боялся — только за Милико. Все они «видят сны». Живут мечтой. Надеются. Но когда прилетят злые люди и нацелят на них ружья, надеяться будет не на что.
Хотя… низовикам случалось разоружать людей голыми руками. В начале освоения планеты.
Он пошел обратно — к Милико и Топотуну. И к Старым, отчего-то веря, что здесь беженцев не дадут в обиду, что никто не посмеет пролить кровь перед образами, которые веками — задолго до появления людей на планете — в ожидании глядели в небо.
Он опустился на землю возле Милико, лег и стал смотреть на звезды, думая о своем выборе.
А утром прилетел разведчик.
Никто из десятков тысяч хиза не проявил страха. Без паники встретили прибытие корабля и люди, сидевшие среди низовиков.
Разведчик опустился на порядочном расстоянии от изваяний, не найдя ровной площадки поближе.
— Я должен поговорить с ними, — сказал Эмилио Старым через Топотуна.
— Нет говорить, — ответил Старейший. — Ждать. Спать.
— Никак не пойму, — заключила Милико спокойно, — они всерьез вознамерились подчинить себе Нижнюю? Неужели не видят разницы между нею и станцией?
Многие уже встали. Эмилио принял сидячее положение, и другие, глядя на него, усаживались и готовились к ожиданию.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец вдали раздался рев громкоговорителя.
— Здесь есть люди? — прогрохотал над равниной металлический голос. — Мы с рейдероносца «Африка». Не соблаговолит ли ваш начальник выйти к нам и назвать свою фамилию?
— Не надо! — с мольбой сказала Милико мужу, когда он зашевелился. — Они могут выстрелить.
— Они выстрелят, если я не выйду. Прямо в толпу. Нам с ними не справиться.
— Эмилио Константин здесь? У меня для него новости.
— Знаем мы ваши новости, — пробормотал Эмилио и не позволил жене встать. — Милико, у меня к тебе просьба…
— Нет.
— Пожалуйста. Я должен идти — им нужно, чтобы снова заработала база.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Старые растаяли среди листвы. Топотун подождал, пока все соберутся, и повел колонну дальше. Закинув на плечо скатанное одеяло жены, Эмилио пошел в хвосте. Стоило кому-нибудь из людей захромать или застрять в мокрых зарослях, хиза (даже те, кто не понимал человеческой речи) спешили на помощь: вытаскивали, вели под руки, сочувственно щебетали. А следом за ними шли сородичи — «воры», несущие надувной купол, компрессор, генератор, человеческую еду и все остальное, что смогли «украсть» с вездехода и чему, наверное, даже названия не знали, — словно коричневая орда лесных насекомых-чистильщиков.
Миновал день, опустилась ночь, и часть ее они провели на ногах, отдыхая, когда из сил выбивалось большинство. Хиза вели людей так заботливо, что никто не отстал, а на привалах согревали их своими телами.
Но вдруг в вышине пророкотал гром, не предвещающий дождя…
— Садятся! — пронеслось по колонне. Хиза ни о чем не спрашивали людей — их тонкий слух гораздо раньше уловил гул корабельных двигателей.
Наверное, это возвращается Порей. Скоро флотские увидят разоренную базу и пошлют на станцию гневное донесение. Потом просканируют местность, проанализируют информацию, отправят командующему и дождутся приказа. На все это потребуется время, а время играет на руку беглецам.
Привал — переход, привал — переход… И всякий раз, когда кто-нибудь сдавал, добрые хиза были рядом — поддерживали, сочувствовали. С несказанной радостью встретили беглецы первые утренние лучи, что проникли сквозь густую листву и вызвали восторженные трели туземцев. Неожиданно на гребне холма лес оборвался — впереди простиралась голая равнина. Хиза спускались по склону на равнину, и Эмилио с изумлением понял, что перед ним места, не тронутые людьми по настоянию низовиков, заповедный край.
— Нет! — воскликнул он, озираясь в поисках Топотуна. Увидев скорохода, он помахал ему рукой, и тот примчался вприпрыжку. — Топотун, нам нельзя выходить на открытое место. Люди-ружья, понимаешь? Они прилетят на кораблях, их глаза увидят нас с неба.
— Старые говорить — идти. — Топотун зашагал вперед, всем своим видом давая понять, что вопрос о спуске на равнину, залитую бледным солнцем, обсуждению не подлежит. Живая коричневая волна скатывалась с холма, хиза несли людей и их имущество; за ними плелись остальные переселенцы.
— Топотун! — Эмилио остановился, Милико — рядом. — Люди-ружья! Они сразу увидят, понимаешь?
— Я понимать. Человеки-ружья увидеть все мы. Мы тоже увидеть они.
— Нельзя нам туда спускаться! Нас убьют, ты слышишь меня?
— Они говорить — идти. Старые. — Топотун отвернулся и пошел дальше. Пройдя несколько метров, он оглянулся и поманил Эмилио и Милико.
Эмилио сделал шаг, затем другой, осознавая, что это безумие… У человека свои обычаи, у низовика — свои. Хиза никогда не поднимет руку на врага, он будет сидеть и смотреть… Вот что они задумали: сидеть и смотреть. Люди попросили хиза о помощи, и те помогают, как велит им обычай.
— Я с ними поговорю, — сказал он жене. — Я поговорю со Старыми. Постараюсь объяснить… Отказаться мы не можем — это оскорбление, но растолковать… Топотун! Топотун, погоди!
Но Топотун не остановился. Живой поток скатывался по травянистому склону на равнину и выдыхался в ее центре, где над утоптанным кругом высилось нечто наподобие каменного кулака. Круг окаймляла густая тень… Секундой позже Эмилио понял, что это не тень, а скопление живых существ.
— Похоже, там все хиза с реки. Очевидно, это какая-то святыня, место поклонения.
— Святыня Мациана не остановит, да и униатов, скорее всего… — Эмилио с ужасом представил резню, истребление беспомощных туземцев. «Господи, — подумал он, — ведь это же низовики, те самые низовики, чьи руки и сердца создали Пелл таким, какой он есть. Когда-то Земля перепугалась до смерти, узнав о существовании иной жизненной формы, и даже собиралась эвакуировать колонии, но здесь никто не боялся низовиков, потому что хиза всегда выходили к людям с открытыми ладонями. И заражали их добротой».
— Я должен их убедить, — сказал он жене. — Здесь нельзя оставаться.
— Я с тобой.
— Помочь ты? — Заметив, что Милико хромает, низовик дотронулся до ее руки, но она оперлась на руку мужа, и они дружно покачали головами. Эмилио и Милико побрели следом за толпой — их обогнали почти все, ибо всем передалось безумие туземцев. Даже старики торопливо ковыляли, опираясь на плечи хиза.
Эмилио и Милико спускались долго, то и дело останавливаясь перевести дух. Солнце сползло к низким покатым холмам. Внезапно Эмилио захрипел — от влаги и лесной плесени раньше времени испортился фильтр противогаза. Подумав, что надо бы предупредить остальных, Эмилио задержал дыхание, заменил цилиндр и снова надел маску.
Они уже шли по равнине, еле переставляя ноги, шли к трудноразличимому вдалеке останцу, торчащему из неровного бурого круга. Не только хиза сидели в том кругу, но и люди, которые поднялись и двинулись навстречу Эмилио и Милико, когда те подошли поближе. Была среди них начальница второй базы Ито со своими помощниками и рабочими, был Джонс с первой базы и его люди. Джонс, такой же растерянный, как и все остальные, первым протянул руку Эмилио.
— Хиза велели нам перебраться сюда, — сообщила Ито. — Сказали, что вы тоже придете.
— Станция пала, — произнес Эмилио, и эта весть всколыхнула живой круг от края до края. Вновь прибывших вели к центру; особо настойчиво низовики тянули за собой Эмилио и Милико. — Нам не осталось ничего другого, Ито. У власти пока Мациан… а кто будет на следующей неделе, я не знаю.
Ито, Джонс и их подчиненные отстали. Возле скалы собралось великое множество людей, сотни и сотни глаз угрюмо и тревожно смотрели на Эмилио и Милико. Эмилио узнал начальника рудников Дикона, Макдональда с третьей базы, Герберта и Тауша с четвертой… Вскоре его со всех сторон обступили хиза, и ему пришлось крепко взять жену за руку, чтобы не потерять ее в мельтешащей толпе. Каменный столп приближался, нависал, и вскоре Эмилио увидел, что это никакой не столп, а целая скульптурная группа, скопление образов, подобных которым он видел на станции, — приземистых и высоких, плоских и шарообразных. Многоликие головы, рты, раскрытые будто от изумления, и огромные выпученные глаза, навсегда обращенные к небу.
Туземные образы казались очень древними, и Эмилио охватило благоговение. Милико остановилась и молча разглядывала их; то же самое делал и он. Перед этими камнями, в окружении существ чужой расы, оба казались себе крошечными и одинокими.
— Вы приходить, — известил их голос Топотуна. Низовик взял Эмилио за руку и повел к подножию каменного изваяния.
Там действительно сидели Старые — самые древние хиза с посеребренным мехом на головах и плечах. Вокруг них из земли торчали увешанные бусами палки с резными ликами. Эмилио заколебался, но Топотун решительно потащил его в круг и потребовал:
— Садиться.
Эмилио отвесил поклон, Милико последовала его примеру, затем оба уселись по-турецки перед четырьмя старейшинами.
Опираясь на руку, один из Старых наклонился вперед и коснулся Милико, а затем Эмилио. Словно благословлял.
— Вы хорошо прийти здесь, — заговорил (очевидно, переводя) Топотун. — Вы тепло прийти здесь.
— Топотун, скажи, что мы очень благодарны. Спасибо, много-много спасибо. Скажи, что здесь опасно. Беда с Верхней. Глаза Верхней смотрят вниз, на это место. Сюда могут спуститься люди-ружья и сделать плохо.
Топотун перевел. Старые выслушали с прежней невозмутимостью в очах. Один ответил.
— Корабль прилететь Верхняя здесь мы, — перевел Топотун. — Прилететь, увидеть, улететь.
— Тут опасно! Пожалуйста, объясни им!
Топотун проговорил несколько фраз на туземном, Старый ответил, протянув руку к образам:
— Хиза место. Ночь прийти. Мы спать, сон они уйти, сон они уйти.
Заговорил второй старейшина, в его щебете прозвучали два человеческих имени: Беннет и Лукас.
— Беннет, — подхватили ближайшие низовики. — Беннет. Беннет. Беннет. — Слово, будто ветер, прошелестело по всему кругу.
— Мы красть еда, — сказал Топотун. — Мы учиться красть еда. Мы красть вы, делать вы безопасно.
— Ружья, — возразила Милико. — Ружья, Топотун.
— Вы безопасно. — Топотун помолчал, прислушиваясь к речи Старого. — Делать вы имя. Ты имя Он-Приходить-Снова, ты имя Она-Давать-Руки. То-хими. Михан-тизар. Ты дух хорошо. Ты безопасно приходить здесь. Любить ты. Беннет-человек, он учить мы спать видеть человеки сны.
Не зная, что сказать, Эмилио посмотрел на огромные круглоглазые изваяния, окинул взглядом толпу, казалось, заполнившую равнину от горизонта до горизонта, и на миг поверил, что обещание Старых может сбыться, что перед этими образами, вызывающими благоговейный трепет, никакой изверг не отважится пролить чужую кровь.
Старые затянули молитву; постепенно ее подхватили все низовики. Коричневые фигуры закачались, входя в ритм.
— Беннет… — снова и снова выдыхала толпа.
— Он учить мы видеть человеки сны… Звать ты Он-Приходить-Снова.
Поежившись, Эмилио обнял Милико за талию. Туземный хор напоминал звон бронзового колокольчика, а порой казалось, что такое можно услышать только внутри колокола величиною с весь сумеречный небосвод. И от этих звуков цепенел человеческий разум…
Солнце быстро тонуло за холмами. Вечер принес с собой холод. Бесчисленные глотки дружно втянули и выпустили воздух, завершая песнь. Затем десятки рук взметнулись к проблеску звезд, раздались негромкие радостные возгласы.
— Имя Она-Приходить-Первый, — сказал Топотун, затем поочередно назвал остальные звезды, которых востроглазые туземцы встречали как закадычных друзей: — Ходить-Вместе, Приходить-Весна, Она-Всегда-Плясать…
Снова, на сей раз в миноре, зазвучала молитва; снова закачались мохнатые тела.
Усталость напомнила о себе. У Милико стекленел взгляд, Эмилио поддерживал ее и сам старался не уснуть на ногах. Наконец Старые закивали, а Топотун похлопал Эмилио по руке, давая понять, что можно устраиваться на ночлег.
Эмилио уснул, а пробудившись, увидел подле себя еду и питье. Сняв маску, он наелся и напился, то и дело прикладываясь к респиратору.
Его окружал широкий ковер неподвижных тел — впрочем, кое-кто уже шевелился в цепях сна, настойчиво пробуждаемый нуждой. Ощутив собственную нужду, Эмилио встал и пробрался за край толпы, к опрятным санитарным траншеям, вырытым низовиками. Возле одной из них он постоял, пока не подошли другие люди и к нему не вернулось чувство времени. Тогда Эмилио двинулся обратно, поглядывая на спящих, образы и усыпанное звездами небо.
Вот он, выбор хиза. Сидеть в святилище под небесами, говорить со звездами и богами… надеяться. Он понимал, что это безумие. И не боялся. За себя не боялся — только за Милико. Все они «видят сны». Живут мечтой. Надеются. Но когда прилетят злые люди и нацелят на них ружья, надеяться будет не на что.
Хотя… низовикам случалось разоружать людей голыми руками. В начале освоения планеты.
Он пошел обратно — к Милико и Топотуну. И к Старым, отчего-то веря, что здесь беженцев не дадут в обиду, что никто не посмеет пролить кровь перед образами, которые веками — задолго до появления людей на планете — в ожидании глядели в небо.
Он опустился на землю возле Милико, лег и стал смотреть на звезды, думая о своем выборе.
А утром прилетел разведчик.
Никто из десятков тысяч хиза не проявил страха. Без паники встретили прибытие корабля и люди, сидевшие среди низовиков.
Разведчик опустился на порядочном расстоянии от изваяний, не найдя ровной площадки поближе.
— Я должен поговорить с ними, — сказал Эмилио Старым через Топотуна.
— Нет говорить, — ответил Старейший. — Ждать. Спать.
— Никак не пойму, — заключила Милико спокойно, — они всерьез вознамерились подчинить себе Нижнюю? Неужели не видят разницы между нею и станцией?
Многие уже встали. Эмилио принял сидячее положение, и другие, глядя на него, усаживались и готовились к ожиданию.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец вдали раздался рев громкоговорителя.
— Здесь есть люди? — прогрохотал над равниной металлический голос. — Мы с рейдероносца «Африка». Не соблаговолит ли ваш начальник выйти к нам и назвать свою фамилию?
— Не надо! — с мольбой сказала Милико мужу, когда он зашевелился. — Они могут выстрелить.
— Они выстрелят, если я не выйду. Прямо в толпу. Нам с ними не справиться.
— Эмилио Константин здесь? У меня для него новости.
— Знаем мы ваши новости, — пробормотал Эмилио и не позволил жене встать. — Милико, у меня к тебе просьба…
— Нет.
— Пожалуйста. Я должен идти — им нужно, чтобы снова заработала база.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72