А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сомнения собираются толпой вокруг безобразий, которые он тут натворил, как зеваки на тротуаре вокруг сиганувшего из окна двадцатого этажа. Ландсман с трудом поднимается на четвереньки. Он измазан кровью и мозгом, вокруг кровь и мозги, валяется почти целый зуб…
В снегу два покойника, в воздухе, прежде всего – попкорн, как неделю нестиранные носки.
Ландсман сосредоточился на том, как встать и как не упасть, а из ангара выползает еще одно существо, молодой человек с ликом крысьим и походкою нетвердой. Ландсман тут же зачисляет его в Зильберблаты. Этот почетный Зильберблат поднял трясущиеся руки над головой. В руках пусто. Состояние его противника, однако, меняет намерения молодого человека. Он быстро нагибается и хватает со снега пистолет покойного брата. Ландсман возмущенно вскакивает на ноги, однако чья-то пылающая лапа берет его за затылок, встряхивает и сует мордой в снег. Снег почему-то абсолютно черен.
Умерший Ландсман просыпается от холода в щеке. Под щекой ледяная корка. Звон, гул и паутина из ушей исчезли. Он в состоянии сесть. Кровь, натекшая из затылка, разрисовала снег рододендронами. Двое убитых на месте, но молодого человека, убившего или не убившего детектива Ландсмана, не видать. Сообразив, что он забыл умереть, Ландсман принялся себя освидетельствовать. Ни часов, ни бумажника, ни ключей, ни мобильника, ни шолема, ни бляхи… Печальный перечень. Все? Ага, вот: его «суперспорт» тоже исчез. Значит, жив. Ибо только жизнь может преподнести такой совершенный набор гадостей.
– …ские Зильберблаты, – бормочет Ландсман. – Все как под копирку.
Все бы ничего, но холодно. Заползти в «Биг Мейкер» не дает все тот же смертоубийственный попкорн. Лучше от холода издохнуть. Отвернувшись от ангара, Ландсман озирает холм, горы за ним, поросшие чем-то древесным. Черным. Посидев в снегу, Ландсман улегся, устроился поудобнее, свернулся калачиком. И заснул в уютной стенной нише в отеле «Заменгоф», не беспокоясь более о клаустрофобии.
22
Ландсман держит в руках пухлого младенца. Младенец вопит, просто так вопит, без особенной причины, обозначает местоположение, как и положено младенцу. От его вопля у Ландсмана приятно сжимается сердце. Ландсману приятно держать младенца, пахнущего вафлями и мылом. Он сжимает пухлую ножку, прикидывает вес крохотного дедули, ничтожного и в то же время необъятного. Поворачивается к Бине, чтобы сообщить ей приятную новость: медики ошиблись. Вот он, их мальчик. Но Бины нет, сказать некому. Только запах ее волос, подмокших от дождя. Ландсман просыпается и соображает, что орущий младенец – Пинки Шемец, которому меняют пеленку или который чем-то в жизни неудовлетворен. Ландсман моргает, мир в виде батикового коврика на стене вторгается в сознание. И снова Ландсман ощущает потерю, уже в который раз лишаясь сына.
Ландсман устроен на кровати Берко и Эстер-Малке, на боку, лицом к пейзажу с садами Бали и всякими неизвестными птицами. Кто-то его раздел. Он уселся. Затылок тут же начинает вопить, чужая лапа боли сжимает его. Ландсман осторожно ощупывает края раны. Пальцы утыкаются в повязку, в марлю и пластырь. И проплешину выбритых волос. Память подсовывает картинки, как будто на стол падают один за другим снимки места преступления из смертоносной фотокамеры доктора Шпрингера. Шутник-техник из палаты станции «Скорой помощи», рентген, инъекция морфина, тампоны, смоченные бетадином… До этого – белый виниловый потолок кареты «скорой помощи», освещаемый отблесками уличных фонарей. А еще раньше, до прогулки в «скорой»… кровь, пятна на снегу, громадный шмель в ухе, красный фонтан из головы Рафи Зильберблата… дыры в стене, дыры в асфальте… Ландсман отпрянул от этих воспоминаний так резко, что столкнулся с болью об утрате Джанго Ландсмана.
– У-у-у, – взвыл он, протирая глаза. Чего бы он не отдал сейчас за сигарету, папиросу, самокрутку… Палец, например… мизинец, скажем…
Дверь спальни открылась, вошел Берко, выставив перед собой почти полную пачку «Бродвея».
– О-о-о, – сменил тональность Ландсман. – Я когда-нибудь говорил, что люблю тебя? – спросил он, зная, что никогда этого не говорил.
– Слава Богу, никогда. Конфисковал у соседки, Фридовой бабы. Сказал, что полицейский секвестр.
– Безумно благодарен.
– Первое очень заметно.
Берко понял, что Ландсман плакал: одна бровь повыше, как будто свесилась, как скатерть со стола.
– Что с ребенком? – спрашивает Ландсман.
– Зубы. – Берко снимает с крюка на двери спальни плечики с одеждой Ландсмана, вычищенной и отутюженной. Нащупывает и вытаскивает спички, подходит к кровати и протягивает гостю спички и пачку.
– Честно говоря, – начинает Ландсман, – не совсем представляю, что я тут делаю.
– Идея Эстер-Малке. Знает твое отношение к больничным палатам. А они сказали, что тебе там нечего делать.
– Присаживайтесь, мистер.
Стульев в комнате нет. Ландсман показал на кровать, Берко опустился на край, взвыв пружинами.
– Ничего, что я курю?
– Чего. Дуй-ка ты к окошку.
Ландсман подошел к окну, поднял бамбуковую штору. К его удивлению, за окном дождь. Запах дождя проникает сквозь приоткрытое окно: точно так же пахли волосы Бины в его сне. Ландсман скосил взгляд вниз, на стоянку. Ни следа снега, весь стаял. Свет какой-то странный…
– Сколько времени?
– Четыре тридцать… две, – ответил Берко, не глядя на часы.
– А день?
– Воскресенье.
Ландсман открывает окно полностью, присаживается на подоконник правой ягодицей, подставляет вновь зашумевшую голову дождю. Он раскуривает сигарету, затягивается, стараясь решить, насколько обеспокоен этой информацией.
– Ну и спать же я… – бормочет он неопределенно.
– Организм нуждался в отдыхе, – реагирует Берко, покосившись на Ландсмана. – Кстати, штаны с тебя стягивала Эстер-Малке.
Ландсман стряхнул пепел за окно.
– Меня подстрелили.
– Царапина. Даже ожог. Шить не пришлось.
– Их трое было. Рафаил Зильберблат, пишер, которого я принял за его брата, и какая-то курица. Липовый братец упер машину, бумажник, бляху и шолем. Бросил меня без оказания помощи, мерзавец.
– Так в точности и реконструировали.
– Я хотел вызвать помощь, но эта жидовская морда сперла мой «шойфер».
При упоминании о мобильнике Берко ухмыльнулся.
– Ты чего?
– Твой пишер. Баран редкий. С Айкса он срулил на Якови, Фэрбенкс, глядишь, и Иркутск рядом.
– Ну-ну.
– Звонит твой мобильник, и пишер отвечает.
– Ох… Это ты?
– Бина.
– Гм.
– Две минуты беседы с этим Зильберблатом, и она уже знает, где он находится, как выглядит и как звали его собаку, когда ему было одиннадцать. Еще через пять минут двое латке снимают его с трассы за Крестовым. Машина твоя в порядке, даже деньги в бумажнике целы.
Интерес Ландсмана к услышанному выражается в скорости роста столбика табачного пепла на конце сигареты.
– А… шолем и бляха?
– А-а-а…
– Ага.
– Служебный значок и табельное оружие в данный момент находятся у вашего непосредственного начальника, детектив Ландсман.
– Ах, черт. Она собирается мне его вернуть?
Не глядя на Ландсмана, Берко разгладил простыню кровати.
– Я действовал строго в рамках… – убежденным тоном, но не веря самому себе заявил Ландсман. – Получил наводку на Рафи Зильберблата. – Он снова провел пальцами по краям повязки. – Хотел с этим типом потолковать.
– Надо было сначала мне позвонить.
– Не хотел беспокоить тебя в субботу.
Тоже мне оправдание. Прозвучало даже хуже, чем надеялся Ландсман.
– Ну, идиот я, – признал Ландсман. – Плохой коп.
– Первое несомненно.
– Ладно, не спорю. Как-то пошло в струю… Не думал же я, что так мокро дело обернется.
– Во всяком случае, пишер, малый братик, называет себя Вилли Зильберблатом. Показал на покойного братца. Говорит, действительно Рафи порешил Виктора. И чем? Половинкой ножниц.
– То есть как?
– При всех равных прочих Бине грех на тебя жаловаться. Ты эффективно завершил дело.
– Надо же… половинкой ножниц…
– Находчивый парень.
– Изобретательный.
– А курица, которую ты так круто… Это ведь ты ее положил?
– Ну я.
– Потрясающе! – без тени иронии воскликнул Берко. – Ты ухлопал Йохевед Фледерман.
– Да брось ты!
– Добрая охота!
– Ту самую медсестру?
– Коллеги из «В» перед тобой в долгу.
– Которая прикончила того старого пня, как его… Герман Познер, что ли…
– Единственное их нераскрытое дело за этот год. Они уверены были, что она смылась с Мексику.
– Fuck me, – сорвался Ландсман на американский.
– Табачник и Карпас уже обхаживали Бину насчет тебя.
Ландсман раздавил окурок о подоконник и швырнул его в дождь. Табачник и Карпас – давние соперники Ландсмана и Шемеца. Тоже мне заступники нашлись.
– Мне не везет даже в везении, – вздохнул Ландсман. – Что-нибудь с острова Вербова слышно?
– Ни звука.
– А в газетах?
– Главные черношляпные молчат. Ни в «Лихт», ни в «Рут» ни полслова. И сплетен пока никаких. Полное молчание, как будто ничего и не было.
Ландсман отрывается от подоконника, подходит к телефону на столе возле кровати, набирает давно знакомый номер, задает вопрос, получает ответ.
– Вербоверы забрали тело Менделя Шпильмана вчера ближе к ночи.
Телефон тут же принялся верещать, Ландсман снова снял трубку и передал ее Берко.
– Да вроде ничего, – ответил Берко в трубку. – Да, конечно, отдых ему не помешает. Да… Да… – Он опустил трубку, глядя на нее. Зажал дырки микрофона ладонью, прошипел: – Твоя бывшая…
– Говорят, ты быстро поправляешься, – бодро сообщила Бина Ландсману, когда он поднес трубку к уху.
– И мне говорят.
– Поправляйся. Отдыхай.
Зловещий смысл дошел до него, несмотря на нежные интонации.
– Бина, перестань. Прекрати эти шутки.
– Два покойника. Из твоего ствола. Без свидетелей, кроме одного, который ничего не видел. Автоматическая процедура, Меир. Отстранение до завершения расследования, с полным сохранением содержания, что тебе еще надо?
– Они в меня стреляли. У меня была информация, я прибыл туда с пушкой в кобуре, милый, как мышка. А они сходу начали пальбу.
– Ты все сможешь рассказать комиссии. А я тем временем бережно сохраню твою бляшку и твою пушку в милом розовом пластиковом мешочке. Веселенький такой мешочек, на молнии, «Хелло, Кити!» называется. Как их туда Вилли Зильберблат засунул, так пусть и лежат. А ты отдыхай да поправляйся, ладушки?
– Но это же на месяц, а то и… – взвыл Ландсман. – Это до Реверсии не закончится. Когда я вернусь на службу, служить уже негде будет. Ты сама знаешь, что никаких причин для отстранения… Я могу работать параллельно с этим дурацким расследованием, и согласно тем же дурацким предписаниям.
– Предписания разные бывают, – туманно высказалась Бина.
– Не темни, – насторожился Ландсман. – На что ты намекаешь?
Бина секунды две помолчала.
– Вчера вечером мне позвонил главный инспектор Вайнгартнер. Поздно, уже стемнело.
– Ну-ну…
– Он мне сообщил, что ему только что звонили. Домой. Как я поняла, весьма уважаемый джентльмен на другом конце провода был несколько возбужден вследствие неподобающего поведения детектива Меира Ландсмана вблизи дома этого уважаемого джентльмена. Создание общественно опасной ситуации. Демонстрация неуважения к местному населению. Превышение полномочий.
– И что Вайнгартнер?
– Он сказал, что ты очень хороший детектив, но что у тебя определенные проблемы.
«Тут твоя могила, Ландсман».
– А ты что сказала Вайнгартнеру? Когда он позвонил, чтобы разрушить твой субботний покой…
– Мой субботний покой… Мой субботний покой, что буррито из микроволновки. Трудно разрушить то, что не построено. Я сообщила главному инспектору Вайнгартнеру, о твоих подвигах, о ранении.
– А он?
– Он сказал, что в свете моего сообщения склонен пересмотреть свои давние атеистические убеждения. И потребовал, чтобы я сделала все от меня зависящее, дабы ты ни в чем не нуждался, чувствовал себя удобно и побольше, а главное подольше, отдыхал. Чем я сейчас и озабочена. Ты отстранен с полным сохранением содержания вплоть до дальнейшего уведомления.
– Бина, Бина, ты меня знаешь…
– Несомненно.
– Я должен работать. Ты не можешь… Не должна…
– Я именно должна. – Голос ее заморозил линию. – Ты прекрасно понимаешь, какая у меня сейчас свобода маневра.
– Значит, если гангстеры дернули за веревочку, расследование убийства следует прекратить? Это ты имеешь в виду?
– Я подчиняюсь главному инспектору, – объяснила Бина, как будто обращаясь к несмышленышу. Она прекрасно знала, что Ландсман терпеть не может, когда с ним обращаются, как с дураком. – А ты мне подчиняешься.
– Лучше б ты мне не звонила, – говорит Ландсман, помолчав. – Лучше б дала мне сдохнуть.
– Давай без мелодрам. И вообще, давай сдыхай, если очень хочешь.
– А что мне еще делать теперь, с отрезанными яйцами?
– Это ваше дело, детектив. Я бы посоветовала вам задуматься о будущем. Для разнообразия.
– О будущем… Межпланетные корабли, отели на Луне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов