Блестели доспехи на гигантском псе, чуть ли не с лошадь
ростом, рыжей пылью вились за ним несколько псов поменьше, вился на ветру
защитный плащ собаковода... Даже с такого расстояния в прозрачном воздухе
было видно, что он очень молод, почти мальчик, и видно было как ровен и
вынослив его небыстрый бег. Значит, это он догнал их у ручья. К ночи снова
догонит.
- Что будем делать? - Сын повернулся к Начальнику Разведки.
- Делать можно. Сделать нельзя.
Но это сказал не Начальник Разведки, а тот солдат.
Начальник Разведки тут же занес плеть (хорошо, что не меч), но Сын
неожиданно для самого себя властным движением остановил его. Солдат даже
не покосился на них: взгляд его все еще был устремлен туда, где, перебежав
открытый участок, скрылись в зарослях собаки и человек.
Сын впервые разглядел его. Рослый, светловолосый, типичный солдат
Армии Лара, но с какой-то странной тоской в глазах. Непонятный парень.

Подъем стал круче, и Скадли на некоторое время потерял их.
Собственно, он и до этого мог самостоятельно нащупать только солдат с их
кожаными шлемами, поскольку металл на голове гвардейцев напрочь отсекал от
внешнего мира мысленный рисунок. Солдаты, впрочем, его мало интересовали:
не они принимают решения - и на них даже не стоило тратить сил; поэтому
Малый скрытно бежал чуть впереди конного отряда, а так как он при этом
оказался ниже всадников, то кое-что мог улавливать через их неприкрытые
лбы и лица. Скадли, в свою очередь, держал связь уже через него. Конечно,
при двойной передаче многое искажалось, но общую картину все же можно было
оценить.
Среднего он присоединил к Малому лишь однажды, возле ручья. Вообще-то
Малый может одолеть человека и сам: обессилить его внимание ложными
выпадами, многократно рассечь мышцы и сухожилия, выпустить кровь. Но он не
сумеет сделать этого в одну хватку - сразу и не дав крикнуть...
Но теперь даже небольшая собака не смогла бы укрыться в почти
исчезнувшей высокогорной растительности. Впрочем, это не так важно -
запах-то свой они никуда не денут. Да и дорога им всего одна. А скоро в
ущелье упадет ночь, столь же непроницаемая для глаз, как гвардейский шлем
для мысли...
Когда стемнело, Начальник Разведки приказал скрытно разбить лагерь на
небольшой поляне в кольце ощетинившихся шипами кустов, довольно высоко на
склоне, вдали от ручья. Лошадей привязали к корявому деревцу посредине
поляны. Бедные: отдохнут, но не попасутся. Ничего, еще на сутки их хватит
(днем-таки удалось напоить), а там уже граница недалеко. Костер не
разжигали - опасно.
Спал только Сын. Время от времени кто-либо из гвардейцев задремывал,
но плеть Начальника Разведки будила его. Сам старик словно только что
принял холодную ванну, а не скакал весь день, закинув лодыжки к
подвязанному конскому хвосту.
Ночью лошади внезапно пришли в такой ужас, что разбудили Сына. Он
встал, похлопал своего жеребца по морде, успокаивая. Где там - от страха
тот готов был спрятаться ему в сапог.
- Не спишь, Господин Великий?
Сын обернулся. Да - тот самый солдат.
- Что тебе нужно?
Краем глаза Сын заметил, что Начальник Разведки уже стоит у него за
спиной.
- Думаю.
- Думаешь? Ты что, член Совета, законник или философ? Я здесь думаю,
в крайнем случае - он.
- Слушаюсь! - вскочил солдат, но глаза его выражали не бравую
готовность, а все ту же тоску. Тоску и боль.
- О чем? - внезапно спросил Сын. ("Он ведь мой одногодок" - пришла
незванная мысль.)
- За все нужно платить. Мы - платим.
Это было настолько неожиданно, что Сын от нахлынувшей почти детской
обиды ввязался в спор:
- Платить?! Твоя родина...
- Моя родина здесь.
- Так ты из никанских ларов?
Солдат не ответил. Теперь все было ясно. Ларские граждане, родившиеся
и выросшие в провинции Нико (когда это была еще провинция), подразделялись
на две примерно равные по численности категории. Одни из них, сполна испив
вина изгнания, бились за возврат к родным очагам яростно и беспощадно, и
им здесь не было цены. Из них, и только из них, формировался состав
лазутчиков: все они знали местные условия, многие - язык, да и внешность
кое у кого была подходящая (в мирное время на "черненьких" косились, но
тем больше усердия они проявляли сейчас). А другие... Ну, вот он стоит -
другой. Гнида. Здоровая белобрысая гнида, как назло, внешне - будто копия
с барельефа богов-основателей Лара.
- Из никанских ларов, репатриант?
- Ты - сказал, Господин Великий.
Сын услышал, как у Начальника Разведки перехватило дыхание. Тут же
сзади что-то звякнуло - клинок о ножны? И снова он останавливающе махнул
рукой.
- Да, до пятнадцати лет я жил здесь. Здесь я начал дышать и мыслить,
здесь у меня были друзья. И первым языком для меня был "общий" -
колониальная мешалка. Я даже начал было ходить в Школу Собаководства, так
что повернись все иначе...
Помолчали. Сын уже засомневался, не прав ли Начальник Разведки,
который стоит сзади с прямым белым блеском в руке? Правда, сейчас не время
и не место, чтобы терять одного из возможных защитников, да и старик
чересчур много командует.
Словно во сне он увидел, как маленькая серая тень неслышно
продвинулась между часовыми (дремлют?), помедлила и вдруг оказалась рядом.
Собака... Конечно, не боевой пес - маленький, ниже колена. Бродяжка. Что
ей надо?
- Берегись, Господин Великий!
Солдат оглянулся и тут же занес копье, но опоздал. Серая тень
пружинисто рванулась к лошадям, одна из них завизжала от боли - и
натянувшийся повод с сырым звуком лопнул. Лошадь исчезла в темноте.
Рычание, конский топот, звон оружия, одновременность боя и бегства...
Все были начеку и мгновенно выстроились в круг, сомкнув щиты. Не
сразу они поняли, что все излишне. Пес исчез, исчезла раненая лошадь (та,
что визжала). Исчез и один гвардеец - в первые мгновения суматохи он
вскочил в седло и погнал лошадь галопом, стремясь настичь собаку. Он
пропал в ночи, а потом до утра было слышно, как где-то вдалеке дикие звери
урчат и огрызаются над добычей. Дикие ли?
Итак, всего за ночь потеряли одного человека и двух коней.
Много.

Скадли, расположившись гораздо выше них, задумчиво покусывал
травинку. Вообще-то он мог взять их в эту же ночь, да и днем, если на то
пошло, но для этого пришлось бы положить больше половины Группы. Спешить
их тоже ничего не стоило. Однако пеших, как ни странно, собаками брать
труднее. Он и Малого-то послал скорее для того, чтобы увидеть преследуемых
его глазами, ощутить их страх. Страх действительно был, но не паника, и
это ему не понравилось. Видно, там есть один-два с твердой душой...
Впрочем ночью удалось нанести им дополнительный урон, а заодно накормить
Группу мясом (Лакхаараа притащил кусок и ему, но он не настолько
проголодался, чтобы есть сырую конину. К тому же это вполне могла быть и
не конина... Скадли передернуло). Так что вылазка принесла пользу.

Когда был объявлен дневной привал, одна из лошадей уже пала и солдаты
сидели вдвоем. Но все были веселы и шалили как мальчишки, даже Сын не
удержался, забыв о своем высоком положении. С самого утра путь их лежал по
голой скалистой местности (лишь сейчас, когда они уже прошли перевал,
начиналось высокотравье), где устроить засаду было абсолютно негде.
Собаковод либо устал, либо не решился преследовать их открыто; так или
иначе, погоню он явно бросил.
Они спешились и быстро пообедали всухомятку. Даже сейчас Начальник
Разведки не ослаблял бдительность, хотя дежурить со щитами и дротиками
наизготовку уже было не нужно. Но мало ли что...
- Приготовиться к выходу! - раздался голос старика.
- Может, отдохнем? - робко предложил кто-то, покосившись на Сына.
- Нет. Первое отделение - на коней, второе - подсаживает. Солдаты -
со вторым, - Начальник Разведки без посторонней помощи взлетел на хребет
затанцевавшей лошади и сверху внимательно огляделся вокруг. - Следующую
ночь в горах нам не пережить...
Скадли, лежавший в высокой траве в нескольких шагах от места привала,
понимал ларскую речь с пятого на десятое, но при этих словах он
усмехнулся. Он еще утром перевалил через гребень, безошибочно рассчитав
единственный путь отступления и теперь давно уже успел дать собакам отдых
и приладить каждому псу стальные наклычники. Точно сказано - следующую
ночь им не пережить.
И этот день им не пережить.
Даже эту минуту им не пережить.
Все!
По неслышной команде шесть собак во главе с Верным с ревом вылетели
из травянистых джунглей справа от отряда, а мгновенье спустя, когда головы
и копья дернулись в их сторону, пять во главе с Лакхаараа - беззвучно -
слева.
Ну минуту, может, они и проживут.

