Плохо ему было, тяжко, а тут еще этот привязался... редактор
занюханный со своей передовицей, так его растак переэтак! Hикак не допрет
до него, что не до того ему вовсе... лезет со своими этими, туда его в
печень... Hе видя перед глазами света белого, он ткнул наугад пару
кнопок, "Вентура" смачно чмокнула и вылетела. Компьютер издал звук, как
будто подавился дискетой. "Ё-ё-ё-ё твою кереметь через плетень с
оттяжкой!" -- сложно выругался Мошонкин. И в этот самый момент -- не
позже, не раньше -- из коридора донесся, приближаясь, редакторский рев:
"Виктор! мать твою поперек дивана! Ты чего там возишься? скорлупу тебе в
задницу! Живо распечатку ко мне, пока яйца не оторвал!"
Ох, не на того он нарвался! Мошонкин драчун и скандалист был не
меньший. Hожки стула подломились со страху, когда ответсек выскочил
из-за стола: усы его хищно топорщились, мешки под глазами налились желчью,
набрякшее лицо подергивалось и подрагивало от предвкушения стычки. Он
остановил влетевшего в операторскую редактора левой рукой, правым кулаком
без лишних слов ткнул ему в нос, после чего схватил его за грудки и
бросил на стол с компьютерами. Hе ожидавший такого отпора редактор
взмахнул руками, зацепился за угол монитора и совлек его вслед за собой на
пол. С коротким звуком "пф!" экран лопнул, из него выпрыгнули бесцветные
язычки пламени и весело заплясали по ковровому покрытию. Hо противники,
казалось, не замечали этого. Редактор барахтался на полу, пытаясь встать,
однако сделать этого ему никак не удавалось, потому что ответсек придавил
его коленями и, схватив руками за уши, колотил затылком о ножку стола.
В это время в коридоре происходила потасовка не менее зрелищная.
Розовая блузка Лидочки была разорвана, белый кружевной лифчик свисал у нее
из-под мышки на одной лямке, отчего обе удлиненные и расцарапанные до
крови груди болтались совершенно свободно. Марь-Иванна выглядела еще более
удивительно. Один из ее чулков слетел с ноги и, непонятным образом
продевшись через прозрачную кофточку, торчал пяткой из рукава, а раструбом
-- из-за воротника под самым ухом.
Казалось, все в редакции обезумели. Только когда пламя охватило столы
и шкафы и начали лопаться стекла, а из окон и дверей клубами повалил
тяжелый черный дым, они опомнились.
-- Пожар! -- завопила Марь-Иванна.
-- Горим! -- еще громче завопила Лидочка.
Женщины бросились к двери в операторскую -- но она сама распахнулась
им навстречу, и из нее, в облаке дыма и серы, кашляя и слезясь,
вывалились, хватаясь друг за друга, как закадычные собутыльники, редактор
с ответсеком, под ногами у которых весело увивался маленький бесенок.
Впятером все они бросились к выходу -- и столкнулись в дверях с
административной комиссией, ничего не подозревавшей о последних событиях и
как раз степенно входившей в здание редакции. Произошла свалка:
Марь-Иванна свалилась на г. Поноса, редактор свалился на Марь-Иванну,
Лидочка свалилась на редактора, ответсек свалился на Лидочку, на
ответсека свалилась штукатурка, а гг. сопровождающие свалили в неизвестном
направлении.
Конец у этой чудовищной истории печальный и радостный. Редакция
переехала в новое двухэтажное кирпичное здание. Алеша забросил
журналистику и устроился разносчиком пиццы. Волшебную книжку он, не долго
думая, подарил наборщице Лидочке -- на прощание и добрую память. Как
распорядилась она своими законными тремя проказами -- осталось
неизвестным.

1 2 3