Боль отнимала разум и заменяла его чувством. И приводила в дикое, снедающее нетерпение.
– Я тебе принесла отличную книгу. Знаю, в больнице так скучно бывает.
Фанни сунула Вану томик в бумажной обложке. Ван взял книгу. Левую руку кольнула всаженная в вену игла. Книга оказалась чешским изданием переводов на английский пьес и эссе Вацлава Гавела. Судя по обтрепанным уголкам и потрескавшемуся корешку, она долго болталась на дне студенческого рюкзака.
При виде этой до нелепости зачитанной и затертой книженции Ван отчего-то преисполнился благодарности и теплоты. Книге пришлось тяжелей, чем его лицу.
Фанни заморгала из-под очков.
– Я долго по больницам болталась, когда мне было, типа, шестнадцать-семнадцать. Ну то есть очень долго. Отец просто с ума сходил. Даже мама волновалась, а она, типа, привыкла к нашим болезням.
Ван отложил книгу на столик-каталку, к миске тума.
– Когда я поправилась, заставила родителей отправить меня в Прагу. Потому что услышала где-то, что Прага – это лучшее место, чтобы прятаться от сумасшедших родителей. Ну, в Праге и правда клёво, но я никогда клёвой девочкой не была. Вот подругу я себе там нашла правда клёвую. Ее зовут Ева. Она чешка. Она знала папу и хорошо ко мне относилась.
Ван побарабанил по клавишам.
– В Штатах этой книги не достать. Чешские книги все малотиражные. Страна очень маленькая.
«ОНА О ЧЁМ?»
Фанни пропустила вопрос мимо ушей.
– Понимаешь, здесь, в США, все говорят о Вацлаве Гавеле так, словно он, типа, святой. Ну так и есть. Было. Но Ева, моя подруга, – она, типа, его родственница. Ей пришлось терпеть святого на посту президента.
Ван поднял брови – точней, попытался. Правая послушалась. Левая до сих пор не отошла от лидокаина.
– Ева мне говорила – да, Вацлав Гавел точно святой, но святые не могут руководить правительством. Ну то есть началось с того, что страна развалилась напополам. Гавел отвратительный администратор. Он всё время болел. Его первая жена, первая леди, которую все любили, – она умерла от рака. Он женился во второй раз на какой-то, типа, хипующей актриске, которую никто терпеть не мог.
Ван молча уставился на нее. Ну зачем Фанни его мучает? К чему, во имя всего святого, клонит эта женщина?
– Мы с тобой раньше никогда так замечательно не болтали! – заметила Фанни. Она вытащила из сумки пару хирургических перчаток, а за ними салфетку. – Вот теперь мне кажется, что мы и правда нашли общий язык!
С некоторым усилием Ван смог пошевелить языком. Сколько он мог понять, впрямую язык не пострадал, но всё равно почему-то болел ужасно.
– Спасибо, – прошепелявил он. – Хорошо, что заглянула, Фанни.
Секретарша коротко прослезилась.
– Босс, ты только ни о чём не волнуйся. Я обо всём позабочусь.
– Мм-мм!
– Непременно верну деньги, которые ты потратил на «Грендель». Джеб сказал, что это задача номер один. Bay! А ты такого наворотил с заявками, что это настоящая проблема – вытрясти деньги обратно.
Ван фыркнул. Пазухам его тоже пришлось несладко.
– Джеб от тебя в восторге. Я что хочу сказать – для полицейского он правда отлично разбирается в компьютерах. Ему всё равно, что компьютерщики все такие безнадежные идеалисты. Джеб знает, что ты лучший.
«Я – лучший», – подумал Ван. Стоит ли мучений повторить это вслух? Нет. Никакого смысла.
– Работая с тобой, я так многому научилась, – с благодарностью заявила Фанни. – Типа, так клёво было, что ты никому ничего не говорил про мою дурацкую интрижку на работе. Мне следовало перерасти эту дурь самой. Я всегда слышала, что крутить романы с сотрудниками непрофессионально, но знаешь, пока сама не попробовала, да ещё с таким придурком, как Майк Хикок, не понимала почему.
Сердце Вана заколотилось.
– В общем, теперь я в курсе. Так что с этим покончено и подшито в папку. – Фанни не шутила. – Ван, мне только что предложили работу одновременно в DARPA и внутренней безопасности. Я могу получить место на самом высоком уровне в настоящем федеральном бюро. Они знают, что я работала с тобой и Джебом, и тянут к себе. Ты бы на моем месте, конечно, выбрал DARPA? DARPA – оборонные научно-исследовательские работы, всё такое.
Ван кивнул.
– Вот поэтому я выбираю внутреннюю безопасность. Для одинокой женщины это самая подходящая работа. Женщины лучше разбираются в безопасности. С научной работой у меня напряг, а в правоохранительной работе главное – это внимание к мелочам. Это мое сильное место.
Ван закрыл глаза. Открыл. К несчастью, Фанни никуда не делась.
– Я хочу сказать, типа, когда мы начали постукивать на «Энрон», – это всё только женщины из центрального офиса были. Мы, женщины, единственные в «Энроне» обращали внимание на мелочи.
Ван уставился на нее.
– Боже, эти ковбои из Хьюстона точно думали, что они самые крутые. Быстрый Энди Фастоу, Кен Лэй… Они всё делили фирму на маленькие такие команды, знаешь, вдесятеро меньше обычной бухгалтерии… Моментальная реакция – и все эти секретные, невидимые офшорные проекты, о которых не говорят вслух… Я так счастлива, что Джеб в конце концов нашел мне федеральную работу. Я хочу сказать, жизнь после «Энрона»… Я даже не рассказываю больше никому, что работала на «Энрон» когда-то. Самое странное – ведь работа-то была роскошная. В смысле «Энрон» подбирал лучших специалистов. Лучших из лучших. Я попала в «Энрон» прямо из колледжа.
Ван втянул холодный воздух сквозь дырку от выбитого зуба.
– Но благодаря тебе я могу начать с чистого лица. В федеральной службе безопасности. Могу подняться, насколько позволяет талант! Здесь нет стеклянного потолка! Джанет Рино вообще стала генеральным прокурором!
Ван машинально поправил букет в вазе, её подарок.
– Я тебе ещё одну вещь хочу сказать, Ван, – тебе так идет без бороды! Ты так приличней выглядишь. Ну, то есть та половина лица, которая не отекла. И прическа ничего. Похоже, типа, на Сонни Боно, прежде чем он стал конгрессменом.
Фанни миленько улыбнулась ему и украдкой глянула на часы.
Ван показал ей дисплей лэптопа:
«А ЧТО С КНИГОЙ ГАВЕЛА?»
– Оставь её себе.
Ван забарабанил быстрее.
«В СМЫСЛЕ, ЗАЧЕМ ОНА МНЕ, ФАННИ?»
– Ты почитай и попробуй понять сам,… ответила она.
«Эрлетт-хаус», штат Виргиния, март 2002 года
«Эрлетт-хаус» был виргинской усадьбой восемнадцатого века. Когда-то он мог посоперничать с Маунт-Верноном и Монтичелло. Теперь стал загородным пристанищем вашингтонской политической элиты.
В легендарные времена большинство сенаторов и конгрессменов были крупными землевладельцами, и вполне уютно они чувствовали себя только в простодушном и теплом гостеприимстве на богатой ферме. В «Эрлетт-хаус» эту благородную иллюзию поддерживали до сих пор. Сено с полей до сих пор сгребали конные упряжки, хотя «Эрлетт-хаус» обзавелся вертолётной площадкой, своим аэродромом и компьютерным центром. Вокруг простирались современные виргинские пригороды, торговые центры и стеклянные офисные коробки. Но «Эрлетт-хаус» оставался настоящим поместьем – своего рода. Со скотиной, розами и лебедями.
Вану, Дотти и Теду выделили апартаменты в «Озёрном домике». «Домик» – на самом деле небольшой особняк – мог похвастаться каминами, антикварными стульями в федеральном стиле, картинами в стиле американского примитива и кроватью под изумительным балдахином ручной работы. «Озёрный домик» переполняло старомодное достоинство власть имущих Восточного побережья. Каждая вещица покоилась на своем месте с ненарушаемым самообладанием, отточенным вкусом, властью и богатым наследством. Не считая, конечно, лэптопов Вана и Дотти, уместных здесь, как марсианские треножники из «Войны миров».
Бледно-зелёная Дотти рухнула на кровать. Белая пуховая перина промялась под ней, точно жареная лакрица. Дотти ужасно страдала от воздушной болезни. Долгий перелёт до «Эрлетт-хаус» на тряском самолёте Тони здорово нарушил ее пищеварение.
Швейцарским киберножом Ван отковырнул пробку с холодной фигуристой бутылки.
– Милая, драмамину хочешь?
– Я пытаюсь удержать в себе предыдущий, – сдавленно отозвалась Дотти.
Ван поставил бутылочку «Перье» на прикроватный столик – древний, колченогий и поцарапанный. Очень старый. Какой-то так и не вошедший в моду плод фантазии американских мебельщиков восемнадцатого столетия. Похоже было, что его выстругал сам Бен Франклин в минуты душевного расстройства.
Ван устроился в кресле красного дерева рядом с космических очертаний детским креслицем Теда. Доттин приступ слабости вызывал в нем исключительную нежность и мужское стремление защитить.
Жена была так рада его видеть, что едва не скатилась с трапа ему в объятия. Хотя часть правды Дотти уже знала, она ни слова не сказала мужу про коронки на зубах, свежеотращенную бороду и шепелявость. Хотя вообще-то про шепелявость сказала. Она решила, что с ней Ван разговаривает, точно Хэмфри Богарт.
Ван высвободил Теда из пластикового креслица и усадил к себе на колено. Тед был в восторге. Авиаперелёты его не смущали. Он был в полном порядке, словно его перевозили из далекого Колорадо в пенопластовой формочке.
Малыш задумчиво оглядел страдающую мать, как бы отмечая её слабость для будущего использования.
– Ты иди, Дерек, – глухо пробормотала Дотти в подушку. – Я уверена, вам с боссом есть о чём поговорить.
Ван поглубже внедрился в кресло.
– Ну и плевать, – ответил он.
Дотти беспокойно вскинулась:
– Что?
– Я говорю, мне плевать, милая. Это лебединая песня нашей конторы, и я вложил в неё все свои силы. Я не желаю сидеть в рабочих группах. Мне плевать на лоббистов и представителей. Я не собираюсь чмокаться… – Ван поморщился. Он ненавидел это слово, а с рассаженной губой оно звучало ещё омерзительней. -… Чмокаться с ведущими. Я никогда не любил выступать на публике. И не стану. Всё. Они свое получили. Довольно. Теперь это «политическая проблема». Мы попросту устроили большое предвыборное шоу. Ненавижу.
– Ох, милый…
– Эта дурацкая история с самолётом Тони. Я попал в больницу, и у нас не хватило времени всё сделать нормально. Аппаратура не проверена, не обкатана. В реальных условиях прототип себя покажет не лучше, чем эти противоракетные щиты из программы «Звездных войн». Это всё очковтирательство! Обман!
– Милый, если ты над этим работал, это уже точно не обман.
– Ну, символический вклад. Лучшее, что можно сказать об этой затее. Я учёный! Я учёный, а занимаюсь политикой. – Ван потер зарастающие длинной щетиной щеки. – Ладно, может, заниматься приходится. Выбора нет. Но это не значит, что я должен впутывать в это дело тебя. Тебя – никогда. Покуда мы здесь, я хочу о тебе заботиться. Я хочу именно этого, понимаешь? И о тебе тоже, Тед. Я хочу, чтобы мы побыли втроём: ты, и я, и Тед.
Дотти вжалась в подушку.
– Место вроде бы очень славное… Но мне так плохо!
– Выпей минералки.
Дотти послушно приложилась к бутылочке и тут же подавила рвоту.
– Господи, ужас какой.
– Всё пройдёт, – знающе заметил Ван. – Отдохни лучше. Мы с Тедом сходим ненадолго в главный корпус. Принесем тебе… ну, лимона ломтик, тарелку фруктов.
Дотти зарылась лицом в подушку.
Ван подхватил сына на руки и вышел. Они пробежали через поле, мимо увитой плющом беседки, вокруг живой изгороди и вверх по склону к многоколонному портику исторической усадьбы. Теплый мартовский день пахнул апрелем. Погода стояла чудесная. Ван повесил на шею залитую в пластик именную карточку и поднялся по лестнице – мимо белых колонн, через резные двери, по винтовой лестнице, – чтобы попасть в конференц-зал.
Официально совещание называлось «Совместный стратегический саммит по неотложным практическим вопросам инфо-безопасности». Вот так, с дефисом. Поразительно, сколько споров из-за злосчастного дефиса разгорелось в БКПКИ.
Тед оказался единственным ребенком, получившим пропуск на совместный стратегический саммит. Он немедля превратился в звезду представления. Ван очень удивился. Он-то планировал держаться в глубокой тени. Главную роль в спектакле всё равно предстояло играть Джебу. Но сияющий, радостный Тед сокрушил мудрецов и властителей. Почтенные мужи и седеющие дамы с американскими флажками в петлицах тянули к нему руки, словно Ван собрал и презентовал им электронного младенца-робота.
Ван уже привык к подхалимажу бизнесменов и чиновников. Он понимал, что к нему лично это не имеет отношения. Твердые рукопожатия, приглашения, льстивые письма получала его должность. Он был заместителем директора Бюро координации прохождения критической информации по технической части. В течение нескольких месяцев, по большей части пока он торчал в бетонном бункере в Западной Виргинии, Ван имел возможность оценить самые дурацкие их идеи и, спаси господи, зарубить поскорее хотя бы некоторые.
Ван предложил Теду сочный ломтик дыни с огромного хрустального блюда с фруктами. Малыш впился в дыню новоприобретенными маленькими, но эффективными резцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Я тебе принесла отличную книгу. Знаю, в больнице так скучно бывает.
Фанни сунула Вану томик в бумажной обложке. Ван взял книгу. Левую руку кольнула всаженная в вену игла. Книга оказалась чешским изданием переводов на английский пьес и эссе Вацлава Гавела. Судя по обтрепанным уголкам и потрескавшемуся корешку, она долго болталась на дне студенческого рюкзака.
При виде этой до нелепости зачитанной и затертой книженции Ван отчего-то преисполнился благодарности и теплоты. Книге пришлось тяжелей, чем его лицу.
Фанни заморгала из-под очков.
– Я долго по больницам болталась, когда мне было, типа, шестнадцать-семнадцать. Ну то есть очень долго. Отец просто с ума сходил. Даже мама волновалась, а она, типа, привыкла к нашим болезням.
Ван отложил книгу на столик-каталку, к миске тума.
– Когда я поправилась, заставила родителей отправить меня в Прагу. Потому что услышала где-то, что Прага – это лучшее место, чтобы прятаться от сумасшедших родителей. Ну, в Праге и правда клёво, но я никогда клёвой девочкой не была. Вот подругу я себе там нашла правда клёвую. Ее зовут Ева. Она чешка. Она знала папу и хорошо ко мне относилась.
Ван побарабанил по клавишам.
– В Штатах этой книги не достать. Чешские книги все малотиражные. Страна очень маленькая.
«ОНА О ЧЁМ?»
Фанни пропустила вопрос мимо ушей.
– Понимаешь, здесь, в США, все говорят о Вацлаве Гавеле так, словно он, типа, святой. Ну так и есть. Было. Но Ева, моя подруга, – она, типа, его родственница. Ей пришлось терпеть святого на посту президента.
Ван поднял брови – точней, попытался. Правая послушалась. Левая до сих пор не отошла от лидокаина.
– Ева мне говорила – да, Вацлав Гавел точно святой, но святые не могут руководить правительством. Ну то есть началось с того, что страна развалилась напополам. Гавел отвратительный администратор. Он всё время болел. Его первая жена, первая леди, которую все любили, – она умерла от рака. Он женился во второй раз на какой-то, типа, хипующей актриске, которую никто терпеть не мог.
Ван молча уставился на нее. Ну зачем Фанни его мучает? К чему, во имя всего святого, клонит эта женщина?
– Мы с тобой раньше никогда так замечательно не болтали! – заметила Фанни. Она вытащила из сумки пару хирургических перчаток, а за ними салфетку. – Вот теперь мне кажется, что мы и правда нашли общий язык!
С некоторым усилием Ван смог пошевелить языком. Сколько он мог понять, впрямую язык не пострадал, но всё равно почему-то болел ужасно.
– Спасибо, – прошепелявил он. – Хорошо, что заглянула, Фанни.
Секретарша коротко прослезилась.
– Босс, ты только ни о чём не волнуйся. Я обо всём позабочусь.
– Мм-мм!
– Непременно верну деньги, которые ты потратил на «Грендель». Джеб сказал, что это задача номер один. Bay! А ты такого наворотил с заявками, что это настоящая проблема – вытрясти деньги обратно.
Ван фыркнул. Пазухам его тоже пришлось несладко.
– Джеб от тебя в восторге. Я что хочу сказать – для полицейского он правда отлично разбирается в компьютерах. Ему всё равно, что компьютерщики все такие безнадежные идеалисты. Джеб знает, что ты лучший.
«Я – лучший», – подумал Ван. Стоит ли мучений повторить это вслух? Нет. Никакого смысла.
– Работая с тобой, я так многому научилась, – с благодарностью заявила Фанни. – Типа, так клёво было, что ты никому ничего не говорил про мою дурацкую интрижку на работе. Мне следовало перерасти эту дурь самой. Я всегда слышала, что крутить романы с сотрудниками непрофессионально, но знаешь, пока сама не попробовала, да ещё с таким придурком, как Майк Хикок, не понимала почему.
Сердце Вана заколотилось.
– В общем, теперь я в курсе. Так что с этим покончено и подшито в папку. – Фанни не шутила. – Ван, мне только что предложили работу одновременно в DARPA и внутренней безопасности. Я могу получить место на самом высоком уровне в настоящем федеральном бюро. Они знают, что я работала с тобой и Джебом, и тянут к себе. Ты бы на моем месте, конечно, выбрал DARPA? DARPA – оборонные научно-исследовательские работы, всё такое.
Ван кивнул.
– Вот поэтому я выбираю внутреннюю безопасность. Для одинокой женщины это самая подходящая работа. Женщины лучше разбираются в безопасности. С научной работой у меня напряг, а в правоохранительной работе главное – это внимание к мелочам. Это мое сильное место.
Ван закрыл глаза. Открыл. К несчастью, Фанни никуда не делась.
– Я хочу сказать, типа, когда мы начали постукивать на «Энрон», – это всё только женщины из центрального офиса были. Мы, женщины, единственные в «Энроне» обращали внимание на мелочи.
Ван уставился на нее.
– Боже, эти ковбои из Хьюстона точно думали, что они самые крутые. Быстрый Энди Фастоу, Кен Лэй… Они всё делили фирму на маленькие такие команды, знаешь, вдесятеро меньше обычной бухгалтерии… Моментальная реакция – и все эти секретные, невидимые офшорные проекты, о которых не говорят вслух… Я так счастлива, что Джеб в конце концов нашел мне федеральную работу. Я хочу сказать, жизнь после «Энрона»… Я даже не рассказываю больше никому, что работала на «Энрон» когда-то. Самое странное – ведь работа-то была роскошная. В смысле «Энрон» подбирал лучших специалистов. Лучших из лучших. Я попала в «Энрон» прямо из колледжа.
Ван втянул холодный воздух сквозь дырку от выбитого зуба.
– Но благодаря тебе я могу начать с чистого лица. В федеральной службе безопасности. Могу подняться, насколько позволяет талант! Здесь нет стеклянного потолка! Джанет Рино вообще стала генеральным прокурором!
Ван машинально поправил букет в вазе, её подарок.
– Я тебе ещё одну вещь хочу сказать, Ван, – тебе так идет без бороды! Ты так приличней выглядишь. Ну, то есть та половина лица, которая не отекла. И прическа ничего. Похоже, типа, на Сонни Боно, прежде чем он стал конгрессменом.
Фанни миленько улыбнулась ему и украдкой глянула на часы.
Ван показал ей дисплей лэптопа:
«А ЧТО С КНИГОЙ ГАВЕЛА?»
– Оставь её себе.
Ван забарабанил быстрее.
«В СМЫСЛЕ, ЗАЧЕМ ОНА МНЕ, ФАННИ?»
– Ты почитай и попробуй понять сам,… ответила она.
«Эрлетт-хаус», штат Виргиния, март 2002 года
«Эрлетт-хаус» был виргинской усадьбой восемнадцатого века. Когда-то он мог посоперничать с Маунт-Верноном и Монтичелло. Теперь стал загородным пристанищем вашингтонской политической элиты.
В легендарные времена большинство сенаторов и конгрессменов были крупными землевладельцами, и вполне уютно они чувствовали себя только в простодушном и теплом гостеприимстве на богатой ферме. В «Эрлетт-хаус» эту благородную иллюзию поддерживали до сих пор. Сено с полей до сих пор сгребали конные упряжки, хотя «Эрлетт-хаус» обзавелся вертолётной площадкой, своим аэродромом и компьютерным центром. Вокруг простирались современные виргинские пригороды, торговые центры и стеклянные офисные коробки. Но «Эрлетт-хаус» оставался настоящим поместьем – своего рода. Со скотиной, розами и лебедями.
Вану, Дотти и Теду выделили апартаменты в «Озёрном домике». «Домик» – на самом деле небольшой особняк – мог похвастаться каминами, антикварными стульями в федеральном стиле, картинами в стиле американского примитива и кроватью под изумительным балдахином ручной работы. «Озёрный домик» переполняло старомодное достоинство власть имущих Восточного побережья. Каждая вещица покоилась на своем месте с ненарушаемым самообладанием, отточенным вкусом, властью и богатым наследством. Не считая, конечно, лэптопов Вана и Дотти, уместных здесь, как марсианские треножники из «Войны миров».
Бледно-зелёная Дотти рухнула на кровать. Белая пуховая перина промялась под ней, точно жареная лакрица. Дотти ужасно страдала от воздушной болезни. Долгий перелёт до «Эрлетт-хаус» на тряском самолёте Тони здорово нарушил ее пищеварение.
Швейцарским киберножом Ван отковырнул пробку с холодной фигуристой бутылки.
– Милая, драмамину хочешь?
– Я пытаюсь удержать в себе предыдущий, – сдавленно отозвалась Дотти.
Ван поставил бутылочку «Перье» на прикроватный столик – древний, колченогий и поцарапанный. Очень старый. Какой-то так и не вошедший в моду плод фантазии американских мебельщиков восемнадцатого столетия. Похоже было, что его выстругал сам Бен Франклин в минуты душевного расстройства.
Ван устроился в кресле красного дерева рядом с космических очертаний детским креслицем Теда. Доттин приступ слабости вызывал в нем исключительную нежность и мужское стремление защитить.
Жена была так рада его видеть, что едва не скатилась с трапа ему в объятия. Хотя часть правды Дотти уже знала, она ни слова не сказала мужу про коронки на зубах, свежеотращенную бороду и шепелявость. Хотя вообще-то про шепелявость сказала. Она решила, что с ней Ван разговаривает, точно Хэмфри Богарт.
Ван высвободил Теда из пластикового креслица и усадил к себе на колено. Тед был в восторге. Авиаперелёты его не смущали. Он был в полном порядке, словно его перевозили из далекого Колорадо в пенопластовой формочке.
Малыш задумчиво оглядел страдающую мать, как бы отмечая её слабость для будущего использования.
– Ты иди, Дерек, – глухо пробормотала Дотти в подушку. – Я уверена, вам с боссом есть о чём поговорить.
Ван поглубже внедрился в кресло.
– Ну и плевать, – ответил он.
Дотти беспокойно вскинулась:
– Что?
– Я говорю, мне плевать, милая. Это лебединая песня нашей конторы, и я вложил в неё все свои силы. Я не желаю сидеть в рабочих группах. Мне плевать на лоббистов и представителей. Я не собираюсь чмокаться… – Ван поморщился. Он ненавидел это слово, а с рассаженной губой оно звучало ещё омерзительней. -… Чмокаться с ведущими. Я никогда не любил выступать на публике. И не стану. Всё. Они свое получили. Довольно. Теперь это «политическая проблема». Мы попросту устроили большое предвыборное шоу. Ненавижу.
– Ох, милый…
– Эта дурацкая история с самолётом Тони. Я попал в больницу, и у нас не хватило времени всё сделать нормально. Аппаратура не проверена, не обкатана. В реальных условиях прототип себя покажет не лучше, чем эти противоракетные щиты из программы «Звездных войн». Это всё очковтирательство! Обман!
– Милый, если ты над этим работал, это уже точно не обман.
– Ну, символический вклад. Лучшее, что можно сказать об этой затее. Я учёный! Я учёный, а занимаюсь политикой. – Ван потер зарастающие длинной щетиной щеки. – Ладно, может, заниматься приходится. Выбора нет. Но это не значит, что я должен впутывать в это дело тебя. Тебя – никогда. Покуда мы здесь, я хочу о тебе заботиться. Я хочу именно этого, понимаешь? И о тебе тоже, Тед. Я хочу, чтобы мы побыли втроём: ты, и я, и Тед.
Дотти вжалась в подушку.
– Место вроде бы очень славное… Но мне так плохо!
– Выпей минералки.
Дотти послушно приложилась к бутылочке и тут же подавила рвоту.
– Господи, ужас какой.
– Всё пройдёт, – знающе заметил Ван. – Отдохни лучше. Мы с Тедом сходим ненадолго в главный корпус. Принесем тебе… ну, лимона ломтик, тарелку фруктов.
Дотти зарылась лицом в подушку.
Ван подхватил сына на руки и вышел. Они пробежали через поле, мимо увитой плющом беседки, вокруг живой изгороди и вверх по склону к многоколонному портику исторической усадьбы. Теплый мартовский день пахнул апрелем. Погода стояла чудесная. Ван повесил на шею залитую в пластик именную карточку и поднялся по лестнице – мимо белых колонн, через резные двери, по винтовой лестнице, – чтобы попасть в конференц-зал.
Официально совещание называлось «Совместный стратегический саммит по неотложным практическим вопросам инфо-безопасности». Вот так, с дефисом. Поразительно, сколько споров из-за злосчастного дефиса разгорелось в БКПКИ.
Тед оказался единственным ребенком, получившим пропуск на совместный стратегический саммит. Он немедля превратился в звезду представления. Ван очень удивился. Он-то планировал держаться в глубокой тени. Главную роль в спектакле всё равно предстояло играть Джебу. Но сияющий, радостный Тед сокрушил мудрецов и властителей. Почтенные мужи и седеющие дамы с американскими флажками в петлицах тянули к нему руки, словно Ван собрал и презентовал им электронного младенца-робота.
Ван уже привык к подхалимажу бизнесменов и чиновников. Он понимал, что к нему лично это не имеет отношения. Твердые рукопожатия, приглашения, льстивые письма получала его должность. Он был заместителем директора Бюро координации прохождения критической информации по технической части. В течение нескольких месяцев, по большей части пока он торчал в бетонном бункере в Западной Виргинии, Ван имел возможность оценить самые дурацкие их идеи и, спаси господи, зарубить поскорее хотя бы некоторые.
Ван предложил Теду сочный ломтик дыни с огромного хрустального блюда с фруктами. Малыш впился в дыню новоприобретенными маленькими, но эффективными резцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43