Возможно, это оружие! Ловушка – не для тела и даже не для разума, но для души. Но все же потребовалась вся моя решимость и сила воли, чтобы пойти вперед и подойти к чуждой статуе.
Все больше и больше она казалась не произведением искусства, а живым существом, которое когда-то жило, а потом оставлено было здесь умирать. Приближаясь, я смотрел на ямы, в которых должны помещаться глаза, почти веря и боясь, что увижу в них искру жизни, даже если во всем застывшем теле ее нет.
Мертвый черный цвет – избран ли он потому, что такой цвет имело существо при жизни? Я больше не сомневался, что это изображение когда-то жившего существа, даже конкретной личности. Я обошел статую справа, Илло слева, и на мгновение фигура отделила нас друг от друга.
Тепло – волна жара устремилась ко мне от этого камня. Мне не хотелось касаться его рукой, я не мог заставить себя это сделать. Но эта черная фигура словно превратилась в факел, излучающий тепло.
Сзади слышалось фырканье гаров. Они остановились. Я повернулся, провел лучом станнера по растительности, давая и им возможность миновать статую. Впервые со времени входа в Чащобу они, казалось, не хотели идти дальше. Витол поднял голову и заревел, словно бросая вызов дерзкому самцу, претендующему на его территорию.
Повернут ли животные назад? Я знал, что никакие уговоры на них не подействуют, они идут по своей воле и не подчиняются приказам. Поэтому я ждал.
Витол второй раз издал вызывающий крик. Стены растительности, окружающие небольшое пространство, вырезанное станнером, отражали звук, создавая своеобразное эхо. Бык неохотно опустил голову и пошел, остальные два гара последовали за ним. Я видел, что Витол поворачивает голову то направо, то налево, чтобы даже кончиком рога не коснуться растений. Но он сделал выбор – в нашу пользу. Снова я принялся прокладывать нам проход. И растительность по-прежнему отвечала увяданием, ветви опадали, листья сворачивались.
– Конечно, предтечи… – Илло говорила очень тихо. Возможно, она боится, что ее кто-нибудь подслушает. – Ты слышал или видел что-нибудь подобное?
Я постарался вспомнить содержимое лент, которые собирал и изучал отец. Было много цивилизаций предтеч. Проникая все дальше в космос, люди натыкались на планеты, которые когда-то были домом разумных существ. Были миры, представлявшие собой один огромный покинутый город, всю поверхность планеты покрывали высокие здания. Население такой планеты – нам трудно даже представить себе его численность – все исчезло. Были сожженные планеты, превратившиеся в радиоактивные угли или наполовину опустошенные, со стеклянистыми кратерами на месте городов или военных установок.
Войны, которые в прошлом захватывали всю галактику, уничтожили целые народы и расы. Это могло повторяться снова и снова – цивилизации возникали, достигали звезд, становились могучими, создавали федерации и империи, потом распадались в войнах и эпидемиях и умирали, когда прекращалась межзвездная торговля и не прилетали больше корабли.
По масштабам звездного времени мы очень молодая раса. Хотя быстро разрастаемся, крепнем, строим, стараемся вырвать у прошлого все больше и больше тайн. Было много предтеч, да, и в разное время, на разных планетах, в разных секторах.
Закатане с их огромными архивами исторических сведений, возможно, опознали бы эту фигуру, но если она и попадала на ленты, то у отца их не было. Во мне нарастало возбуждение. Находка, связанная с предтечами, да еще такая большая – это полная свобода для меня и Илло. За такую находку полагается неслыханное вознаграждение. Мы можем отправиться, куда хотим, делать все что угодно – если это предтеча.
– Они ждали верной смерти… – Мысли Илло не приняли такое эгоистическое направление, как у меня. – У них не было никакой надежды…
Я старался не думать о том, что означает эта траурная фигура, – поражение настолько очевидно, что способно и нас лишить мужества.
– В их время, – сказал я. – Но это время прошло.
Она ответила не сразу. Думаю, все еще была захвачена чувствами, которые пробудила затерянная статуя. Может быть, ее, как целительницу, настроенную на восприятие несчастий и боли других людей, эти чувства поразили ее сильней, чем меня. Странствующий рано начинает понимать, что в мире существует и добро и зло, и иногда зло побеждает добро, но их обоих нужно принимать и пытаться справиться насколько возможно лучше.
Станнер продолжал расчищать тропу, и я все время ожидал увидеть новые реликты неизвестного. Но мы уже довольно далеко отошли от статуи – предупреждения или памятника погибшим, – прежде чем растительность поредела и обнажилось начало стены. Случайно мы вышли к проходу – без всякой двери или перегородки. Стена, затянутая Чащобой, уходила в обе стороны. Над проходом арка, с очень небольшим изгибом.
Илло снова схватила меня за руку.
– Смотри!
Другой рукой она указала на арку. Она из того же мертвого черного камня, что и стены, но не гладкая. На ней резьба – сложный витой рисунок, в котором можно различить только петли и линии, никуда не ведущие. Но чем дольше его разглядываешь, тем сильней убеждение, что это не абстрактный орнамент, что в нем есть смысл. Возможно, это надпись на языке, который пользуется непостижимыми для нас символами.
– Цепочка! – Спутница схватила ворот моей куртки, потянула и обнажила украшение, которое я неохотно надел утром.
– Есть сходство! – заявила она.
Держа станнер наготове, я одной рукой неуклюже попытался расстегнуть застежку. Но она не поддавалась.
– Расстегни, – попросил я Илло.
Она повернула цепь, а я склонил голову и чуть нагнулся, чтобы она быстрее нашла застежку.
– Она… исчезла!
– Нет, я его чувствую, – возразил я.
– Не ожерелье – застежка!
– Что! – Я сунул станнер ей в руку и провел свободной рукой вдоль цепи. Нет чуть большего по размерам звена, и я не чувствую места, которое было сломано. Там Илло соединила цепь, чтобы ее можно было носить. Все гладкое, словно никогда не было разрыва.
Я ухватился пальцами и попытался разорвать цепь. Результат был обескураживающий: края звеньев врезались в пальцы, и мне пришлось остановиться.
– Ты видишь застежку или место стыка? – спросил я.
И почувствовал, как цепь снова поворачивается – на этот раз в ее руках.
– Ни того, ни другого. Но я не понимаю…
Это невозможно. Застежка и место разрыва не могли так слиться с цепью, что их теперь не различить. Но я не думал, что Илло меня обманывает, да и мои пальцы не могли нащупать никаких неровностей в цепочке.
– Может быть, оно реагирует на тепло тела или что-нибудь в этом роде, – медленно сказала Илло. – Я слышала о камнях корис. Когда носишь их на голой коже, они оживают и становятся яркими и ароматными. Может, какой-то неизвестный сплав или металл при таких условиях восстанавливается?
Так это или нет, но мне не нравилось, что это сплав среагировал на меня . Когда она только предложила мне надеть цепочку, я встревожился. А теперь беспокоился еще сильней.
– Возьми нож у меня на поясе и попробуй разъединить цепь, – сказал я.
Она отшатнулась и сразу ответила:
– Нет!
– Нет? Почему? Думаешь, я буду носить то, от чего не могу избавиться?..
– От чего ты не должен избавляться.
Она говорила уверенно, и я удивленно посмотрел на нее.
Поскольку мне самому ножом пользоваться было неудобно, пришлось, к удовлетворению Илло, оставить цепочку на себе. Я испытывал негодование, подкрепленное страхом.
– Объясни, почему… – Я старался говорить спокойно, не давать волю гневу.
– Не могу. Только каким-то образом знаю, что ты должен его носить…
Я сжал зубы, чтобы она не догадалась о моем страхе. Вырвал у нее станнер и принялся безжалостно поливать лучами растения за аркой, расчищая путь за эти едва различимые стены.
Луч становился все слабее, и я понял, что в ярости истратил весь заряд. Это отрезвило меня. Мы не знаем, как далеко простирается растительность и сколько еще времени придется пользоваться станнером.
Я перезарядил станнер, но не смотрел на Илло и не разговаривал с ней. Все время ощущал на шее эту цепь, которая, как мне казалось, сделала меня рабом неведомой силы. И хуже всего то, что я не знаю, что это за сила и как она проявит свою власть надо мной.
Меня толкнули в плечо, толкнули властно, с такой силой, что я чуть не упал лицом вниз на увядшие растения. В ушах раздался рев Витола, могучий рев, какой никогда не вырвался из его глотки. Бык оттолкнул меня в сторону, задел канистрой с водой, которая висела у него на боку, и я отлетел к Илло.
Опустив голову, вожак копытами рыл землю, подняв тучу увядших листьев и кусков почвы. Глаза его покраснели, и весь он представлял собой картину безумного гнева, словно его захватили те же чувства, что недавно владели мной.
Дру отозвалась на этот рев своим, более высоким, и попыталась встать рядом со своим самцом. А Вобру встал на задние ноги, он как будто хотел тоже пройти вперед, на массивные тела двух других гаров не давали ему прохода.
Я не видел, что так взволновало гаров, и не мог даже догадаться. На самый внимательный взгляд ближайшие кусты казались такими же, как раньше. И теперь, когда гары замолчали, ничего не было слышно. Витол и его подруга прошли под аркой, и нам ничего не оставалось, как следовать за ними.
Сам не сознавая этого, я, проходя под аркой, взялся рукой за цепочку. Какое предупреждение или приветствие содержится в этой причудливой надписи? Какое отношение она имеет к табличке, которую я ношу вопреки собственному желанию?
Гары остановились. Витол уткнулся носом в стену растительности, еще не расчищенной станнером. Я протиснулся мимо гара, стараясь не притрагиваться к листам и колючкам. И снова начал поливать растительность, экономно тратя заряд, но стараясь сделать проход пошире.
Мы шли все дальше, но не видели ничего другого, что скрывала бы чаща. Если стена окружает поселок или просто здание, где оно? За растениями ничего нет, кроме других растений.
Витол остановился так неожиданно, что я ударился о его широкое плечо. На этот раз он не отодвинулся, и я не смог пройти вперед. Бык опустил голову и подцепил рогом гниющие на земле растения. Листья и ветки разлетелись, обнажилась почва. Но Витол на этом не остановился. Он продолжал копать рогом, разбивал землю копытами. Во все стороны полетели большие куски слизистой почвы. Усилия Витола вызвали такое зловоние, что у меня сперло дыхание. Илло рукой закрыла нос.
Там что-то есть – под этим покровом мертвой почвы (я не мог думать о ней как о земле: никакого родства с чистой почвой наших равнин). Усилия Витола привели к появлению гладкой поверхности, правда, выпачканной жирной, дурно пахнущей глиной, но это явно не обычная земля.
Витол продолжал усердно работать, сначала одним большим раздвоенным копытом, потом другим. Вобру отодвинул плечом мать, встал за большим быком и тоже принялся разбрасывать уже взрыхленную землю. Мы с Илло изумленно наблюдали, как гары расчищали площадку, которая с каждым мгновением становилась все больше. Время от времени Витол поворачивал ко мне голову и фыркал. Было совершенно очевидно, что ему нужно: я, который всегда командовал животными, теперь должен подчиняться его приказам, расчистить станнером следующий участок растительности, а потом отойти в сторону.
Мы больше не были в туннеле, образованном растительностью. Скорее оказались на поляне, вернее, металлической площадке, почти квадратной, очищенной усилиями животных от растительности. Металл показался мне тем же самым, из которого сделана цепочка у меня на шее.
Хотя ядовитая растительность Чащобы, может быть, веками покрывала этот металл, на нем не было ни следа ржавчины или износа. Я даже не пытался понять, каково назначение этой площадки и что заставило гаров действовать так необычно. Илло наклонилась, но не прикоснулась к металлической поверхности.
– Мне кажется, это не мостовая. – Она внимательно разглядывала площадку. Я не видел в ней никаких щелей – гигантская цельная плита.
Гары кончили расчищать площадку и теперь стояли спокойно, опустив головы и почти касаясь носами металла. Принюхиваются? Или ищут чего-то? Я уже не мог удивляться и потерял всякую уверенность. У меня на глазах гары, которых я считал животными, конечно, умными, но все же животными, совершили действия, свидетельствующие, что мы очень ошибаемся в их оценке. Они не просто племенной скот, который высоко ценят поселенцы на Вуре. В этот момент я даже подумал, что это вид гораздо более древний и развитый, чем мы полагали. Может, их далекие предки знали народ, соорудивший площадку, которую они раскопали прямо перед нами?
Илло вскрикнула и сделала один-два шага ко мне. Я схватил ее за руки. Платформа, которая казалась такой прочной и незыблемой, начала опускаться и уносила нас с собой.
Я пытался добраться до края, потащив за собой девушку. Витол тяжело шагнул, развернулся и отрезал мне путь к отступлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Все больше и больше она казалась не произведением искусства, а живым существом, которое когда-то жило, а потом оставлено было здесь умирать. Приближаясь, я смотрел на ямы, в которых должны помещаться глаза, почти веря и боясь, что увижу в них искру жизни, даже если во всем застывшем теле ее нет.
Мертвый черный цвет – избран ли он потому, что такой цвет имело существо при жизни? Я больше не сомневался, что это изображение когда-то жившего существа, даже конкретной личности. Я обошел статую справа, Илло слева, и на мгновение фигура отделила нас друг от друга.
Тепло – волна жара устремилась ко мне от этого камня. Мне не хотелось касаться его рукой, я не мог заставить себя это сделать. Но эта черная фигура словно превратилась в факел, излучающий тепло.
Сзади слышалось фырканье гаров. Они остановились. Я повернулся, провел лучом станнера по растительности, давая и им возможность миновать статую. Впервые со времени входа в Чащобу они, казалось, не хотели идти дальше. Витол поднял голову и заревел, словно бросая вызов дерзкому самцу, претендующему на его территорию.
Повернут ли животные назад? Я знал, что никакие уговоры на них не подействуют, они идут по своей воле и не подчиняются приказам. Поэтому я ждал.
Витол второй раз издал вызывающий крик. Стены растительности, окружающие небольшое пространство, вырезанное станнером, отражали звук, создавая своеобразное эхо. Бык неохотно опустил голову и пошел, остальные два гара последовали за ним. Я видел, что Витол поворачивает голову то направо, то налево, чтобы даже кончиком рога не коснуться растений. Но он сделал выбор – в нашу пользу. Снова я принялся прокладывать нам проход. И растительность по-прежнему отвечала увяданием, ветви опадали, листья сворачивались.
– Конечно, предтечи… – Илло говорила очень тихо. Возможно, она боится, что ее кто-нибудь подслушает. – Ты слышал или видел что-нибудь подобное?
Я постарался вспомнить содержимое лент, которые собирал и изучал отец. Было много цивилизаций предтеч. Проникая все дальше в космос, люди натыкались на планеты, которые когда-то были домом разумных существ. Были миры, представлявшие собой один огромный покинутый город, всю поверхность планеты покрывали высокие здания. Население такой планеты – нам трудно даже представить себе его численность – все исчезло. Были сожженные планеты, превратившиеся в радиоактивные угли или наполовину опустошенные, со стеклянистыми кратерами на месте городов или военных установок.
Войны, которые в прошлом захватывали всю галактику, уничтожили целые народы и расы. Это могло повторяться снова и снова – цивилизации возникали, достигали звезд, становились могучими, создавали федерации и империи, потом распадались в войнах и эпидемиях и умирали, когда прекращалась межзвездная торговля и не прилетали больше корабли.
По масштабам звездного времени мы очень молодая раса. Хотя быстро разрастаемся, крепнем, строим, стараемся вырвать у прошлого все больше и больше тайн. Было много предтеч, да, и в разное время, на разных планетах, в разных секторах.
Закатане с их огромными архивами исторических сведений, возможно, опознали бы эту фигуру, но если она и попадала на ленты, то у отца их не было. Во мне нарастало возбуждение. Находка, связанная с предтечами, да еще такая большая – это полная свобода для меня и Илло. За такую находку полагается неслыханное вознаграждение. Мы можем отправиться, куда хотим, делать все что угодно – если это предтеча.
– Они ждали верной смерти… – Мысли Илло не приняли такое эгоистическое направление, как у меня. – У них не было никакой надежды…
Я старался не думать о том, что означает эта траурная фигура, – поражение настолько очевидно, что способно и нас лишить мужества.
– В их время, – сказал я. – Но это время прошло.
Она ответила не сразу. Думаю, все еще была захвачена чувствами, которые пробудила затерянная статуя. Может быть, ее, как целительницу, настроенную на восприятие несчастий и боли других людей, эти чувства поразили ее сильней, чем меня. Странствующий рано начинает понимать, что в мире существует и добро и зло, и иногда зло побеждает добро, но их обоих нужно принимать и пытаться справиться насколько возможно лучше.
Станнер продолжал расчищать тропу, и я все время ожидал увидеть новые реликты неизвестного. Но мы уже довольно далеко отошли от статуи – предупреждения или памятника погибшим, – прежде чем растительность поредела и обнажилось начало стены. Случайно мы вышли к проходу – без всякой двери или перегородки. Стена, затянутая Чащобой, уходила в обе стороны. Над проходом арка, с очень небольшим изгибом.
Илло снова схватила меня за руку.
– Смотри!
Другой рукой она указала на арку. Она из того же мертвого черного камня, что и стены, но не гладкая. На ней резьба – сложный витой рисунок, в котором можно различить только петли и линии, никуда не ведущие. Но чем дольше его разглядываешь, тем сильней убеждение, что это не абстрактный орнамент, что в нем есть смысл. Возможно, это надпись на языке, который пользуется непостижимыми для нас символами.
– Цепочка! – Спутница схватила ворот моей куртки, потянула и обнажила украшение, которое я неохотно надел утром.
– Есть сходство! – заявила она.
Держа станнер наготове, я одной рукой неуклюже попытался расстегнуть застежку. Но она не поддавалась.
– Расстегни, – попросил я Илло.
Она повернула цепь, а я склонил голову и чуть нагнулся, чтобы она быстрее нашла застежку.
– Она… исчезла!
– Нет, я его чувствую, – возразил я.
– Не ожерелье – застежка!
– Что! – Я сунул станнер ей в руку и провел свободной рукой вдоль цепи. Нет чуть большего по размерам звена, и я не чувствую места, которое было сломано. Там Илло соединила цепь, чтобы ее можно было носить. Все гладкое, словно никогда не было разрыва.
Я ухватился пальцами и попытался разорвать цепь. Результат был обескураживающий: края звеньев врезались в пальцы, и мне пришлось остановиться.
– Ты видишь застежку или место стыка? – спросил я.
И почувствовал, как цепь снова поворачивается – на этот раз в ее руках.
– Ни того, ни другого. Но я не понимаю…
Это невозможно. Застежка и место разрыва не могли так слиться с цепью, что их теперь не различить. Но я не думал, что Илло меня обманывает, да и мои пальцы не могли нащупать никаких неровностей в цепочке.
– Может быть, оно реагирует на тепло тела или что-нибудь в этом роде, – медленно сказала Илло. – Я слышала о камнях корис. Когда носишь их на голой коже, они оживают и становятся яркими и ароматными. Может, какой-то неизвестный сплав или металл при таких условиях восстанавливается?
Так это или нет, но мне не нравилось, что это сплав среагировал на меня . Когда она только предложила мне надеть цепочку, я встревожился. А теперь беспокоился еще сильней.
– Возьми нож у меня на поясе и попробуй разъединить цепь, – сказал я.
Она отшатнулась и сразу ответила:
– Нет!
– Нет? Почему? Думаешь, я буду носить то, от чего не могу избавиться?..
– От чего ты не должен избавляться.
Она говорила уверенно, и я удивленно посмотрел на нее.
Поскольку мне самому ножом пользоваться было неудобно, пришлось, к удовлетворению Илло, оставить цепочку на себе. Я испытывал негодование, подкрепленное страхом.
– Объясни, почему… – Я старался говорить спокойно, не давать волю гневу.
– Не могу. Только каким-то образом знаю, что ты должен его носить…
Я сжал зубы, чтобы она не догадалась о моем страхе. Вырвал у нее станнер и принялся безжалостно поливать лучами растения за аркой, расчищая путь за эти едва различимые стены.
Луч становился все слабее, и я понял, что в ярости истратил весь заряд. Это отрезвило меня. Мы не знаем, как далеко простирается растительность и сколько еще времени придется пользоваться станнером.
Я перезарядил станнер, но не смотрел на Илло и не разговаривал с ней. Все время ощущал на шее эту цепь, которая, как мне казалось, сделала меня рабом неведомой силы. И хуже всего то, что я не знаю, что это за сила и как она проявит свою власть надо мной.
Меня толкнули в плечо, толкнули властно, с такой силой, что я чуть не упал лицом вниз на увядшие растения. В ушах раздался рев Витола, могучий рев, какой никогда не вырвался из его глотки. Бык оттолкнул меня в сторону, задел канистрой с водой, которая висела у него на боку, и я отлетел к Илло.
