А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— потребовал ответа Дулитл. — Неужели наши газеты держат на работе всяких подрывных элементов, которые выдают себя за честных журналистов? Разве не существует проверок? Выяснения степени лояльности? — он снова хлопнул по газете. — Какой редактор пропускает такие открытые нападки на два самых важных элемента нашей экономики, автоховеры и кухонные приборы? На последней неделе президент призвал народ покупать, покупать, покупать, чтобы наше процветание продолжалось. Как мы можем ожидать полного потребления наших продуктов, если женщины будут рабски прикованы к устаревшим плитам, а семьи будут ездить в грохочущих немодных автоховерах, устаревших на целый год?
Эд Уандер навострил уши при упоминании имени Базза Де Кемпа. Баззо, должно быть, сошел с рельс, писать такие вещи. Он что, хочет заработать репутацию ненормального?
Дженсен Фонтейн, который председательствовал на собрании, постучал по столу своим председательским молотком.
— Есть предложение рекомендовать издателю «Таймс-Трибьюн», чтобы этого злосчастного репортера… ээ… как его там…
— Базз Де Кемп, — сказал Эд, не подумав.
Все взгляды обратились на Эда Уандера, которому вдруг стал сильно давить галстук.
— Вы знакомы с этим несомненным коммунистом? — тоном выговора произнес Дженсен Фонтейн.
— О-ну да, сэр. Я несколько раз с ним сталкивался. Он не коммунист. Если верить тому, что он о себе говорит, у него просто хобби такое — чокнутые политико-экономические теории. Видите ли… — его фраза заглохла, поскольку он заметил, что его слова не производят потрясающего впечатления.
Кто-то мрачно сказал:
— Нельзя играть с дегтем и не запачкать руки.
Фонтейн снова постучал по столу.
— Есть предложения?
Маллигэн быстро высунулся:
— У меня предложение, чтобы комитет, составленный из членов общества, которые помещают рекламу в «Таймс-Трибьюн», подписал письмо к издателю с жалобой на статьи красного толка, которые пишет этот тип Де Кемп.
Кто-то сказал:
— Поддерживаю.
Затем последовал длинный нудный доклад какого-то библиотечного комитета. Какие-то неприятности с детской секцией в городской библиотеке. Что-то насчет запрета на выдачу «Робин Гуда».
Эд Уандер внезапно встрепенулся. Дженсен Фонтейн назвал его имя.
— Во время моего отсутствия, — говорил отец Элен, — мы получили несколько писем касательно подрывных элементов на так называемых проповедях некоего… — он взглянул на лежащие перед ним бумаги и недоверчиво хмыкнул, — Иезекиля Джошуа Таббера. Член общества Элен Фонтейн, моя дочь и сотрудник WAN-TV посетили митинг возрождения религии, который проводил этот Таббер. В результате Элен на некоторое время прописан постельный режим. Мистер Эдвард Уандер представит вам полный отчет.
Эд встал. Ему все это не нравилось, и у него было неприятное подозрение, что он не завоюет чести и славы.
— Дело в том, — сказал Эд, — что я не авторитет в подпольных коммунистах. Я знаю, что это серьезная работа. Беречь страну от коммунистического переворота и все такое прочее. Но я ведь занят своим делом на WAN-TV. Возможно, кто-то из вас слушал передачу «Час необычного» по пятницам ночью…
Маллигэн угрожающе сказал:
— Доклад о Таббере, Крошка Эд, доклад о Таббере. Никакой рекламы.
Эд откашлялся.
— Да, сэр. Ну, честно говоря, судя по тому, что я слышал, Таббер скорее антикоммунист, чем коммунист. По крайней мере он так говорит. Он жалуется, что люди стали чересчур материалистами, сосредоточились на вещах, которыми они владеют, которые они потребляют, вместо духовных ценностей… По-моему так.
Кто-то произнес:
— Мой священник говорит то же самое на проповеди каждое воскресенье. В понедельник мы это забываем.
Кто-то другой сказал:
— Действительно ваш священник так говорит? Это кое-что, что я хотел вынести на обсуждение. Что не так в нашем обществе потребления? Что случилось бы с нашей экономикой, если бы мы слушали этих предполагаемых религиозных лидеров?
Дженсен Фонтейн постучал молотком.
— Продолжайте, — велел он Эду Уандеру. Он не казался довольным тем, как протекает доклад. Что в свою очередь мало радовало Эда.
— Ну, в общем, все, что я могу сказать, это что он говорил не как коммунист. Вообще-то Элен, мисс Фонтейн, даже задала ему прямой вопрос на эту тему, и он ясно высказался, что он не коммунист.
Женщина, которая выступала по поводу библиотеки, спросила тоном полнейшего непонимания:
— Но какое все это имеет отношение к тому, что Элен находится под наблюдением врачей? Что он с ней сделал?
Эд в мучении посмотрел на Дженсена Фонтейна, который начал что-то говорить, но тут же захлопнул рот и сжал губы в линию, так что, решил Эд, между ними лезвие ножа не прошло бы. О господи.
— Ну, — сказал Эд, — мисс Фонтейн вроде как мешала ему говорить, подавая реплики с места. Он рассердился и, ну, проклял ее.
Наступило молчание. Они, как и Фонтейн ранее, решили что речь идет о ругательстве. Эд прояснил вопрос.
— То есть, он наложил на нее заклятие.
— Заклятие? — переспросил Уоннамейкер Дулитл.
— Что-то вроде чар, — сказал Эд.
— Какое это имеет отношение к тому, что она лежит в постели?
— Она говорит, что у нее зуд, — несчастным тоном сказал Эд.
Дженсен Фонтейн постучал молотком.
— Давайте сократим эту болтовню. Что именно сказал старый болван?
В свои бесплодные актерские годы Эд Уандер потратил немало времени, совершенствуя память. Запоминая диалоги. Теперь он обратился к памяти. Он сказал:
— Его слова звучали примерно так: «Воистину проклинаю суетную гордость женщин! Истинно… — Когда Таббер волнуется, он начинает изъясняться этим цветистым старинным стилем — „Истинно более никогда не найдешь ты наслаждения в суете. Правда, что более никогда не найдешь ты наслаждения в модах или косметике!“
Эд с надеждой закончил:
— Это не точные его слова, но почти так. Так что, как видите, он наложил проклятие не совсем на Элен. То, как он выразился, в сущности относит его заклятие ко всем женщинам…
Он прервал фразу на полуслове, чувствуя, как холод коснулся основания его позвоночника и медленно пробирается по нему вверх.
4
К следующему утру у Эда уже почти не осталось сомнений. Он просматривал сообщения телепринтера. Это распространилось не только на всю нацию, но и на весь мир. Европейское Содружество, Советский Комплекс, и даже аборигены Галапагосских островов, все были затронуты.
Хобби встречались и раньше. Любого вида. Люди сейчас склонны к придури. Хула-хупы и помешательство на крокете предыдущего десятилетия — ничто по сравнению с нынешними коньками. Когда основным занятием среднего гражданина вместо работы стало смотреть телевизор, слабый протест против полного окостенения от сидения взаперти в четырех стенах был побежден новым трехмерным кинематографом, который по крайней мере заставлял вас дойти до ближайшего кинотеатра, и придурью, придурью, придурью.
Придури в еде, придури в одежде, придури в жаргоне, придури во всем. Это один из методов, которыми действуют производители, заставляющие вещи устаревать морально, чтобы извлекать прибыль. Если конвертибли нынче в моде, то седаны безнадежно вышли из моды, и только полный придурок позволит, чтобы его увидели в седане. Если твид в моде, габардин вышел из моды, и вы вполне можете вышвырнуть вчерашний костюм на помойку. Если вошла в моду китайская кухня, то итальянская, турецкая, русская, шотландская, или по какой там сходили с ума в прошлом месяце, устарели. И тот ресторан, который оптимистично забил свои полки и холодильники продуктами для вчерашней придури, может с тем же успехом выбросить их на свалку.
Да, придури бывали и до сих пор, но такие — никогда.
В конечном счете каждая причуда, зародившаяся на Западе, распространится даже на Советский Комплекс. Когда коктейли «Усталость после битвы» стали криком моды в Величайшем Вашингтоне, через три месяца их поднимали за здоровье Персоны Номер Один в Кремле. Когда шорты-бермуды мадрасского типа стали модными в качестве официальной одежды в Ультро-Нью-Йорке, то через несколько недель они украшали худые бедра китайцев на улицах Пекина.
Но на это требовались хотя бы недели.
Насколько Эд мог судить, это новое помешательство на «Домотканом стиле» охватило весь мир одновременно. Данные, которые он мог собрать, говорили об этом недвусмысленно. Быть может, никто больше не осознавал этого, но Эд Уандер осознавал.
Мир был поражен этой придурью в субботу вечером в пять часов тридцать пять минут местного времени. Судя по тому, что Эд мог сложить вместе из кусков, судя по растерянным сообщениям о новостях, это случилось на один час по часам раньше в соседнем часовом поясе к западу, подействовало четыре часа спустя в Англии и шесть часов спустя в Объединенной Европе. И так далее. Короче говоря, это явление распространялось не согласуясь с формально принятыми часовыми поясами. Оно поразило все человечество одновременно.
Некоторые комментаторы пытались утверждать обратное, несомненно веря в свои слова. Никто пока еще не наткнулся на истину в том виде, как ее подозревал Эд Уандер.
Он слушал одного жизнерадостного телекомментатора, который пытался проследить «Домотканый стиль» назад на несколько месяцев, утверждая, что он давно развивался, а теперь расцвел пышным цветом. Тот же самый аналитик предрекал, что эта причуда скоро пройдет. Она не продержится долго. Не может продержаться долго. Она противоречит основам женской природы. Это мода, которая просто не будет долго популярна у прекрасного пола. Он посмеивался и сказал, что «Домотканый стиль» уже оказался «благодеянием» для Мэдисон Авеню. Текстильная Ассоциация быстро вложила первые сто миллионов в то, чтобы пресечь его в корне при помощи гигантской теле-, радио— и скайжекторной кампании. Предполагается, что производители косметики тоже проводят закрытую сессию по борьбе с опасностью.
Чего не знали комментаторы, чего не знал никто, кроме Эда Уандера, самого Таббера и горстки приверженцев Таббера, это то, что в проклятии не было установлено временных ограничений. Оно было произнесено навечно. Предполагая, разумеется, что проклятия Таббера, как бы он их ни осуществлял, не теряли со временем своей начальной действенности.
Эд подумал, не сказать ли Маллигэну о своих подозрениях, и решил этого не делать. Если он начнет разглагольствовать о заклятиях, налагаемых странствующими религиозными психами, люди начнут думать, что он слишком долго вел передачу «Час необычного».
Он подошел к столу Долли. Как и вчера, она полностью соответствовала новому стилю. На ней было платье, которое она, вероятно, носила будучи подростком. Платье, в котором можно выехать за город, на пикник. Никакой помады, никакого карандаша для бровей, никакой пудры. Никаких сережек в ушах. Вообще ничего.
— Как тебе нравится эта новая мода «Домотканый стиль», Долли? Большинство мужского состава штата сотрудников насмехалось над
девушками по поводу их нового внешнего вида. Долли, очевидно, ожидала, что Эд Уандер возглавит список мучителей, но в его голосе этого не было.
— Ну, Крошка Эд, — сказала она, — это как всякая другая мода. Приходит, а потом очень быстро уходит. Я никак особенно к ней не отношусь, она мне ни нравится, ни не нравится.
Эд сказал, понизив голос:
— Послушай, ты вообще пробовала пользоваться косметикой последние два дня?
Она озадаченно пожала плечами.
— А — ну да, пару раз.
— И что?
Долли некоторое время колебалась, наморщив задорный носик.
— О-ну, как тебе сказать. Я чувствовала зуд. Знаешь, вроде того, если сильно обгореть на солнце и начинает облазить кожа.
Эд Уандер покачал головой.
— Послушай, Долли, найди мне Базза Де Кемпа из «Таймс-Трибьюн», ладно? То есть, если он еще работает в «Таймс-Трибьюн». Мне надо с кем-нибудь поговорить.
Она бросила на него странный взгляд, которого он заслуживал, и взялась за дело. Эд Уандер вернулся к своему столу и взял телефон.
— Привет, Баззо, — сказал он. — Я не знал, работаешь ты еще там, или нет.
Ему ответил веселый голос:
— Не только здесь, но купаюсь в лучах успеха, старый приятель Крошка Эд. Похоже, что какая-то компания придурков правого крыла накапала редактору на одну из моих статей. Хотели, чтобы меня вышвырнули с работы. Старая Язва сказал, что если у нас будут печататься такие вещи, по которым будут достаточно противоречивые мнения, так что даже жалобы поступают, то это может заставить оторваться нескольких недоумков от телевизора и прочитать нашу газету. Так что меня повысили.
Эд закрыл глаза, скорбя о том, какими путями идут дела в мире.
— Хорошо, — сказал он. — Мне нужно с тобой увидеться. Давай в Старом Кофейном Погребке через четверть часа? Кофе с меня.
— Ты меня уговорил, — радостно сказал Де Кемп. — Это свидание. И я нахожу тебя красивым даже с этими подозрительными усиками.
Эд повесил трубку и направился к подъемнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов