А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Во всяком случае начинать надо не с этого. А вот с чего. Вначале мы обсудим нормальное трехмерное пространство, то, в каком вы выросли или, вернее, считали, что выросли, когда были еще плотью – в чем дело?
Я поднял руку. И сказал:
– Я думал, пространство четырехмерное. А как же время?
– Четырехмерное пространство-время, Робин. Я пытаюсь упростить для вас объяснение, поэтому говорю сначала о трех измерениях. Приведу пример. Предположим, вы молодой человек, садящий с подружкой перед экраном ПВ. Вы обняли ее за плечи. Вначале вы вытянули руку Вдоль спинки дивана – это первое измерение, назовем его шириной. Потом вы согнули руку в локте под прямым углом, так что ваше предплечье устремлено вперед и опирается на ее плечо – это второе измерение, которое мы назовем длиной. – А дальше вы опускаете руку девушке на грудь. Это глубина. Третье измерение.
– Да уж, глубина, – сказал я с улыбкой, – потому что тут я очень углублюсь.
Он вздохнул и пропустил мое замечание.
– Подумайте об этом примере. Вы продемонстрировали три пространственных измерения. Существует также, как вы верно заметили, четвертое измерение – время. Пять минут назад вашей руки здесь не было, сейчас она здесь, какое-то время спустя ее снова здесь не будет. Так что если вы хотите точно указать координаты какой-то системы, вы должны добавить и это измерение. Трехмерное «где» плюс четвертое «когда» – таково пространство-время.
Я терпеливо сказал:
– Я жду, когда все это изменится и ты скажешь, что все не так.
– Конечно, Робин, но прежде чем переходить к этой трудной части, я должен был убедиться, что вы усвоили легкую. Теперь переходим к трудной. Она связана с суперсимметрией.
– Отлично. У меня уже начали стекленеть глаза?
Он вопросительно посмотрел на меня, так серьезно, словно у меня действительно есть глаза и ему есть на что смотреть. Он хороший парень, Альберт.
– Еще нет, – довольно сказал он. – Постараюсь, чтобы они не остекленели. Я знаю, «суперсимметрия» звучит ужасно, но это всего лишь название математической модели, которая чисто статистически описывает основные особенности вселенной. Она включает в себя такие понятия, как «супергравитация», «теория струн» и «археокосмология». – Он снова посмотрел на меня. – Все еще не остекленели? Хорошо. Сейчас начнем разбираться в значении этих терминов. Их смысл гораздо легче самих слов. Это прекрасные области для изучения. Взятые вместе, они объясняют поведение материи и энергии во всех их проявлениях. Больше того. Они не просто объясняют их. Законы суперсимметрии и остальные буквально управляют поведением всего. Я хочу сказать, что из них логично вытекает наблюдаемое поведение всего, что составляет вселенную. Вытекает даже неизбежно.
– Но...
Он шел на всех парах; взмахом руки заставил меня замолчать.
– Оставайтесь с нами, – приказал он. – Это основы. Если бы древние греки понимали суперсимметрию и все относящиеся к этому понятия, они могли бы дедуктивно вывести законы Ньютона – законы движения и всемирного тяготения, могли бы вывести квантовые правила Планка и Гейзенберга и даже, – он подмигнул, – мою собственную теорию относительности, и общую, и специальную. Им не пришлось бы для этого экспериментировать и наблюдать. Они знали бы, что все это истинно, потому что вытекает, точно так же как Эвклид знал, что его геометрия истинна, потому что вытекает из общих законов.
– Но она не истинна! – удивленно воскликнул я. – То есть я хочу сказать – ты же сам рассказывал мне о неэвклидовой геометрии...
Он помолчал и задумался.
– В этом вся штука! – признал он наконец. Посмотрел на свою трубку, обнаружил, что она погасла, и начал снова методически набивать ее, продолжая говорить: – Эвклидова геометрия не неверна, она просто истинна для одного особого случая плоской двухмерной поверхности. В реальном мире таковых не существует. Есть своя штука и в суперсимметрии. Штука в том, что она тоже неверна для реального мира – по крайней мере для воспринимаемого нами трехмерного мира. Для того чтобы действовала суперсимметрия, требуется девять измерений, а мы можем наблюдать только три. Что происходит с остальными шестью?
Я с удовольствием сказал:
– Не имею ни малейшего представления, но ты действуешь гораздо лучше, чем обычно. Я еще не заблудился.
– У меня большая практика, – сухо ответил он. – У меня есть для вас и хорошая новость. Я могу математически продемонстрировать вам, почему необходимы девять измерений...
