В этом месте полоска берега была узкой, покрытой крупным голубым песком. У подножия первых скал самой природой были уложены в стену груды обкатанных морем камней вперемежку с кусками плавника. Шэнн с возрастающим беспокойством оглядывал берег. Хотя он почти ничего не понимал в выживании, но быть пойманным между этими скалами и морем, волны которого все сильнее бились о берег, ему что-то не хотелось. Им придется найти какой-нибудь проход в скалах, и как можно скорее, пока не начнет темнеть и погода не разгуляется в полную силу.
В конце концов, как и в прошлый раз, в горах, проход нашли росомахи. Тэгги осторожно заглянул в темную расщелину в скале и исчез внутри, а Тоги торопливо бросилась за ним. Шэнн вскарабкался к расщелине следом и обнаружил тесный проход.
Он втиснулся в полумрак, ощупывая каменные стены. Пол расщелины плавно поднимался вверх. Поднявшись по расщелине футов на восемь вверх, Шэнн оглянулся. Расщелина выходила в густо заросшую травой узкую ложбину меж скал. Высокие стены надежно укрывали ее от непогоды.
Слаженной командой они принялись за работу и быстро соорудили из веток и молодых деревьев небольшой шалаш. Ветер все равно продувал его, хоть они и поставили заднюю стенку лицом к морю. Зато, зная, что высокие скалы защищают их, и ни один флаер Трогов не вылетит в такую погоду, они отважились развести костер. Приятное тепло быстро согрело их тела, а свет огня, древнего спутника человека, укрепил их дух. Во всяком случае, Шэнну казалось, что эти пляшущие красные языки прожгли странную пелену чужого мира, висевшую над берегом моря, и хотя бы на эту ночь дали беглецам иллюзию дома — дома, которого у Шэнна никогда не было.
Но ветер не остался в долгу, и вскоре его вой в вершинах скал стал громче, чем завывание полудюжины псов Трогов. В своем жалком убежище земляне не только слышали грохот волн, но и чувствовали их ритмичные удары о скалы. Море, наверное, уже давно подмяло под себя берег и теперь пыталось пробиться к ним, сквозь камень скал. Хотя они лежали, прижавшись плечом к плечу, в этом шуме их голосов не было слышно.
Как будто закрылась штора — с неба исчезла последняя янтарная полоска. Ночь наступила неожиданно, без сумерек, земля просто провалилась в темноту. Росомахи негромко поскуливали, свернувшись в маленьком шалаше. Шэнн гладил их мохнатые спины, стараясь успокоить зверей, вселить в них уверенность, которой сам отнюдь не мог похвастаться. Никогда до сих пор он не представлял себе, какой ужасной силой может обладать природа — силой, по сравнению с которой все человеческие попытки обуздать ее казались ничтожными.
Время потеряло счет минутам и часам. Только тьма, завывание ветра и соленый дождь — близкое дыхание моря, касавшееся их. Уютный костер потух, и их тела стали донимать сырость и холод. То и дело им приходилось вскакивать и, чтобы согреться, размахивать руками, топать ногами, заставлять кровь бежать быстрее.
Наконец ветер стих, и пулеметные очереди дождя перестали барабанить по крыше их жалкого шалаша. Только тогда они уснули, провалившись в густую тьму усталости.
Пурпурный череп — и из его глазниц поднимаются летучие твари — поднимаются… поднимаются… Шэнн двигался вперед, чувствуя под ногами зыбкую опору, дрожавшую под его весом, как плот на реке. Он приближался к огромной голове, теперь он различал, как волны пенятся, разбиваясь о нижнюю челюсть черепа, захлестывают внутрь, в щели на месте недостающих зубов, между искрошившимися каменным клыками, словно череп пьет живительную влагу. Темные очертания провала носа скорее напоминали клюв, и в этом провале было так же темно, как и в пустых глазницах — но эта темнота притягивала юношу к себе, как он ни пытался освободиться. А затем опора, на которой он безрассудно плыл по волнам, понеслась вперед, волны ударили ее о нижнюю челюсть, и несмотря на отчаянные усилия воли его руки сами собой потянулись вверх, чтобы ухватиться за что-нибудь, чтобы подтянуться по гладкой поверхности и укрыться в провале носа — или клюва?
— Лэнти! — рука потрясла его, вырвав из объятий сна. Шэнн с трудом открыл глаза, его ресницы, казалось, склеились.
Он оказался словно в подводном мире. От земли поднимались густые клубы тумана, словно вырастая из семян, принесенных штормом. Но ветра не было, и сверху не доносилось ни звука. Но всем своим закоченевшим телом Шэнн чувствовал, как волны по-прежнему бьются о скалы.
Торвальд присел рядом, не снимая руки с плеча Шэнна. Лицо офицера оказалось совсем рядом, и его заострившиеся черты почему-то напомнили Шэнну череп, который все еще стоял перед его глазами, на фоне клубов тумана.
— Шторм прошел.
Шэнн сел, поежился, обхватив себя руками. Его драная форма до нитки промокла. Шэнну показалось, что он уже никогда в жизни не согреется. А когда он, стуча зубами, подошел к ямке, в которой они разводили свой крошечный костер прошлой ночью, то сообразил — росомахи исчезли.
— Тэгги? — собственный голос показался юноше хриплым и шершавым, словно влажный воздух подействовал и на голосовые связки.
— Охотятся, — ответ Торвальда был краток. Он собрал охапку хвороста, служившего им подстилкой и благодаря этому оставшегося сухим. Шэнн тоже ухватил немного хвороста и положил его в ямку для костра.
Когда огонь, наконец, разгорелся, они разделись и развесили вокруг костра свою мокрую одежду. Влажный воздух был еще холодным, поэтому они постоянно двигались, чтобы согреться. Туман поднимался с земли, непотревоженный солнечными лучами.
— Тебе снилось? — неожиданно спросил Торвальд.
— Да, — Шэнн не стал вдаваться в подробности. Пускай этот сон был тревожным, но чувство, что этот сон нельзя рассказать, нельзя поделиться с другим, было очень сильньм, почти приказом.
— Мне тоже, — неуверенно ответил Торвальд. — Ты видел свою гору-череп?
— Я как раз взбирался на нее, когда ты разбудил меня, — неожиданно, сам того не желая, ответил Шэнн.
— А я как раз собрался пройти сквозь свою зеленую завесу, когда Тэгги заворочался и разбудил меня. Твой череп точно существует?
— Да.
— И я тоже уверен — пещера, заполненная пеленой, существует где-то в этом мире. Но почему? — Торвальд выпрямился, огонь ярко осветил его загорелые руки, загорелое лицо и шею и бледное худое тело. — Почему нам снятся именно эти сны?
Шэнн попробовал, высохла ли рубашка. Он не находил никаких зацепок, чтобы истолковать эти сны. Но юноша был уверен — когда-нибудь он найдет этот череп, он вскарабкается к провалу носа и спустится вниз, туда, где гнездятся те крылатые твари. Не потому, что он хочет туда спуститься, а потому, что он должен.
Шэнн обхватил себя руками, и боль в ребрах напомнила ему о сокрушающей силе силового луча Трогов. Он был худым, но под кожей перекатывались гибкие мускулы, а сама кожа была темнее, чем у Торвальда, и на открытых частях тела загорела сильнее. Он уже месяц не стригся, и его волосы стали завиваться жесткими черными кольцами. Шэнн всегда был или самым маленьким, или самым слабым. И на Свалках, и на службе в Разведке, и в этой экспедиции. Поэтому он не знал тщеславия. Но у него имелась своя гордость, рожденная в упрямой и долгой борьбе с разочарованиями, неудачами, против неравных сил.
— Почему они нам снятся? — повторил он вопрос Торвальда. — Не могу знать, сэр! — это был уставный ответ рядовых Разведки. К его удивлению, Торвальд вдруг рассмеялся, и в его смехе проскользнули нотки удивления.
— Откуда ты, Лэнти? — это прозвучало так, словно ему действительно было интересно.
— Свалки Тайр.
— Кальдонские шахты, — офицер машинально связал планету с тем товаром, который она поставляла. — А как ты попал в Разведку?
Шэнн натянул рубашку.
— По контракту, как обслуживающий работник, — ответил он с еле заметным вызовом. Сам Торвальд наверняка попал в Разведку как положено: как кадет, потом член экспедиции, потом офицер, без труда поднимаясь по гладкой служебной лестнице, где для него все было приготовлено — только протяни руку. Что такие, как он, могут знать о бараках рабочих, где глупцы, неудачники, мелкие воришки, скрывающиеся от закона, живут своей жизнью в своей собственной, скрытой от чужих глаз общественной системе? Шэнну потребовалось приложить всю свою волю, все физические силы для того, чтобы просто выжить в этих бараках первые три месяца. Выжить, не сломиться, и все еще сохранить желание служить в Разведке. Он до сих пор удивлялся тому невероятному шансу, который выдернул его из этих бараков, когда в Учебном Центре решили, что им нужен еще один работник для того, чтобы чистить клетки и ухаживать за подопытными животными.
А уж из этого центра он попал в экспедицию, потому что в небольшой группе его старание было замечено — и с лихвой окупило себя. Это заняло у него три года, но он все же поднялся на ступень выше — попал в экспедицию. Правда, сейчас это вряд ли что-нибудь значило. Шэнн натянул ботинки, заправив в них жесткие негнущиеся штанины комбинезона, а когда поднял глаза, обнаружил, что Торвальд смотрит на него с новой, вопросительной прямотой.
Шэнн застегнул куртку и поднялся, чувствуя тупое и настойчивое чувство голода. Правда, в прошлом он уже успел так к нему привыкнуть, что сейчас даже не обратил внимания.
— Будем завтракать? — он решил вернуться к настоящему. В конце концов, какое кому дело, как Шэнн Лэнти попал на Колдун?
— Концентраты лучше сэкономить на будущее, — Торвальд не собирался открывать уже порядком похудевший рюкзак, который он прихватил с собой с корабля.
Вместо этого он направился к скалам и выдернул из земли желтенький пучок растений, помеси грибов и мха. Шэнн без энтузиазма посмотрел на стебли, узнав в растении одно из тех, которые желудок землянина может переварить без особых последствий. Эта штука была почти безвкусной и не очень приятно пахла. Однако, если этих растений съесть много, то на какое-то время голод утолить можно. Шэнн все же считал, что лучше будет подождать, пока росомахи не вернутся, и с их помощью поохотиться.
Однако Торвальд не собирался уходить от берега и не согласился с предложением Шэнна пройти по следам Тэгти и Тоги, когда эти двое вылезли из кустов, явно сытые и довольные.
Шэнн с жаром запротестовал, но офицер ответил ему:
— Ты когда-нибудь про рыбу слышал, Лэнти? После такого шторма, как вчера, на берегу найдется чем поживиться.
Но Шэнн был уверен — к морю офицера тянет не только рыба.
Они выползли через узкую расщелину наружу. Серый песчаный берег скрылся под водой, осталась только узкая полоска земли у самых скал. Небо оставалось все таким же серым, и сквозь толстый слой облаков совсем не пробивалось солнце. Волны, еще вчера зеленые, сегодня посерели и сливались с облаками на горизонте, так что приходилось до боли в глазах всматриваться, чтобы различить границу между небом и водой.
Утгард теперь выглядел как рассыпанное ожерелье — внешние островки скрылись под поднявшейся водой, внутренние стали еще недоступнее. Шэнн со свистом выдохнул сквозь зубы.
Вершина камня неподалеку от них вдруг отделилась от основания и превратилась в горбатую тварь, покрытую костяным панцирем, с большой головой и широкими челюстями. В воздух взметнулся раздвоенный посередине хвост, суставчатая передняя нога нащупывала опору. Эта морская тварь была, пожалуй, самым жутким зверем, которого Шэнн увидел на Колдуне, уступая, наверное, только псу Трогов.
С трудом, жадными глотками хватая воздух, тварь бессильно уронила свой хвост на камни — усилие, понадобившееся, чтобы взмахнуть им, превзошло и без того, по-видимому, ограниченный запас сил. Голова склонилась вперед, упала на одну из передних ног. Шэнн увидел на боку твари ужасную рану, как раз между большими задними ногами, откуда с каждым ее вздохом толчками выбрасывалась струйка багровой жидкости.
— Что это?
Торвальд покачал головой.
— В наших записях такого зверя нет, — отсутствующим тоном ответил офицер, внимательно разглядывая умирающее животное. — Его, наверное, выбросило на берег штормом. Это еще раз доказывает, что мы знаем море не до конца!
Хвост-вилка еще раз поднялся и упал, тварь подняла голову вверх, изогнувшись дугой, так что стало видно белесые складки на груди. Челюсти разжались и из них вырвался свистящий стон, жалобный вопль, который был заглушен шумом волн. Затем, словно это было последнее усилие, ее ноги подогнулись, и тело, покрытое панцирем, боком соскользнуло с камня в море. На месте падения взметнулся фонтан брызг.
Приглядываясь, не вынырнет ли рептилия еще раз, Шэнн заметил другой предмет — в море, легко покачиваясь на волнах, совсем как их речной плотик, плавало что-то круглое.
— Смотри!
Торвальд повернул голову за его пальцем, а потом, не успел Шэнн и слова сказать, прыгнул вниз, на тот самый камень, откуда минуту назад свалился бронированный обитатель моря. Стоя там, он следил за плавающим объектом с тем же вниманием, что и Шэнн сверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25