Есть ли возражения?
Адвокаты переглянулись. Затем адвокат мистера Ито сказал:
— Ваша честь, мне кажется, что было бы предпочтительнее рассматривать их каждый в отдельности.
— Возможно. Но в таком случае мы будем сидеть здесь до рождества. Я не могу себе позволить, чтобы так много занятых людей выслушивали одно и то же. Но требовать отдельного рассмотрения фактов — ваше право… тем более, что ваши доверители понимают, что они должны будут оплачивать каждый день судоговорения.
Сын мистера Ито потянул адвоката за рукав и что-то прошептал ему. Тот кивнул и сказал:
— Мы признаем необходимость совместного рассмотрения… как факт.
— Очень хорошо. Есть еще возражения?
Таковых не последовало. Гринберг повернулся к О'Фаррелу:
— Скажите, в данном зале имеется ли измеритель истины?
— А? Да, конечно. Правда, я редко им пользуюсь.
— А мне он нравится. — Гринберг повернулся к остальным. — Измеритель истины мы повесим вот здесь. Никто не обязан представать перед ним так же, как никого нельзя заставить приносить присягу. Но данный суд имеет право оценивать с юридической точки зрения все сказанное, а также тот факт, если кто-либо откажется от использования измерителя истины.
— Смотри, осторожнее. Червячок, — прошептал Джон Томас на ухо Бетти.
— За меня-то ты не беспокойся, — прошептала она в ответ. — Следи лучше за собой.
— Нам понадобится некоторое время, чтобы откопать его, — судья О'Фаррел сказал Гринбергу. — Не сделать ли перерыв для ленча?
— Ах, да, ленч. Прошу общего внимания… суд не будет делать перерыва для ленча. Я попрошу бейлифа дать указание принести кофе и сандвичи для всех желающих, пока секретарь разыскивает измеритель. Мы перекусим здесь же, на месте. И… есть тут у кого-нибудь спички?
А на лужайке Луммокс, размышляя над непростым вопросом о праве Бетти приказывать ему, был вынужден прийти к выводу, что она обладает особым статусом. Все, с кем Джон Томас знакомил его в течение жизни, были похожи на Бетти; таким образом, в данном случае имело смысл прислушиваться к ее словам, поскольку в них не было ничего тревожного. Он снова лег и погрузился в сон, оставив бодрствовать лишь сторожевой глаз.
Сон был тревожен, поскольку Луммокса мучительно терзал ароматный запах стали. Спустя какое-то время Луммокс проснулся и потянулся, отчего клетка затрещала по швам. Ему пришла в голову мысль, что столь долгое отсутствие Джона Томаса не вызвано необходимостью. Это — во-первых. А во-вторых, ему не понравился образ действия мужчины, который уволок Джона Томаса… нет, он ему явно не понравился. Луммокс задумался, что он должен был бы делать? И что сказал бы Джон Томас, будь он здесь?
Проблема оказалась слишком сложной. Луммокс снова лег и лизнул один из брусьев своей клетки. Нет, он не прикусил его; он просто попробовал его на вкус. Слегка суховато, решил он, но неплохо.
В суде шериф Дрейзер закончил свое выступление перед судом и уступил место Кариесу и Мендозе. Их рассказы были логичны и последовательны, и измеритель истины не шелохнулся; мистер Де Грасс выступил с требованием расширить доказательную базу. Адвокат мистера Ито признал, что доверитель стрелял в Луммокса; сын мистера Ито представил снимки последствий визита Луммокса. И чтобы завершить историю Л-дня, осталось выслушать лишь показания миссис Донахью. Гринберг повернулся к ее адвокату:
— Мистер Бенфилд, вы хотите сами допросить своего клиента или предпочитаете, чтобы это сделал суд?
— Прошу вас, ваша честь. Возможно, я задам один или два вопроса.
— Это ваше право. Расскажите нам, миссис Донахью, что произошло.
— Это я и собираюсь сделать. Ваша честь, друзья, уважаемые посетители, хотя я и не привыкла к публичным выступлениям, тем не менее, заверяю вас, что мой безупречный образ жизни…
— Все это неважно, миссис Донахью. Только факты. Итак, полдень прошлого понедельника…
— Да, тогда это и было!
— Очень хорошо, продолжайте. И не волнуйтесь, миссис Донахью.
— Ну, как раз тогда я прилегла на несколько минут, решив отдохнуть… Я изнемогаю от своих обязанностей: клуб, благотворительный комитет, а также…
Гринберг наблюдал за измерителем истины над ее головой. Стрелка беспокойно колебалась, но не переходила красную черту, после которой должен был раздаться предупреждающий сигнал. И он решил, что пока нет смысла останавливать свидетельницу.
— …как внезапно я была поражена чудовищным ужасом.
Стрелка прыгнула далеко за красную черту, зажегся рубиновый сигнал, и зуммер издал громкий тревожный звук. Кое-кто захихикал, и Гринберг торопливо сказал:
— Порядок в зале! Бейлифу дано указание вывести каждого, кто будет нарушать порядок работы суда.
Когда зуммер зазвучал, миссис Донахью сразу же остановилась. Мистер Бенфилд, помрачнев, тронул ее за локоть и сказал:
— Не обращайте внимания, моя дорогая. Просто расскажите СУДУ О ТЕХ Звуках, что вы услышали, что вы увидели и что вы делали.
— Он подсказывает свидетелю, — возразила Бетти.
— Ничего подобного, — сказал Гринберг.
— Но…
— Возражение не принимается. Свидетель может продолжать.
— И… ну, словом, я услышала эти звуки и подумала, что никогда в жизни не слышала ничего подобного. Я выглянула и увидела это огромное свирепое животное, которое носилось взад и вперед…
Зуммер снова, зазвучал; несколько слушателей расхохотались.
— Выключит ли кто-нибудь эту глупую трещотку? — гневно сказала миссис Донахью. — Неужели кто-то может рассказать о том, что происходило, лучше меня?
— Порядок в зале! — провозгласил Гринберг. — Если будут еще какие-то нарушения, суд сочтет необходимым принять соответствующие меры. — Он повернулся к миссис Донахью. — Если свидетель выразил согласие на использование измерителя правды, его решение не может быть изменено. Но показания измерителя носят чисто информативный характер; суд не обязан подчиняться им. Продолжайте.
— В жизни еще не сказала ни слова лжи. Зуммер не издал ни звука.
Гринберг прикинул, что это должно произвести на миссис Донахью впечатление.
— Я имею в виду, — добавил он, — что у суда есть свое собственное мнение. И никакая машина не вынесет приговор вместо членов суда.
— Мой отец всегда говорил, что подобные штучки — проделки дьявола. Он говорил, что честный деловой человек никогда не должен…
— Прошу вас, миссис Донахью.
Мистер Бенфилд наклонился к ее уху. Миссис Донахью стала говорить тише:
— Словом, у меня в саду оказалось это… это ужасное животное, что живет у мальчишки в соседнем дворе. Оно ело мои розовые кусты.
— А что сделали вы?
— Я не знала, что мне делать. Я схватила первое, что мне попалось под руку… кажется, это была метла… и бросилась к дверям. Зверюга рявкнула на меня и… Бзззззззззззз!
— Не могли бы вы повторить то, что сказали, миссис Донахью?
— Оно кинулось прочь, это трусливое создание, и покинуло мой двор. Я не знаю, куда оно направилось. Но мой любимый садик… о, он весь был в руинах.
Игла качнулась, но зуммер не прозвучал. Гринберг повернулся к адвокату:
— Мистер Бенфилд, оценивали ли вы размеры убытка, нанесенного миссис Донахью?
— Да, ваша честь.
— Будьте любезны, сообщите нам вашу оценку.
Мистер Бенфилд решил, что он скорее потеряет клиента, чем позволит, чтобы эта коварная штука зазвучала при его словах.
— Съедено пять кустов, ваша честь. Небольшие повреждения нанесены лужайке, и в узорной ограде проломана дыра.
— В какую сумму все это оценивается?
— Мы предпочитаем, чтобы вы сами оценили сумму предполагаемого ущерба, — осторожно сказал мистер Бенфилд.
— Вы рискуете, мистер Бенфилд.
Мистер Бенфилд пожал плечами и вытянул из-под рук миссис Донахью листок с перечислением ущерба.
— Имуществу нанесен ущерб примерно на пару сотен, ваша честь. Но суд должен учесть те неудобства и расстройства, которые повлекло за собой данное происшествие…
Миссис Донахью всхлипнула:
— Это невероятно! Мои призовые розы! Игла дернулась, но вернулась обратно столь быстро, что зуммер не успел отреагировать.
— Что за розы, миссис Донахью? — участливо спросил Гринберг.
— Речь идет, — вмешался ее адвокат, — о широко известных розах миссис Донахью, не имеющих себе равных. И я счастлив сообщить, что ее мужественное поведение сберегло бесценные растения.
— Имеете ли вы что-либо добавить?
— Думаю, нет. Кроме заверенных фотоснимков.
— Очень хорошо.
Миссис Донахью бросила взгляд на своего адвоката:
— А у меня есть, что добавить! Я настаиваю, слышите, настаиваю, чтобы это опаснейшее, кровожадное чудовище было уничтожено!
Гринберг повернулся к Бенфилду:
— Можем ли мы считать эти слова официальным заявлением, мэтр? Или имеет смысл отнести их на счет риторики?
Бенфилд смущенно повел плечами:
— Мы подали такую жалобу, ваша честь.
— Суд рассмотрит ее.
Бетти вскочила:
— Эй, подождите минуту! Все, что Лумми сделал — это съел ее несколько паршивых, старых…
— Потом, мисс Соренсен.
— Но…
— Прошу вас, потом. У вас будет такая возможность. В настоящий момент суд считает необходимым рассматривать лишь факты, имеющие отношение к делу. Есть ли какие-нибудь новые факты у кого-либо? Возможно, кто-нибудь хочет задать дополнительные вопросы свидетелям? Или вызвать дополнительного свидетеля?
— Мы хотим, — сразу же сказала Бетти.
— Что вы хотите?
— Вызвать дополнительного свидетеля.
— Очень хорошо. Он находится здесь?
— Да, ваша честь. Снаружи. Это Луммокс.
Гринберг задумался.
— Должен ли я понимать ваши слова в том смысле, что вы предлагаете Луммоксу занять свидетельское место и выступить в свою собственную защиту?
— А почему бы и нет? Он может говорить. Один из репортеров, пошептавшись со своими коллегами, выскочил из помещения.
Гринберг закусил губу.
— Это я знаю, — признал он. — Я обменялся с ним несколькими словами. Но способность говорить не идентична возможности выступать в роли компетентного свидетеля. Ребенок порой умеет говорить еще до того, как ему минет год, но исключительно редко можно полагаться на показания малыша… Ну, скажем, до пяти лет. Данный суд имеет право считать, что представители негуманоидных рас… негуманоидных в биологическом смысле, могут давать показания. Но ничто пока не убедило нас в том, что данное внеземное существо может исполнять эти обязанности.
— Видите ли, мистер Посланник, — обратилась Бетти к Гринбергу, — вы произнесли ужасно много слов, но что, в сущности, они означают? Вы готовитесь произнести приговор относительно Луммокса… и не хотите задать ему ни одного вопроса. Вы говорите, что он не может давать достаточно убедительные показания. Здесь я видела и тех, кто тоже не может этого делать. И я держу пари: если Луммокс предстанет перед измерителем правды, тот не издаст ни звука. Конечно, он делал вещи, которые не должен был делать. Он съел несколько старых трухлявых кустов роз и капусту мистера Ито. Ну и что страшного? Ведь вы тоже, когда были маленьким, таскали пирожные, когда были уверены, что вас никто не видит. — Бетти перевела дыхание.
— И вот теперь представьте себе, что в тот момент, когда вы тянетесь за пирожным, кто-то бьет вас метлой по голове. Или стреляет в вас из пушки. Неужели вы не испугаетесь? Не кинетесь бежать? Лумми полон дружелюбия. Все вокруг знают об этом… по крайней мере, любой человек, если он не старается казаться глупее и раздражительнее, чем он есть на самом деле. Но пытался хоть кто-нибудь поговорить с ним, успокоить его? Увы, запугали до смерти и наконец загнали под мост. Вы говорите, что Лумми ничего не понимает. А кто понимает? Все эти люди, которые травили его? А теперь добиваются его смерти. Укради маленький мальчик пирожное, они оторвали бы ему голову — только, чтобы он впредь не сделал ничего подобного. Да есть тут хоть один нормальный человек? Что за комедия разыгрывается здесь?
Она остановилась, сглатывая слезы, катившиеся по ее щекам. Искусству в нужный момент вызывать слезы Бетти научилась в школьном драматическом кружке; но сейчас, к своему удивлению, убедилась, что слезы подлинные.
— У вас все? — спросил Гринберг.
— Вроде, да. По крайней мере, пока.
— Должен сказать, что ваше выступление было довольно трогательным. Но суд не может руководствоваться эмоциями. Правильно ли я понял ваши слова, что большая часть разрушений… включим сюда и кусты роз, и капусту… возникла из-за неправильных действий людей, и таким образом не может быть вменена в вину Луммоксу или его владельцу?
— Оцените ситуацию сами, ваша честь. Как правило, хвост следует за собакой, а не наоборот. Почему бы вам самому не спросить Луммокса, как он смотрит на все случившееся?
— До этого мы еще доберемся. Теперь второе: я не могу считать ваши аналогии достаточно весомыми. Мы имеем дело не с маленьким мальчиком, а с животным. И если мы примем решение о необходимости его уничтожения, мы не будем руководствоваться ни местью, ни наказанием, потому что животному недоступны такие понятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Адвокаты переглянулись. Затем адвокат мистера Ито сказал:
— Ваша честь, мне кажется, что было бы предпочтительнее рассматривать их каждый в отдельности.
— Возможно. Но в таком случае мы будем сидеть здесь до рождества. Я не могу себе позволить, чтобы так много занятых людей выслушивали одно и то же. Но требовать отдельного рассмотрения фактов — ваше право… тем более, что ваши доверители понимают, что они должны будут оплачивать каждый день судоговорения.
Сын мистера Ито потянул адвоката за рукав и что-то прошептал ему. Тот кивнул и сказал:
— Мы признаем необходимость совместного рассмотрения… как факт.
— Очень хорошо. Есть еще возражения?
Таковых не последовало. Гринберг повернулся к О'Фаррелу:
— Скажите, в данном зале имеется ли измеритель истины?
— А? Да, конечно. Правда, я редко им пользуюсь.
— А мне он нравится. — Гринберг повернулся к остальным. — Измеритель истины мы повесим вот здесь. Никто не обязан представать перед ним так же, как никого нельзя заставить приносить присягу. Но данный суд имеет право оценивать с юридической точки зрения все сказанное, а также тот факт, если кто-либо откажется от использования измерителя истины.
— Смотри, осторожнее. Червячок, — прошептал Джон Томас на ухо Бетти.
— За меня-то ты не беспокойся, — прошептала она в ответ. — Следи лучше за собой.
— Нам понадобится некоторое время, чтобы откопать его, — судья О'Фаррел сказал Гринбергу. — Не сделать ли перерыв для ленча?
— Ах, да, ленч. Прошу общего внимания… суд не будет делать перерыва для ленча. Я попрошу бейлифа дать указание принести кофе и сандвичи для всех желающих, пока секретарь разыскивает измеритель. Мы перекусим здесь же, на месте. И… есть тут у кого-нибудь спички?
А на лужайке Луммокс, размышляя над непростым вопросом о праве Бетти приказывать ему, был вынужден прийти к выводу, что она обладает особым статусом. Все, с кем Джон Томас знакомил его в течение жизни, были похожи на Бетти; таким образом, в данном случае имело смысл прислушиваться к ее словам, поскольку в них не было ничего тревожного. Он снова лег и погрузился в сон, оставив бодрствовать лишь сторожевой глаз.
Сон был тревожен, поскольку Луммокса мучительно терзал ароматный запах стали. Спустя какое-то время Луммокс проснулся и потянулся, отчего клетка затрещала по швам. Ему пришла в голову мысль, что столь долгое отсутствие Джона Томаса не вызвано необходимостью. Это — во-первых. А во-вторых, ему не понравился образ действия мужчины, который уволок Джона Томаса… нет, он ему явно не понравился. Луммокс задумался, что он должен был бы делать? И что сказал бы Джон Томас, будь он здесь?
Проблема оказалась слишком сложной. Луммокс снова лег и лизнул один из брусьев своей клетки. Нет, он не прикусил его; он просто попробовал его на вкус. Слегка суховато, решил он, но неплохо.
В суде шериф Дрейзер закончил свое выступление перед судом и уступил место Кариесу и Мендозе. Их рассказы были логичны и последовательны, и измеритель истины не шелохнулся; мистер Де Грасс выступил с требованием расширить доказательную базу. Адвокат мистера Ито признал, что доверитель стрелял в Луммокса; сын мистера Ито представил снимки последствий визита Луммокса. И чтобы завершить историю Л-дня, осталось выслушать лишь показания миссис Донахью. Гринберг повернулся к ее адвокату:
— Мистер Бенфилд, вы хотите сами допросить своего клиента или предпочитаете, чтобы это сделал суд?
— Прошу вас, ваша честь. Возможно, я задам один или два вопроса.
— Это ваше право. Расскажите нам, миссис Донахью, что произошло.
— Это я и собираюсь сделать. Ваша честь, друзья, уважаемые посетители, хотя я и не привыкла к публичным выступлениям, тем не менее, заверяю вас, что мой безупречный образ жизни…
— Все это неважно, миссис Донахью. Только факты. Итак, полдень прошлого понедельника…
— Да, тогда это и было!
— Очень хорошо, продолжайте. И не волнуйтесь, миссис Донахью.
— Ну, как раз тогда я прилегла на несколько минут, решив отдохнуть… Я изнемогаю от своих обязанностей: клуб, благотворительный комитет, а также…
Гринберг наблюдал за измерителем истины над ее головой. Стрелка беспокойно колебалась, но не переходила красную черту, после которой должен был раздаться предупреждающий сигнал. И он решил, что пока нет смысла останавливать свидетельницу.
— …как внезапно я была поражена чудовищным ужасом.
Стрелка прыгнула далеко за красную черту, зажегся рубиновый сигнал, и зуммер издал громкий тревожный звук. Кое-кто захихикал, и Гринберг торопливо сказал:
— Порядок в зале! Бейлифу дано указание вывести каждого, кто будет нарушать порядок работы суда.
Когда зуммер зазвучал, миссис Донахью сразу же остановилась. Мистер Бенфилд, помрачнев, тронул ее за локоть и сказал:
— Не обращайте внимания, моя дорогая. Просто расскажите СУДУ О ТЕХ Звуках, что вы услышали, что вы увидели и что вы делали.
— Он подсказывает свидетелю, — возразила Бетти.
— Ничего подобного, — сказал Гринберг.
— Но…
— Возражение не принимается. Свидетель может продолжать.
— И… ну, словом, я услышала эти звуки и подумала, что никогда в жизни не слышала ничего подобного. Я выглянула и увидела это огромное свирепое животное, которое носилось взад и вперед…
Зуммер снова, зазвучал; несколько слушателей расхохотались.
— Выключит ли кто-нибудь эту глупую трещотку? — гневно сказала миссис Донахью. — Неужели кто-то может рассказать о том, что происходило, лучше меня?
— Порядок в зале! — провозгласил Гринберг. — Если будут еще какие-то нарушения, суд сочтет необходимым принять соответствующие меры. — Он повернулся к миссис Донахью. — Если свидетель выразил согласие на использование измерителя правды, его решение не может быть изменено. Но показания измерителя носят чисто информативный характер; суд не обязан подчиняться им. Продолжайте.
— В жизни еще не сказала ни слова лжи. Зуммер не издал ни звука.
Гринберг прикинул, что это должно произвести на миссис Донахью впечатление.
— Я имею в виду, — добавил он, — что у суда есть свое собственное мнение. И никакая машина не вынесет приговор вместо членов суда.
— Мой отец всегда говорил, что подобные штучки — проделки дьявола. Он говорил, что честный деловой человек никогда не должен…
— Прошу вас, миссис Донахью.
Мистер Бенфилд наклонился к ее уху. Миссис Донахью стала говорить тише:
— Словом, у меня в саду оказалось это… это ужасное животное, что живет у мальчишки в соседнем дворе. Оно ело мои розовые кусты.
— А что сделали вы?
— Я не знала, что мне делать. Я схватила первое, что мне попалось под руку… кажется, это была метла… и бросилась к дверям. Зверюга рявкнула на меня и… Бзззззззззззз!
— Не могли бы вы повторить то, что сказали, миссис Донахью?
— Оно кинулось прочь, это трусливое создание, и покинуло мой двор. Я не знаю, куда оно направилось. Но мой любимый садик… о, он весь был в руинах.
Игла качнулась, но зуммер не прозвучал. Гринберг повернулся к адвокату:
— Мистер Бенфилд, оценивали ли вы размеры убытка, нанесенного миссис Донахью?
— Да, ваша честь.
— Будьте любезны, сообщите нам вашу оценку.
Мистер Бенфилд решил, что он скорее потеряет клиента, чем позволит, чтобы эта коварная штука зазвучала при его словах.
— Съедено пять кустов, ваша честь. Небольшие повреждения нанесены лужайке, и в узорной ограде проломана дыра.
— В какую сумму все это оценивается?
— Мы предпочитаем, чтобы вы сами оценили сумму предполагаемого ущерба, — осторожно сказал мистер Бенфилд.
— Вы рискуете, мистер Бенфилд.
Мистер Бенфилд пожал плечами и вытянул из-под рук миссис Донахью листок с перечислением ущерба.
— Имуществу нанесен ущерб примерно на пару сотен, ваша честь. Но суд должен учесть те неудобства и расстройства, которые повлекло за собой данное происшествие…
Миссис Донахью всхлипнула:
— Это невероятно! Мои призовые розы! Игла дернулась, но вернулась обратно столь быстро, что зуммер не успел отреагировать.
— Что за розы, миссис Донахью? — участливо спросил Гринберг.
— Речь идет, — вмешался ее адвокат, — о широко известных розах миссис Донахью, не имеющих себе равных. И я счастлив сообщить, что ее мужественное поведение сберегло бесценные растения.
— Имеете ли вы что-либо добавить?
— Думаю, нет. Кроме заверенных фотоснимков.
— Очень хорошо.
Миссис Донахью бросила взгляд на своего адвоката:
— А у меня есть, что добавить! Я настаиваю, слышите, настаиваю, чтобы это опаснейшее, кровожадное чудовище было уничтожено!
Гринберг повернулся к Бенфилду:
— Можем ли мы считать эти слова официальным заявлением, мэтр? Или имеет смысл отнести их на счет риторики?
Бенфилд смущенно повел плечами:
— Мы подали такую жалобу, ваша честь.
— Суд рассмотрит ее.
Бетти вскочила:
— Эй, подождите минуту! Все, что Лумми сделал — это съел ее несколько паршивых, старых…
— Потом, мисс Соренсен.
— Но…
— Прошу вас, потом. У вас будет такая возможность. В настоящий момент суд считает необходимым рассматривать лишь факты, имеющие отношение к делу. Есть ли какие-нибудь новые факты у кого-либо? Возможно, кто-нибудь хочет задать дополнительные вопросы свидетелям? Или вызвать дополнительного свидетеля?
— Мы хотим, — сразу же сказала Бетти.
— Что вы хотите?
— Вызвать дополнительного свидетеля.
— Очень хорошо. Он находится здесь?
— Да, ваша честь. Снаружи. Это Луммокс.
Гринберг задумался.
— Должен ли я понимать ваши слова в том смысле, что вы предлагаете Луммоксу занять свидетельское место и выступить в свою собственную защиту?
— А почему бы и нет? Он может говорить. Один из репортеров, пошептавшись со своими коллегами, выскочил из помещения.
Гринберг закусил губу.
— Это я знаю, — признал он. — Я обменялся с ним несколькими словами. Но способность говорить не идентична возможности выступать в роли компетентного свидетеля. Ребенок порой умеет говорить еще до того, как ему минет год, но исключительно редко можно полагаться на показания малыша… Ну, скажем, до пяти лет. Данный суд имеет право считать, что представители негуманоидных рас… негуманоидных в биологическом смысле, могут давать показания. Но ничто пока не убедило нас в том, что данное внеземное существо может исполнять эти обязанности.
— Видите ли, мистер Посланник, — обратилась Бетти к Гринбергу, — вы произнесли ужасно много слов, но что, в сущности, они означают? Вы готовитесь произнести приговор относительно Луммокса… и не хотите задать ему ни одного вопроса. Вы говорите, что он не может давать достаточно убедительные показания. Здесь я видела и тех, кто тоже не может этого делать. И я держу пари: если Луммокс предстанет перед измерителем правды, тот не издаст ни звука. Конечно, он делал вещи, которые не должен был делать. Он съел несколько старых трухлявых кустов роз и капусту мистера Ито. Ну и что страшного? Ведь вы тоже, когда были маленьким, таскали пирожные, когда были уверены, что вас никто не видит. — Бетти перевела дыхание.
— И вот теперь представьте себе, что в тот момент, когда вы тянетесь за пирожным, кто-то бьет вас метлой по голове. Или стреляет в вас из пушки. Неужели вы не испугаетесь? Не кинетесь бежать? Лумми полон дружелюбия. Все вокруг знают об этом… по крайней мере, любой человек, если он не старается казаться глупее и раздражительнее, чем он есть на самом деле. Но пытался хоть кто-нибудь поговорить с ним, успокоить его? Увы, запугали до смерти и наконец загнали под мост. Вы говорите, что Лумми ничего не понимает. А кто понимает? Все эти люди, которые травили его? А теперь добиваются его смерти. Укради маленький мальчик пирожное, они оторвали бы ему голову — только, чтобы он впредь не сделал ничего подобного. Да есть тут хоть один нормальный человек? Что за комедия разыгрывается здесь?
Она остановилась, сглатывая слезы, катившиеся по ее щекам. Искусству в нужный момент вызывать слезы Бетти научилась в школьном драматическом кружке; но сейчас, к своему удивлению, убедилась, что слезы подлинные.
— У вас все? — спросил Гринберг.
— Вроде, да. По крайней мере, пока.
— Должен сказать, что ваше выступление было довольно трогательным. Но суд не может руководствоваться эмоциями. Правильно ли я понял ваши слова, что большая часть разрушений… включим сюда и кусты роз, и капусту… возникла из-за неправильных действий людей, и таким образом не может быть вменена в вину Луммоксу или его владельцу?
— Оцените ситуацию сами, ваша честь. Как правило, хвост следует за собакой, а не наоборот. Почему бы вам самому не спросить Луммокса, как он смотрит на все случившееся?
— До этого мы еще доберемся. Теперь второе: я не могу считать ваши аналогии достаточно весомыми. Мы имеем дело не с маленьким мальчиком, а с животным. И если мы примем решение о необходимости его уничтожения, мы не будем руководствоваться ни местью, ни наказанием, потому что животному недоступны такие понятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34