- Что верблюды?
- Так ведь съесть могут...
Хозяин "Верблюжьего горба" отстранился и недоуменно
уставился на своего собеседника. Он никак не мог взять в
толк, говорит тот серьезно, или шутит. Решив держаться
последней версии, он задрал к потолку завитую бороду и
разразился гулким хохотом.
- Верблюды! Золу! Съесть! воистину, почтенный, ты меня
рассмешил. Где это видано, чтобы животные прах вкушали? Да
если хоть один из моих любимцев притронется к этой дряни, я
без всякого сожаления отдам его тебе!
Ловкач поднес к губам чарку и, опустив глаза, чтобы
скрыть хитрый их блеск, сказал как бы между прочим:
- Дружба наша велика есть, уважаемый, но позволь мне
усомниться в словах твоих... Верблюды все-таки, не козы
какие-нибудь.
Флатун, в голове которого уже возникли туманные пустоты,
порожденные разнообразными напитками, понял лишь одно -
задета честь его заведения. Он обиженно замычал и вдруг
неуклюже полез с ногами на стол. Кряхтя, распрямил свой
грузный стан и объявил во всеуслышание:
- Почтеннейшие! Этот вот человек сомневается в словах
Флатуна. Он гость в Шадизаре, а посему не ведает, что слово
мое крепче дамастского клинка и так же верно, как Большая
Печать аренджунского владыки, если, конечно, такое сравнение
уместно... Клянусь Белом, я исполню то, что обещал!
- И Митрой, - подсказал Ши.
- И Митрой! Я отдам тебе, о недоверчивый купец, любого
верблюда из своего караля, буде таковой польстится...
- А белую верблюдицу? - встрял Шелам.
Флатун немного подумал, но, сообразив, что верблюдица
вряд ли польстится на золу, равно как и все стальные
обитатели караля, сие подтвердил.
- Так выпьем же за честнейшего из содержателей постоялых
дворов! - воскликнул Ловкач, вскакивая на ноги. - Да
послужит он примером всем, кто принимает гостей и печется о
сохранности их товаров!
Собутыльники, приведенные Конаном, первыми подхватили
здравницу. Они усердствовали особо, благо каждый получил от
киммерийца по золотому и готов был под пыткой подтвердить
обязательства Флатуна в том случае, если остальные гости,
проспавшись, откажутся засвидетельствовать обязательства
духанщика.
Флатун велел слугам со всем тщанием исполнить пожелание
купца относительно его товара, потом слез со стола и не без
тщеславного удовольствия присоединился к выпивающим за его
здравие.
Веселье под кровом "Верблюжьего горба" еще
продолжалось, когда варвар, прихватив пяток разномастных
кувшинов и стараясь не привлекать лишнего внимания,
выскользнул на двор и направился к воротам, где поджидал
его давешний мальчишка с большим, вонючим псиной мешком.

* * *

Хабиш очухался и сразу же понял: если сейчас не хлебнет
вина, отправится прямиком к Нергалу. Стражник застонал
и с трудом разлепил веки. Из мрака смотрели на него два
горящих глаза, щерилась зубастая пасть, а грозное рычание
холодило кровь, вызывая нестерпимое желание немедленно
опорожнить мочевой пузырь. "Нергал! - мелькнула паническая
мыслишка. - Сейчас терзать примется..." Стало так страшно,
что Хабиш вновь погрузился в беспамятство.
Когда он вторично открыл глаза, зверь все еще сидел
возле, но глядел теперь куда-то в сторону. На сей раз
Хабиш, в голове которого несколько прояснилось, признал
одного из мастафов Флатуна. Стражник осторожно повернул
голову и обнаружил, что лежит на земле возле стены караля.
Он вспомнил, что, отправившись поглядеть на расправу слуг
Флатуна над своим обидчиком, прихватил кувшин вина и
прикладывался к нему, пока слуги пинками гнали Басрама и
Хамзу за ворота: хозяин "Верблюжьего горба" давно заслужил
покровительство самого Эдарта и мог позволить себе
обходиться с рядовыми привратниками не лишком любезно.
Помятуя о сем и опасаясь, как бы ему не досталось за
компанию, Хабиш решил переждать и притаился за пустой
бочкой возле верблюжьего загона. Здесь и сморила его добра
выпивка, да так, что провалялся он на земле до глубокой
ночи, когда в ограду постоялого двора выпускали
безжалостных ночных стражей, готовых растерзать всякого,
кто попадется им в неурочный час.
Пес негромко зарычал и встал на все четыре лапы.
Смотрел он по-прежнему в сторону, шерсть на загривке
поднялась, кожа вокруг мокрого носа сморщилась. Помирая от
страха, стражник глянул по направлению этого носа и заметил
возле ворот постоялого двора некую тень. Тень шевельнулась,
легкий ночной ветерок донес приглушенное ругательство и
скрип отодвигаемого засова. Мастаф поскреб передними лапами
и медленно, припадая к земле, двинулся в сторону
таинственного существа возле забора. Словно призраки
возникли еще с десяток псов - все они крались молча,
готовые разом бросится на вора и разорвать его в клочья.
Створки ворот отворились. Издав яростное рычание,
собаки разом ринулись вперед. В тот же миг тень возле забора
словно разделилась: во все стороны, визжа и тявкая,
прыснули темные клубки, вдоль и поперек покатились по
двору. Мастафы застыли, словно пораженные сим невиданным
зрелищем, затем с бешеным лаем кинулись в погоню.
- Кром! - взревела тень, - Куда?! На улицу, суки
поганые, за ворота!
Впоследствии Хабиш спрашивал себя: как он оказался в
бочке? Увы, сей стремительный маневр, сделавший бы честь
любому самому проворному вору, навсегда изгладился из его
памяти. Лишь оказавшись под прикрытием рассохшихся досок,
стражник осмелился глянуть через вывалившийся сучок: темные
клубки, словно вняв грозному окрику, во всю прыть исчезали
за воротами, мастафы неслись следом. Миг - и ограда
постоялого двора опустела.
Втроем, тень осталась. Она отделились от забора,
пересекла двор и скрылась в карале. Бочка стояла вплотную к
тонкой стене загона, Хабиш отчетливо услышал тяжелые шаги
внутри. Потом кто-то завозился и знакомый голос флатунова
слуги произнес пьяно:
- А, почтенный... Давай еще выпьем во славу хозяина и
милостей его...
- Отдыхай пока, - откликнулся тот, к кому он обратился:
Хабиш признал поминавшего Крома.
Раздался глухой удар, и все стихло.
Любопытство пересилило страх. Стражник высунул голову и
припал глазом к щели в стене караля. Удивительное зрелище
открылось взору его.
В тусклом свете масляной лампы на полу, среди пустых
кувшинов и опрокинутых кружек валялись пятеро слуг.
Слышалось их невнятное бормотание, чмоканье и постанывание.
У одного, лежавшего навзничь, на лбу темнел здоровенный
кровоподтек - этот бедолага почивал безмолвно. У
противоположной стены, лениво жуя оттопыренными губами,
лежали верблюды. А посреди караля орудовал лопатой
здоровенный черноволосый малый в полосатых штанах.
Хабиш признал молодого северянина, который давеча явился
в духан и нахально уселся за их стол рядом с щедрым
Себбук-акой. Верзила сгребал с расстеленных по полу рогож
серую золу и ссыпал ее в приготовленные мешки, поминая при
этом Крома, Нергала и отчего-то печень хозяина заведения,
потом подошел к верблюдам и легко оборвал их привязи. В душе
Хабиша долг боролся с простительной осторожностью: он здраво
рассудил, что если вор услышит, как он покидает бочку, то
настигнет прежде, чем он успеет добежать до дома Флатуна и
кликнуть подмогу. Поэтому стражник решил сидеть тихо и
поднять шум, когда грабитель окажется уже за воротами.
Однако северянин и не думал умыкать богатство хозяина
"Верблюжьего гора". Вместо этого он принялся совершать нечто
странное: зачерпывал из мешков пригоршни золы и мазал ею
слюнявые рты животных. Верблюды терпели, только он решил
плюнуть в человека, но промахнулся. Северянин тут же плюнул
в мохнатую морду, горбатый великан разу успокоился и даже
ткнулся человеку в руку, выпрашивая подачку.
- Так-то лучше, - сказал черноволосый, - прощаю, ибо
надеюсь получить за тебя много золота. И запомни: если твой
нынешний хозяин откажется от своих слов, я все равно приду
за тобой и остальными, а ублюдку Флатуну вырву печень и
съем на глазах свидетелей!
Сказав так, верзила ухватил сразу три мешка и легко
понес их к выходу.
Когда он проходил мимо бочки притаившийся стражник
почувствовал, что учительное желание избавиться от
содержимого собственного мочевого пузыря наконец
осуществилось. Слабо икнув, Хабиш снова отключился уже не
видел, как страшный ночной тать возвращался за оставшейся
ношей.

* * *

Вода капала на обнаженные плечи Конана - редкие,
звонкие, холодные капли. Южанину подобное омовение в сыром
подвале стало бы худшей пыткой, но варвару, выросшему среди
ледяных озер и рек Киммерии, служило даже некоторым
облегчением: струйки воды, стекая по спине, студили
багровые отметины бича на его смуглой коже.
Кром, а ведь все складывалось так удачно! Когда на утро
после попойки бородатый Флатун продрал глаза, Ловкач объявил
ему, что забирает верблюдов. Хозяин постоялого двора выкатил
свои зенки так, что они чуть не выпали из орбит.
- Погляди сам, - сказал ему Ловкач, - твои животные
сожрали мою золу. Горе, горе мне несчастному, ты лишил
меня единственного богатства, коим обладал я, сирый...
Ну и дальше в том же духе. Очухавшись после возлияний
гости гурьбой повалили в караль. Там они застали следующую
картину: по загону, волоча обрывки веревок, бродили
верблюды измазанными пеплом мордами, а на полу в живописных
позах храпели слуги. Зола исчезла. Флатун набросился было
на нерадивых сторожей с кулаками, но один из гостей,
почтенный хауранский купец, ухватил его за рукав и объявил,
что, во имя справедливости, не худо бы их выслушать.
Слуги, разбуженные пинками и тычками своего хозяина,
принялись слезно умолять не наказывать их слишком строго,
ибо единственная вина их заключалась в том, что они
напились вместе с каким-то варваром, который принес вино из
духана, заявив, что хозяин, дескать, угощает.
- Как было не выпить, о справедливейший наш повелитель,
- оправдывались они, поочередно целуя туфлю Флатуна, -
за твое драгоценное здоровье пили мы, отец наш...
- Где северянин? - хватаясь за сердце, вопрошал хозяин
"Верблюжьего горба". - Где сей шельмец, где мой погубитель?
Отрядили искать погубителя. Пока ходили за ним, гости,
бывшие свидетелями вчерашнего флатунова обещания, судили и
рядили, склоняясь к тому, что клятвы именем Бела и, тем
более самого Миры следует выполнять, дабы не навлечь на себя
страшных бедствий. Дело, впрочем, было весьма темным,
свирепые мастафы Флатуна исчезли бесследно, и хауранский
купец подозревал здесь колдовство.
Вскоре из духана Абулетеса явился Конан.
- Прохвост! - накинулся на него совсем потерявший голову
Флатун. - Ты споил моих слуг и скрылся! из-за тебя ми
верблюды сожрали эту проклятую золу!
Киммериец пренебрежительно сплюнул и сквозь зубы
объяснил, что вовсе не скрылся, а отправился ночевать к
Абулетесу и провел там все время, пока его не разбудили, то
почтенный Абулетес и может засвидетельствовать. Пил же он со
слугами исключительно ввиду доброго расположения к хозяину
"Верблюжьего горба" и по его же поручению, ибо, налившись до
ушей, тот впал в благостное расположение духа и велел на
славу угостить своих людей, да, видать, память ему отшибло,
но это не беда, память вернуть можно, не таким возвращали,
так что если жирная вонючка не возьмет назад "прохвоста" с
причитающимися извинениями, то незамедлительно получит
добрый удар по пустой своей тыкве. Во имя просветления.
Утомившись от столь долгой речи, Конан без лишних
церемоний вырвал из рук ближайшего гостя кувшин, который
тот припас для утренней поправки, и мигом осушил его
содержимое.
Флатун, поглотив "вонючку", стал было спорить, но
вчерашние прихлебатели киммерийца, лелеявшие в своих
кошелях золотые монеты варвара, хором подтвердили, что так
все и было то хозяин сам велел угостить своих служителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9