Ничего, что напоминало бы хотя бы самого маленького дракончика. Крупная старая мебель показалась ему унылой и уродливой, на всем лежал толстый слой пыли.
К тому же в гостиной, мебель которой укрывают листы бумаги и газет, не видно ничего, что могло бы навести на мысль, что кто-то побывал тут раньше. Нет ни картин с драконами, ни высеченных фигурок, хотя Ким смахнул рукой пыль с двух стеклянных шкафов, чтобы рассмотреть несколько чашек, блюдец и маленькие фигурки людей и животных внутри.
Дальше тянется коридор, и вот здесь-то он и увидел следы, которые привели его к двери в еще одну комнату. Дверь приоткрыта, и он, остановившись, прислушался. Ким почти ожидал услышать движение в комнате. У мальчика появилось странное чувство, словно что-то стоит с другой стороны двери, дожидаясь его. Однако через несколько секунд он понял, что это нечто безопасно для него, только слегка возбуждает.
Он еще шире приоткрыл дверь и проскользнул внутрь. Там нет ничего, кроме стола и стула, чтобы сидеть рядом со столом, словно кто-то только что вышел из этой комнаты. Однако из неприкрытого ставнями окна внутрь проникает свет, и на столе переливаются яркие цвета, очень-очень яркие, сияющие, почти как небольшие лампы.
Мальчик осторожно подошел поближе к этому сверкающему, будто драгоценные камни, столу. Картинка-загадка! Одну такую ему подарили на прошлое Рождество. Но та была круглая, и на ней были нарисованы все виды диких животных. Родители помогали ему сложить головоломку. Мама даже перенесла стол в комнату, чтобы разложить на нем головоломку. И им понадобилось много времени для этого, почти неделя.
Ким поднял шкатулку за крышку и посмотрел на картинку, которую нужно сложить. Драконы! Четыре, и все не похожи друг на друга. И три из них уже сложены. Вот только кусочки золотистого все еще лежат на столешнице. Мальчик внимательно осмотрел рисунок снизу: да, это настоящий императорский дракон — Лунь с пятью пальцами! Потом, посмотрев на остальных трех драконов, он увидел, что те не были китайскими — особенно необычным казался синий. Однако золотистый дракон чрезвычайно похож на тех, которых он столько раз видел в Гонконге.
Многие кусочки на столе лежат оборотной стороной вверх, и на них краснеют какие-то закорючки, похожие на древние письмена. Ким провел пальцем по нескольким, и они как бы сами по себе соединились, так что стали заметны очертания красного дракона, легендарного существа. Он знает несколько древних иероглифов — но только несколько — он просто не сможет прочитать всю надпись. Однако, хотя она и показалась ему сперва странной, в ней есть смысл.
Вот один иероглиф — красного цвета. В голове мальчика мелькнула мысль, однако он не понимал, откуда она взялась. В древности всегда считалось, что император делает свои записи только алым цветом, а разве этот цвет не красный? Ким спросил себя, откуда он об этом знает.
И этот иероглиф, конечно, переводится не одним, а двумя словами: Шуи Мин. Что означает: «спящий». Однако как он узнал это? Он ведь, разумеется, никогда прежде не видел этот иероглиф.
Шуи Мин Лунь — к непонятно откуда взявшемуся воспоминанию добавился еще один штрих. Ким вздрогнул, испугавшись чуть сильнее. Шуи Мин Лунь! Словно кто-то невидимый в этой пыльной сумрачной комнате повторил слова имени для него. Тем не менее он не услышал ничего; он услышал это как бы в мозгу! Но как можно слышать в мозгу?
Шуи Мин Лунь — спящий дракон. Но нет, снова странный голос в голове поправил: «Дремлющий дракон!» Что — или скорее кто — это за дремлющий дракон?
Ким опустился на стул и, ничего не пытаясь придумать, начал отбирать кусочки золотистого дракона быстро переворачивая те из них, где на обратной стороне краснели части этого беспокоящего его слова: он не мог больше смотреть на него. Ага, этот вот сюда, а тот — туда, вот уже готова ступня императорского дракона с пятью когтями. А после — и почти вся голова, не хватает только одного кусочка — глаза. Но глаз этот закрыт: дракон спит. Неужели? Разве вот это веко не приподнимается чуть-чуть? Может, дракон только притворяется, что спит?
Чин Мути
Света четырех ламп недостаточно, чтобы осветить углы комнаты, откуда постепенно выползают дрожащие тени. Чин Мути несколько раз моргнул, пытаясь заснуть. Похоже, министр совершенно забыл о нем, и на эту ночь его не отпустят спать на привычный соломенный тюфяк в зале стражи. Однако это великая честь — носить меч и быть слугой у Чуко Яня, дарующего жизнь: величайший почти никогда не отдыхает и, похоже, никогда не чувствует усталости.
Хозяин перевел взгляд от окна к далеким темным холмам. Где-то там Ссума — генерал, командующий войсками Вей, — ведет двадцать вражеских полков. Размышляя об этом, Мути почувствовал, как по телу пробежали мурашки, сотрясая его до самой глубины души. Да, совсем не просто будет отогнать людей Ссумы, враги не исчезнут, как мартовский снег под лучами солнца или как осенние листья, унесенные порывами ветра.
Он еще раз сонно моргнул, таращась усталыми глазами прямо в спину Чуко Яня. В этих комнатах первый министр не носит доспехов, а только просторную одежду, как и положено должностному лицу; черный головной убор крепко сидит на его голове. Это худощавый человек, почти такой же тощий, какими становятся от недоедания в голодное время, высокий, как одно из деревьев, растущих в тех далеких холмах.
И еще он один из тех, чьи мысли невозможно прочесть на лице. Однако сейчас всем и так ясно, что на них надвигается. И хотя голова Чуко Яня — кладезь премудрости, также верно и то что никому не удастся сбежать от этой темной силы как бы быстро он ни бегал — будь даже он одним из трех величайших героев, которые поклялись кровью служить императору Лю Пею.
Несмотря на то, что для империи Хань наступили смутные времена и она разделена на три части, все знают что именно Лю Пей — истинный Сын Неба, из Дома Хань, любимец богов. На небе не может гореть сразу два солнца, тем более три — как не могут три повелителя править людьми.
Мути, изо всех сил стараясь не заснуть, принялся размышлять. Что восхваляют в героях? Их добродетели: мужество, справедливость, верность, взаимное доверие, искренность, великодушие, презрение к богатству — мысленно перечислял мальчик одно их качество за другим. И, как он вспомнил, мужество бывает трех видов. Мужество в крови: лицо приобретает красный цвет — от гнева. Мужество в венах: лицо становится синим. Однако сильнее всего мужество духа: лицо человека не меняет своего цвета, только голос приобретает силу, а взгляд становится пронзительнее и…
Одна из ламп, исчерпав запасы тыквенного масла, замерцала. И в то же самое время во внешнем коридоре раздался глухой топающий звук. Мути выпрямился, чтобы принять вид полнейшего внимания, когда Чуко Янь отошел от окна. У министра было лицо не воина — худощавое и бледное, с длинными опускающимися вниз кончиками усов, затемнявшими его губы. Он больше походил на ученого, чем на человека действия. Однако для Сына Неба он служит и головой, дающей советы, и сражающейся рукой.
Дракон лежит на мече — когда вытаскивается клинок, дракон объявляет войну.
В ответ на полночный призыв их командующего пришли генералы Ма Су и Вень Пинь. Они явились в доспехах, их драконьи шлемы бросали демоноподобные тени на стены, а бронза, полускрывавшая лица, имела форму тигриных голов. У Ма Су полные щеки и короткая борода; глаза его так сверкают, что он кажется богом войны, явившимся из какого-то храма, чтобы воевать вместе с людьми.
И идет он, гулко топая, впереди своего спутника, как обычно, когда за ним следуют офицеры, положив руку на рукоять меча. Он многое знает об искусстве ведения войн и никому не позволяет забывать об этом: он всегда первым выступает на военных советах, словно и живет ради того, чтобы его слова разносились как можно дальше и кто-нибудь на вершине холма должен был ударить в гонг. Но все же это удачливый полководец с определенным умением, который одерживал победы, хотя, наверное, слишком много жизней было уплачено за подобную репутацию генерала.
Мути с неприязнью наблюдал за ним. Как хорошо, что мысли, появляющиеся в голове, невозможно читать — иначе бы он оказался в опасности. Его отец Чин Фань заплатил своей жизнью за безрассудную вылазку, которую приказал совершить Му Су и которая на самом деле ничего не дала войску, но это на всю жизнь запечатлелось в сердце мальчика. Об этом Ма Су, конечно же, не знает, да и ему наверняка наплевать на это. Кто такой капитан отряда конных лучников для генерала императора? Но именно в этом и проявляется у них разное отношение к цене человеческой жизни: Чуко Янь никогда не рискует людьми ради эффекта, и впоследствии не забывает погибших.
— Вызывали, ваше превосходительство? — Ма Су даже не стал ждать, когда заговорит министр, демонстрируя бесцеремонные манеры солдата, с такой пылкостью служащего императору, что бегом является по приказу министра, с одной ногой в стремени, готовый вскочить на коня. Неужели он никогда не слышал, что уста порою служат дверью, ведущей к беде?
Чуко Янь двумя длинными шагами подошел к столу, на котором все еще лежало послание, полученное меньше часа назад, и карта, которую он все это время внимательно изучал.
— Ссума совершил марш-бросок через долину Хсай. Если ему повезет, он может легко вонзиться в самое сердце Ву. Этого он не должен сделать никоим образом. И самое главное: он не должен захватить проход Яньпинь… — сообщая эти новости, министр ткнул длинным указательным пальцем в карту. Он говорил отрывисто, что было весьма необычно — резко, словно таким образом может быстрей дать слушателям понять всю степень угрожающей им опасности.
— Если враг достигнет Чихтьеня, он отрежет нас от всех необходимых источников. И после этого весь Шэнси станет открытым для него. Мы будем вынуждены отступить в Ханчунь. Враг перережет дорогу, и через месяц голода… — тут министр сделал руками какой-то странный жест, словно он хотел схватить пишущее перо, а не рукоять меча, который Мути держал обеими руками, вынув из ножен и направив острием прямо в пол.
— Ссума не глуп: он знает, что мы должны во что бы то ни стало не допустить этого, иначе погибнет асе наше дело. Самое важное — удержать Чихтьень. Но никто не должен знать, что наши шансы на это — мизерны, и что смерть ждет…
— Мы командуем армией воинов, а не актеров, готовых показать свое искусство обращения с мечами на каком-нибудь празднике, ваше превосходительство. — К Ма Су вернулась самоуверенность, в которую он кутался, как в толстый плащ, чтобы защититься от зимнего ветра. — Ведь пока еще стаи птиц ву не пойманы в сети и рыба не брошена в кастрюли поваров. Дайте мне отряды воинов, и Чихтьень будет в такой же безопасности, как и десять драконов, чьи тела украшают его стены!
Одна из худых рук министра приподнялась — гибкими пальцами он коснулся свисающего кончика усов и стал накручивать длинные волоски на указательный палец. Чуко Янь не смотрел на генерала, нет, он по-прежнему неотрывно взирал на карту.
— Дракон порождает дракона; битва — битву. Смерть и жизнь предопределены, богатство и честь зависят от воли неба. Этот город небольшой, но его ценность для нас сейчас сродни жемчужине в морской раковине. Вы многое знаете о правилах ведения войн, но точная защита заметно отличается от лязганья мечей и ударов копий во время открытой схватки с врагом. В Чихтьене нет ни каких-либо стоящих защитных стен, ни естественных укрытий.
Ма Су пожал плечами.
— Ваше превосходительство, еще будучи мальчишкой, я начал изучать искусство войны. И я отлично разбираюсь в нем, как примерный школьник, отвечающий досточтимым учителям. Почему вы, кто отлично помнит о наших деяниях в прошлом, считаете, что эта защита окажется такой трудной?
— Главным образом потому, что Ссума — не обычный генерал. Как пальцы на руках у нас не одинаковой длины и силы, так и Ссума лучше восьми из десятерых полководцев. И кроме того, Чань Хо, который командует его войском, — человек, вид знамен которого заставляет трепетать других, и для этого есть веские основания.
— Я сражался раньше, ваше превосходительство, и с другими великими полководцами. Стойкие воины, а не крепкие стены, — лучшая защита для города. Вот поэтому я и убежден в том, что мне все удастся в Чихтьене — и готов добавить торжественную клятву к моей присяге: если я не удержу город, то пусть моя голова слетит с плеч!
Вот теперь Чуко Янь действительно бросил взгляд на него. А Вень Пинь лишь негромко свистнул, но так ничего и не сказал.
— Сейчас не время для шуток. Попридержи такие слова для времени, когда в руке будет кубок с вином, а не меч…
— Я не шучу, ваше превосходительство. И пусть мою клятву запишут пером и чернилами, а Вень, присутствующий здесь, станет свидетелем.
— И нефрит, и мужчины вытесываются грубыми инструментами — стоит опасаться глубоких перемен в судьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25