– О, нет!
– Конечно, нет, – согласился он. – Хорошая новость в том, что это не обязательно для вашего понимания.
– Признателен.
– Конечно. – Он снова зажег трубку. – Теперь относительно недостающих шести измерений... – Он задумчиво попыхтел немного. – Если необходимы девять пространственных измерений для объяснения поведения вселенной, почему мы можем воспринимать только три?
– Это имеет какое-то отношение к энтропии? – предположил я.
Альберт выглядел ошеломленным.
– Энтропия? Конечно, нет. Зачем?
– Ну, тогда к гипотезе Маха? Или еще к чему-то такому, о чем ты говорил в глубинах времени?
Он укоризненно сказал:
– Не гадайте, Робин. Вы только усложняете мою задачу. Что произошло с другими измерениями? Они просто исчезли.
Альберт счастливо пыхтел трубкой и смотрел на меня с таким удовлетворением, словно объяснил что-то важное.
Я ждал продолжения. Так как он молчал, я почувствовал раздражение.
– Альберт, я знаю, тебе нравится время от времени щипать меня, просто чтобы поддержать интерес, но какого дьявола должно значить «они просто исчезли»?
Он усмехнулся. Я видел, что он доволен.
– Они исчезли из нашего восприятия. Это не означает, что они уничтожены. Вероятно, это просто значит, что они очень малы. Сморщились до такой степени, что перестали быть видимыми.
Я гневно посмотрел на него.
– Объясни мне, как измерение может сморщиться!
Он улыбнулся.
– К счастью, не могу. Я говорю, «к счастью», потому что если бы мог, объяснение было бы чисто математическое, и вы сразу остановили бы меня. Однако я могу пролить некоторый свет на случившееся. Говоря «сморщились», я имел в виду, что они больше не регистрируются. Позвольте привести иллюстрацию. Подумайте о точке – скажем, кончике вашего носа...
– Послушай, Альберт! Мы уже обсудили трехмерное пространство!
– Кончик вашего носа, – повторил он. – Соотнесите эту точку с какой-нибудь другой, скажем, с вашим кадыком. Кончик ваше носа на столько миллиметров выше, дальше по ширине и дальше по длине – таким образом вы обозначаете точки x, y и z на оси координат. Можете обозначить их какими угодно буквами, но, – он перевел дыхание. – Но для любых нормальных целей вам не нужно точно определять эти координаты, потому что расстояния настолько невелики, что мало что означают. Вот так, Робин! Поняли?
Я счастливо ответил:
– Мне кажется, что почти.
– Отлично, – сказал он, – потому что это почти верно. Но, конечно, не так просто. Эти недостающие шесть измерений – они не только малы, они еще и изогнуты. Они подобны маленьким кругам. Маленьким свернутым спиралям. Они никуда не уходят. Они просто сворачиваются.
Он замолчал, посасывая трубку и одобрительно глядя на меня.
Он снова меня щиплет. Было в этих невинных глазах нечто такое, что заставило меня спросить:
– Альберт, один вопрос. Правда ли то, что ты мне рассказываешь?
Он колебался. Потом пожал плечами.
– Правда, – основательно сказал он, – это очень тяжелое слово. Я еще не готов говорить о реальности, а вы именно ее имеете в виду под «правдой». Эта модель очень, очень хорошо помогает объяснить положение. Она вполне может считаться «правдой», по крайней мере до тех пор, пока не появится новая модель. Но, к несчастью, если вы помните, – сказал он, закидывая голову, как всегда поступает, цитируя самого себя, – как однажды сказал мой плотский оригинал, математика «истинна», когда она «реальна» и наоборот. Существует еще много элементов, которые я здесь не охарактеризовал. Мы еще не коснулись теории струн, или принципа неопределенности Гейзенберга, или...
– Дай отдохнуть, пожалуйста, – взмолился я.
– С радостью, Робин, – сказал он, – потому что вы очень старательно пытались разобраться. Я ценю ваше внимание. Теперь есть некоторая надежда, что вы поймете Врага и, что еще важнее, поймете основное строение вселенной.
– Еще важнее! – воскликнул я.
Он улыбнулся.
– В объективном смысле, о да, Робин. Гораздо важнее знать, чем делать, и не имеет особенного значения, кто знает.
Я встал и прошелся. Мне казалось, мы говорим очень давно, и я решил, что это хорошо, потому что именно этого я и хотел. Я сказал:
– Альберт? Сколько времени длилась эта твоя лекция?
– Вы имеете в виду галактическое время? Посмотрим. Да, чуть меньше четырех минут. – Он увидел мое лицо и торопливо добавил: – Но мы уже проделали почти треть пути, Робин! Еще пару недель, и мы будем у Сторожевого Колеса!
– Пару недель!
Он озабоченно посмотрел на меня.
– Мы все еще можем остановиться... Нет, конечно, нет, – сказал он, наблюдая за мной. Какое-то время он выглядел нерешительным, потом принял решение. И совсем другим тоном сказал: – Робин. Когда мы говорили обо «мне», когда я не являюсь вашей программой, вы сказали, что не верите мне. Боюсь, вы были правы. Я был не совсем откровенен с вами.
Никакие другие слова не могли больше поразить меня.
– Альберт! – завопил я. – Ты мне лгал? Но это невозможно!
Он виновато ответил:
– Совершенно верно, Робин, я вас никогда не обманывал. Но говорил не все.
– То есть ты что-то испытываешь, когда тебя выключают?
– Нет. Я вам уже говорил. Нет «меня», который мог бы испытывать.
– Тогда что, ради Бога?
– Кое-что я... ощущаю... кое-что такое, что вам совершенно неизвестно, Робин. Когда я сливаюсь с другой программой, я становлюсь ею. Или им. – Он подмигнул. – Или ими.
– И ты больше не такой, как прежде?
– Да, это верно. Не такой. Но... может быть... лучше.
17. ПЕРЕД ТРОНОМ
И время шло, и время шло, и бесконечный перелет продолжался.
Я делал все, что можно было.
Потом делал все это повторно. Потом еще кое-что. Потом даже начал серьезно думать о предложении Альберта побыть пару недель «в готовности», и это так меня напугало, что даже Эсси заметила.
Они выписала мне рецепт.
– У нас будет пирушка, – провозгласила Эсси, а когда Эсси говорит, что будет пирушка, можно расслабиться и наслаждаться ею.
Это, конечно, не значит, что я именно так и поступил. Во всяком случае не сразу. Я был не в настроении для пирушки. Еще не успел отойти от шока своей «смерти» в доме на Таити. Не перестал нервничать от перспективы снова встретиться с Убийцами – с миллионами их – и у них дома. Дьявольщина, я еще даже не разобрался со всем, что произошло в моей жизни, начиная от отвратительного умственного срыва, когда я был ребенком, смерти матери, катастрофы в черной дыре и вплоть до настоящего. Жизнь у каждого полна трагедий, катастроф и срывов. Продолжаешь жить, потому что временами бывает и хорошее, которое возмещает плохое, или по крайней мере ты надеешься, что возместит, но. Боже мой, через какое количество несчастий мы проходим! А когда живешь долго, и не только долго, но и быстро, эти несчастья только умножаются.
– Старый брюзга, – рассмеялась Эсси, поцеловав меня в рот, – подбодрись, просыпайся, развлекайся, какого дьявола, потому что завтра мы умрем, верно? А может, и нет.
Она очень энергичная женщина, моя Эсси. И плотская, которая послужила моделью, и портативная, которая сейчас делит со мной жизнь, и не будем углубляться в споры по поводу того, что означает «энергичная».
Поэтому я постарался улыбнуться, и, к моему изумлению, это мне удалось. А потом огляделся.
Что бы ни говорила Эсси Альберту о роскошных окружениях, которые он нам предоставлял, она не собиралась отказываться от собственного стиля. Ее представление о вечеринке сильно изменилось с тех пор, как мы были записаны машиной. В старину мы могли делать все, что хотим, потому что были богаты. Теперь еще лучше. Нет ничего такого, что доставляет нам удовольствие и что было бы для нас недоступно. И нам не нужно садиться в самолет или космический корабль, чтобы куда-нибудь добраться. Когда мы приглашаем в гости, нам не нужно ждать. То, что нам нужно, возникает сразу, и нам даже не нужно беспокоиться о похмелье, о том, как бы не обидеть других и не потолстеть.
Итак, для начала Эсси создала помещение для пирушки.
Ничего экстравагантного. Если бы мы такое захотели еще людьми во плоти, легко могли бы получить. Вероятно, стоило бы не больше миллиона долларов. Ни у Эсси, ни у меня никогда не было лыжного домика, но несколько раз мы в таких бывали. И нам нравилось сочетание огромного, до потолка, очага в одном конце, медвежьих и лосиных трофеев на стене, десятка окон, в которые видны горы в резком солнечном свете, удобных стульев, диванов и столов со свежими цветами и... И, как я вдруг осознал, множества других предметов, которые мы никогда не видели в лыжных домиках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов