Он должен все время помнить о том, что Черная Лента призвана
напоминать ему и другим о бесполезном убийстве, которое он совершил.
Когда Каэль Першоу закончил, Эйден отдал ему честь, затем повернулся
и прошел мимо нахмурившейся Ланж, думая, что мог бы убить их обоих. Но
прежде всего Першоу. Так же, как после драки с Бастом, он получил бы
огромное удовольствие, постояв некоторое время над трупом своего
командира.

Когда Хорхе вышел, Ланж, внимательно наблюдавшая за ним, повернулась
и сказала:
- Очень гордый человек. И умный. Даже ношение Черной Ленты он может
обратить в доблесть.
Прежде чем ответить, Першоу тяжело вздохнул. Такое проявление эмоций
не было ему свойственно.
- Мы принадлежим Клану и можем следовать только предписанным
ритуалам. Я бы, конечно, лучше повесил его на рее, или пригвоздил к
позорному столбу, или даже сжег бы на костре.
Ланж вдруг рассмеялась.
- О чем ты говоришь?
- Это все старинные унизительные казни. Ты думаешь, Хорхе такого не
заслужил?
- Я так не говорила, я просто сказала, что он гордый.
- Но разве в твоем голосе не было восхищения?
- Восхищения? Возможное и было. Есть что-то называющее уважение в
способности носить Черную Ленту с гордостью.
- Значит, наказание не достигло цели?
- Я этого не говорила. Ты сам так думаешь, воут?
- Ут. В этом человеке скрывается нечто, не поддающееся объяснению,
его нельзя унизить любым наказанием.
- Разве это тебя не восхищает?
- Нет, не восхищает.
Они так долго бы еще проговорили и зашли бы, вероятно, очень далеко,
но их разговор прервал курьер, принесший официальное сообщение от
представителей Клана Волка.

Возвращение в казарму, где размещалось его звено, оказалось для
Эйдена сущим мучением. Вернорожденные выстроились так, что он должен был
пройти сквозь строй, и издевались над его Черной Лентой. Насмешки,
язвительные замечания, грубые выкрики, злые остроты так и сыпались со всех
сторон. Эйден пытался, насколько возможно, сдерживать себя, не замечать
этого и шагал, глядя прямо перед собой. Он думал, что если встретится
взглядом хотя бы с одним из оскорбляющих его, то не сможет удержаться от
искушения опять начать драку. Но врезать хоть разок в ухмыляющиеся рожи
Эйден не мог - запрещала Лента. Нарушать порядки, символичные для пути
Клана, несмотря на все свое бунтарство, он не хотел.
Жеребец стоял неподалеку от входа в казарму, наблюдая, как гордо
вышагивает Эйден. Несколько вернорожденных, которым было мало словесных
издевательств, теперь еще передразнивали его походку. Жеребец вышел, чтобы
встретить командира.
Хотя ничего не было сказано, Эйден почувствовал, что его друг
безмолвно советует ему не обращать внимания на болванов.
- Правильно, - буркнул он свирепо самому себе.
Жеребец присоединился к Эйдену, и они вдвоем вошли в казарму.
Зубоскалы еще некоторое время топтались возле дверей казармы, жестами
показывая "труса". Детский, нелепый знак "трус" - несколько хлопков по
горлу, груди и гениталиям. Наконец, устав от этой игры, они постепенно
разошлись. Однако даже после того, как они исчезли из виду, ветер еще
долго доносил их хриплый хохот.
Некоторое время Эйден молчал и смотрел вперед, не опуская головы,
чтоб не видеть Черной Ленты. Жеребец, тоже молча, завалился на койку.
Наконец Эйден произнес:
- Думаю, я должен убить Каэля Першоу.
Жеребец пожал плечами.
- Может быть, и так. Но сейчас, по-моему, не лучшее для этого время.
Эйден улыбнулся.
- Ты хочешь сказать, пока я ношу Черную Ленту? Сразу после того, как
я уже убил одного урода из "отстойника"? Ничего, придет время, и...
- Ты не убийца.
- Я не был им. Теперь, однако, я, наверное, им стал.
- Среди твоих книг есть одна про человека, который задумывает и
совершает убийство и потом не может жить, постоянно терзаясь
воспоминаниями об этом.
- Да, я знаю. Но здесь присутствует мораль, а я не очень-то верю
книжной морали. Книги неприменимы к нашей жизни.
Жеребец пожал плечами.
- Может, и так.
- А может быть, и нет?
- Как тебе угодно.
- Временами, дружище, ты говоришь загадками.
- Может быть.
Полуулыбка Жеребца заставила Эйдена рассмеяться. Он так и продолжал
смеяться, пока его взгляд случайно не упал на шелковую поверхность Ленты.
Интересно, это только ему кажется или она действительно затрудняет
дыхание, давит на грудь?
- Мы должны отсюда выбраться, - сказал Эйден. - Чтобы наконец
заниматься делом, которое...
- Ты велел остановить тебя, когда вновь начнешь оплакивать нашу жизнь
на этой захудалой планете.
- Ты всегда...
Его речь прервал оглушительный сигнал тревоги. Репродуктор издавал
длинные, режущие слух гудки, и это означало, что базе грозит немедленная
атака противника. Повинуясь выработанному годами службы рефлексу, Эйден с
Жеребцом бросились к шкафам, где хранилось их боевое снаряжение. То же
сделали и другие воины звена.
- Жеребец, - крикнул Эйден, - я думаю, нам наконец предстоит что-то
стоящее!
- Не стал бы держать пари.
Временами Жеребец вызывал раздражение, особенно когда оказывался
прав.

4
Эйден был убежден, что даже мебель для вольнорожденных тщательно и с
коварным умыслом подбирается вернорожденными. Глядя на экран, который
сейчас показывал начало формального объявления Испытания Права Владения,
он не мог сидеть спокойно. Пытаясь поудобнее устроиться на желтом
пластиковом стуле, он находил все новые и новые шишки и впадины,
разместиться на таком стуле с комфортом могла бы только какая-нибудь
прямоходящая ящерица. Каждая шишка или впадина была еще одним напоминанием
"вольнягам" о том, какое низкое положение они занимают в касте воинов.
- Как тебе удается сидеть на этом? - спросил он Жеребца, который,
кажется, вполне удобно расположился на своем стуле.
- Я борюсь с системой, убеждая себя, что все неудобства - это на
самом деле удобства, потому что неудобства - это единственное, что
разрешается вольнорожденным. Что-то вроде утилитаризма.
- Ути...
Жеребец приложил к губам палец - знак, что он узнал это слово в
книгах, которые командир тайно хранил у себя. Эйден улыбнулся. Он знал,
что, возможно, нет необходимости прятать книги. Большинство вернорожденных
посчитали бы увлечение Эйдена литературой просто блажью и ничего бы не
сделали. Но все же могли найтись мерзавцы, которые раскопали бы
какой-нибудь закон, позволяющий конфисковывать книги. Лучше было все-таки
про них молчать. В конце концов, там, где он их нашел, они были спрятаны.
Ведь большинство воинов читали лишь от случая к случаю. Технические
руководства, военные стратегические предписания да бесчисленные цитаты из
Предания - вот и все, что их интересовало. Эйден был большим почитателем
основной эпической поэмы Клана. Но даже ему казалось неестественным, когда
Предание читали воины, чьи грубые голоса уничтожали всякую поэзию.
Эйден обнаружил книги в тайнике на Брайеновских шахтах - в одном из
множества подземных складов, служивших для хранения боевых роботов и
воинского снаряжения. Одна из секций этого укрытия была полностью занята
компьютерами и банками данных. Она была создана еще в те дни, когда
великий и благородный генерал Керенский предписал своим людям хранить
знания и данные, которые они принесли с собой из Внутренней Сферы. Каждый
человек - воин или техник, владевший каким-либо искусством, записал тогда
все, что знал, в память компьютеров.
Однажды, когда Эйден дежурил в одном из отсеков хранилища, он
попытался развеять скуку, просматривая записанные на дисках файлы с
информацией. Случайно заглянув за полку, он увидел стену, на фоне которой
выделялся более светлый прямоугольник, словно когда-то там висела картина.
Нигде больше во всем хранилище не было никаких украшений, и Эйден подумал,
что здесь что-то не так. Он нажал на край прямоугольника, и вся плита
скользнула в сторону, открыв углубление. Внутри его находилось несколько
коробок с настоящими книгами, напечатанными краской на бумаге. Не
дискетами, не распечатками, не руководствами, а именно книгами, которые,
как утверждала легенда, можно было найти только в квартирах высшего
начальства. Воспользовавшись помощью Жеребца и других своих подчиненных,
он постепенно перенес книги в свой собственный тайник, находившийся за
тонкой фальшивой стеной в казарме вольнорожденных. С тех пор редкое
свободное время они с Жеребцом посвящали чтению. Книги определенно
помогали Эйдену тянуть лямку унылой службы на станции и переносить дурное
отношение полковника.
Эйден как-то совсем уж немыслимо извернулся на своем стуле. Его
движения вызвали усмешку Жеребца.
- Это ведь тебя не стул нервирует, не правда ли? - сказал он. - А то,
что ты находишься не там, с остальными, которые решают, включать тебя в
Заявку или нет. Вмести этого мы с другими "вольнягами" должны париться
здесь, отдельно.
Жеребец был прав. Эйдена возмущало, что только вернорожденные
допускаются в командный зал для проведения Спора Благородных. Он вздохнул.
- Я полагаю, что все равно мы не будем включены в Заявку и нас
оставят следить за сражением по казарменным мониторам. Или еще хуже -
заставят заниматься тыловым обеспечением, чтобы освободить занятых там
вернорожденных для выполнения более важных стратегических задач.
Он взглянул на специальный сигнализатор, прикрепленный к ремню. Его
частично прикрывала Черная Лента, но было видно, что в его центре горит
огонек. Когда огонек потухнет, это будет означать, что подразделение
Эйдена исключено из Заявки на отражение атаки Волков. Вероятно, это
случится сразу после того, как Волки объявят Вызов. Каэль Першоу и так
ненавидит подчиненных ему вольнорожденных, а сейчас он к тому же зол на
Эйдена за инцидент с Бастом.

На экране появился командующий силами Клана Волка. Увешанный всеми
регалиями своего Клана, вид он имел очень внушительный.
- Я полковник Майкл Фьюри, командующий Шестнадцатым Боевым
соединением Клана Волка. Какие силы защищают здесь генетическое наследие
Каэля Першоу?
Почти незаметная дрожь прошла по телу Каэля Першоу; собравшиеся в
зале воины тоже были явно шокированы. Волки пришли сюда для того, чтобы
получить не станцию, а генетическое достояние ее командира.
- Что это они сейчас делают? - спросил Жеребец.
- Вероятно, пытаются проглотить пилюлю, подсунутую им Волками. Я не
знаю, ожидал ли Каэль Першоу, что битва будет вестись за его собственное
генетическое достояние. Это оскорбление высшего порядка.
- Оскорбление? Я думал, вернорожденные считают свое генетическое
наследие чем-то святым. Мне бы, например, кажется, понравилось, если бы
враг захотел сражаться за мое генетическое наследие. Я бы почел это за
честь. Конечно, мое достояние состоит всего-навсего из генов техника и
портнихи. Не такая уж ценная вещь, чтобы за нее сражаться, и, кроме того,
от них сейчас было бы сложно получить генетические материалы.
- Не говори пошлятины.
- Это пошлятина? Я говорю всего лишь о своих родителях.
Эйден не мог не поморщиться при слове "родители". Некоторые
предрассудки вернорожденного, включавшие в себя отношение к словам о
деторождении, настолько въелись в его мозг, что иногда невольно
проявлялись и до сих пор. Ему крайне не нравилась манера вольнорожденных
случайно вставлять в свою речь слова, относящиеся к процессу зачатия и
родов: такие, как "материнство", "отцовство", "матка". Как и все
вернорожденные, Эйден не знал своих родителей. Вернорожденные появлялись
на свет из металлических резервуаров, которые они любили называть
"канистрами" или "стальными матками". Любая же беседа о процессе рождения
в низших кастах вызывала отвращение не только у Эйдена, но и вообще у всех
вернорожденных. Они частенько лупили "вольняг" даже за простое упоминание
о так называемом естественном рождении.
Для воинов естественной была "канистра", а не те отталкивающие и
порой небезопасные процедуры, в результате которых появлялись на свет
"вольняги". И, конечно, вернорожденные воины знали теории, доказывавшие
преимущества их касты. Генетически спроектированные люди, говорили
эксперты, являются самыми совершенными представителями человечества.
Естественное же рождение, при котором гены в ДНК соединяются случайно,
никак не может конкурировать с искусственным, когда дети, получаемые при
объединении генов выдающихся воинов, затем выращиваются под наблюдением
ученых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40