Флетчер был хорошим офицером – талантливым, трудолюбивым, одним из лучших специалистов в Федерации в области межпланетной космической техники. Однако чаще всего непосредственно перед передачей командования Конвею Флетчер переходил на холодный, формальный тон, а порой позволял себе откровенную резкость.
Дрожь Приликлы немного унялась, и эмпат постарался сказать что-нибудь такое, чтобы еще немного улучшить качество окружавшего его эмоционального поля.
– Если недавно потерпевшее аварию космическое судно совершило посадку на этой планете, – робко проговорил эмпат, – нам известно, что в состав экипажа входят теплокровные кислорододышащие существа. Так что подготовка к приему пострадавших, если мы их обнаружим, будет относительно несложной.
– Это верно, – улыбнулся Конвей.
– К этой категории относится тридцать восемь различных видов, – заметила Мерчисон и сухо добавила: – Которые нам известны.
Датчики «Ргабвара» выявили наличие невысокой концентрации металла, вблизи местонахождения которого также отмечалась не слишком высокая радиация. Ввиду того, что планета была необитаема, это могло означать только присутствие приземлившегося корабля. «Ргабвар» сбавил скорость, совершив всего два облета планеты, и вошел в плотные слои атмосферы.
Корабль-неотложка представлял собой небольшой, переоборудованный для медицинских целей крейсер флота Корпуса Мониторов, а это означало, что он являлся самым крупным из звездолетов в Галактической Федерации, способных совершать аэродинамическое маневрирование в атмосфере. «Ргабвар», подобно огромному белому дротику, рассекал коричневатый песчаный воздух, издавая при этом такой звук, который мог бы пробудить мертвых или уж точно дать о себе знать любому живому существу, наделенному слухом.
В условиях нулевой видимости «Ргабвар» завис над неизвестным кораблем. Кругом бушевала песчаная буря – судя по всему, это явление было обычным на этой суровой, пустынной планете. Та картина гор вперемежку с пустошами, которую наблюдал экипаж «Ргабвара», создавалась больше сенсорными датчиками, а глазами увидеть почти ничего было нельзя.
Совершив резкое снижение, Флетчер повел «Ргабвар» по кругу над совершившим посадку звездолетом. На счастье, в это время буря немного утихла, и появилась возможность неплохо рассмотреть корабль.
Дважды облетев вокруг места посадки чужого корабля, «Ргабвар» снова набрал высоту. Капитан сообщил:
– Я не могу посадить корабль нигде поблизости от этого звездолета, доктор. Боюсь, нам придется воспользоваться катером для поисков уцелевших членов экипажа. Между тем никаких признаков жизни их корабль не подает.
Конвей внимательно рассматривал фотоснимок чужого звездолета, переданный на экран монитора. Трудно было сказать, то ли корабль не слишком аккуратно приземлился, то ли попросту брякнулся на поверхность планеты. Звездолет, по размерам значительно уступавший «Ргабвару», имел такую конструкцию, что садиться должен был на хвост, однако один их трех его хвостовых стабилизаторов при посадке сломался, отчего корабль завалился набок. Несмотря на это, обшивка, похоже, не пострадала, только в самой середине корабля имелись небольшие пробоины – этим местом он ударился об острые скалы. Казалось, все эти повреждения звездолет получил именно при неудачной посадке.
На расстоянии от двадцати до сорока метров от корабля находились какие-то объекты (Конвей насчитал двадцать семь), которые сенсорный датчик определил как органические. В то время как «Ргабвар» совершал облеты вокруг корабля, ни один из этих объектов не пошевелился, не сменил своего местоположения, следовательно, члены экипажа были либо мертвы, либо пребывали в бессознательном состоянии. Конвей усиливал увеличение до тех пор, что на экран стало невозможно смотреть из-за появления подобия марева, и озадаченно кивал головой.
Наблюдаемые объекты были (или когда-то были) живыми существами. Несмотря на то что на них намело песка, все же можно было рассмотреть кое-какие выпячивания, отверстия, угловатые выросты – то есть конечности и органы чувств. Все существа были внешне похожи друг на друга, но сильно отличались размерами. Но Конвей решил, что это скорее представители разных подвидов одного и того же вида, нежели взрослые особи и детеныши.
– Никогда прежде не видела таких созданий, – заявила патофизиолог, стоявшая чуть дальше от монитора. Она посмотрела на Конвея, перевела взгляд на остальных медиков. Возражений не последовало.
Конвей нажал клавишу коммуникатора.
– Капитан, – торопливо проговорил он, – со мной спустятся Мерчисон и Нэйдрад. Приликла останется на борту и будет принимать пострадавших.
Обычно этим занималась Старшая сестра, но сейчас все отлично понимали, что у поверхности планеты, где дует сумасшедший ветер и носятся кучи песка, крошка-эмпат не протянет и пяти минут – его сразу унесет прочь и разобьет о скалу.
– Я понимаю, что вчетвером нам на катере будет тесновато, но все же мне хотелось бы захватить пару автономных носилок и обычное портативное оборудование…
– Одни большие автономные носилки, доктор, – прервал его Флетчер. – А на борту катера будет не четверо, а пятеро. Я тоже спущусь с вами, осмотрю звездолет – надо выяснить, какие у них там технические проблемы. Вы забываете о том, что при обнаружении новой формы жизни следует предполагать, что и космическая техника может быть найдена принципиально новая. Все, что вам еще понадобится на поверхности, доставит Доддс следующим рейсом. Сумеете собраться за пятнадцать минут и подойти к месту старта катера?
– Будем вовремя, – ответил Конвей и улыбнулся. В голосе Флетчера звучало неподдельное волнение. Капитану так же сильно хотелось поскорее заглянуть внутрь чужого звездолета, как Конвею – поскорее осмотреть и обследовать членов экипажа. А если обнаружатся уцелевшие существа, затем последует волнующая процедура первого контакта, чреватая уймой всяческих проблем – как медицинских, так и социальных.
Флетчером владело настолько сильное любопытство, что он сам вместо Доддса сел за штурвал катера и посадил его на крошечном песчаном пятачке всего в ста метрах от места посадки чужого звездолета. На поверхности обветренные скалы казались выше и острее, но буря утихла – теперь дул постоянный легкий ветер, поднимавший песок всего на фут от земли. Хэслэм передал с оставшегося на орбите «Ргабвара», что к месту посадки катера приближаются атмосферные вихри, способные на некоторое время создать сложности.
Первый из этих вихрей налетел, когда выгружали носилки – довольно громоздкое сооружение, под герметичным колпаком которого можно было воспроизводить естественную среду обитания всевозможных пациентов. Устройство для создания невесомости компенсировало немалый вес носилок, и с ними легко мог справиться один сотрудник. В данном случае это была Нэйдрад. Но вихрь оказался такой бешеной силы, что ей, Конвею и Доддсу пришлось броситься на носилки и накрыть их собой, чтобы их не унесло ветром.
– Прошу прощения, – извинился лейтенант Доддс, словно он, человек, изучавший все имеющиеся сведения о планете, как-то отвечал за все ее сюрпризы. – До местного полудня осталось два часа, и в это время бури здесь обычно утихают совсем и снова поднимаются только перед закатом, а потом – незадолго до полуночи, когда резко падает температура. Песчаные бури после заката и перед рассветом очень сильные, они длятся от трех до пяти часов, и в это время работать на поверхности очень опасно. Местная фауна немногочисленна и всеядна, но вон те пятна с рваными краями на склоне горы подвижны, и за ними надо внимательно наблюдать – особенно ночью. По моим подсчетам, у нас на проведение спасательной операции – пять часов светового дня. Если не управимся – лучше переночевать на «Ргабваре» и вернуться завтра.
Пока лейтенант сообщал эти полезные сведения, ветер снова утих, и стали хорошо видны корабль и разбросанные вокруг него темные объекты на фоне сурового пейзажа. Пяти часов должно было с лихвой хватить на то, чтобы перевезти пострадавших на борт «Ргабвара» для оказания им квалифицированной помощи. Здесь же, на поверхности, нужно было действовать быстро, ограничившись только мерами первой помощи.
– А хоть какое-нибудь название у этой Богом забытой планеты имеется? – поинтересовался Флетчер, выйдя из люка.
Доддс растерялся и, чуть помедлив, ответил:
– Трудгиль.
Флетчер вздернул брови, Мерчисон рассмеялась, а шерсть Нэйдрад под прозрачным легким скафандром заходила ходуном.
– Трудись, – сказала кельгианка, – это такой кельгианский грызун, имеющий противную привычку…
– Знаю-знаю, – поспешно прервал ее астронавигатор. – Но обнаружил эту планету корабль Корпуса Мониторов с кельгианским экипажем на борту, а в Корпусе существует такой обычай, что название новообнаруженной планете дает капитан корабля. Но в этом случае капитан от своего права отказался и спросил, как бы ее пожелали назвать его подчиненные. Те тоже наотрез отказывались дать ей название. Судя по тому, на чем они в конце концов остановились, у них сложилось не слишком приятное впечатление об этой планете. Был еще один такой случай, когда…
– Все это очень интересно, – негромко проговорил Конвей, – но мы напрасно теряем драгоценное время. Приликла?
– Я слышу тебя, друг Конвей, – послышался в шлемофонах голос эмпата. – Лейтенант Хэслэм передает мне видеокартинку с поверхности через телескоп, а видеокамера, вмонтированная в твой шлем, позволяет мне видеть все точно так же, как видишь ты. Я на связи.
– Отлично, – отозвался Конвей и обратился к остальным: – Нэйдрад пойдет со мной, вместе с носилками. Остальных попрошу разойтись в стороны и быстро осмотреть пострадавших. Если кто-то из них будет двигаться или явно двигался недавно, срочно вызывайте меня или патофизиолога Мерчисон.
Когда все тронулись вперед, он добавил:
– Важно не тратить время попусту на трупы, а сберечь его для помощи раненым. Но будьте осторожны. Эти существа для нас новы, и мы для них тоже. Не исключено, что наш внешний вид может испугать их, кроме того, раненые наверняка ослабли, им больно, у них может быть помрачение сознания. Так что советую всем на всякий случай приготовиться к неадекватной реакции со стороны пострадавших.
Конвей умолк. Остальные уже разошлись в стороны, а до ближайшего пострадавшего, который лежал совершенно неподвижно и был наполовину засыпан песком, оставалось всего несколько метров.
Нэйдрад помогла Конвею сгрести с пострадавшего существа песок, и стало ясно, что перед ними – шестиногое создание с туловищем в виде приплюснутого цилиндра, шарообразной головой и хвостом. Однако существо получило такие тяжелые травмы, что точно сказать, где именно у него голова, а где хвост, было трудно. Две передние конечности заканчивались длинными гибкими пальцами. Были хорошо видны два глаза, полузакрытых тяжелыми веками, а также различные щелочки и дырочки – органы обоняния слуха, отверстия для дыхания и приема пищи. На коже, снизу светло-коричневой, а ближе к поверхности приобретавшей более темную, красноватую окраску, виднелось множество резаных ран и ссадин. Раны не кровоточили, кровь успела запечься, к тому же раны припорошило песком. Может быть, песок даже поспособствовал свертыванию крови. Даже крупная рана снизу, похожая на травматический срез, была на вид удивительно сухой.
Конвей наклонился и стал обследовать тело раненого существа сканером. Он не обнаружил никаких признаков повреждения внутренних органов, поэтому решил, что раненого можно транспортировать без риска навредить ему. Нэйдрад ждала его возле носилок, не уверенная в том, нашел ли Конвей труп или живое существо. Вдруг датчики сканера Конвея уловили сердцебиение – очень вялое, еле заметное, и крайне медленное дыхание – такое медленное, что он мог бы его проглядеть.
– Приликла, ты на связи? – спросил Конвей.
– Да, друг Конвей, – отозвался эмпат. – Очень интересная форма жизни.
– Наблюдается значительная потеря массы тела, – продолжал Конвей, работая сканером. – Видимо, это связано с обезвоживанием. В степени и типе травм наблюдается сходство, и это кажется мне странным…
Он умолк. Нэйдрад помогла ему уложить раненого на носилки.
– Наверняка тебе уже пришло в голову, друг Конвей, – проговорил Приликла, изысканно подбирая слова для того, чтобы помягче сказать коллеге, что тот упустил самые очевидные факты, – что обезвоживание и более интенсивная окраска верхних слоев эпидермиса могут быть связаны с воздействием местных факторов, и что краснота – это следствие солнечного ожога.
На самом деле ничего подобного Конвею в голову не приходило, но, к счастью, эмпат находился далеко от него и потому не смог ощутить силы его смущения. Конвей указал на носилки и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Дрожь Приликлы немного унялась, и эмпат постарался сказать что-нибудь такое, чтобы еще немного улучшить качество окружавшего его эмоционального поля.
– Если недавно потерпевшее аварию космическое судно совершило посадку на этой планете, – робко проговорил эмпат, – нам известно, что в состав экипажа входят теплокровные кислорододышащие существа. Так что подготовка к приему пострадавших, если мы их обнаружим, будет относительно несложной.
– Это верно, – улыбнулся Конвей.
– К этой категории относится тридцать восемь различных видов, – заметила Мерчисон и сухо добавила: – Которые нам известны.
Датчики «Ргабвара» выявили наличие невысокой концентрации металла, вблизи местонахождения которого также отмечалась не слишком высокая радиация. Ввиду того, что планета была необитаема, это могло означать только присутствие приземлившегося корабля. «Ргабвар» сбавил скорость, совершив всего два облета планеты, и вошел в плотные слои атмосферы.
Корабль-неотложка представлял собой небольшой, переоборудованный для медицинских целей крейсер флота Корпуса Мониторов, а это означало, что он являлся самым крупным из звездолетов в Галактической Федерации, способных совершать аэродинамическое маневрирование в атмосфере. «Ргабвар», подобно огромному белому дротику, рассекал коричневатый песчаный воздух, издавая при этом такой звук, который мог бы пробудить мертвых или уж точно дать о себе знать любому живому существу, наделенному слухом.
В условиях нулевой видимости «Ргабвар» завис над неизвестным кораблем. Кругом бушевала песчаная буря – судя по всему, это явление было обычным на этой суровой, пустынной планете. Та картина гор вперемежку с пустошами, которую наблюдал экипаж «Ргабвара», создавалась больше сенсорными датчиками, а глазами увидеть почти ничего было нельзя.
Совершив резкое снижение, Флетчер повел «Ргабвар» по кругу над совершившим посадку звездолетом. На счастье, в это время буря немного утихла, и появилась возможность неплохо рассмотреть корабль.
Дважды облетев вокруг места посадки чужого корабля, «Ргабвар» снова набрал высоту. Капитан сообщил:
– Я не могу посадить корабль нигде поблизости от этого звездолета, доктор. Боюсь, нам придется воспользоваться катером для поисков уцелевших членов экипажа. Между тем никаких признаков жизни их корабль не подает.
Конвей внимательно рассматривал фотоснимок чужого звездолета, переданный на экран монитора. Трудно было сказать, то ли корабль не слишком аккуратно приземлился, то ли попросту брякнулся на поверхность планеты. Звездолет, по размерам значительно уступавший «Ргабвару», имел такую конструкцию, что садиться должен был на хвост, однако один их трех его хвостовых стабилизаторов при посадке сломался, отчего корабль завалился набок. Несмотря на это, обшивка, похоже, не пострадала, только в самой середине корабля имелись небольшие пробоины – этим местом он ударился об острые скалы. Казалось, все эти повреждения звездолет получил именно при неудачной посадке.
На расстоянии от двадцати до сорока метров от корабля находились какие-то объекты (Конвей насчитал двадцать семь), которые сенсорный датчик определил как органические. В то время как «Ргабвар» совершал облеты вокруг корабля, ни один из этих объектов не пошевелился, не сменил своего местоположения, следовательно, члены экипажа были либо мертвы, либо пребывали в бессознательном состоянии. Конвей усиливал увеличение до тех пор, что на экран стало невозможно смотреть из-за появления подобия марева, и озадаченно кивал головой.
Наблюдаемые объекты были (или когда-то были) живыми существами. Несмотря на то что на них намело песка, все же можно было рассмотреть кое-какие выпячивания, отверстия, угловатые выросты – то есть конечности и органы чувств. Все существа были внешне похожи друг на друга, но сильно отличались размерами. Но Конвей решил, что это скорее представители разных подвидов одного и того же вида, нежели взрослые особи и детеныши.
– Никогда прежде не видела таких созданий, – заявила патофизиолог, стоявшая чуть дальше от монитора. Она посмотрела на Конвея, перевела взгляд на остальных медиков. Возражений не последовало.
Конвей нажал клавишу коммуникатора.
– Капитан, – торопливо проговорил он, – со мной спустятся Мерчисон и Нэйдрад. Приликла останется на борту и будет принимать пострадавших.
Обычно этим занималась Старшая сестра, но сейчас все отлично понимали, что у поверхности планеты, где дует сумасшедший ветер и носятся кучи песка, крошка-эмпат не протянет и пяти минут – его сразу унесет прочь и разобьет о скалу.
– Я понимаю, что вчетвером нам на катере будет тесновато, но все же мне хотелось бы захватить пару автономных носилок и обычное портативное оборудование…
– Одни большие автономные носилки, доктор, – прервал его Флетчер. – А на борту катера будет не четверо, а пятеро. Я тоже спущусь с вами, осмотрю звездолет – надо выяснить, какие у них там технические проблемы. Вы забываете о том, что при обнаружении новой формы жизни следует предполагать, что и космическая техника может быть найдена принципиально новая. Все, что вам еще понадобится на поверхности, доставит Доддс следующим рейсом. Сумеете собраться за пятнадцать минут и подойти к месту старта катера?
– Будем вовремя, – ответил Конвей и улыбнулся. В голосе Флетчера звучало неподдельное волнение. Капитану так же сильно хотелось поскорее заглянуть внутрь чужого звездолета, как Конвею – поскорее осмотреть и обследовать членов экипажа. А если обнаружатся уцелевшие существа, затем последует волнующая процедура первого контакта, чреватая уймой всяческих проблем – как медицинских, так и социальных.
Флетчером владело настолько сильное любопытство, что он сам вместо Доддса сел за штурвал катера и посадил его на крошечном песчаном пятачке всего в ста метрах от места посадки чужого звездолета. На поверхности обветренные скалы казались выше и острее, но буря утихла – теперь дул постоянный легкий ветер, поднимавший песок всего на фут от земли. Хэслэм передал с оставшегося на орбите «Ргабвара», что к месту посадки катера приближаются атмосферные вихри, способные на некоторое время создать сложности.
Первый из этих вихрей налетел, когда выгружали носилки – довольно громоздкое сооружение, под герметичным колпаком которого можно было воспроизводить естественную среду обитания всевозможных пациентов. Устройство для создания невесомости компенсировало немалый вес носилок, и с ними легко мог справиться один сотрудник. В данном случае это была Нэйдрад. Но вихрь оказался такой бешеной силы, что ей, Конвею и Доддсу пришлось броситься на носилки и накрыть их собой, чтобы их не унесло ветром.
– Прошу прощения, – извинился лейтенант Доддс, словно он, человек, изучавший все имеющиеся сведения о планете, как-то отвечал за все ее сюрпризы. – До местного полудня осталось два часа, и в это время бури здесь обычно утихают совсем и снова поднимаются только перед закатом, а потом – незадолго до полуночи, когда резко падает температура. Песчаные бури после заката и перед рассветом очень сильные, они длятся от трех до пяти часов, и в это время работать на поверхности очень опасно. Местная фауна немногочисленна и всеядна, но вон те пятна с рваными краями на склоне горы подвижны, и за ними надо внимательно наблюдать – особенно ночью. По моим подсчетам, у нас на проведение спасательной операции – пять часов светового дня. Если не управимся – лучше переночевать на «Ргабваре» и вернуться завтра.
Пока лейтенант сообщал эти полезные сведения, ветер снова утих, и стали хорошо видны корабль и разбросанные вокруг него темные объекты на фоне сурового пейзажа. Пяти часов должно было с лихвой хватить на то, чтобы перевезти пострадавших на борт «Ргабвара» для оказания им квалифицированной помощи. Здесь же, на поверхности, нужно было действовать быстро, ограничившись только мерами первой помощи.
– А хоть какое-нибудь название у этой Богом забытой планеты имеется? – поинтересовался Флетчер, выйдя из люка.
Доддс растерялся и, чуть помедлив, ответил:
– Трудгиль.
Флетчер вздернул брови, Мерчисон рассмеялась, а шерсть Нэйдрад под прозрачным легким скафандром заходила ходуном.
– Трудись, – сказала кельгианка, – это такой кельгианский грызун, имеющий противную привычку…
– Знаю-знаю, – поспешно прервал ее астронавигатор. – Но обнаружил эту планету корабль Корпуса Мониторов с кельгианским экипажем на борту, а в Корпусе существует такой обычай, что название новообнаруженной планете дает капитан корабля. Но в этом случае капитан от своего права отказался и спросил, как бы ее пожелали назвать его подчиненные. Те тоже наотрез отказывались дать ей название. Судя по тому, на чем они в конце концов остановились, у них сложилось не слишком приятное впечатление об этой планете. Был еще один такой случай, когда…
– Все это очень интересно, – негромко проговорил Конвей, – но мы напрасно теряем драгоценное время. Приликла?
– Я слышу тебя, друг Конвей, – послышался в шлемофонах голос эмпата. – Лейтенант Хэслэм передает мне видеокартинку с поверхности через телескоп, а видеокамера, вмонтированная в твой шлем, позволяет мне видеть все точно так же, как видишь ты. Я на связи.
– Отлично, – отозвался Конвей и обратился к остальным: – Нэйдрад пойдет со мной, вместе с носилками. Остальных попрошу разойтись в стороны и быстро осмотреть пострадавших. Если кто-то из них будет двигаться или явно двигался недавно, срочно вызывайте меня или патофизиолога Мерчисон.
Когда все тронулись вперед, он добавил:
– Важно не тратить время попусту на трупы, а сберечь его для помощи раненым. Но будьте осторожны. Эти существа для нас новы, и мы для них тоже. Не исключено, что наш внешний вид может испугать их, кроме того, раненые наверняка ослабли, им больно, у них может быть помрачение сознания. Так что советую всем на всякий случай приготовиться к неадекватной реакции со стороны пострадавших.
Конвей умолк. Остальные уже разошлись в стороны, а до ближайшего пострадавшего, который лежал совершенно неподвижно и был наполовину засыпан песком, оставалось всего несколько метров.
Нэйдрад помогла Конвею сгрести с пострадавшего существа песок, и стало ясно, что перед ними – шестиногое создание с туловищем в виде приплюснутого цилиндра, шарообразной головой и хвостом. Однако существо получило такие тяжелые травмы, что точно сказать, где именно у него голова, а где хвост, было трудно. Две передние конечности заканчивались длинными гибкими пальцами. Были хорошо видны два глаза, полузакрытых тяжелыми веками, а также различные щелочки и дырочки – органы обоняния слуха, отверстия для дыхания и приема пищи. На коже, снизу светло-коричневой, а ближе к поверхности приобретавшей более темную, красноватую окраску, виднелось множество резаных ран и ссадин. Раны не кровоточили, кровь успела запечься, к тому же раны припорошило песком. Может быть, песок даже поспособствовал свертыванию крови. Даже крупная рана снизу, похожая на травматический срез, была на вид удивительно сухой.
Конвей наклонился и стал обследовать тело раненого существа сканером. Он не обнаружил никаких признаков повреждения внутренних органов, поэтому решил, что раненого можно транспортировать без риска навредить ему. Нэйдрад ждала его возле носилок, не уверенная в том, нашел ли Конвей труп или живое существо. Вдруг датчики сканера Конвея уловили сердцебиение – очень вялое, еле заметное, и крайне медленное дыхание – такое медленное, что он мог бы его проглядеть.
– Приликла, ты на связи? – спросил Конвей.
– Да, друг Конвей, – отозвался эмпат. – Очень интересная форма жизни.
– Наблюдается значительная потеря массы тела, – продолжал Конвей, работая сканером. – Видимо, это связано с обезвоживанием. В степени и типе травм наблюдается сходство, и это кажется мне странным…
Он умолк. Нэйдрад помогла ему уложить раненого на носилки.
– Наверняка тебе уже пришло в голову, друг Конвей, – проговорил Приликла, изысканно подбирая слова для того, чтобы помягче сказать коллеге, что тот упустил самые очевидные факты, – что обезвоживание и более интенсивная окраска верхних слоев эпидермиса могут быть связаны с воздействием местных факторов, и что краснота – это следствие солнечного ожога.
На самом деле ничего подобного Конвею в голову не приходило, но, к счастью, эмпат находился далеко от него и потому не смог ощутить силы его смущения. Конвей указал на носилки и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39