Не знаю, простит ли она меня когда-нибудь. Не был уверен в этом и даже не был уверен, что хочу этого. Не мог представить себе, чтобы мы снова стали любовниками. Но наконец я понял, что хочу извиниться.
Но ее в ее квартире не было. Не было никого, кроме молодой полной чернокожей женщиной, с трагическим выражением лица медленно разбиравшей вещи. Когда я спросил о Кларе, она начала плакать. "Она улетела", - всхлипывала женщина.
- Улетела?
- О, она выглядела ужасно. Кто-то, должно быть, сильно избил ее! Она привела Вэтти и сказала, что больше не может о ней заботиться. Отдала мне всю свою одежду... но что я буду делать с Вэтти, когда работаю?
- Куда улетела?
Женщина подняла голову. "Назад на Венеру. На корабле. Он вылетел час назад".
Больше я ни с кем не разговаривал. Кое-как умудрился уснуть один в своей постели.
Встав, собрал все свое имущество: одежду, голодиски, шахматы, ручные часы. Браслет хичи, который подарила мне Клара. Пошел и все продал. Снял все оставшееся со счета, всего набралось четырнадцать сотен долларов с небольшим. Я пошел в казино и все деньги поставил в рулетке на номер 31.
Медленно вертелся большой шар: зеленый цвет, ноль.
Я пошел в контроль полетов и записался на первый же вылетающий одноместный корабль. Спустя двадцать четыре часа я был в космосе.
Глава 23
Что вы на самом деле испытываете к Дэйну, Боб?
- Что я могу к нему испытывать? Он соблазнил мою девушку.
- Старомодный способ выражения, Боб. И ведь это произошло очень давно.
- Конечно. - Мне приходит в голову, что Зигфрид поступает нечестно. Он устанавливает правила игры, но не играет по ним. Я возмущенно говорю:
- Кончай, Зигфрид. Конечно, это случилось давно, но для меня недавно, я никак не могу выбраться из этого. У меня в голове это все еще совершенно свежее. Разве не это ты должен делать? Вытаскивать на поверхность все старое, чтобы я мог выбросить его и больше не мучиться?
- Мне все же хотелось бы знать, почему вы считаете это совсем свежим, Боб.
- Боже, Зигфрид! - У Зигфрида один из периодов глупости. Я считаю, что он не может справиться с новой информацией. Если подумать, он всего лишь машина и не может делать ничего, на что не запрограммирован. В основном он реагирует на ключевые слова, разумеется, обращая некоторое внимание и на их значение. А что касается оттенков, выражаемых в голосе, их он определяет по сенсорам и по натяжению ремней, которые дают ему представление о степени моей мышечной активности.
- Если бы ты был человеком, а не машиной, ты бы понял, - говорю я ему.
- Может быть, Боб.
Чтобы вернуть его на правильную дорогу, я говорю: "Правда, что это случилось давно. Не понимаю, зачем ты об этом спрашиваешь".
- Я хочу разрешить противоречие, которое улавливаю в ваших словах. Вы говорили, что не реагируете на то, что у вашей подруги Клары были интимные отношения с другими мужчинами. Почему же так важно, что у нее они были с Дэйном?
- Дэйн неправильно обращался с ней! - И, добрый Боже, это правда. Он оставил ее застрявшей, как муху в янтаре.
- Это из-за того, как он обращался с Кларой? Или из-за чего-то между Дэйном и вами, Боб?
- Никогда! Никогда ничего не было между Дэйном и мной!
- Вы сказали, что он бисексуал, Боб. А как ваш полет с ним?
- У него для забав было еще двое мужчин. Не я, парень, не я, клянусь! Не я. Ox, - говорю я, стараясь успокоиться, чтобы проявлять только слабый интерес к этой глупейшей теме. - Разумеется, он раз или два подступал ко мне. Но я ему сказал, что это не в моем стиле.
- В вашем голосе, Боб, - говорит он, - кажется, отражается больше гнева, чем в словах.
- Будь ты проклят, Зигфрид! - На этот раз я сержусь по-настоящему, признаю. Едва могу говорить. - Не приставай ко мне со своими нелепыми обвинениями. Конечно, я позволил ему раз или два обнять меня. Но не больше. Ничего серьезного. Просто оскорблялся, чтобы провести время. Он мне нравился. Рослый красивый парень. Становится одиноко, когда... что это?
Зигфрид издает звук, как будто откашливается. Так он прерывает, не прерывая. "Что вы сказали, Боб?"
