.. В ушах у нее звенел крик сестры:
"Убирайся!.." Но просто стоять возле дома было бессмысленно, и она,
собравшись с силами, постучала. Ей никто не ответил. Она постучала
сильнее, так что эхо разнеслось по всему дому. Изнутри не доносилось ни
звука. Тогда она страшно перепугалась и стала колотить изо всех сил
кулаками в дверь и окна. По-прежнему никто не отзывался. Рэйчел решила
пойти к соседке, которая вчера передавала ее записку Анне.
Валявшейся во дворе доской они с соседкой высадили окно и влезли в
дом. Анну они нашли наверху, в спальне: ноги ее не доставали полуметра до
пола... Она повесилась на перекладине, поддерживающей крышу...
Вдвоем они сумели снять ее и уложить на кровать. Судя по всему, она
умерла часа за два до их прихода. Соседка накрыла ее простыней...
Рэйчел воспринимала все происходящее так, словно это был какой-то
кошмарный сон, она почти не соображала, что говорит. Соседка взяла ее за
руку, как ребенка, и вывела из дома. Когда они уже выходили, соседка
случайно заметила клочок бумаги, валявшийся на столе.
- Возьми это, - сказала она Рэйчел и сунула бумагу ей в руку. -
Наверняка она написала это перед смертью тебе или родителям.
Рэйчел машинально повертела бумагу в руках.
- Нет, это не... - начала было она, но вовремя спохватилась и сделала
вид, что внимательно читает написанное. - А-а, да-да, верно, это для отца
с матерью... Я... передам им. - И с этими словами она спрятала письмо за
корсаж платья. Адресовано оно было не ей, не родителям, а инспектору.
Муж соседки проводил Рэйчел до дому, и она рассказала родителям о
том, что произошло. Потом, оставшись в своей комнате одна, она прочла
письмо. Это был донос на нас всех, включая Рэйчел и даже Петру. Анна
обвиняла нас в убийстве Алана, потому что... Словом, она написала все как
есть. Рэйчел дважды прочитала письмо сестры, а потом сожгла его.

Через день-два страсти вокруг этого дела улеглись. Самоубийство Анны,
конечно, было трагедией, но никто не счел эту трагедию загадочной и
необъяснимой. Молодая женщина, впервые забеременевшая, у которой так
внезапно погиб муж, помешалась от горя и покончила с собой - таково было
всеобщее мнение, и никто не нашел ничего необычного в случившемся.
Смерть Алана так и осталась загадкой для всех, в том числе и для нас.
В ходе расследования заподозрили несколько человек, у которых были ссоры с
погибшим, но ни у кого из них не было достаточно веского повода для
убийства. К тому же все подозреваемые сумели доказать свое алиби.
Старый Уильям Тэй опознал стрелу, сделанную им самим, но все стрелы
почти у всех в округе были сделаны им, так что это ничего не значило.
Стрела была безо всяких отметин - самая обыкновенная, которых было полно в
каждом доме. Конечно, появилось множество слухов: кто-то говорил, что у
молодых не все было ладно в семье, что Анна будто бы в последнее время
побаивалась своего мужа. К крайнему возмущению родителей Анны, пронесся
слух, будто она сама убила Алана, а потом повесилась, испугавшись, что ее
поймают, а может, и от угрызений совести. Но об этом тоже вскоре
прекратили болтать - ведь никаких реальных оснований обвинять Анну в таком
преступлении ни у кого на самом деле не было. Эта смерть молодого сына
кузнеца так и осталась для всех неразрешимой загадкой. Мы в страхе ждали,
что кто-нибудь каким-то образом заподозрит нас, но страхи наши были
напрасны: никому и в голову не пришло связать нас с этим странным
событием. Но тем не менее, все это не прошло для нас бесследно. С еще
большой остротой, чем прежде, мы ощутили, на каком краю пропасти все мы
находимся. Ощутили, как жизнь всех зависит от жизни каждого в отдельности.
Нам было жаль Анну, но горе утраты смягчалось сознанием того, что
потеряли мы ее давно, задолго до разразившейся катастрофы. И только один
Мишель, казалось, не разделял нашего относительного спокойствия.
- Один из _н_а_с_ смог предать!.. Смог!.. - задумчиво сказал он.

