Руди вылез на капот и
осмотрелся. Бледный свет фар выхватывал знакомые предметы: дуб, как
разбитый параличом старик, гневно проклинающий парочки, приходящие в парк,
скала, похожая на спящего буйвола, чей силуэт вырисовывался на звездном
небе. Руди любил охоту и знал эти безмолвные южнокалифорнийские пустынные
холмы не хуже, чем устройство восьмицилиндрового двигателя. Он был здесь
как дома.
Когда вечеринки, скандалы, забавы с друзьями в автомагазине или
уик-энды в пустыне надоедали, он находил удовольствие в уединении.
Друзья принимали его таким, каков он есть, и хотя Руди не входил ни в
один из мотоциклетных гангов [ганг (англ. gang) - банда, группа, шайка],
он был нужен им как мастер рисунка в автомагазине Дикого Дэвида в Фонтане,
который называли "кругом Тэйрота". Местная репутация Тэйрота включала
апокрифическую историю о том, что он раньше был членом Ангелов
Преисподней. Вспомнив это, Руди усмехнулся: не мог представить себе ганг,
принявший бы в свои ряды такого прирожденного труса, как Джим Керроу.
Внезапно передние колеса машины увязли в канаве, противно заскрежетал
бензобак. Руди дважды пытался завести мотор, но в ответ получил лишь
усталое жужжание. Он открыл дверь и осторожно вылез наружу, скользя
ботинками по круглым камням пересохшего русла. Два дня веселой жизни
давали о себе знать. О том, чтобы толкать машину, не могло быть и речи.
Часы показывали полвторого ночи.
Руди в отчаянии посмотрел наверх.
В лунном свете вырисовывались холмы, небольшая долина, апельсиновая
рощица. Хижина должна быть где-то здесь, в густой тени холма, ярдах в ста,
не дальше.
"Добрался, - подумал он, - слава Богу, хоть в этом повезло".
Ночь была на удивление тиха и безмолвна. Не было и намека на звук.
Лишь потрескивал остывающий мотор, да вздыхала трава. Наконец глаза Руди,
привыкшие к слабому лунному свету, различили очертания крыши в окружении
высоких деревьев. Звук его шагов растревожил тишину. Покачиваясь и
прижимая к груди пиво с бутылкой муската, Руди направлялся к хижине.
Голова раскалывалась. "Они, наверное, думают, я взял деньги на пиво,
чтобы рвануть в Мехико".
Хижина одиноко стояла на фоне темных холмов, высокая трава вокруг
облупившихся стен скрывала останки допотопной фермы, запущенная черепица
крыши повисла под тяжестью скопившихся листьев. Руди поднялся по шатким
ступеням домика и опустил свою драгоценную хрупкую ношу на пол веранды. Не
обращая внимания на дрожь во всем теле, он снял засаленный пиджак, намотал
его на руку и выбил ударом кулака оконное стекло рядом с дверью.
- Добро пожаловать, - сказал он сам себе.
К его изумлению свет все-таки зажегся.
"Все вполне цивильно, - отметил он про себя, окидывая взглядом
грязную кухню, где была и раковина, и холодная вода, горячей, конечно, не
оказалось. - И то хорошо". В буфете под раковиной он нашел три банки с
бобами и свининой с проштампованной на них ценой по меньшей мере
четырехлетней давности, а также керосиновую плиту и полканистры керосина.
В доме нашлась душевая и спальня с продавленной койкой, матрац
которой, должно быть, выбросили из какой-нибудь тюрьмы за ветхостью и
негодностью.
Прислонившись к косяку двери и потягивая мускат, Руди лишний раз
убедился в том, что прелесть одиночества превосходит запои всех тусовок
Калифорнии.
Допив мускат и прикончив пиво, он лег спать.
Руди проснулся, недоумевая, чем же так досадил тому человечку с
отбойным молотком, который всю ночь жил у него под черепом. Он повернулся
на другой бок, но и это не принесло облегчения.
Комната была едва освещена. Некоторое время Руди лежал, разглядывая
тени от высохших, затянутых паутиной стропил; воспоминания вчерашнего дня
и ночи то и дело прокручивались в его болезненном сознании: вечеринка
Тэйрота, подлый "шевроле", застрявший по самые уши в песке, тишина... То,
что сегодня понедельник и ему надо быть на работе в автомагазине, рисовать
пылающие закаты на заказных фургонах, осталось на подсознательном уровне.
- Это могут быть просто топливопроводы, - сказал он себе, его
сознание с трудом пробивалось сквозь жуткую головную боль вкупе с другими
симптомами неумеренного потребления муската. Если дело только в этом,
достаточно нескольких часов. Если же причина в насосе - ему придется туго.
Руди вышел из дома и спустился по ступенькам, щурясь в
мертвенно-бледном свете восхода. Вскоре он уже проклинал хозяина машины:
ничего похожего на инструменты не было ни среди разнообразного мусора в
багажнике, ни на заднем сиденье... И все же ему повезло: в роще за
домиком, в зарослях сорняков, в полусгоревшем сарае, Руди откопал ржавую
отвертку с отломанной ручкой, пару ножей с искривленными лезвиями и
разводной гаечный ключ, но настолько проржавевший, что вряд ли годился для
работы.
Солнце уже взошло и осветило холмы, когда он возвращался обратно.
Вытирая руки о джинсы, Руди оглянулся, у него помутилось в глазах от
обилия свежих утренних красок, так густо разлитых в молочной дымке тумана.
Он никак не мог понять, в чем дело. Руди прикрыл ладонью глаза от
ослепительного серебряного сияния, которое висело в воздухе, как
извивающаяся щель огня, мерцающая почти болезненной яркостью, которая
пронзила пространство, как трещина или сияющая линия, расширявшаяся едва
ли не в дюжине ярдов перед ним. Руди ясно видел, как пространство и
реальность вдруг расщепляются надвое, что три измерения этого мира, словно
нарисованные на занавеси, - воздух, земля, дом и холмы - скручиваются в
стороны, открывая сначала пронзительный свет, слепящую тьму и затем
калейдоскоп цветных пятен. Потом в этой трещине возникла темная фигура в
коричневой мантии с капюшоном, с сияющим мечом в одной руке и черным
бархатным узлом - в другой. Лезвие меча дымилось, будто отражая иссушающий
свет.
Ослепленный светом, Руди отвернулся, растерянный, удивленный и
потрясенный. Когда он вновь повернулся, зрение восстановилось, и Руди
увидел рядом с собой старика в коричневой мантии. В одной руке он держал
меч, а в другой - плачущего ребенка.
Руди щурился и тер кулаками глаза.
- Что за дрянь я пил прошлой ночью? - спросил он вслух. - И кто вы,
черт возьми?
Старик спокойным уверенным движением вложил меч в ножны, и Руди
поймал себя на мысли, что, кто бы это ни был, он, должно быть, может
быстро выхватить снова эту штуку и тогда...
- Меня зовут Ингольд Инглорион. А это - Алтир Эндлорион, последний
принц из рода Дейра.
- Гм?
Старик откинул капюшон, и Руди увидел исполненное благородства и
спокойствия лицо. Голубые глаза, ясные и добрые, делали его похожим на
святого, юродивого или безумца. Руди никогда раньше не видел такого лица.
- Как вы попали сюда? - Руди продолжал воспринимать старика как плод
своего воображения.
- Я пришел через Пустоту, которая отделяет ваш мир от моего, -
серьезно ответил Ингольд.
"Да он сумасшедший".
Озадаченный, Руди медленно обошел вокруг него, сохраняя дистанцию.
Пришелец был вооружен, и что-то в его манере держать меч подсказывало
Руди, что он знает, как им пользоваться. Он выглядел, как безобидный
старикашка, если бы не костюм в духе Франциска Ассизского, но годы общения
с дорожной братией научили Руди инстинктивной осторожности с каждым, кто
вооружен, как бы безобидно он ни выглядел. Кроме того, любой,
расхаживающий в таком одеянии, явно ненормален.
Старик насмешливо смотрел на Руди, рассеянно лаская ребенка
мускулистой рукой. Младенец приглушенно хныкал, а потом и вовсе замолчал.
Руди уловил запах дыма от темной мантии старика и пеленок ребенка. Он
предположил, что они могли бы появиться, к примеру, из тени за углом дома,
когда его ослепило отражение солнечного света, отчего возникло ощущение,
будто они шагнули из пылающей ауры, но это объяснение все же не отвечало
на вопрос, откуда они взялись или как у старика оказался младенец.
После долгого молчания Руди неожиданно для себя спросил:
- Вы настоящий?
Старик улыбнулся, вздрогнула паутина морщин вокруг его белой бороды.
- А ты?
- Я имею в виду, вы не колдун или что-нибудь в этом роде?
- Не в этом мире. - Ингольд внимательно осмотрел стоящего перед ним
молодого человека, потом опять улыбнулся. - Это долгая история, - объяснил
он и направился к дому, словно жил там. Руди пошел следом. - Можно
остаться здесь, пока не прибудет мой связной в этом мире? Это не займет
много времени, - между тем продолжал старик.
"Что за чертовщина?"
- Да, конечно, - вздохнул Руди, - я сам-то здесь только потому, что
сломалась машина. Я должен проверить насос и посмотреть, смогу ли
запустить его снова. - Увидев недоумение Ингольда, он вспомнил, что этот
бородач вроде бы из другого мира и может не знать, что такое двигатель
внутреннего сгорания. - Вы знаете, что такое машина?
- Я знаком с концепцией. Но в нашем мире их, разумеется, нет.
- Понятно.
Ингольд уверенно поднялся по ступенькам в дом. Он прошел прямо через
зал в спальню и положил ребенка на грязный матрац на койке. Младенец тут
же, как по команде, начал освобождаться от пеленок с явным намерением
упасть на пол.
- И все же, кто вы? - настаивал Руди, прислонившись к косяку.
- Я сказал тебе - меня зовут Ингольд. И хватит об этом... - Он
наклонился и едва успел подхватить падающего с матраца принца Тира. Потом
взглянул через плечо. - Ты не сказал мне своего имени, - добавил он.
- Ну, Руди Солис. А где вы взяли ребенка?
- Я спасаю его от врагов, - буднично сказал Ингольд.
"Прекрасно, - думал Руди, - сначала топливный насос, а теперь еще и
это".
Руди посмотрел на ребенка и решил, что ему на вид примерно полгода и
что он премиленький, с розовым пухлым личиком, пушистыми черными волосами
и небесно-голубыми глазами. Ингольд посадил его на середину кровати,
откуда малыш незамедлительно направился к тому же краю. Старик снял свою
темную, пропахшую дымом мантию и расстелил ее, как ковер, на полу. Под ней
он носил белую рубаху, сильно потертую и в пятнах, кожаный ремень и
перевязь, поддерживавшую меч и короткий кинжал в побитых ножнах. Все
выглядело вполне реальным, как банка пива на столе. Но Руди все же было
малость не по себе.
Ингольд снова взял ребенка и посадил его на мантию на полу.
- Вот, - сказал он. - Теперь ты останешься там, где тебя посадили, и
постараешься заснуть.
Принц Алтир Эндлорион издал в ответ членораздельную, но непонятную
фразу.
- Хорошо, - сказал Ингольд и повернулся к двери.
- Чей это ребенок? - спросил Руди, скрестив руки на груди, не сводя
глаз с младенца и старика.
Лицо старика неприятно изменилось, но он постарался ответить как
можно спокойнее:
- Это ребенок моего друга, - произнес он тихо, - который теперь
мертв. - На минуту воцарилась тишина, старик сосредоточенно подворачивал
рукава своей выцветшей рубахи, открывая линии старых шрамов, исчертивших
выпуклые мышцы рук. Когда он снова посмотрел вверх, в его взгляде опять
просматривалась легкая ирония.
- Ты мне не веришь, конечно. Ведь так?
- Ну, теперь, когда вы сказали об этом, верю, - растерянно
пробормотал Руди.
- Ладно, - улыбнулся Ингольд, войдя вслед за ним в узкий зал. - Это
лучше, чем если бы ты не верил. Закрой, пожалуйста, за собой дверь.
- Понимаете, в чем дело, - начал Руди, следуя за ним через зал на
кухню. - Если вы из совсем другого мира, по вашим словам, как же вы
разговариваете по-английски?
- О нет, - Ингольд распечатал одну из упаковок пива на кухонном
буфете и достал банку для себя и для Руди. - Я не говорю по-английски, вот
в чем дело. Ты воспринимаешь это как английский в своем сознании. Если ты
попадешь в мой мир, я объясню тебе, в чем дело, и могу научить тебя...
- Как же! - хмыкнул Руди, - можно подумать, что ты и банки с пивом
открываешь первый раз...
- К сожалению, я не в силах доказать тебе это, - продолжал Ингольд,
присев на угол грязного стола; утренний солнечный свет позолотил рукоятку
его меча. - Разные миры подчиняются разным физическим законам, и ваш,
несмотря на нынешнюю тесную связь с моим, очень далек от центра и
источника Энергии. Законы физики тут очень сложные, - он выглянул в окно
справа, что-то высчитывая про себя и бормоча под нос.
Руди удивился той естественности, с какой держал себя старик. Он
встречал ряженых и раньше, в Южной Калифорнии. Но все эти Братья
Атлантиса, молодые или старые, придерживались одних и тех же правил игры,
они, наконец, просто старались играть на публику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
осмотрелся. Бледный свет фар выхватывал знакомые предметы: дуб, как
разбитый параличом старик, гневно проклинающий парочки, приходящие в парк,
скала, похожая на спящего буйвола, чей силуэт вырисовывался на звездном
небе. Руди любил охоту и знал эти безмолвные южнокалифорнийские пустынные
холмы не хуже, чем устройство восьмицилиндрового двигателя. Он был здесь
как дома.
Когда вечеринки, скандалы, забавы с друзьями в автомагазине или
уик-энды в пустыне надоедали, он находил удовольствие в уединении.
Друзья принимали его таким, каков он есть, и хотя Руди не входил ни в
один из мотоциклетных гангов [ганг (англ. gang) - банда, группа, шайка],
он был нужен им как мастер рисунка в автомагазине Дикого Дэвида в Фонтане,
который называли "кругом Тэйрота". Местная репутация Тэйрота включала
апокрифическую историю о том, что он раньше был членом Ангелов
Преисподней. Вспомнив это, Руди усмехнулся: не мог представить себе ганг,
принявший бы в свои ряды такого прирожденного труса, как Джим Керроу.
Внезапно передние колеса машины увязли в канаве, противно заскрежетал
бензобак. Руди дважды пытался завести мотор, но в ответ получил лишь
усталое жужжание. Он открыл дверь и осторожно вылез наружу, скользя
ботинками по круглым камням пересохшего русла. Два дня веселой жизни
давали о себе знать. О том, чтобы толкать машину, не могло быть и речи.
Часы показывали полвторого ночи.
Руди в отчаянии посмотрел наверх.
В лунном свете вырисовывались холмы, небольшая долина, апельсиновая
рощица. Хижина должна быть где-то здесь, в густой тени холма, ярдах в ста,
не дальше.
"Добрался, - подумал он, - слава Богу, хоть в этом повезло".
Ночь была на удивление тиха и безмолвна. Не было и намека на звук.