Движение опередило мысль, поэтому Начальник Разведки понял, что
пришло время убивать и умирать уже после того, как его копье ударило в
спину исполинскому псу. Только загудело - вдоль хребта чешуей тянулись
броневые пластины. Наконечник ударился о железо и расплескался как грязь.
Момент для атаки был выбран идеально, и он где-то на дне сознания
почти восхитился точностью замысла - отряд в эти мгновения не был ни
конным, ни пешим. Всего несколько человек успело закрепиться на спинах
рослых коней (эх, были бы никанские ножные петли...), и они, эти
несколько, ничего не могли сделать. Вот упал и скрылся в пыли высокий шлем
Сына, рядом полегли те, кто старался его защитить... Начальник Разведки
попытался пробиться туда и сразу понял, что это невозможно: так страшно
бились там, сливаясь в одном мельканьи, человеческие, конские и собачьи
тела.
Одно из двух оставшихся коротких копий-дротиков он метнул в пса
поменьше - рыжего и без доспехов. Оно летело точно, но ударило в землю:
рыжий зверь сделал неуловимое движение и тут же заметался вокруг его
лошади, нанося ей раны. Тогда Начальник Разведки, перебросив дротик в
левую руку, правой выхватил длинный меч...

Все смешалось. Скадли видит, как Лакхаараа, легко взметнув громадное
тело в воздух, бьет гвардейца по плечам и тут же, оттолкнувшись от него,
прихватывает всадника за левую руку чуть выше щита. Хруст разрываемой
плоти - гвардеец, по-лягушачьи дрыгнувшись, летит из седла - и дог, не
останавливаясь добивать, исчезает в водовороте схватки.
Нюхача и Малого, не очень пригодных для такой битвы, Скадли было
оставил возле себя для охраны, но они не удержались. По возвращении он им
задаст.
Вот наконец, взмахнув руками, рухнул тот, в высоком шлеме, и вокруг
упавшего заструились средние. Кто-то, отделившись, во весь опор скачет в
горы - за ним погнались сразу две собаки. Никуда ему не деться на усталой
лошади.
Скадли снова увидел Лакхаараа, когда тот рванулся на одного из
спешенных. Этот был без панциря - солдат, а не гвардеец. И вел он себя
как-то по-дурацки: стоял себе опустив голову, словно происходящее вокруг
его не касалось. И тут случилось странное: дог уже в воздухе нелепо
изогнулся, словно пытаясь изменить направление прыжка. Изменить не сумел,
двинул солдата корпусом и, не тронув более, бросился на кого-то другого.
Да что он, с ума сошел?! Ну, ничего, - на упавшего уже наскочил Четвертый.
Ничего...
Чье-то копье впилось в землю и задрожало, словно от ужаса.
Почти рядом со Скадли повалилось сразу два всадника. Одному из них
лошадь придавила ногу, и Скадли, до пояса высунувшись из травяной стены,
несколько раз поспешно ткнул его в промежуток между шлемом и панцирем. Но
краем глаза уловил сбоку блеск стали и резко обернулся.
Второй всадник. Тусклый свет плеснул из его глаз под седыми бровями.
Он уже занес клинок, и Скадли бы не защититься, но тут лицо гвардейца
исказилось страшной судорогой: это Верный, вожак средних, кубарем
подскочив сзади, вырвал у него меч вместе с тем, что его сжимало. Потом он
припал к земле у ног Скадли. Охранять будет. Правильно, но лучше бы еще в
бою поучаствовал. Или боя уже нет?

Когда дикая боль обожгла правую кисть Начальника Разведки, он, не
разобравшись, с левой послал назад копье и куда-то попал, но неточно и
слабо, а затем правой... Но правой руки больше не было, она рвано
кончалась у запястья. И тут же фонтаном хлынула кровь, унося жизнь из его
тела, как вино из прохудившегося бурдюка.
Зажав уцелевшей рукой обрубок, Начальник Разведки слепо побрел
куда-то. Звуки сражения за спиной исчезли - то ли все кончилось, то ли
угасал слух. Но это уже не имело значения. Все - долг, честь, даже
непрекращающаяся боль, даже маленькая, как лепесток, трехлетняя внучка
где-то на дальнем краю Империи - перестало иметь значение.
1 2 3 4 5 6 7