Мне приходилось взбираться на глыбы льда, и я опасался, что смогу пройти не так уж далеко. Однако мне удалось добраться до противоположной стороны, где стоял трон.
Обрушившийся лед пощадил эту часть зала, лавина остановилась в нескольких шагах от трона. Впрочем, сам трон был разбит и перевернут, но я решил, что это произошло после того, как ожил каменный дракон. По-видимому, он выбрался из зала через потолок. Среди льда лежали останки двух мужчин. Быть может, воинов, с которыми сражался Дьютифул, или они имели несчастье оказаться на пути каменного дракона. Бледной Женщины нигде не было видно. Я надеялся, что она разделила судьбу погибших воинов.
Тусклое сияние магических сфер едва освещало зал, и глыбы льда тонули в голубом сумраке. Я обошел перевернутый трон, пытаясь вспомнить, где именно был прикован Шут к дракону. Теперь мне казалось, что дракон просто не мог быть таким огромным. Я тщетно искал оковы или тело моего друга. Наконец я забрался на гору льда и сверху осмотрел зал.
Почти сразу же я заметил переплетение знакомых цветов и очертаний, медленно спустился вниз и подошел к этому месту. Я стоял и молча смотрел, не в силах ощутить скорбь, меня охватил ужас, я не верил своим глазам. Наросший слой наста ничего не скрывал. Наконец я опустился на колени — то ли для того, чтобы все получше разглядеть, то ли меня не держали ноги.
Драконы и змеи переплелись в смятых складках. Их очерчивал алый иней. Мне не было нужды его касаться; и я не мог заставить себя протянуть руку, но не сомневался, что тело примерзло к полу. Как только оно лишилось тепла, оно стало единым целым со льдом.
Они содрали татуированную кожу со спины Шута.
Я стоял на коленях, точно человек, обратившийся к богам в жаркой молитве. Вне всякого сомнения, мучители действовали медленно и методично, чтобы не повредить кожу. Снять ее было совсем не просто, и мне даже думать не хотелось о том, как они удерживали Шута или кто именно управлялся с клинком. Но потом мне в голову пришла, новая мысль. Нет, не так Бледная Женщина решила бы отнять у Шута жизнь, когда узнала, что я бросил ей вызов, разбудив дракона. Скорее всего, она просто развлекалась, понемногу отделяя кожу от плоти, как только я покинул тронный зал. А потом кожу отбросили в сторону, как грязную рубашку. Я не мог отвести от нее взгляда. И все время представлял себе каждое мучительное мгновение, пережитое моим другом. Он все это предвидел; именно такого конца Шут боялся. Сколько раз я заверял его, что отдам жизнь, но не допущу, чтобы он умер! И все же я стоял на коленях, живой.
Прошло какое-то время, и я пришел в себя. Нет, я не потерял сознание; не знаю, где бродили мои мысли, помню лишь, как я вынырнул из глубокого мрака. Я с трудом поднялся на ноги, решив, что не стану вырубать изо льда этот кровавый трофей, чтобы унести его с собой. Это не часть моего Шута. Это лишь жестокая метка, которую Бледная Женщина оставила на его теле, ежедневное напоминание о том, что он должен к ней вернуться и принести то, что она начертала на его коже. Полный черной ненависти к ней и скорби по своему другу, я с неожиданной уверенностью понял, где найду его тело.
Когда я поднялся на ноги, мне в глаза бросился отблеск серого, совсем недалеко от того места, где вмерзла в лед кожа Шута. Сделав несколько шагов, я опустился на колени и стер снег с окровавленного обломка Петушиной короны, на которой одиноко сверкал самоцвет — глаз птицы. А вот это я возьму с собой. Корона принадлежала ему и мне, и я не оставлю ее здесь.
Я вышел из разрушенного зала и двинулся по коридору, замерзшему, как мое сердце. Во всех направлениях коридоры выглядели одинаково, и я никак не мог вспомнить дорогу, по которой меня тащили к Бледной Женщине, не говоря уже о темнице, где я дожидался ее приглашения на ужин. Впрочем, я знал, куда мне следует идти, — я должен был найти туннель, сквозь который мы с Шутом вошли в царство Бледной Женщины.
Я потратил на поиски почти всю ночь. Один коридор сменялся другим, я забыл об усталости. Холод сковал тело, уши ныли от постоянного напряжения — я пытался уловить воображаемые шорохи. Но нигде не видел ни одного живого существа. Наконец, когда я уже с трудом заставлял себя держать глаза открытыми, мне удалось себя уговорить, что пора отдохнуть. Я положил свой мешок в углу маленькой комнаты, где были сложены дрова, и сел на него, опираясь спиной о стену. Зажав в правой руке обнаженный меч, я опустил голову на колени. Так я немного поспал, пока меня не разбудили кошмары.
В конце концов я нашел ее спальню, но жаровни давно погасли и покрылись льдом. Однако сферы все еще горели ярко, позволяя разглядеть всю спальню, резные шкафы из редких сортов дерева, изящный столик с зеркалом и гребнями, сверкающие драгоценности, висящие на серебряном деревце. Кто-то успел здесь побывать, поскольку один из шкафов остался открытым и на полу валялась одежда. Интересно, почему никто не взял драгоценности. Мягкий мех на постели покрылся инеем. Я не стал здесь задерживаться. Мне не хотелось смотреть ни на пустые оковы прикрепленные к стене напротив кровати, ни на кровавые следы на обледеневшей стене.
Из спальни я попал в соседнее помещение. Посреди комнаты стоял стол, на стене висели полки со свитками, свернутыми так, как принято в Шести Герцогствах. Я подошел к ним, уже зная, что в них, — но, как ни странно, я вдруг понял, что ничего не чувствую. Взяв наугад один из свитков, я открыл его. Да. Его написал мастер Трикни. В нем содержались правила поведения для тех, кто проходит обучение Скиллу. Я равнодушно уронил свиток на пол и взял другой. Этот был новее, и я узнал круглый почерк Солисити. Слова плясали перед моими слипающимися глазами, и я бросил второй свиток на пол.
Потом я оглядел комнату и сразу понял, куда попали исчезнувшие из Баккипа свитки, посвященные Скиллу и тайком проданные Регалом, чтобы оплатить свой роскошный образ жизни в Тредфорде. Торговцы, подосланные Бледной Женщиной и Кебалом Робредом, покупали у младшего принца сведения о магии Видящих. Наше наследие отправилось на север и попало в руки обитателей Внешних островов, а потом перекочевало в эту комнату. Здесь Бледная Женщина научилась обращать нашу магию против нас, здесь она узнала, как сделать каменного дракона. Чейд многое бы отдал за один день в этой комнате. Тут скопились настоящие сокровища утерянных знаний. Но они не могли купить того, что я хотел больше всего, не могли дать мне шанс все изменить. Покачав головой, я вышел из комнаты.
В конце концов я нашел темницы, где Бледная Женщина держала мать и сестру Нарчески. Пиоттр оставил двери открытыми, когда освободил их. Дальше моим глазам предстало ужасное зрелище. На полу лежали трое мертвых мужчин. Умерли ли они как «перекованные», сражаясь друг с другом, или смерть каменного дракона освободила их и они простились с жизнью, когда разум и чувства вернулись к ним?
Дверь в камеру, где находились Риддл и Хест, также осталась открытой. Хест лежал на полу лицом вниз. Я заставил себя подойти к нему и взглянуть в его лицо. Оно потемнело от голода и холода, но я знал молодого парня, с которым провел немало часов. После коротких колебаний я наклонился, взял тело за плечи и с трудом оторвал от пола. Потом я перетащил его в камеру, где содержали мать и сестру Нарчески, и уложил на деревянную кровать. Затем я принес в камеру все, что могло гореть, собрал в кучу солому и вылил половину фляги с маслом, которую принес, чтобы сжечь тело Шута. Солома разгорелась не сразу, но вскоре пламя нетерпеливо набросилось на масло и дерево. Я дождался, пока огонь разгорится, и добавил к погребальному костру прядь своих волос — традиционное жертвоприношение Шести Герцогств для прощания с другом.
— Ты погиб не зря, Хест, совсем не зря, — сказал я ему, но, покидая горящее тело, тем не менее спросил себя, чего же он добился на самом деле. Пройдут годы, прежде чем мы поймем, что дало нам возрождение драконов.
Оставалась последняя камера. Конечно, именно так Бледная Женщина намеревалась окончательно унизить Шута и торжественно избавиться от него. Я нашел своего друга в камере, среди мусора и помоев. Он был жив, когда его сюда бросили. Бледная Женщина наверняка хотела, чтобы Шут знал, какому унижению она его подвергла. Он сумел отползти в относительно чистый угол. Здесь, скорчившись на грязном мешке, он умер. В жизни Шут отличался удивительной чистоплотностью, и я не сомневался, что смерть среди отбросов стала для него дополнительным источником мучений. Оставалось тайной, набросил ли кто-то на него грязную мешковину уже после смерти или он завернулся в нее сам, безуспешно пытаясь спастись от холода, прежде чем умер на ледяном полу. Быть может, они швырнули Шута на мешок, чтобы было удобнее его тащить. Кровь и другие жидкости пропитали грубую мешковину, и она примерзла к хрупкому телу. Он поджал под себя колени и опустил голову к груди, а на лице застыло выражение страдания. Блестящие волосы были распущены и заляпаны кровью.
Я положил руку на холодный лоб. Я не знал, что намерен сделать, до того самого момента, пока не оказался здесь. Собрав весь свой Скилл, я потянулся к Шуту. И обнаружил лишь неподвижность. Тогда я приложил обе ладони к его щекам и начал медленно перемещать их вдоль тела. Я ощупывал труп, мои руки скользили вдоль сосудов, по которым раньше легко циркулировала жизнь. Я пытался исцелить его, вернуть к жизни.
Теки! — приказал я крови. — Живи! — сказал я телу.
Но его тело слишком долго пребывало в неподвижности. И мне пришлось с неохотой признать то, что хорошо знают все охотники. С момента смерти начинается разложение. Крошечные частицы, из которых состоит плоть, распадаются, связь между ними нарушается, они стремятся обрести свободу и превратиться в нечто иное. Кровь Шута сгустилась, кожа, прежде вмещавшая целый мир, стала мешком, содержащим груду плоти. Задыхаясь, я продолжал свои попытки вдохнуть в него жизнь, но с тем же успехом мог бы пытаться распахнуть дверь, висящую на намертво заржавевших петлях. Частицы, что раньше текли по жилам, слиплись в единую вязкую массу. И единственно возможной функцией тела стала неподвижность. Здесь начали работу иные силы, отделяющие друг от друга мельчайшие частицы, размалывающие их в тончайший порошок. Все связи разорвались. Тем не менее я не прекращал попыток оживить своего друга. Я попробовал передвинуть руку, заставить тело сделать вздох.
Что ты делаешь?
Это был Олух, недовольный тем, что я нарушил его сон. И я вдруг ужасно обрадовался, что он со мной.
Олух, я нашел его, я нашел Шута, моего друга, лорда Голдена. Я нашел его. Помоги мне его исцелить. Пожалуйста, поделись со мной своей силой.
Он отнесся к моей просьбе с сонной благосклонностью.
Ладно. Олух попытается. — Я ощутил, как он широко зевнул. — Где он?
Здесь! Рядом со мной! — При помощи Скилла я показал ему лежащее рядом со мной тело.
Где?
Здесь! Вот, Олух, смотри. Под моими руками.
Там никого нет.
Нет, есть. Я касаюсь его, видишь? Пожалуйста, Олух. — А потом, полный отчаяния, я направил свою мольбу во все стороны. — Дьютифул, Чейд. Пожалуйста. Поделитесь со мной силой и Скиллом для исцеления. Пожалуйста.
Кто ранен? Это ты, Олух? — И я ощутил присутствие запаниковавшего Чейда.
Нет, я в порядке. Он хочет исцелить того, кого там нет.
Он здесь. Я нашел тело Шута, Чейд. Пожалуйста. Вы ведь сумели меня вернуть. Пожалуйста, помогите мне!
Я услышал спокойный голос Дьютифула.
Фитц, мы все здесь, и ты знаешь, что мы сделаем это для тебя. Возможно, нам будет труднее, поскольку мы далеко друг от друга, но мы попытаемся. Покажи его нам.
Он здесь! Прямо здесь, я его касаюсь. — Меня вдруг охватило яростное нетерпение.Почему они ведут себя как последние глупцы, почему не хотят мне помочь?
Я не ощущаю его, — заговорил Дьютифул после долгой паузы. — Коснись его.
Но я и так его касаюсь! — Склонившись над телом, я обнял Шута руками. — Я держу его. Пожалуйста. Помогите его исцелить.
Это? Но это не человек. — Олух был удивлен. — Нельзя исцелить грязь!
Меня охватила ярость.
Он не грязь!
И вновь послышался успокаивающий голос Дьютифула.
Все в порядке, Олух. Не огорчайся. Ты не сказал ничего плохого. Я знаю, что ты вовсе не имел в виду ничего обидного. — Потом он обратился ко мне — Фитц. О Фитц, мне очень жаль. Он мертв. И Олух по-своему прав. Его тело превращается… в нечто другое. Я не чувствую его присутствия. Только… — Он замолчал, не в силах произнести эти слова.
Падаль. Разложение. Грязь.
Исцеление есть свойство живого тела, Фитц, — спокойно заговорил Чейд, словно напоминая мне очевидные факты. — Скилл способен его ускорить, но исцеление производит само тело. Если оно еще живо. В твоих руках вовсе не Шут, Фитц, а лишь его мертвая оболочка. Ты не можешь заставить его жить — как невозможно оживить кусок скалы. Мы не в силах его вернуть.
Олух заговорил с неожиданной практичностью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Обрушившийся лед пощадил эту часть зала, лавина остановилась в нескольких шагах от трона. Впрочем, сам трон был разбит и перевернут, но я решил, что это произошло после того, как ожил каменный дракон. По-видимому, он выбрался из зала через потолок. Среди льда лежали останки двух мужчин. Быть может, воинов, с которыми сражался Дьютифул, или они имели несчастье оказаться на пути каменного дракона. Бледной Женщины нигде не было видно. Я надеялся, что она разделила судьбу погибших воинов.
Тусклое сияние магических сфер едва освещало зал, и глыбы льда тонули в голубом сумраке. Я обошел перевернутый трон, пытаясь вспомнить, где именно был прикован Шут к дракону. Теперь мне казалось, что дракон просто не мог быть таким огромным. Я тщетно искал оковы или тело моего друга. Наконец я забрался на гору льда и сверху осмотрел зал.
Почти сразу же я заметил переплетение знакомых цветов и очертаний, медленно спустился вниз и подошел к этому месту. Я стоял и молча смотрел, не в силах ощутить скорбь, меня охватил ужас, я не верил своим глазам. Наросший слой наста ничего не скрывал. Наконец я опустился на колени — то ли для того, чтобы все получше разглядеть, то ли меня не держали ноги.
Драконы и змеи переплелись в смятых складках. Их очерчивал алый иней. Мне не было нужды его касаться; и я не мог заставить себя протянуть руку, но не сомневался, что тело примерзло к полу. Как только оно лишилось тепла, оно стало единым целым со льдом.
Они содрали татуированную кожу со спины Шута.
Я стоял на коленях, точно человек, обратившийся к богам в жаркой молитве. Вне всякого сомнения, мучители действовали медленно и методично, чтобы не повредить кожу. Снять ее было совсем не просто, и мне даже думать не хотелось о том, как они удерживали Шута или кто именно управлялся с клинком. Но потом мне в голову пришла, новая мысль. Нет, не так Бледная Женщина решила бы отнять у Шута жизнь, когда узнала, что я бросил ей вызов, разбудив дракона. Скорее всего, она просто развлекалась, понемногу отделяя кожу от плоти, как только я покинул тронный зал. А потом кожу отбросили в сторону, как грязную рубашку. Я не мог отвести от нее взгляда. И все время представлял себе каждое мучительное мгновение, пережитое моим другом. Он все это предвидел; именно такого конца Шут боялся. Сколько раз я заверял его, что отдам жизнь, но не допущу, чтобы он умер! И все же я стоял на коленях, живой.
Прошло какое-то время, и я пришел в себя. Нет, я не потерял сознание; не знаю, где бродили мои мысли, помню лишь, как я вынырнул из глубокого мрака. Я с трудом поднялся на ноги, решив, что не стану вырубать изо льда этот кровавый трофей, чтобы унести его с собой. Это не часть моего Шута. Это лишь жестокая метка, которую Бледная Женщина оставила на его теле, ежедневное напоминание о том, что он должен к ней вернуться и принести то, что она начертала на его коже. Полный черной ненависти к ней и скорби по своему другу, я с неожиданной уверенностью понял, где найду его тело.
Когда я поднялся на ноги, мне в глаза бросился отблеск серого, совсем недалеко от того места, где вмерзла в лед кожа Шута. Сделав несколько шагов, я опустился на колени и стер снег с окровавленного обломка Петушиной короны, на которой одиноко сверкал самоцвет — глаз птицы. А вот это я возьму с собой. Корона принадлежала ему и мне, и я не оставлю ее здесь.
Я вышел из разрушенного зала и двинулся по коридору, замерзшему, как мое сердце. Во всех направлениях коридоры выглядели одинаково, и я никак не мог вспомнить дорогу, по которой меня тащили к Бледной Женщине, не говоря уже о темнице, где я дожидался ее приглашения на ужин. Впрочем, я знал, куда мне следует идти, — я должен был найти туннель, сквозь который мы с Шутом вошли в царство Бледной Женщины.
Я потратил на поиски почти всю ночь. Один коридор сменялся другим, я забыл об усталости. Холод сковал тело, уши ныли от постоянного напряжения — я пытался уловить воображаемые шорохи. Но нигде не видел ни одного живого существа. Наконец, когда я уже с трудом заставлял себя держать глаза открытыми, мне удалось себя уговорить, что пора отдохнуть. Я положил свой мешок в углу маленькой комнаты, где были сложены дрова, и сел на него, опираясь спиной о стену. Зажав в правой руке обнаженный меч, я опустил голову на колени. Так я немного поспал, пока меня не разбудили кошмары.
В конце концов я нашел ее спальню, но жаровни давно погасли и покрылись льдом. Однако сферы все еще горели ярко, позволяя разглядеть всю спальню, резные шкафы из редких сортов дерева, изящный столик с зеркалом и гребнями, сверкающие драгоценности, висящие на серебряном деревце. Кто-то успел здесь побывать, поскольку один из шкафов остался открытым и на полу валялась одежда. Интересно, почему никто не взял драгоценности. Мягкий мех на постели покрылся инеем. Я не стал здесь задерживаться. Мне не хотелось смотреть ни на пустые оковы прикрепленные к стене напротив кровати, ни на кровавые следы на обледеневшей стене.
Из спальни я попал в соседнее помещение. Посреди комнаты стоял стол, на стене висели полки со свитками, свернутыми так, как принято в Шести Герцогствах. Я подошел к ним, уже зная, что в них, — но, как ни странно, я вдруг понял, что ничего не чувствую. Взяв наугад один из свитков, я открыл его. Да. Его написал мастер Трикни. В нем содержались правила поведения для тех, кто проходит обучение Скиллу. Я равнодушно уронил свиток на пол и взял другой. Этот был новее, и я узнал круглый почерк Солисити. Слова плясали перед моими слипающимися глазами, и я бросил второй свиток на пол.
Потом я оглядел комнату и сразу понял, куда попали исчезнувшие из Баккипа свитки, посвященные Скиллу и тайком проданные Регалом, чтобы оплатить свой роскошный образ жизни в Тредфорде. Торговцы, подосланные Бледной Женщиной и Кебалом Робредом, покупали у младшего принца сведения о магии Видящих. Наше наследие отправилось на север и попало в руки обитателей Внешних островов, а потом перекочевало в эту комнату. Здесь Бледная Женщина научилась обращать нашу магию против нас, здесь она узнала, как сделать каменного дракона. Чейд многое бы отдал за один день в этой комнате. Тут скопились настоящие сокровища утерянных знаний. Но они не могли купить того, что я хотел больше всего, не могли дать мне шанс все изменить. Покачав головой, я вышел из комнаты.
В конце концов я нашел темницы, где Бледная Женщина держала мать и сестру Нарчески. Пиоттр оставил двери открытыми, когда освободил их. Дальше моим глазам предстало ужасное зрелище. На полу лежали трое мертвых мужчин. Умерли ли они как «перекованные», сражаясь друг с другом, или смерть каменного дракона освободила их и они простились с жизнью, когда разум и чувства вернулись к ним?
Дверь в камеру, где находились Риддл и Хест, также осталась открытой. Хест лежал на полу лицом вниз. Я заставил себя подойти к нему и взглянуть в его лицо. Оно потемнело от голода и холода, но я знал молодого парня, с которым провел немало часов. После коротких колебаний я наклонился, взял тело за плечи и с трудом оторвал от пола. Потом я перетащил его в камеру, где содержали мать и сестру Нарчески, и уложил на деревянную кровать. Затем я принес в камеру все, что могло гореть, собрал в кучу солому и вылил половину фляги с маслом, которую принес, чтобы сжечь тело Шута. Солома разгорелась не сразу, но вскоре пламя нетерпеливо набросилось на масло и дерево. Я дождался, пока огонь разгорится, и добавил к погребальному костру прядь своих волос — традиционное жертвоприношение Шести Герцогств для прощания с другом.
— Ты погиб не зря, Хест, совсем не зря, — сказал я ему, но, покидая горящее тело, тем не менее спросил себя, чего же он добился на самом деле. Пройдут годы, прежде чем мы поймем, что дало нам возрождение драконов.
Оставалась последняя камера. Конечно, именно так Бледная Женщина намеревалась окончательно унизить Шута и торжественно избавиться от него. Я нашел своего друга в камере, среди мусора и помоев. Он был жив, когда его сюда бросили. Бледная Женщина наверняка хотела, чтобы Шут знал, какому унижению она его подвергла. Он сумел отползти в относительно чистый угол. Здесь, скорчившись на грязном мешке, он умер. В жизни Шут отличался удивительной чистоплотностью, и я не сомневался, что смерть среди отбросов стала для него дополнительным источником мучений. Оставалось тайной, набросил ли кто-то на него грязную мешковину уже после смерти или он завернулся в нее сам, безуспешно пытаясь спастись от холода, прежде чем умер на ледяном полу. Быть может, они швырнули Шута на мешок, чтобы было удобнее его тащить. Кровь и другие жидкости пропитали грубую мешковину, и она примерзла к хрупкому телу. Он поджал под себя колени и опустил голову к груди, а на лице застыло выражение страдания. Блестящие волосы были распущены и заляпаны кровью.
Я положил руку на холодный лоб. Я не знал, что намерен сделать, до того самого момента, пока не оказался здесь. Собрав весь свой Скилл, я потянулся к Шуту. И обнаружил лишь неподвижность. Тогда я приложил обе ладони к его щекам и начал медленно перемещать их вдоль тела. Я ощупывал труп, мои руки скользили вдоль сосудов, по которым раньше легко циркулировала жизнь. Я пытался исцелить его, вернуть к жизни.
Теки! — приказал я крови. — Живи! — сказал я телу.
Но его тело слишком долго пребывало в неподвижности. И мне пришлось с неохотой признать то, что хорошо знают все охотники. С момента смерти начинается разложение. Крошечные частицы, из которых состоит плоть, распадаются, связь между ними нарушается, они стремятся обрести свободу и превратиться в нечто иное. Кровь Шута сгустилась, кожа, прежде вмещавшая целый мир, стала мешком, содержащим груду плоти. Задыхаясь, я продолжал свои попытки вдохнуть в него жизнь, но с тем же успехом мог бы пытаться распахнуть дверь, висящую на намертво заржавевших петлях. Частицы, что раньше текли по жилам, слиплись в единую вязкую массу. И единственно возможной функцией тела стала неподвижность. Здесь начали работу иные силы, отделяющие друг от друга мельчайшие частицы, размалывающие их в тончайший порошок. Все связи разорвались. Тем не менее я не прекращал попыток оживить своего друга. Я попробовал передвинуть руку, заставить тело сделать вздох.
Что ты делаешь?
Это был Олух, недовольный тем, что я нарушил его сон. И я вдруг ужасно обрадовался, что он со мной.
Олух, я нашел его, я нашел Шута, моего друга, лорда Голдена. Я нашел его. Помоги мне его исцелить. Пожалуйста, поделись со мной своей силой.
Он отнесся к моей просьбе с сонной благосклонностью.
Ладно. Олух попытается. — Я ощутил, как он широко зевнул. — Где он?
Здесь! Рядом со мной! — При помощи Скилла я показал ему лежащее рядом со мной тело.
Где?
Здесь! Вот, Олух, смотри. Под моими руками.
Там никого нет.
Нет, есть. Я касаюсь его, видишь? Пожалуйста, Олух. — А потом, полный отчаяния, я направил свою мольбу во все стороны. — Дьютифул, Чейд. Пожалуйста. Поделитесь со мной силой и Скиллом для исцеления. Пожалуйста.
Кто ранен? Это ты, Олух? — И я ощутил присутствие запаниковавшего Чейда.
Нет, я в порядке. Он хочет исцелить того, кого там нет.
Он здесь. Я нашел тело Шута, Чейд. Пожалуйста. Вы ведь сумели меня вернуть. Пожалуйста, помогите мне!
Я услышал спокойный голос Дьютифула.
Фитц, мы все здесь, и ты знаешь, что мы сделаем это для тебя. Возможно, нам будет труднее, поскольку мы далеко друг от друга, но мы попытаемся. Покажи его нам.
Он здесь! Прямо здесь, я его касаюсь. — Меня вдруг охватило яростное нетерпение.Почему они ведут себя как последние глупцы, почему не хотят мне помочь?
Я не ощущаю его, — заговорил Дьютифул после долгой паузы. — Коснись его.
Но я и так его касаюсь! — Склонившись над телом, я обнял Шута руками. — Я держу его. Пожалуйста. Помогите его исцелить.
Это? Но это не человек. — Олух был удивлен. — Нельзя исцелить грязь!
Меня охватила ярость.
Он не грязь!
И вновь послышался успокаивающий голос Дьютифула.
Все в порядке, Олух. Не огорчайся. Ты не сказал ничего плохого. Я знаю, что ты вовсе не имел в виду ничего обидного. — Потом он обратился ко мне — Фитц. О Фитц, мне очень жаль. Он мертв. И Олух по-своему прав. Его тело превращается… в нечто другое. Я не чувствую его присутствия. Только… — Он замолчал, не в силах произнести эти слова.
Падаль. Разложение. Грязь.
Исцеление есть свойство живого тела, Фитц, — спокойно заговорил Чейд, словно напоминая мне очевидные факты. — Скилл способен его ускорить, но исцеление производит само тело. Если оно еще живо. В твоих руках вовсе не Шут, Фитц, а лишь его мертвая оболочка. Ты не можешь заставить его жить — как невозможно оживить кусок скалы. Мы не в силах его вернуть.
Олух заговорил с неожиданной практичностью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134