- Что? Когда?
| ОТНОСИТЕЛЬНО ЕСТЕСТВЕННОЙ СРЕДЫ ОБИТАНИЯ ХИЧИ
|
| В. Знает ли кто-нибудь, как выглядел стол хичи
| или любой хозяйственный предмет?
| Профессор Хеграмет. Мы даже не знаем, как
| выглядел дом хичи. Не нашли ни одного. Только
| туннели. Как ветвящиеся шахты с отверстиями,
| ведущими в комнаты. Они любили большие помещения в
| форме веретена, заостренные с обоих концов. Здесь
| одно такое, два на Венере, вероятно, остатки еще
| одного на планете Пегги.
| В. Я знаю, какова премия за открытие разумной
| жизни, но какова премия за открытие самих хичи?
| Профессор Хеграмет. Вы только найдите одного.
| А потом называйте свою цену.
- Когда говорили, что между вами ничего серьезного не было.
- Боже, не знаю, что я сказал. Ничего серьезного не было, вот и все. Я просто забавлялся, чтобы провести время.
- Вы не использовали слово "забавлялся", Боб.
- Нет? А какое слово я использовал?
- Вы сказали: "я оскорблялся". Боб.
Я настораживаюсь. Чувствую себя так, будто неожиданно обмочился или обнаружил, что у меня расстегнута ширинка. Выхожу из своего тела и смотрю на свою голову.
- Что значит "оскорблялся", Боб?
- Послушай, - говорю я, смеясь, на меня это подействовало, - настоящая фрейдистская оговорка, правда? Вы, парни, очень внимательны. Мои поздравления твоим программистам.
Зигфрид не отвечает на мое вежливое замечание. Ждет, чтобы я немного потомился.
- Хорошо, - говорю я. Чувствую себя очень открытым и уязвимым, живя моментом так, будто он длится вечно, как у Клары, застрявшей в ее мгновенном и бесконечном падении.
Зигфрид негромко говорит: "Боб. Когда вы мастурбировали, у вас бывали фантазии о Дэйне?"
- Я это ненавидел, - говорю я.
Он ждет.
- Ненавидел себя за это. Точнее, не ненавидел. Скорее презирал. Бедный сукин сын, я, с вывертами, отвратительный, трепал свою плоть и думал о том, как переспать с любовником своей девушки.
Зигфрид ждет еще немного. Потом говорит: "Мне кажется, вы хотите плакать, Боб".
Он прав, но я ничего не отвечаю.
- Хотите поплакать? - приглашает он.
- Мне этого хотелось бы.
- Тогда почему бы вам не поплакать, Боб?
- Я бы хотел, - говорю я. - К несчастью, не знаю как.
Глава 24
Я поворачивался, собираясь уснуть, когда заметил, что цвета на курсовой системе хичи меняются. Шел пятьдесят пятый день полета, двадцать седьмой после поворотного пункта. Все пятьдесят пять дней цвета были розовые по всей панели. Теперь появились чисто белые участки, они все росли, сливались.
Я прибываю. Что бы меня там ни ждало, я прибываю. Мой маленький корабль - этот вонючий скучный гроб, о стены которого я бился почти два месяца, в котором разговаривал с собой, играл с собой, уставал от себя, - шел со скоростью меньше световой. Я всмотрелся в видовой экран, который теперь находился "внизу", потому что моя скорость уменьшалась, и ничего необычного не увидел. Да, звезда. Много звезд, рисунок их мне совершенно незнаком: с полдюжины голубых - от яркого до болезненно яркого: красная, более интересная своим оттенком, чем светимостью. Гневный красный уголь, не ярче Марса, видимого с Земли, но цвет более глубокий и неприятный.
Я заставил себя заинтересоваться.
Это было нелегко. После двух месяцев отрицания всего окружающего - оно либо наскучило, либо угрожало - трудно было переключиться на другое настроение. Я включил сферический сканер, и корабль начал поворачиваться, подставляя под анализаторы разные участки неба.
И почти тут же вернулся сильный близкий сигнал.
Пятьдесят пять дней скуки и истощения мгновенно забылись. Что-то очень значительное и очень близкое. Я забыл, что хотел спать. Скорчился у экрана, держась за него руками и ногами, и увидел: на экране показался какой-то прямоугольный объект. Он все время увеличивался: Чистый металл хичи! Форма неправильная, с круглыми утолщениями на плоских сторонах.
Количество адреналина в крови все увеличивалось, перед глазами заплясали сахарные леденцы. Я заставил себя заняться сканером. Нет вопроса - очень значительное открытие. Вопрос в том, насколько значительное. Может, исключительно! Может, целая новая планета Пегги в моем распоряжении, и доход в миллионы долларов ежегодно на всю оставшуюся жизнь! А может, только пустой корпус. Может - об этом говорит прямоугольная форма - самый дикий сон, по-настоящему большой корабль хичи, в который можно войти и лететь куда угодно, везя с собой тысячу человек и миллион тонн груза! Все возможно, и даже если все не так, если все эти ожидания не оправдаются, если это всего лишь пустой корпус, достаточно одной вещи внутри него, одной безделушки, одного прибора, одной штуковины, которую никто раньше не находил, которую можно разобрать и заставить действовать на Земле...
Я споткнулся и разбил костяшки пальцев о спираль, которая светилась теперь мягким золотым светом. Пососал кровь и понял, что корабль движется.
Но он не должен двигаться! Он не запрограммирован для этого. Он должен вынырнуть на орбите и висеть там, дожидаясь, пока я осмотрюсь и приму решение.
Я в смятении осмотрелся. Прямоугольный корпус находился точно в середине экрана и оставался на месте; корабль прекратил автоматическое сферическое сканирование. Я с опозданием услышал рев двигателей шлюпки. Они меня и двигали; корабль направлялся к прямоугольнику.
А над сидением пилота горел зеленый свет.
| ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ
|
| Корабль 3-104, рейс 031 В18. Экипаж Н. Ахойя,
| Ц. Захарченко, Л. Маркс.
|
| Время до цели 119 дней 4 часа. Позиция не
| определена. Очевидно, вне галактического
| скопления, в пылевом облаке. Идентификация внешних
| галактик сомнительна.
|
| Резюме. Мы не нашли ни следа планеты,
| артефакта или пригодного для высадки астероида на
| доступном для сканера расстоянии. Ближайшая звезда
| на расстоянии примерно 1,7 светового года.
| Предположительно то, что тут ранее находилось,
| уничтожено. Системы жизнеобеспечения на обратном
| пути начали выходить из строя, и Ларри Маркс умер.
Но это неправильно! Зеленый свет установлен на Вратах людьми. Он не имеет никакого отношения к хичи; обычное старое радио, кто-то меня вызывает. Кто? Кто может находиться рядом с моим совершенно новым открытием?
Я включил установку РСМ (радиопереговоры между судами) и закричал: "Алло!"
Послышался ответ. Я его не понял: похоже на какой-то иностранный язык, может быть, китайский. Но говорил человек. "Говорите по-английски! - закричал я. - Кто говорит?"
Пауза. Потом другой голос: "А вы кто?"
- Меня зовут Боб Броудхед, - выпалил я.
- Броудхед? - Смесь нескольких голосов. Затем снова по-английски:
- В наших документах нет никакого старателя по имени Броудхед. Вы с Афродиты?
- А что такое Афродита?
- О, Боже! Кто вы? Послушайте, это контроль Врат-2, и у нас нет времени на розыгрыши. Назовитесь!
Врата-Два!
Я выключил радио и лег в гамак, глядя, как плита вырастает все больше, не обращая внимания на требовательный зеленый свет. Врата-Два? Нелепо! Если бы я хотел попасть на Врата-Два, я летел бы обычным курсом и платил бы проценты за все найденное. Летел бы как турист по стократно проверенному маршруту. Я не сделал этого. Я взял никем не испытанный курс на свой риск. И я все испытал, испытывал страх во все эти пятьдесят пять дней полета.
Это несправедливо!
Я потерял голову. Бросился к селектору курса и наобум повернул колеса.
Я не мог принять свою неудачу. Я должен был что-нибудь найти. Я не должен находить всем давно известное, вообще без всякой премии.
Но то, что я сделал, вызвало еще большую неудачу. Панель ярко осветилась желтой вспышкой. И затем все огни погасли.
Прекратился шум моторов шлюпки.
Исчезло ощущение движения. Корабль был мертв. Ничего не двигалось. Ничего не работало, ничего, даже система охлаждения.
К тому времени, как Врата-Два выслали мне на выручку корабль, я потерял сознание от теплового удара: температура в корабле была 75 градусов Цельсия.
На Вратах горячо и влажно. На Вратах-Два так холодно, что мне пришлось занимать куртку, перчатки и теплое нижнее белье. У Врат-Два вкус ржавой стали. Врата ярко освещены, в них много шума и людей. На Вратах-Два почти не слышно звуков; кроме меня здесь семь человек. Хичи оставили Врата-Два незаконченными. Некоторые туннели кончаются голой скалой, и их всего несколько десятков. Никто не сажал еще здесь растительность, и весь воздух получают химическим путем. Парциальное давление кислорода ниже 150 миллибар, а остальную часть атмосферы составляет азотно-гелиевая смесь, давление не выше половины нормального земного, голоса в такой атмосфере звучат высоко, и первые несколько часов у меня перехватывало дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34