Опустив голову, вожак копытами рыл землю, подняв тучу увядших листьев и кусков почвы. Глаза его покраснели, и весь он представлял собой картину безумного гнева, словно его захватили те же чувства, что недавно владели мной.
Дру отозвалась на этот рев своим, более высоким, и попыталась встать рядом со своим самцом. А Вобру встал на задние ноги, он как будто хотел тоже пройти вперед, на массивные тела двух других гаров не давали ему прохода.
Я не видел, что так взволновало гаров, и не мог даже догадаться. На самый внимательный взгляд ближайшие кусты казались такими же, как раньше. И теперь, когда гары замолчали, ничего не было слышно. Витол и его подруга прошли под аркой, и нам ничего не оставалось, как следовать за ними.
Сам не сознавая этого, я, проходя под аркой, взялся рукой за цепочку. Какое предупреждение или приветствие содержится в этой причудливой надписи? Какое отношение она имеет к табличке, которую я ношу вопреки собственному желанию?
Гары остановились. Витол уткнулся носом в стену растительности, еще не расчищенной станнером. Я протиснулся мимо гара, стараясь не притрагиваться к листам и колючкам. И снова начал поливать растительность, экономно тратя заряд, но стараясь сделать проход пошире.
Мы шли все дальше, но не видели ничего другого, что скрывала бы чаща. Если стена окружает поселок или просто здание, где оно? За растениями ничего нет, кроме других растений.
Витол остановился так неожиданно, что я ударился о его широкое плечо. На этот раз он не отодвинулся, и я не смог пройти вперед. Бык опустил голову и подцепил рогом гниющие на земле растения. Листья и ветки разлетелись, обнажилась почва. Но Витол на этом не остановился. Он продолжал копать рогом, разбивал землю копытами. Во все стороны полетели большие куски слизистой почвы. Усилия Витола вызвали такое зловоние, что у меня сперло дыхание. Илло рукой закрыла нос.
Там что-то есть – под этим покровом мертвой почвы (я не мог думать о ней как о земле: никакого родства с чистой почвой наших равнин). Усилия Витола привели к появлению гладкой поверхности, правда, выпачканной жирной, дурно пахнущей глиной, но это явно не обычная земля.
Витол продолжал усердно работать, сначала одним большим раздвоенным копытом, потом другим. Вобру отодвинул плечом мать, встал за большим быком и тоже принялся разбрасывать уже взрыхленную землю. Мы с Илло изумленно наблюдали, как гары расчищали площадку, которая с каждым мгновением становилась все больше. Время от времени Витол поворачивал ко мне голову и фыркал. Было совершенно очевидно, что ему нужно: я, который всегда командовал животными, теперь должен подчиняться его приказам, расчистить станнером следующий участок растительности, а потом отойти в сторону.
Мы больше не были в туннеле, образованном растительностью. Скорее оказались на поляне, вернее, металлической площадке, почти квадратной, очищенной усилиями животных от растительности. Металл показался мне тем же самым, из которого сделана цепочка у меня на шее.
Хотя ядовитая растительность Чащобы, может быть, веками покрывала этот металл, на нем не было ни следа ржавчины или износа. Я даже не пытался понять, каково назначение этой площадки и что заставило гаров действовать так необычно. Илло наклонилась, но не прикоснулась к металлической поверхности.
– Мне кажется, это не мостовая. – Она внимательно разглядывала площадку. Я не видел в ней никаких щелей – гигантская цельная плита.
Гары кончили расчищать площадку и теперь стояли спокойно, опустив головы и почти касаясь носами металла. Принюхиваются? Или ищут чего-то? Я уже не мог удивляться и потерял всякую уверенность. У меня на глазах гары, которых я считал животными, конечно, умными, но все же животными, совершили действия, свидетельствующие, что мы очень ошибаемся в их оценке. Они не просто племенной скот, который высоко ценят поселенцы на Вуре. В этот момент я даже подумал, что это вид гораздо более древний и развитый, чем мы полагали. Может, их далекие предки знали народ, соорудивший площадку, которую они раскопали прямо перед нами?
Илло вскрикнула и сделала один-два шага ко мне. Я схватил ее за руки. Платформа, которая казалась такой прочной и незыблемой, начала опускаться и уносила нас с собой.
Я пытался добраться до края, потащив за собой девушку. Витол тяжело шагнул, развернулся и отрезал мне путь к отступлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23