И вот мой отец решил устроить посвящение своего наследника в воины, ввести его в круг своих советников.
Слушая Яго, я думал о том, что стану центром предстоящей встречи. Удивительно — меня так долго держали вдали от дома и от всех родных, что я считал такую жизнь единственно возможной.
— Но…
Яго забарабанил пальцами по столу.
— Ты слишком долго был вдали от того, что принадлежит тебе по праву. Лорд Ульрик совершенно верно понял, что напрасно удалил тебя от дома. В окружении лорда есть люди, которые хотели бы все изменить.
Яго помолчал, но и без слов было ясно, что он имеет в виду: моя мать хочет, чтобы ее дочь и жених Лисаны унаследовали Ульмсдейл.
— Посмотри на себя! — Яго снова взорвался гневом. — Ты не монстр! И тем не менее говорят, что лорд Ульрик вынужден был выслать тебя и держать в заточении потому, что ты страшен внешне и слаб умом, потому, что ты более животное, нежели человек!
Его пыл разжег во мне пламя. Так вот что говорят обо мне в моем же доме!
— Ты должен достойно представиться тем лордам, владения которых граничат с Ульмсдейлом. Показать себя наследником. Тогда уже никто не посмеет оболгать тебя. Лорд Ульрик сам слышал все слухи о тебе. Нашлись даже наглецы, которые осмелились сказать ему это в лицо.
Я встал из-за стола и направился к стене, где висел боевой щит Яго. Старый воин провел много времени, полируя щит, и теперь он сверкал как зеркало.
— В сапогах я вполне могу сойти за обычного человека.
Сапоги были сделаны так, что я мог легко сунуть туда свои копыта. Их сшил сам Яго из прекрасной кожи, которую прислал отец.
Яго кивнул.
— Да, ты поедешь, и будешь все время в сапогах.
И ни один из недоброжелателей не сможет сказать, что ты не способен быть настоящим наследником, дать клятву лорда. А оружием ты владеешь лучше любого из воинов. Твой ум тоже достаточно остер, чтобы предохранить тебя от опасностей и коварства.
Это была самая большая похвала, какую я когда-либо получал от него.
Облаченный в доспехи и вооруженный, я возвращался с Яго из изгнания, ехал, наконец, в дом своего отца. Но я чувствовал беспокойство — многим членам семейства мое возвращение придется не по нраву.
На прощание с Ривалом времени почти не осталось — я только предложил ему ехать со мной, хотя предвидел его отказ. Он смотрел на меня как-то особенно пристально. Мне казалось, что этот взор проникает в мой разум и видит всю мою неуверенность, весь мой страх.
— Перед тобою долгая дорога, Керован, — сказал Ривал.
— Только два дня, — поправил я его. — Мы едем в Ульмсдейл.
Ривал покачал головой.
— Ты поедешь дальше, обладатель Грифона. Опасности и смерть подстерегают тебя на пути. Ты будешь давать, и, давая, получать. И то и другое — в крови и огне…
Я понял, что в нем проснулся дар ясновидения, и почувствовал желание заткнуть уши.
— Смерть идет по пятам за каждым смертным. — Я собрал все свое мужество для ответа. — Если ты видишь будущее, скажи, какой щит я должен поднять;, чтобы защитить себя.
— Как я могу? — с горечью спросил Ривал. — Будущее каждого человека очень смутно. Оно как множество дорог, расходящихся от перекрестка. Если ты сделаешь один выбор, то пойдешь по одной дороге, другой выбор — по другой дороге… Но никто не может увернуться от того, что ждет его в конце. Твои пути лежат перед тобой. Иди осторожно, Керован. И знай, в тебе есть нечто, глубоко спрятанное. Если ты найдешь его и научишься использовать, твой дар будет защищать тебя надежнее, чем любой меч и любой щит из самого лучшего металла.
— Скажи мне… — начал я.
— Нет! — Ривал отвернулся. — Я и так сказал слишком много. Ступай с миром.
Затем он поднял руку и пальцем нарисовал в воздухе светящийся знак, который быстро пропал. Я понял, что кое-какие изыскания Ривала в области наследия Древних увенчались успехом. Его знак обладал Силой.
— Ну, до встречи, дружище, — напоследок произнес я.
Он не взглянул мне в глаза, лишь молча поднял руку в прощальном жесте. Теперь я знаю: он понимал, что это наша последняя встреча. Он сожалел,. что поведал о своем видении. Кто же захочет знать будущее, знать, что столько опасностей поджидает впереди?
Во время нашего путешествия Яго много говорил со мной. Он рассказывал об обитателях дома отца и, чтобы я мог составить о них представление, давал каждому меткие характеристики. Он поучал меня, как ребенка, чтобы я не совершил какой-нибудь роковой ошибки, которая привела бы к катастрофе.
Мой старший сводный брат был привезен в Ульм еще ребенком. Для посвящения в воины он уехал к родственникам матери, но в прошлом году вернулся и подружился с Роджером, женихом моей сестры. Я хорошо понимал, что он не может быть моим другом.
Его следует остерегаться.
У моей матери хватало сторонников в доме, и Яго очень деликатно перечислил их, дав краткие характеристики и описав положение, которое они занимают. Но на стороне отца было гораздо больше людей, и среди них высшие офицеры.
В сущности, род разделился на два лагеря, хотя на поверхности все было гладко. Я внимательно слушал, изредка задавая вопросы. Может быть, сам Яго решил просветить меня, а может, это была идея моего отца.
Мы приехали в замок на заходе солнца. Яго протрубил в рог, и ворота замка распахнулись. Я заметил развевающиеся на башне знамена Аппсдейла и Флатингдейла. Значит, два гостя, приглашенные отцом, уже здесь, и я с самого начала окажусь под взглядами как любопытными, так и враждебными.
Надо с достоинством сыграть свою роль, тогда все поймут, кто я на самом деле. Смогу ли?
Охранники отсалютовали нам мечами. Отец в мантии поверх камзола выступил из глубокой тени портала главного входа. Я опустился на колено и протянул меч так, чтобы он мог положить руку на него в знак дружеского приветствия.
Затем отец полуобнял меня, и мы вместе пошли в главный зал, где был накрыт праздничный стол.
Суетились слуги, бегом разнося блюда, вина, закуски, кубки.
Отец представил меня лорду Саврон из Аппсдейла и лорду Уинтоф из Флатингдейла — пожилым мужчинам в мантиях. Они смотрели на меня с любопытством. Однако я знал, что в кольчуге и сапогах ничем не отличаюсь от их собственных сыновей, и это давало мне силы держаться спокойно и невозмутимо. Сейчас никто не назвал бы меня монстром. Лорды восприняли мое появление, как обыкновенную встречу, словно я отсутствовал в Ульме всего несколько часов, а не всю жизнь.
Я все еще считался ребенком, а потому быстро покинул общество старших и удалился в ту часть замка, где жила молодежь, неженатые мужчины. Как наследнику, мне выделили небольшую отдельную комнату — совершенно пустую, лишь с узкой жесткой кроватью, двумя стульями и маленьким столом, гораздо менее комфортабельную и уютную, чем мое жилище у лесника.
Слуга принес багаж — два мешка — и предложил горячей воды для умывания. Когда я согласился, он явно обрадовался возможности поближе рассмотреть монстра, чтобы потом рассказать обо всем товарищам.
Я скинул кольчугу и камзол, оставшись в одной рубашке. Слуга проскользнул в комнату с тазом, от которого поднимался пар. Затем поставил таз на стол и, сняв с плеча полотенце, положил его рядом.
— Если я тебе нужен, лорд Керован…
Я решительно расстегнул рубашку, снял ее, оставшись таким образом голым до пояса. Пусть посмотрит, что у меня все в порядке. Пока я в сапогах…
— Поищи мне свежую рубашку, — велел я, указав на мешки. Слуга неотрывно глядел на меня. Что он ожидал увидеть?