Лишь потрескивал остывающий мотор, да вздыхала трава. Наконец глаза Руди,
привыкшие к слабому лунному свету, различили очертания крыши в окружении
высоких деревьев. Звук его шагов растревожил тишину. Покачиваясь и
прижимая к груди пиво с бутылкой муската, Руди направлялся к хижине.
Голова раскалывалась. "Они, наверное, думают, я взял деньги на пиво,
чтобы рвануть в Мехико".
Хижина одиноко стояла на фоне темных холмов, высокая трава вокруг
облупившихся стен скрывала останки допотопной фермы, запущенная черепица
крыши повисла под тяжестью скопившихся листьев. Руди поднялся по шатким
ступеням домика и опустил свою драгоценную хрупкую ношу на пол веранды. Не
обращая внимания на дрожь во всем теле, он снял засаленный пиджак, намотал
его на руку и выбил ударом кулака оконное стекло рядом с дверью.
- Добро пожаловать, - сказал он сам себе.
К его изумлению свет все-таки зажегся.
"Все вполне цивильно, - отметил он про себя, окидывая взглядом
грязную кухню, где была и раковина, и холодная вода, горячей, конечно, не
оказалось. - И то хорошо". В буфете под раковиной он нашел три банки с
бобами и свининой с проштампованной на них ценой по меньшей мере
четырехлетней давности, а также керосиновую плиту и полканистры керосина.
В доме нашлась душевая и спальня с продавленной койкой, матрац
которой, должно быть, выбросили из какой-нибудь тюрьмы за ветхостью и
негодностью.
Прислонившись к косяку двери и потягивая мускат, Руди лишний раз
убедился в том, что прелесть одиночества превосходит запои всех тусовок
Калифорнии.
Допив мускат и прикончив пиво, он лег спать.
Руди проснулся, недоумевая, чем же так досадил тому человечку с
отбойным молотком, который всю ночь жил у него под черепом. Он повернулся
на другой бок, но и это не принесло облегчения.
Комната была едва освещена. Некоторое время Руди лежал, разглядывая
тени от высохших, затянутых паутиной стропил; воспоминания вчерашнего дня
и ночи то и дело прокручивались в его болезненном сознании: вечеринка
Тэйрота, подлый "шевроле", застрявший по самые уши в песке, тишина... То,
что сегодня понедельник и ему надо быть на работе в автомагазине, рисовать
пылающие закаты на заказных фургонах, осталось на подсознательном уровне.
- Это могут быть просто топливопроводы, - сказал он себе, его
сознание с трудом пробивалось сквозь жуткую головную боль вкупе с другими
симптомами неумеренного потребления муската. Если дело только в этом,
достаточно нескольких часов. Если же причина в насосе - ему придется туго.
Руди вышел из дома и спустился по ступенькам, щурясь в
мертвенно-бледном свете восхода. Вскоре он уже проклинал хозяина машины:
ничего похожего на инструменты не было ни среди разнообразного мусора в
багажнике, ни на заднем сиденье... И все же ему повезло: в роще за
домиком, в зарослях сорняков, в полусгоревшем сарае, Руди откопал ржавую
отвертку с отломанной ручкой, пару ножей с искривленными лезвиями и
разводной гаечный ключ, но настолько проржавевший, что вряд ли годился для
работы.
Солнце уже взошло и осветило холмы, когда он возвращался обратно.
Вытирая руки о джинсы, Руди оглянулся, у него помутилось в глазах от
обилия свежих утренних красок, так густо разлитых в молочной дымке тумана.
Он никак не мог понять, в чем дело. Руди прикрыл ладонью глаза от
ослепительного серебряного сияния, которое висело в воздухе, как
извивающаяся щель огня, мерцающая почти болезненной яркостью, которая
пронзила пространство, как трещина или сияющая линия, расширявшаяся едва
ли не в дюжине ярдов перед ним. Руди ясно видел, как пространство и
реальность вдруг расщепляются надвое, что три измерения этого мира, словно
нарисованные на занавеси, - воздух, земля, дом и холмы - скручиваются в
стороны, открывая сначала пронзительный свет, слепящую тьму и затем
калейдоскоп цветных пятен. Потом в этой трещине возникла темная фигура в
коричневой мантии с капюшоном, с сияющим мечом в одной руке и черным
бархатным узлом - в другой. Лезвие меча дымилось, будто отражая иссушающий
свет.
Ослепленный светом, Руди отвернулся, растерянный, удивленный и
потрясенный. Когда он вновь повернулся, зрение восстановилось, и Руди
увидел рядом с собой старика в коричневой мантии. В одной руке он держал
меч, а в другой - плачущего ребенка.
Руди щурился и тер кулаками глаза.
- Что за дрянь я пил прошлой ночью? - спросил он вслух. - И кто вы,
черт возьми?
Старик спокойным уверенным движением вложил меч в ножны, и Руди
поймал себя на мысли, что, кто бы это ни был, он, должно быть, может
быстро выхватить снова эту штуку и тогда...
- Меня зовут Ингольд Инглорион. А это - Алтир Эндлорион, последний
принц из рода Дейра.
- Гм?
Старик откинул капюшон, и Руди увидел исполненное благородства и
спокойствия лицо. Голубые глаза, ясные и добрые, делали его похожим на
святого, юродивого или безумца. Руди никогда раньше не видел такого лица.
- Как вы попали сюда? - Руди продолжал воспринимать старика как плод
своего воображения.
- Я пришел через Пустоту, которая отделяет ваш мир от моего, -
серьезно ответил Ингольд.
"Да он сумасшедший".
Озадаченный, Руди медленно обошел вокруг него, сохраняя дистанцию.
Пришелец был вооружен, и что-то в его манере держать меч подсказывало
Руди, что он знает, как им пользоваться. Он выглядел, как безобидный
старикашка, если бы не костюм в духе Франциска Ассизского, но годы общения
с дорожной братией научили Руди инстинктивной осторожности с каждым, кто
вооружен, как бы безобидно он ни выглядел. Кроме того, любой,
расхаживающий в таком одеянии, явно ненормален.
Старик насмешливо смотрел на Руди, рассеянно лаская ребенка
мускулистой рукой. Младенец приглушенно хныкал, а потом и вовсе замолчал.
Руди уловил запах дыма от темной мантии старика и пеленок ребенка. Он
предположил, что они могли бы появиться, к примеру, из тени за углом дома,
когда его ослепило отражение солнечного света, отчего возникло ощущение,
будто они шагнули из пылающей ауры, но это объяснение все же не отвечало
на вопрос, откуда они взялись или как у старика оказался младенец.
После долгого молчания Руди неожиданно для себя спросил:
- Вы настоящий?
Старик улыбнулся, вздрогнула паутина морщин вокруг его белой бороды.
- А ты?
- Я имею в виду, вы не колдун или что-нибудь в этом роде?
- Не в этом мире. - Ингольд внимательно осмотрел стоящего перед ним
молодого человека, потом опять улыбнулся. - Это долгая история, - объяснил
он и направился к дому, словно жил там. Руди пошел следом. - Можно
остаться здесь, пока не прибудет мой связной в этом мире? Это не займет
много времени, - между тем продолжал старик.
"Что за чертовщина?"
- Да, конечно, - вздохнул Руди, - я сам-то здесь только потому, что
сломалась машина. Я должен проверить насос и посмотреть, смогу ли
запустить его снова. - Увидев недоумение Ингольда, он вспомнил, что этот
бородач вроде бы из другого мира и может не знать, что такое двигатель
внутреннего сгорания. - Вы знаете, что такое машина?
- Я знаком с концепцией. Но в нашем мире их, разумеется, нет.
- Понятно.
Ингольд уверенно поднялся по ступенькам в дом. Он прошел прямо через
зал в спальню и положил ребенка на грязный матрац на койке. Младенец тут
же, как по команде, начал освобождаться от пеленок с явным намерением
упасть на пол.
- И все же, кто вы? - настаивал Руди, прислонившись к косяку.
- Я сказал тебе - меня зовут Ингольд. И хватит об этом... - Он
наклонился и едва успел подхватить падающего с матраца принца Тира. Потом
взглянул через плечо. - Ты не сказал мне своего имени, - добавил он.
- Ну, Руди Солис. А где вы взяли ребенка?
- Я спасаю его от врагов, - буднично сказал Ингольд.
"Прекрасно, - думал Руди, - сначала топливный насос, а теперь еще и
это".
Руди посмотрел на ребенка и решил, что ему на вид примерно полгода и
что он премиленький, с розовым пухлым личиком, пушистыми черными волосами
и небесно-голубыми глазами. Ингольд посадил его на середину кровати,
откуда малыш незамедлительно направился к тому же краю. Старик снял свою
темную, пропахшую дымом мантию и расстелил ее, как ковер, на полу. Под ней
он носил белую рубаху, сильно потертую и в пятнах, кожаный ремень и
перевязь, поддерживавшую меч и короткий кинжал в побитых ножнах. Все
выглядело вполне реальным, как банка пива на столе. Но Руди все же было
малость не по себе.
Ингольд снова взял ребенка и посадил его на мантию на полу.
- Вот, - сказал он. - Теперь ты останешься там, где тебя посадили, и
постараешься заснуть.
Принц Алтир Эндлорион издал в ответ членораздельную, но непонятную
фразу.
- Хорошо, - сказал Ингольд и повернулся к двери.
- Чей это ребенок? - спросил Руди, скрестив руки на груди, не сводя
глаз с младенца и старика.
Лицо старика неприятно изменилось, но он постарался ответить как
можно спокойнее:
- Это ребенок моего друга, - произнес он тихо, - который теперь
мертв. - На минуту воцарилась тишина, старик сосредоточенно подворачивал
рукава своей выцветшей рубахи, открывая линии старых шрамов, исчертивших
выпуклые мышцы рук. Когда он снова посмотрел вверх, в его взгляде опять
просматривалась легкая ирония.
- Ты мне не веришь, конечно. Ведь так?
- Ну, теперь, когда вы сказали об этом, верю, - растерянно
пробормотал Руди.
- Ладно, - улыбнулся Ингольд, войдя вслед за ним в узкий зал. - Это
лучше, чем если бы ты не верил. Закрой, пожалуйста, за собой дверь.
- Понимаете, в чем дело, - начал Руди, следуя за ним через зал на
кухню. - Если вы из совсем другого мира, по вашим словам, как же вы
разговариваете по-английски?
- О нет, - Ингольд распечатал одну из упаковок пива на кухонном
буфете и достал банку для себя и для Руди. - Я не говорю по-английски, вот
в чем дело. Ты воспринимаешь это как английский в своем сознании. Если ты
попадешь в мой мир, я объясню тебе, в чем дело, и могу научить тебя...
- Как же! - хмыкнул Руди, - можно подумать, что ты и банки с пивом
открываешь первый раз...
- К сожалению, я не в силах доказать тебе это, - продолжал Ингольд,
присев на угол грязного стола; утренний солнечный свет позолотил рукоятку
его меча. - Разные миры подчиняются разным физическим законам, и ваш,
несмотря на нынешнюю тесную связь с моим, очень далек от центра и
источника Энергии. Законы физики тут очень сложные, - он выглянул в окно
справа, что-то высчитывая про себя и бормоча под нос.
Руди удивился той естественности, с какой держал себя старик. Он
встречал ряженых и раньше, в Южной Калифорнии. Но все эти Братья
Атлантиса, молодые или старые, придерживались одних и тех же правил игры,
они, наконец, просто старались играть на публику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42