11
Проверка весной на этот раз обнаружила не так уж много отклонений. Во
всем районе только два урожая попали в "черный список", и ни отца, ни
Мортона в этом списке не было. Два предыдущих года были так ужасны, что
те, кто в позапрошлом году сомневался относительно некоторых всходов, в
прошлом уничтожали все, что хоть мало-мальски отличалось от НОРМЫ. Может
быть, именно поэтому нынешний урожай был почти весь нормальный. Это
вселило в людей надежду, и все в округе смотрели друг на друга теперь уже
не так враждебно и настороженно, как раньше. В конце мая многие бились об
заклад, что процент отклонений в этом году будет неслыханно низким. Даже
старый Джейкоб вынужден был признать это.
- Господь милостив, - говорил он, - он дает им последний шанс. Дай
Бог, чтобы они там, на востоке, наконец прозрели! Впрочем, и этим летом
все может обернуться иначе, помяни мое слово!..
Но никаких зловещих предзнаменований не было. Поздние овощи уродились
такими же нормальными, как и ранние злаки. Погода тоже стояла отменная, и
люди перестали провожать настороженными взглядами инспектора, который
теперь не ходил, повсюду высматривая отклонения, а мирно дремал на крыльце
своего дома.
Для нас все было так же спокойно и безмятежно, если бы не Петра.
Однажды в июне, жарким, погожим днем, вдохновившим ее на очередные
проказы, она ухитрилась сделать сразу две вещи, которые ей строго-настрого
запрещались. Во-первых, она одна выехала на своем маленьком пони за
пределы нашей фермы. Во-вторых, ей и этого показалось мало, и она
поскакала не по равнине, а в самую чащу леса.
Леса вокруг Вакнука, как я уже говорил, были в общем-то не такие уж
страшные. Но осторожность, как известно, еще никому не вредила. Дикие коты
редко напали на человека, но все равно ходить в лес без оружия мы
остерегались. Можно было наткнуться и на более крупного зверя, забредшего
сюда из Джунглей.
Петрин зов возник так же неожиданно и с той же страшной силой, как и
в прежний раз. Правда, сейчас в нем не было такого панического ужаса, как
прошлым летом, но тревога и отчаяние, возникшие от крика Петры, были очень
болезненны. Петра явно не контролировала себя, вообще не отдавала себе
отчета в том, что делает. Она просто _п_о_с_ы_л_а_л_а_ сгусток эмоций, и
эти эмоции охватывали всех, кто был способен ее сигнал воспринять.
Я попытался связаться с остальными и сказать, что уже бегу на помощь,
но не смог пробиться даже к Розалинде. Мои сигналы не пропускала какая-то
огромная помеха: это трудно объяснить... Ну, как если бы человек пытался
реагировать при каком-то страшном шуме или пытался разглядеть что-то
сквозь густой туман... А главное, этот сигнал не давал никакого
представления о том, что, собственно, произошло. Он походил на
нечленораздельный крик о помощи. Я уверен, что она не понимала, что
делает, - получалось это чисто инстинктивно...
Я выскочил из кузницы, где работал, забежал домой за ружьем, которое
висело у нас рядом с входной дверью, и ринулся к конюшне. Единственное,
что было ясно в _к_р_и_к_е_ Петры, это направление, и через несколько
секунд я уже мчался, сломя голову, на оседланной лошади туда, куда
неудержимо влек меня зов сестренки. Выехав в поле, я, не колеблясь,
хлестнул коня и устремился к Западному лесу.
Если бы Петра хоть на минуту перестала _в_о_п_и_т_ь_, я бы успел
связаться с остальными и дать им знать, что нет нужды всем спешить на
помощь. Тогда, быть может, обстоятельства сложились бы иначе... Но она
о_р_а_л_а_, не переставая, как сирена, и мне не оставалось ничего другого,
как побыстрей разыскать и успокоить ее. Как назло, мы наскочили на кочку,
я вылетел из седла, и какое-то время ушло у меня на то, чтобы поймать
испуганную лошадь. В лесу дорога была более укатанная, и я довольно долго
мчался по ней, пока вдруг не понял, что удаляюсь в сторону от Петры. Я
повернул назад и стал искать другую тропинку, чтобы ехать прямо по
направлению _к_р_и_к_а_. Наконец, я нашел почти заросшую тропку и поскакал
по ней, теперь уж точно в правильном направлении, то и дело раздвигая
ветки деревьев, цепляющиеся за одежду. Вскоре тропка стала пошире, и
примерно через четверть мили я выехал на широкую просеку.
Я не сразу увидел Петру, сперва мне бросился в глаза ее пони.
Животное лежало на боку с разорванным горлом. Над ним, жадно вырывая куски
кровавого мяса из его глотки, склонился зверь - самый жуткий мутант из
всех, которых я до сих пор встречал в нашем лесу. Он был весь рыжий, с
двумя отметинами - желтой и темно-коричневой - на боку. Его лапы были
покрыты клочковатой шерстью, передние - с огромными когтями - были все в
крови. Длинная шерсть свисала у него с хвоста, и это делало хвост похожим
на гигантское перо. Морда у него была круглая, а глаза - как осколки
желтого стекла. Уши широко расставлены, носа почти не было. Два громадных
клыка выпирали из нижней челюсти.
Я осторожно стал снимать с плеча ружье. Это движение привлекло
внимание зверя. Он повернул ко мне свою страшную, оскаленную морду и молча
уставился на меня. Кровь несчастного пони стекала с его раскрытой пасти на
землю... Гигантский хвост стал мотаться из стороны в сторону. Я уже
приподнимал ружье, как откуда-то сбоку вылетела стрела и впилась в глотку
этого монстра. Он подпрыгнул в воздух и тут же опустился на все четыре
лапы, не отрывая от меня желтых, горящих жутким огнем, глаз. Лошадь подо
мной испуганно рванулась в сторону, я от неожиданности нажал курок, и
выстрел пропал даром. Но прежде чем зверь успел прыгнуть, две новые стрелы
вонзились ему в бок и темя. Секунду он стоял неподвижно, а потом рухнул
замертво.
Из чащи выехала Розалинда с луком в руке, с другой стороны появился
Мишель - тоже с луком наготове. Он не спускал глаз с мертвого зверя.
Отчаянный _в_о_п_л_ь_ Петры не утихал.
- Где она? - вслух спросила Розалинда.
Мы оглянулись и увидели крошечную фигуру девочки на верхушке молодого
деревца, метрах в трех от земли. Она сидела на ветке, обеими руками
держась за ствол. Розалинда подъехала к дереву и крикнула ей, что
опасность миновала. Но Петра по-прежнему мертвой хваткой держалась за
ствол дерева. Видимо, она была так потрясена случившимся, что ничего не
соображала. Я слез с лошади, взобрался к Петре наверх и осторожно передал
ее на руки Розалинде. Та усадила ее перед собой в седло и стала
успокаивать, как могла, но Петра не отрывала глаз от растерзанного пони и,
казалось, ничего не слышала. Ее отчаяние, которое все мы чувствовали, как
свое собственное, стало еще нестерпимее.
- Мы должны заставить ее _з_а_м_о_л_ч_а_т_ь_, - сказал я вслух
Розалинде. - Иначе она созовет сюда всех остальных.
Убедившись, что зверюга мертва, Мишель подошел к нам. Он с тревогой
смотрел на Петру.
- Она просто не понимает, что делает. Все равно как другая кричала бы
от испуга во весь голос. Так и она кричит, только _м_ы_с_л_е_н_н_о_...
Лучше уж она кричала бы вслух, - вздохнул он и добавил: - Давайте уведем
ее подальше от этого пони.
Мы немного отъехали в сторону, чтобы кусты заслонили тело мертвого
пони от глаз Петры. Мишель попробовал тихонько заговорить с Петрой,
стараясь успокоить ее, но она, казалось, ничего по-прежнему не слышала,
ничего не понимала, и страшный _к_р_и_к_ ее не ослабевал.
- Может, нам попробовать по-нашему? - предложил я. - Только все
вместе. Ну? Готовы?
Мы напряглись одновременно, но это вызвало лишь секундный перерыв в
в_о_п_л_я_х_ Петры, а потом все началось снова.
- Хватит. Вы же видите, ничего не выходит, - сказала Розалинда и
о_т_к_л_ю_ч_и_л_а_с_ь_.
Мы стояли втроем и беспомощно переглядывались, не зная, что
предпринять. Характер Петриного крика теперь немного изменился: ощущение
страха стало слабее, но горе ее было ужасным. Она начала рыдать вслух.
Розалинда обняла ее и прижала к себе.
- Дайте ей выплакаться. Это снимет напряжение, - сказал Мишель, - и
может быть, все стихнет.
Мы стояли и молча ждали, пока Петра успокоится, и вот тут случилось
то, чего я все время боялся: из-за деревьев показалась Рэйчел - верхом, а
через минуту с другой стороны выехал, тоже верхом, парень, которого я
прежде никогда не видел, но сразу понял, что это Марк.
До сих пор мы никогда еще не собирались все вместе, зная, что это
может навлечь подозрение. Почти наверняка остальные - Салли и Кэтрин -
тоже где-то неподалеку. Произошло именно то, чего мы давным-давно
условились избегать всеми средствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29