На мне осталось еще нечто, что нужно было снять.
Грифон. Перекинув цепь через голову, я положил шар на стол и начал мыться, обратив внимание, что слуга смотрит на Грифона. Пусть думает, что это мой талисман. Люди часто носят талисманы. Эмблема моего рода, ничего необычного в этом нет…
Слуга нашел рубашку и держал ее, пока я надевал цепь. Затем, подав мне камзол и пояс с ножом, ушел, вероятно, торопясь рассказать все товарищам. Но когда он исчез, я снял Грифона с шеи и стиснул в руке.
Как обычно, он наполнил меня приятной теплотой, а с теплотой пришло ощущение мира и покоя.
Как будто этот шар, сделанный задолго до того, как первые наши лорды пришли в Долины, специально дожидался меня.
Мне предстояло тяжелое испытание, о котором я не переставал думать: встреча с матерью. Что могу я сказать ей, и что скажет мне она? Между нами лежала непреодолимая пропасть.
Я сжимал талисман и думал об этой встрече. Внезапно я услышал слова, будто кто-то заговорил вслух; но речь звучала только в моем мозгу.
Я понял, что встреча не сделает нас менее чужими, чем мы были до сих пор, однако не ощутил никакой потери. Напротив, с меня словно свалился тяжкий груз. Нас ничто не связывало. Ничем ей не обязанный, я должен держаться с матерью, как с любой леди высокого ранга, оказывать формальную почтительность, ничего не требуя взамен. Шар в моей руке стал теплым и начал слабо светиться. Но звук открывавшейся двери заставил меня поспешно спрятать его.
Вошедший юноша был выше меня ростом, так что мне приходилось смотреть на него снизу вверх. Мощная шея и плечи, широкие скулы, волосы очень густые и непослушные. Ему, вероятно, стоило немалого труда расчесать эту соломенную шевелюру. На толстых губах вошедшего застыла полуулыбка.
Камзол, расшитый золотыми узорами, туго обтягивал грудь. Юноша непрерывно приглаживал складки, как бы желая, чтобы все обратили внимание на его одежду.
Он был весьма внушительного вида, но не заполнил собой весь дверной проем: рядом стоял второй человек, небольшой и худощавый. Его лицо и цвет волос — более темный, чем у первого, — с очевидностью свидетельствовали о том, что он принадлежит к нашему роду. Сразу чувствовалось, что за этой невыразительной внешностью скрывается острый ум. Из двоих пришедших он наверняка был более опасен.
Описание Яго было абсолютно точным. Гигант приходился мне более близким родственником. Это был мой сводный брат Хлаймер, а его товарищ — кузен Роджер, жених сестры.
— Приветствую вас, родственники, — заговорила первым.
Улыбка на лице Хлаймера стала еще шире.
— Смотри, он не покрыт шерстью и у него нет когтей, насколько можно видеть. Интересно, в чем выражается его безобразие, Роджер? — Хлаймер говорил так, будто я был бессловесным существом, на которое можно не обращать внимания. Но если он хотел таким образом вывести меня из себя, то повел себя очень глупо. Предварительные оценки его умственных способностей полностью подтвердились.
Наедине с самим собой Хлаймер, вероятно, стал бы развивать эту тему, но тут заговорил Роджер. Он ответил не на слова Хлаймера, а на мое приветствие.
Ответил почтительно и с уважением, ничем не показывая, каково его истинное отношение ко мне.
— И мы приветствуем тебя, родственник.
У Хлаймера был высокий голос, как у многих массивных людей. Но тон Роджера был теплым, голос его располагал к доверию и дружбе. Если бы я не знал, кто он, я мог бы подумать, что родственник искренне приветствует меня и рад моему прибытию.
Они проводили меня в большой холл. Я не знал, радоваться или нет, когда увидел, что в холле не поставлены кресла для женщин, и значит, этот пир предназначен только для мужчин. Несомненно, моя мать решила ужинать у себя.
Я видел, что отец время от времени бросает на меня испытующие взгляды. Мое место было в дальнем конце стола между Хлаймером и Роджером. Но специально ли меня здесь посадили или так вышло случайно — этого я не знал. Отец не смог бы сделать мне ни малейшего замечания без того, чтобы не обратить на это всеобщее внимание.
Мои соседи сразу же приступили к шуткам.
Хлаймер настаивал, чтобы я опустошил свой кубок с вином, утверждая, что воздержание обособит меня от остальных. Роджер в изысканных и мягких выражениях давал понять, что сказывается мое воспитание вдали от дома, и мне недостает хороших манер, лоска и ума. Но все эти уколы не достигали цели. Хлаймер уже начал злиться. Он хмурился и про себя цедил слова, которых я предпочел бы не слышать.
Однако по Роджеру ничего нельзя было сказать: он говорил так же вежливо и мягко, и никто не мог бы определить, что творится в его душе.
К концу обеда Хлаймер сам попался в свою ловушку: он напился, речь его стала громкой, бессвязной; многие уже стали оборачиваться в его сторону и посмеиваться.
Так началась моя жизнь под отцовской кровлей.
К счастью, мне не приходилось проводить много времени с Хлаймером и Роджером. Отец, сообщив, что я прибыл для посвящения в воины и утверждения в качестве наследника, держал меня все время при себе: представлял соседям, знакомил с подробностями церемонии, которая должна была состояться через три дня.
Я должен произнести клятву перед собравшимися лордами, принять меч от отца и таким образом перейти из юношей в мужчины, стать вторым после него в Ульмсдейле. Затем мне надлежало участвовать в совете лордов по поводу замыслов ализонцев.
Все согласились с тем, что пришельцы из-за моря таят угрозу, но относительно того, как поступить, мнения резко разошлись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Слушая Яго, я думал о том, что стану центром предстоящей встречи. Удивительно — меня так долго держали вдали от дома и от всех родных, что я считал такую жизнь единственно возможной.
— Но…
Яго забарабанил пальцами по столу.
— Ты слишком долго был вдали от того, что принадлежит тебе по праву. Лорд Ульрик совершенно верно понял, что напрасно удалил тебя от дома. В окружении лорда есть люди, которые хотели бы все изменить.
Яго помолчал, но и без слов было ясно, что он имеет в виду: моя мать хочет, чтобы ее дочь и жених Лисаны унаследовали Ульмсдейл.
— Посмотри на себя! — Яго снова взорвался гневом. — Ты не монстр! И тем не менее говорят, что лорд Ульрик вынужден был выслать тебя и держать в заточении потому, что ты страшен внешне и слаб умом, потому, что ты более животное, нежели человек!
Его пыл разжег во мне пламя. Так вот что говорят обо мне в моем же доме!
— Ты должен достойно представиться тем лордам, владения которых граничат с Ульмсдейлом. Показать себя наследником. Тогда уже никто не посмеет оболгать тебя. Лорд Ульрик сам слышал все слухи о тебе. Нашлись даже наглецы, которые осмелились сказать ему это в лицо.
Я встал из-за стола и направился к стене, где висел боевой щит Яго. Старый воин провел много времени, полируя щит, и теперь он сверкал как зеркало.
— В сапогах я вполне могу сойти за обычного человека.
Сапоги были сделаны так, что я мог легко сунуть туда свои копыта. Их сшил сам Яго из прекрасной кожи, которую прислал отец.
Яго кивнул.
— Да, ты поедешь, и будешь все время в сапогах.
И ни один из недоброжелателей не сможет сказать, что ты не способен быть настоящим наследником, дать клятву лорда. А оружием ты владеешь лучше любого из воинов. Твой ум тоже достаточно остер, чтобы предохранить тебя от опасностей и коварства.
Это была самая большая похвала, какую я когда-либо получал от него.
Облаченный в доспехи и вооруженный, я возвращался с Яго из изгнания, ехал, наконец, в дом своего отца. Но я чувствовал беспокойство — многим членам семейства мое возвращение придется не по нраву.
На прощание с Ривалом времени почти не осталось — я только предложил ему ехать со мной, хотя предвидел его отказ. Он смотрел на меня как-то особенно пристально. Мне казалось, что этот взор проникает в мой разум и видит всю мою неуверенность, весь мой страх.
— Перед тобою долгая дорога, Керован, — сказал Ривал.
— Только два дня, — поправил я его. — Мы едем в Ульмсдейл.
Ривал покачал головой.
— Ты поедешь дальше, обладатель Грифона. Опасности и смерть подстерегают тебя на пути. Ты будешь давать, и, давая, получать. И то и другое — в крови и огне…
Я понял, что в нем проснулся дар ясновидения, и почувствовал желание заткнуть уши.
— Смерть идет по пятам за каждым смертным. — Я собрал все свое мужество для ответа. — Если ты видишь будущее, скажи, какой щит я должен поднять;, чтобы защитить себя.
— Как я могу? — с горечью спросил Ривал. — Будущее каждого человека очень смутно. Оно как множество дорог, расходящихся от перекрестка. Если ты сделаешь один выбор, то пойдешь по одной дороге, другой выбор — по другой дороге… Но никто не может увернуться от того, что ждет его в конце. Твои пути лежат перед тобой. Иди осторожно, Керован. И знай, в тебе есть нечто, глубоко спрятанное. Если ты найдешь его и научишься использовать, твой дар будет защищать тебя надежнее, чем любой меч и любой щит из самого лучшего металла.
— Скажи мне… — начал я.
— Нет! — Ривал отвернулся. — Я и так сказал слишком много. Ступай с миром.
Затем он поднял руку и пальцем нарисовал в воздухе светящийся знак, который быстро пропал. Я понял, что кое-какие изыскания Ривала в области наследия Древних увенчались успехом. Его знак обладал Силой.
— Ну, до встречи, дружище, — напоследок произнес я.
Он не взглянул мне в глаза, лишь молча поднял руку в прощальном жесте. Теперь я знаю: он понимал, что это наша последняя встреча. Он сожалел,. что поведал о своем видении. Кто же захочет знать будущее, знать, что столько опасностей поджидает впереди?
Во время нашего путешествия Яго много говорил со мной. Он рассказывал об обитателях дома отца и, чтобы я мог составить о них представление, давал каждому меткие характеристики. Он поучал меня, как ребенка, чтобы я не совершил какой-нибудь роковой ошибки, которая привела бы к катастрофе.
Мой старший сводный брат был привезен в Ульм еще ребенком. Для посвящения в воины он уехал к родственникам матери, но в прошлом году вернулся и подружился с Роджером, женихом моей сестры. Я хорошо понимал, что он не может быть моим другом.
Его следует остерегаться.
У моей матери хватало сторонников в доме, и Яго очень деликатно перечислил их, дав краткие характеристики и описав положение, которое они занимают. Но на стороне отца было гораздо больше людей, и среди них высшие офицеры.
В сущности, род разделился на два лагеря, хотя на поверхности все было гладко. Я внимательно слушал, изредка задавая вопросы. Может быть, сам Яго решил просветить меня, а может, это была идея моего отца.
Мы приехали в замок на заходе солнца. Яго протрубил в рог, и ворота замка распахнулись. Я заметил развевающиеся на башне знамена Аппсдейла и Флатингдейла. Значит, два гостя, приглашенные отцом, уже здесь, и я с самого начала окажусь под взглядами как любопытными, так и враждебными.
Надо с достоинством сыграть свою роль, тогда все поймут, кто я на самом деле. Смогу ли?
Охранники отсалютовали нам мечами. Отец в мантии поверх камзола выступил из глубокой тени портала главного входа. Я опустился на колено и протянул меч так, чтобы он мог положить руку на него в знак дружеского приветствия.
Затем отец полуобнял меня, и мы вместе пошли в главный зал, где был накрыт праздничный стол.
Суетились слуги, бегом разнося блюда, вина, закуски, кубки.
Отец представил меня лорду Саврон из Аппсдейла и лорду Уинтоф из Флатингдейла — пожилым мужчинам в мантиях. Они смотрели на меня с любопытством. Однако я знал, что в кольчуге и сапогах ничем не отличаюсь от их собственных сыновей, и это давало мне силы держаться спокойно и невозмутимо. Сейчас никто не назвал бы меня монстром. Лорды восприняли мое появление, как обыкновенную встречу, словно я отсутствовал в Ульме всего несколько часов, а не всю жизнь.
Я все еще считался ребенком, а потому быстро покинул общество старших и удалился в ту часть замка, где жила молодежь, неженатые мужчины. Как наследнику, мне выделили небольшую отдельную комнату — совершенно пустую, лишь с узкой жесткой кроватью, двумя стульями и маленьким столом, гораздо менее комфортабельную и уютную, чем мое жилище у лесника.
Слуга принес багаж — два мешка — и предложил горячей воды для умывания. Когда я согласился, он явно обрадовался возможности поближе рассмотреть монстра, чтобы потом рассказать обо всем товарищам.
Я скинул кольчугу и камзол, оставшись в одной рубашке. Слуга проскользнул в комнату с тазом, от которого поднимался пар. Затем поставил таз на стол и, сняв с плеча полотенце, положил его рядом.
— Если я тебе нужен, лорд Керован…
Я решительно расстегнул рубашку, снял ее, оставшись таким образом голым до пояса. Пусть посмотрит, что у меня все в порядке. Пока я в сапогах…
— Поищи мне свежую рубашку, — велел я, указав на мешки. Слуга неотрывно глядел на меня. Что он ожидал увидеть?
На мне осталось еще нечто, что нужно было снять.
Грифон. Перекинув цепь через голову, я положил шар на стол и начал мыться, обратив внимание, что слуга смотрит на Грифона. Пусть думает, что это мой талисман. Люди часто носят талисманы. Эмблема моего рода, ничего необычного в этом нет…
Слуга нашел рубашку и держал ее, пока я надевал цепь. Затем, подав мне камзол и пояс с ножом, ушел, вероятно, торопясь рассказать все товарищам. Но когда он исчез, я снял Грифона с шеи и стиснул в руке.
Как обычно, он наполнил меня приятной теплотой, а с теплотой пришло ощущение мира и покоя.
Как будто этот шар, сделанный задолго до того, как первые наши лорды пришли в Долины, специально дожидался меня.
Мне предстояло тяжелое испытание, о котором я не переставал думать: встреча с матерью. Что могу я сказать ей, и что скажет мне она? Между нами лежала непреодолимая пропасть.
Я сжимал талисман и думал об этой встрече. Внезапно я услышал слова, будто кто-то заговорил вслух; но речь звучала только в моем мозгу.
Я понял, что встреча не сделает нас менее чужими, чем мы были до сих пор, однако не ощутил никакой потери. Напротив, с меня словно свалился тяжкий груз. Нас ничто не связывало. Ничем ей не обязанный, я должен держаться с матерью, как с любой леди высокого ранга, оказывать формальную почтительность, ничего не требуя взамен. Шар в моей руке стал теплым и начал слабо светиться. Но звук открывавшейся двери заставил меня поспешно спрятать его.
Вошедший юноша был выше меня ростом, так что мне приходилось смотреть на него снизу вверх. Мощная шея и плечи, широкие скулы, волосы очень густые и непослушные. Ему, вероятно, стоило немалого труда расчесать эту соломенную шевелюру. На толстых губах вошедшего застыла полуулыбка.
Камзол, расшитый золотыми узорами, туго обтягивал грудь. Юноша непрерывно приглаживал складки, как бы желая, чтобы все обратили внимание на его одежду.
Он был весьма внушительного вида, но не заполнил собой весь дверной проем: рядом стоял второй человек, небольшой и худощавый. Его лицо и цвет волос — более темный, чем у первого, — с очевидностью свидетельствовали о том, что он принадлежит к нашему роду. Сразу чувствовалось, что за этой невыразительной внешностью скрывается острый ум. Из двоих пришедших он наверняка был более опасен.
Описание Яго было абсолютно точным. Гигант приходился мне более близким родственником. Это был мой сводный брат Хлаймер, а его товарищ — кузен Роджер, жених сестры.
— Приветствую вас, родственники, — заговорила первым.
Улыбка на лице Хлаймера стала еще шире.
— Смотри, он не покрыт шерстью и у него нет когтей, насколько можно видеть. Интересно, в чем выражается его безобразие, Роджер? — Хлаймер говорил так, будто я был бессловесным существом, на которое можно не обращать внимания. Но если он хотел таким образом вывести меня из себя, то повел себя очень глупо. Предварительные оценки его умственных способностей полностью подтвердились.
Наедине с самим собой Хлаймер, вероятно, стал бы развивать эту тему, но тут заговорил Роджер. Он ответил не на слова Хлаймера, а на мое приветствие.
Ответил почтительно и с уважением, ничем не показывая, каково его истинное отношение ко мне.
— И мы приветствуем тебя, родственник.
У Хлаймера был высокий голос, как у многих массивных людей. Но тон Роджера был теплым, голос его располагал к доверию и дружбе. Если бы я не знал, кто он, я мог бы подумать, что родственник искренне приветствует меня и рад моему прибытию.
Они проводили меня в большой холл. Я не знал, радоваться или нет, когда увидел, что в холле не поставлены кресла для женщин, и значит, этот пир предназначен только для мужчин. Несомненно, моя мать решила ужинать у себя.
Я видел, что отец время от времени бросает на меня испытующие взгляды. Мое место было в дальнем конце стола между Хлаймером и Роджером. Но специально ли меня здесь посадили или так вышло случайно — этого я не знал. Отец не смог бы сделать мне ни малейшего замечания без того, чтобы не обратить на это всеобщее внимание.
Мои соседи сразу же приступили к шуткам.
Хлаймер настаивал, чтобы я опустошил свой кубок с вином, утверждая, что воздержание обособит меня от остальных. Роджер в изысканных и мягких выражениях давал понять, что сказывается мое воспитание вдали от дома, и мне недостает хороших манер, лоска и ума. Но все эти уколы не достигали цели. Хлаймер уже начал злиться. Он хмурился и про себя цедил слова, которых я предпочел бы не слышать.
Однако по Роджеру ничего нельзя было сказать: он говорил так же вежливо и мягко, и никто не мог бы определить, что творится в его душе.
К концу обеда Хлаймер сам попался в свою ловушку: он напился, речь его стала громкой, бессвязной; многие уже стали оборачиваться в его сторону и посмеиваться.
Так началась моя жизнь под отцовской кровлей.
К счастью, мне не приходилось проводить много времени с Хлаймером и Роджером. Отец, сообщив, что я прибыл для посвящения в воины и утверждения в качестве наследника, держал меня все время при себе: представлял соседям, знакомил с подробностями церемонии, которая должна была состояться через три дня.
Я должен произнести клятву перед собравшимися лордами, принять меч от отца и таким образом перейти из юношей в мужчины, стать вторым после него в Ульмсдейле. Затем мне надлежало участвовать в совете лордов по поводу замыслов ализонцев.
Все согласились с тем, что пришельцы из-за моря таят угрозу, но относительно того, как поступить, мнения резко разошлись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25