- Это же Исангард, - сказал я. - Слушай, Имлах, он ведь
умер.
- Может быть, и умер, - сказала она. - Разве это так уж
важно?
Я покосился на эту ненормальную и немного отодвинулся от
нее - на всякий случай.
- Для кикиморы это, может быть, и неважно, - сказал я
наконец. - Но люди, Имлах, умирают навсегда.
Они развернули плащ и уложили моего друга на чистое
полотно. Сквозь грязные лохмотья, в которые превратилась его
куртка, я увидел пузыри ожогов, покрывшие все его тощее тело. На
левом плече кожа была содрана, а через всю грудь тянулись
четыре глубоких пореза, посиневших и распухших - от яда, надо
полагать. Лицо у него заострилось, глаза провалились. Не
изменились только темные волосы, попрежнему перевязанные
лоскутом.
Потом его заслонили от меня женщины. Они хлопотали, что-то
передавали друг другу, негромко переговаривались. Звонко
рвалось полотно, и ни одной нитки не упало. Аккуратно плеснула в
чистой глиняной плошке вода.
Я не смотрел и старался не слушать. Для меня не
существовало больше ни самообладания, ни гордости, ни
фатализма. В один миг я растерял все свои добродетели. И пусть я
дух пустыни, пусть я сеятель раздора, болезней и всяческого горя.
Пусть я раскидывал по пустыне руины древних городов, наводя
ужас на бесстрашных аскетов. Сам пророк Фари
забаррикадировался в своей гробнице, когда я с хохотом пролетел
мимо на крыльях песчаной бури... Но теперь я уткнулся носом в
угол жалкой хибары, сидя возле ободранной печки, и молча,
безутешно рыдал.

Глава десятая
ГНОМ И ВЕЛИКАН
Я услышал под стеной дома странный свист и приоткрыл один
глаз. Женщин, совершавших возле моего погибшего друга свой
таинственный обряд, нигде не было видно. Исчез и Гримнир, что
меня немного порадовало (насколько я вообще мог радоваться в
подобной ситуации). Я открыл второй глаз и окончательно
проснулся. Все тело у меня ныло, потому что накануне вечером,
обессиленный слезами и горячкой, я уснул прямо в углу возле
печки, не заметив, что под бок мне закатилось полено. И теперь
было такое впечатление, будто меня этим поленом крепко
поколотили. Жара у меня уже не было. Я хоть и был довольно
слаб, но не горел и вообще подавал надежды на скорое
выздоровление.
Свист повторился. Я сел. было уже утро, о чем я судил по лучу
света, падавшему на пол из маленького окошка. В луче отчетливо
просматривались летние Пыльники - крошечные зловредные
человечки, покрытые сереньким пушком. И живут-то всего два-три
дня, но за это время успевают здорово напакостить. Я попробовал
заговорить с ними, но они шарахнулись от меня и ринулись по лучу
обратно в окошко.
Я поднялся и заковылял к нарам. Исангард лежал, завернутый в
чистое полотно. Надо же, как его запаковали для похорон.
Понимают в этом толк, ведьмы. Мы с ним, кстати, всегда были
готовы к подобной неприятности (я имею в виду скоропостижную
гибель) и на всякий случай заранее обсудили, кого и как надлежит
хоронить. Так, еще четыре года назад мне было поручено закопать
безжизненное тело моего друга (буде таковое объявится) вместе с
его верной подругой Атвейг. Теперь я вспомнил тот давний разговор
и мысленно дал себе слово проследить за тем, чтобы Гримнир не
наложил свою волосатую лапу на чудесный меч.
Тело шевельнулось. Я не сразу обратил на это внимание,
поскольку был погружен в горестные думы. Однако тело
недовольно задергалось, и с этим я был вынужден считаться.
Исангард приоткрыл мутные глаза.
- Кода... - сказал он еле слышно.
Слезы немедленно потекли у меня из глаз.
- Все в порядке, - сказал я. - Я здесь. Враги уничтожены.
У него дернулся рот, словно он хотел улыбнуться.
- Лежи тихо, - сказал я. - Только вот что. Как ты
считаешь, кто-нибудь должен знать, что ты живой? Хочешь, я тайно
унесу тебя в лес?
Вообще-то я даже поднять его не смог бы, но в тот момент я от
радости как-то забыл об этом.
Исангард шепнул:
- Мне трудно разговаривать.
Под стенкой опять свистнули. Я поднял палец и сказал
вполголоса:
- Пойду на разведку. Не нравится мне этот свист. А ты лежи,
прикидывайся мертвым. У тебя классно получается.
Я на цыпочках двинулся к выходу. Проклятая дверь так
заскрипела, что все мои предосторожности тут же полетели к
черту. Я выругался, помянув кости пророка Фари, и уже не таясь
вышел из дома.
У стены я увидел странную компанию. Для начала, там был
Гримнир, так что я рано обрадовался его отсутствию. Он сидел на
корточках спиной ко мне и что-то разглядывал. От него во все
стороны плыли волны восторга, но что именно привело его в такое
расположение духа, я не мог понять. На шатком чурбачке,
прислонившись спиной к стене избушки, сидела замарашка Имлах и
жадно кусала хлеб, намазанный медом. Мед стекал по ее локтям, и
она время от времени обтирала его пальцем, после чего
облизывалась. Над Имлах летала оса. При виде меда мне стало
дурно. А перед Гримниром и лесной девчонкой стояло печальное
существо с обвисшим носом и уныло опущенными уголками
коричневых глаз. Лицо у существа было узкое, как лезвие,
спутанные зеленые волосы падали ему на плечи. Я сразу почуял,
что это нечто вроде гнома, и начал прикидывать, кто из нас двоих
могущественнее.
Гримнир обернулся и в знак приветствия оскалил все свои
зубы. Я предположил, что это улыбка, и криво ухмыльнулся в
ответ.
- Привет, Кода, - сказала Имлах, догладывая свой хлеб.
Я настороженно переводил взгляд с одной сияющей
физиономии на другую. Не нравились мне их рожи. Особенно та,
гномья. Я пожал плечами и плотнее завернулся в свой плащ, хотя
уже становилось довольно жарко.
- Ну, как там Исангард? - спросил Гримнир. - Спит еще?
Я отмолчался. Имлах слезла с чурбачка, потерла затекшую
ногу и устроилась в траве. Все трое, включая зеленого гнома, опять
склонились над чем-то, что их так восхищало. Я не выдержал и
заглянул в их тесный кружок, подсунув голову под локоть
Гримнира. Но ничего толком разглядеть не успел, потому что
Гримнир немедленно ущемил меня своими ручищами и загоготал,
помирая от удовольствия.
- Идиот! - придушенно заверещал я. - Пусти! Клянусь
ладонью Алат, Гримнир, тебе не поздоровится!
Великан хрюкнул и сдавил меня еще сильнее. В глазах у меня
потемнело.
- Отпусти его, Один, - произнес тихий, печальный голос. -
Не сходи с ума. Ты же не тролль.
Меня выпустили. Я сел, плохо соображая, и потер помятое ухо.
Зеленое существо смотрело прямо на меня, причем смотрело
участливо.
- Он вас не поранил? - спросило оно.
Я покачал головой.
- Вы должны его извинить, - произнесло существо и с
оттенком легкого превосходства покосилось на Гримнира. - Когда
Один переодевается великаном, он становится невыносим.
- Какой еще Один? - не понял я.
- Я Один, - заявил одноглазый. - Я верховный бог этого
края.
Вот заврался, подумал я, разглядывая его разбойничью рожу.
- Ничего я не заврался, - обиделся Гримнир. - Нечего
всякие гадости про меня думать. Ну, переоделся я великаном. Я
верховный бог, что хочу, то и делаю. Надоедает же одну и ту же
морду в зеркале по утрам видеть.
- Один так Один, - сказал я. - Я же не спорю.
- А это наш травяной, - сказал Гримнир, указывая на
зеленое создание. - Великий борец за права травушки-муравушки.
У него это нечто вроде навязчивой фобии.
- Я преданно служу идее, - возразил травяной, и я удивился
тому, что он не обиделся. Привык, должно быть, к насмешкам. -
Бессердечный ты все-таки тип, Один.
- Я бог, сколько можно говорить, - буркнул Гримнир. - Где
ты видел, чтобы боги были сердечными, скажи?
- Доннар не в пример добрее, - вставила Имлах.
Гримнир скривил рот.
- Вот только о рыжем не надо, - сказал он с тихой яростью
в голосе. - Вам что, грозы тут не хватает? По мне так, без него
тоже неплохо.
Вдали громыхнул гром.
- Накликали, - тяжко произнес Гримнир и покосился на
избушку. - Крыша-то течет...
- Ты бы починил ее, что ли, - сказал травяной.
Гримнир посмотрел на него сверху вниз.
- Расскажи лучше нашему другу о своем семинаре.
Я так понял, что "другом" он называл меня. Травяной перевел
на меня свои коричневые глаза, и я увидел в них тихое,
несгибаемое упорство.
- Дело в том, - начал травяной спокойно, словно продолжая
старый разговор, - что по траве все время ходят ногами. Вы все
думаете, что это так, ерунда. На самом деле это грозит нам
катастрофой. Я создал семинар, который условно называется
"Трава - локоны земли". Мы ведем большую работу по
предотвращению хождения по траве ногами.
Я только глазами хлопал. В первый раз встречаю такого
интересного гнома.
- Вы знаете, - вежливо произнес я, - я понимаю еще, как
можно не ходить ногами, скажем, по какбатулу. Один кустик на
много миль в Певучих Песках. Его и обойти нетрудно. А как вы
здесь...
- О, есть множество способов, - оживился травяной. -
Множество направлений борьбы. Так, к Ночи Цветения Папоротника
мы распространили призыв ко всем жителям леса - беречь это
замечательное растение. Кстати, мне жаль, что так мало народу
собралось на наш диспут. Мы провели его под девизом
"Папоротник - сын тысячелетий".
Поскольку я не мог сейчас припомнить, что такого особенного в
папоротнике и вообще смутно представлял себе, как он выглядит,
то сказал из вежливости только:
- Очень интересно.
Травяной кивнул.
- Было безумно интересно, уверяю вас. Мы дискутировали на
тему: считать ли папоротник травой или же, признавая его заслуги
в минувшие эпохи, сохранить за ним статус дерева.
- Ну и как? - спросил я. Никогда не задумывался над
подобными вещами.
- Все не так просто, - заявил травяной, приметно
разволновавшись. - Конечно, мне было бы лестно взять под свое
покровительство такое замечательное растение. Но когда речь идет
о спасении травы, нельзя выдвигать на первый план свои личные
амбиции. Я считаю, что такова должна быть позиция ученого.
Я снова подумал о пророке Фари. Вот бы их познакомить с
травяным.
- Но какое значение имеет, чем считать этот ваш...
- Папоротник? - подсказал травяной и с некоторым вызовом
ответил: - Вы напрасно улыбаетесь! Совершенно напрасно. Потому
что растение, получившее статус дерева, автоматически выводится
из-под угрозы быть вытоптанным! Вы видели хотя бы одно дерево,
по которому ходят ногами?
- Нет, - честно сказал я.
- Вот! - торжествующе воскликнул травяной. - И никто не
видел. Поэтому декларация нашего диспута - это выдающийся шаг
на пути предотвращения хождения по траве ногами. - Он
помолчал немного и добавил: - У нас на очереди -
предотвращение вытаптывания водорослей...
- Ну, поехал, - тоскливо перебил его Гримнир. - Он теперь
до ночи завелся.
Травяной посмотрел на Гримнира снизу вверх своими
печальными и бесстрашными глазами подвижника.
- На последнем семинаре ты вел себя ужасно, - сказал он.
- Если так будет продолжаться, Один, то в следующий раз мы
выставим тебя с треском.
Гримнир насмешливо присвистнул.
И кто-то свистнул ему в ответ. Я вспомнил, что именно этот
звук и разбудил меня.
- Кто это там свистит? - спросил я, и вдруг меня осенила
догадка. - Уж не Густа ли?
- Она самая! - ответил Гримнир, с любопытством ползая по
мне взглядом. - А ты уже и с Густой знаком?
- Я видел ее на болоте, - сказал я. - Зачем вы ее поймали?
- Это подарок герою, - сказал травяной своим унылым
голосом. - От благодарных Южных Окраин, избавленных им от
Чудовища.
Густа засвистала марш шахбинских ветеранов. У нее это
здорово получалось. Она даже фальшивила на тех же нотах, что и
Исангард. Гримнир заржал от восторга и принялся тыкать в Густу
своим корявым пальцем. Послышался плеск, и рыба замолчала.
- Уйди от невинной твари, Один, - сказал травяной. - Ты
сам по себе уже стихийное бедствие.
Гримнир поднялся на ноги и шагнул прочь.
- Тебя же не гонят, - крикнула ему в спину Имлах. -
Останься. Только рыбу не трогай.
Гримнир обиженно сказал от порога:
- А мне неинтересно, если не трогать.
И ушел в дом.
- А что, - спросил я травяного, - Исангард действительно
зарубил эту гадину?
Травяной кивнул и для ясности добавил:
- И весь об этом подвиге разнеслась далеко по лесу. Желтое
тело змея разлагается под деревом, и края ран, нанесенных мечом,
почернели от яда... Лесной народ хотел приветствовать героя
букетом цветов, но, к счастью, я успел остановить это варварство.
- Но если чудовище, которое душило Южные Окраины, убито,
- сказал я, - то где же, в таком случае, процветание края?
- Ты странный, Кода, - заговорила Имлах, - по-твоему, раз
Меч Виланда свободен, значит, здесь уже и пальмы должны расти и
эти... ананасы...
Я посмотрел на нее и внезапно понял, что девчонка-то права.
Чтобы, скажем, сама Имлах стала чистенькой, как ее сестры в
крахмальных юбках, потребуется, наверное, не один год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12