– Я их разбил.
Я сел на освобожденный им диван.
– А я – то думаю, почему такой шум? – язвительно сказал я и постарался сфокусировать глаза на ручных часах.
– Черт возьми, пора на работу! Редактор мне голову оторвет.
Он со стоном опустился на стул.
– И не мечтай об этом, – сказал он. – У тебя теперь новая профессия.
– Да? – рявкнул я. – Но пока я не узнаю, что это за профессия, не лучше ли мне зарабатывать на кусок хлеба с маслом старым способом?
Ньютон Браун покачал головой.
– Боюсь, ничего из этого не выйдет. Разве я тебя не предупредил, что мой суперцереброграф не только подготавливает тебя к новой профессии, но и заодно ликвидирует ненужную память о старой? Проще простого. Зачем забивать голову лишними сведениями?
Я выпучил глаза.
– Ты что, спятил? И у тебя хватает наглости заявить, что я забыл свое ремесло газетчика только потому, что ты подключил к моему уху свои паршивые пластинки?
Он откинулся на спинку стула и зажмурился.
– Умоляю, не ори. Попробуй напечатать что-нибудь на машинке.
Злой как черт, я подошел к моему старенькому ундервуду, стоявшему на столе. Я сел за машинку и неверными пальцами потянулся к клавишам. Посмотрел на клавиши, убрал пальцы и протянул снова.
– Когда печатают на машинке, сначала закладывают в нее бумагу, – раздался за спиной голос Ньютона. – Совершенно очевидно, что, какой бы ни была твоя новая профессия, умения печатать на машинке она не требует.
Я подпрыгнул на стуле. До меня наконец дошло, в какое положение я попал.
– Ты хочешь… ты хочешь сказать, что твоя идиотская затея в самом деле удалась? Что ты вышиб у меня из головы все, что я знал о журналистике? Что я теперь даже на машинке печатать разучился?
– Проще простого. Ты же этого хотел. И отныне ты эксперт совсем в иной области.
– Но в какой? – взмолился я. – Я не знаю ничего, о чем не знал бы раньше.
В отчаянии я пробрался на кухню, открыл ящик, в котором держу инструменты, достал оттуда молоток и несколько гвоздей. Я принялся забивать гвоздь в оконную раму. Ньютон Браун подмигнул мне, когда я в третий раз подряд не попал по шляпке гвоздя, и печально покачал головой.
– Нет, ты ведь и не хотел становиться плотником.
Я хватил молотком по пальцу и бросился в ванную.
Вторую неделю там протекала труба. Я уставился на трубу.
Пустой номер. Я не имел ни малейшего представления о том, как ее починить.
– Водопроводчик из меня не получится! – воскликнул я в отчаянии, вернулся на кухню, схватил сковородку и достал из холодильника два яйца. Когда я разбил яйца, оба желтка разлились.
Ньютон Браун наблюдал за мной с интересом.
– Сомневаюсь, чтобы из тебя вышел повар, – сказал он. – К тому же ты забыл положить масло на сковородку.
Схватив карандаш и лист бумаги, я принялся рисовать.
Он заглянул мне через плечо.
– Нет, не художник, – сказал он. – Проще простого, мы решили художника из тебя не делать.
Я сказал уже без всякой надежды:
– Может, я современный художник? Абстракционист?
Он почесал бородку, снова заглянул мне через плечо и содрогнулся:
– Нет, – сказал он. – Это даже не абстракция.
В отчаянии я бросил карандаш.
– Ничего не выйдет. Потребуется месяц, чтобы перебрать все возможные профессии.
Ньют согласился со мной.
– Может, и больше. Я не записывал, какие профессии освоены проигрывателем, а их было множество. Придется изобрести какой-нибудь метод определения твоей профессии. Погоди-ка, ведь ты хотел научиться чему-то уникальному. Может, из тебя вышел эксперт по плетению лыка?
– А может быть, я дегустатор вин? – спросил я с надеждой.
Он, глубоко задумавшись, закрыл глаза.
– Где-то здесь лежит ключ к разгадке. О чем мы говорили вчера вечером?
Я щелкнул пальцами.
– Мы говорили о твоем напитке. Может, мы решили сделать меня барменом?
Он спросил:
– Как приготовить “Красную Мэри”?
– Ты что, хочешь, чтобы Маккарти начал за мной охотиться? Я обращаю внимание только на стопроцентных американок.
Он помотал головой.
– Нет, ты не бармен. О чем мы еще говорили?
Я прижал ладони к пульсирующим вискам.
– Мы обо всем говорили. О сухой воде и легкой воде. О всех водах, кроме черной.
Несмотря на похмелье, он заинтересовался.
– Черная вода, – сказал он… – Ее очевидные преимущества, надо думать, ускользнули от моего внимания.
– Возможно, она пригодится тем, кому все равно, чем мыться, – разозлился я.
– Умоляю, – сказал он. – Ты забыл о моей головной боли. Когда же начнет действовать аспирин? О чем мы еще говорили? Именно здесь должен лежать ключ к тайне.
– Давай примем еще по две таблетки, – предложил я. – Мы говорили о том, как все твои изобретения попадают под сукно, о том, что Колумб орудовал в портняжной мастерской, о Международном союзе историков и еще о ком-то, кто запретил твою машину времени. И…
– Ой-ой-ой, – произнес он, избегая смотреть мне в глаза. – Давай в самом деле примем еще по две таблетки аспирина. У меня предчувствие…
Он не закончил фразы.
– Что с тобой? – рявкнул я.
– Машина времени, – сказал он. – Тебе хотелось овладеть какой-нибудь уникальной профессией. Я понял, что он сейчас скажет.
– О нет, не надо, – попросил я.
От автора:
Если только мне удастся удержать этого парня от внешних контактов и скрыть его от Вилли Ли или Артура Кларка, считайте, что я – самый удачливый человек на свете. Я уже говорил, что после встречи с этим парнем мои рассказы отличаются особой правдивостью. Я единственный из писателей-фантастов, кто может похвастаться знакомством с человеком, который специализируется по ремонту машин времени.
Мак Рейнольдс

1 2