– Хм, Картер…
– Да?
– Извини, если я что-то нарушил. Это останется между нами, ладно?
– Да, – кивнул Картер.
Он был почти уверен, что ассистент облегченно вздохнул.
– Картер?
– Да?
– Можно еще вопрос?
Картер уже начал сомневаться, что вообще сможет поработать, пока Митчелл в лаборатории.
– Не возражаешь, если я снова включу музыку? Она помогает мне сосредоточиться.
– Включай, не возражаю, – ответил Картер. «Пусть уж лучше центр орет, чем разговаривать с Митчеллом», – подумал он.
В галерее «Рейли» на Восточной пятьдесят седьмой улице посетители медленно прохаживались по главному салону. Несколько европейцев (двое с дворянскими титулами), два азиатских магната и кучка плутократов всех мастей. Бет держала на прицеле человека, который сам по себе богачом не являлся. Это был куратор из Музея Гетти в Лос-Анджелесе.
Конечно, остальные тоже могли решить что-то приобрести, это знать заранее невозможно, но представитель Музея Гетти, имевшего солидный годовой бюджет, просто обязан был этот бюджет на что-то тратить. При этом произведения искусства, на которых специализировалась галерея «Рейли», как раз были из разряда тех, которые предпочитал покупать «Гетти». Хотя в данный момент в галерее было выставлено несколько неплохих полотен, написанных маслом (в частности, одна картина Сальватора Розы), большая часть работ представляла собой рисунки старых мастеров, в том числе – несколько рисунков Тициана. Понять, насколько эти работы уникальны и ценны, мог только настоящий коллекционер.
– Что вы можете сказать об этом? – спросил моложавый мужчина, кивком указав на один из этюдов Тициана, на котором была изображена голова мужчины с закрытыми глазами, повязанная полотном, словно перед погребением.
Бет повернулась к мужчине. Круглое, простоватое лицо; светлые волосы, стриженные «ежиком». Так мог бы выглядеть один из парней, сбежавших из Силиконовой Долины и не растративших ни цента из заработанных денег. Несколько таких «экземпляров» еще сохранилось в природе.
– Это поздний Тициан.
– Он ведь итальянец, да?
– Да, верно. – Бет заметила, как заблестели от гордости глаза ее собеседника. – Он жил неподалеку от Венеции.
– А этот человек на картине… он мертвый?
– Нет, он молится. Это император Карл Пятый. Он заказал Тициану картину «Страшный суд». Художник сделал императора и членов его семьи персонажами картины. Это один из этюдов, выполненных им.
– Неплохая вещь, – кивнул мужчина со стрижкой «ежиком». – Сколько стоит?
Бет могла бы и сразу ответить, но все же открыла блокнот в кожаной обложке и сделала вид, что сверяется с записями.
– Начальная цена – двести пятьдесят тысяч долларов.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Первое, о чем подумала Кимберли, когда проснулась на следующее утро, было – все удалось. Званый ужин в честь мэра прошел очень успешно. Вторая мысль – Эзра. Он вернулся из Израиля, притащил свои вещи в комнаты, в которых вырос, и теперь Кимберли понятия не имела о том, сколько времени он собирается здесь прожить. Чем меньше, тем лучше, конечно, но она не могла позволить себе выражать свои чувства открыто. Даже при том, что отношения с отцом у Эзры были натянутые и, насколько могла судить Кимберли, это продолжалось не первый год, Эзра, как ни крути, был единственным сыном Сэма, а кровь, как говорится, – не водица. Действовать нужно было осторожно.
Сэм вышел из гардеробной и поправил узел шелкового желтого галстука из бутика «Сулка». Кимберли купила этот галстук на прошлой неделе. Сэм неплохо выглядел, настолько, насколько он вообще мог хорошо выглядеть. Безупречный темно-синий костюм, начищенные до блеска туфли цвета красного дерева, аккуратно сложенный платок в кармане, под цвет галстука. Кимберли очень старалась, чтобы муж смотрелся как можно лучше, но кое в чем она была бессильна. Сэм оставался невысоким, лысым, он был почти на тридцать лет старше Кимберли. И всякий раз, когда он к ней прикасался, она вспоминала, что пальцы у него короткие и толстые.
– Эзра уже встал? – спросил Сэм.
– Откуда мне знать? Я сама еще не встала, – отозвалась Кимберли.
Получилось резче, чем ей бы хотелось.
– Я просто спрашиваю.
«Спокойно, – сказала себе Кимберли. – Спокойно».
Она улыбнулась и отбросила египетскую хлопковую простыню.
– Не волнуйся за Эзру. Я позабочусь, чтобы у него было все, что нужно.
– Все, что бы то ни было.
Сэм остановился у кровати и устремил взгляд на Кимберли. Она знала, что он будет на нее смотреть. Ее волосы, которым Фрэнк постоянно придавал одинаковый, благородно-огненный цвет, разметались по подушкам. Черная кружевная пижама почти не скрывала груди.
– Чем сегодня занимаешься? – спросил Сэм.
– Пока не решила, – ответила Кимберли. – Может быть, пообедаю с Жанин.
На самом деле у них уже был зарезервирован столик в ресторане «Jle Серджу» на половину первого.
Сэм фыркнул. Он недолюбливал Жанин. Ему вообще не нравилась ни одна из подруг Кимберли, с которыми он успел познакомиться. «Забавно, как бы он отнесся к тем моим подружкам, – подумала Кимберли, – которых я пока держу „под прилавком“». Надо было изменить тему разговора. Кимберли провела рукой по брюкам мужа от пояса вниз.
– Тебе прямо сейчас надо убегать? – мурлыкнула она.
– Через сорок пять минут я должен осматривать место под застройку в Вилидже.
Но по тону его голоса Кимберли поняла, что одержала победу.
– Ты – босс. Подождут.
Сэм не сдвинулся с места. Кимберли придвинулась ближе и стала расстегивать молнию. Пальцы у нее были ловкие, как у кружевницы. Сэм чуть качнулся на каблуках и громко охнул. Кимберли поняла, что он в ее власти, и если повезет, на все про все у нее уйдет не больше трех минут.
После того как Сэм ушел, Кимберли позвонила Жанин и подтвердила, что их встреча в ресторане состоится. В одном Сэм был прав: Жанин ужасно забывчива. Кимберли включила телевизор в гардеробной и, увеличив громкость, отправилась в ванную; и, пока мылась, слушала выпуск утренних новостей и собиралась с мыслями. Сэм уехал на весь день. Значит, ей придется одной общаться с Эзрой. Кимберли накинула пеньюар и, присев к туалетному столику, занялась макияжем. Она думала, с чего бы это отпрыск – она недавно выучила это слово и теперь с удовольствием применяла его в компании – возвратился в Нью-Йорк. Все это было окутано какой-то тайной. Буквально только что его здесь не было – он благополучно вкалывал в каком-то институте в Израиле, там у его папочки имелись связи (где их только у него не было?), – и вдруг он пулей вылетел с Ближнего Востока первым авиарейсом. Кимберли слышала, как Сэм кричал по телефону на свою секретаршу. Он велел ей дозвониться к послу и заказать Эзре билет на ближайший рейс из Тель-Авива, куда бы ни летел этот чертов самолет. Вообще, Сэм часто орал, но на секретаршу – очень редко.
А у Кимберли были такие грандиозные планы насчет этих двух комнат, в которых раньше жил Эзра. Из них получилась бы превосходная детская.
«Ну да ладно, – успокоила себя Кимберли. – Все течет, как говорится, все меняется. Может быть, я еще сумею все устроить по-своему».
Коснувшись лица последними штрихами, Кимберли выбрала наряд из своего шикарного гардероба: кремовую блузку и бежево-серую узкую юбку (и то и другое – от Жана Поля Готье), туфли на умеренно высоком каблуке (она и так была выше Сэма ростом, поэтому старалась, чтобы это не слишком бросалось в глаза) и вышла из комнаты.
Эзры не было ни в гостиной, ни в столовой, ни в салоне, ни в библиотеке. В столовой Гертруда, пожилая домоправительница, ставила на стол серебряный канделябр.
– Ты видела Эзру? – осведомилась Кимберли.
– Он завтракает. Похудел.
Кимберли этого не успела заметить, и по большому счету ей это было совершенно безразлично.
– Спасибо, – сказала Кимберли и направилась к выходу из столовой, но задержалась и сказала: – Может быть, это серебро стоит сначала протереть, а уж потом ставить на стол.
Гертруда замерла… ровно на секунду. Кимберли показалось, что она хочет что-то сказать, но домоправительница молча взяла подсвечник и вышла с ним из комнаты.
«Ну вот, – подумала Кимберли, – уже двое, кого бы мне хотелось вышвырнуть отсюда».
Эзру она нашла в уголке для завтрака. Он торопливо поглощал рогалики, сливочный сыр, сок и кофе. День выдался солнечный. Из окон открывался прекрасный вид на текущую далеко внизу Ист-Ривер, на лежащий еще дальше Квинс. Кимберли и не подозревала, что отсюда можно было увидеть старый дом, в котором она снимала квартирку, когда только приехала в Нью-Йорк с короной «Мисс Милуоки» в шерстяной сумке.
– Доброе утро, Эзра! – приветливо сказала Кимберли. – Хорошо спалось?
– Да, очень хорошо.
Хотя по его виду этого нельзя было сказать. Он не побрился, под глазами набухли мешки, и вообще для парня, который столько лет провел на Ближнем Востоке – там ведь должно быть жарко и солнечно? – кожа у него была нездорово-бледной. «В тени под скалой он там жил, что ли?» – подумала Кимберли.
– Ты не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?
– Вовсе нет, – ответил Эзра, хотя по лицу было видно, что ему это совсем не в радость.
Для Кимберли это тоже было испытанием, но если она хотела подружиться с этим… отпрыском и выяснить, что же на самом деле происходит, – это был как раз подходящий случай.
– Ты видел отца утром, до того, как он уехал?
– Несколько минут. Он сказал, что мы поговорим вечером.
Кимберли уселась за маленький стеклянный столик, а когда вошла Гертруда, спросила у нее, где кухарка.
– Ужин вчера закончился так поздно, что я разрешила ей прийти к полудню.
– О, если так, то мне придется попросить тебя приготовить мой обычный завтрак – маленькую пиалу гранолы со свежими фруктами, йогурт без добавок и черный кофе.
– Не хочешь еще чего-нибудь, Эзра? – никак не отреагировав на просьбу Кимберли, спросила Гертруда. – Может быть, сварить тебе яиц так, как ты любил, с крошеной мацой?
Кимберли была не глупа. Она прекрасно поняла, что Гертруда медлит нарочно, демонстрирует неповиновение, но также она поняла, что сейчас лучше помолчать.
– Спасибо, Гертруда, больше ничего не нужно, – ответил Эзра.
Домоправительница наконец отвернулась и, шурша подолом длинной черной юбки, задевавшим ее толстые лодыжки, ушла на кухню. Кимберли услышала шум, доносившийся оттуда, и даже это ее раздражало.
– Я так рада, что тебе удалось поздороваться с мэром вчера вечером. Когда ему удается просто расслабиться с друзьями, он такой милый и забавный. Но у нас еще будут званые ужины и ты успеешь с ним поближе познакомиться.
Эзра рассеянно кивнул и сделал глоток кофе.
– Вчера было столько гостей, – продолжала Кимберли, – что мы с тобой почти совсем не успели поговорить. Что заставило тебя вернуться в Нью-Йорк?
Эзра перевел взгляд на окно и несколько секунд молчал.
– Моя работа в Израиле закончена.
Поскольку Кимберли имела смутное представление о том, что это была за работа – ей это было неинтересно, – она не стала больше говорить об этом.
– Ты собираешься остаться здесь, в смысле в Нью-Йорке?
– Я еще не решил.
– Ты знаешь, что можешь жить у нас столько, сколько пожелаешь, – сказала Кимберли. – Отец очень рад твоему возвращению, я знаю.
Вошла Гертруда, принесла завтрак для Кимберли на лакированном подносе. Она поставила поднос на столик и была готова уйти, но Кимберли ее остановила.
– Нет-нет, – сказала она, – боюсь, в этом доме мы не едим с подносов. – Не могла ли бы ты все поставить на стол?
Гертруда вернулась и поставила на стол все, что было на подносе: пиалу с гранолой, йогурт и чашку кофе. Глядя исключительно на Эзру, она проговорила:
– Я скоро пойду по магазинам. Хочешь, куплю тебе пирожных «Маленький школьник»? Ты их так любил.
– Конечно, – улыбнулся Эзра. – Сто лет их не ел.
«Долго еще, – злобно думала Кимберли, – мне придется мириться с этими противными маленькими издевками?» Сэмом она управляла довольно успешно, но его слуги – совсем другое дело. Все эти люди, служившие семейству много лет: Гертруда, кухарка Трина, шофер дядюшка Мори. Кимберли казалось, что она живет в какой-то деревне из старого фильма о Франкенштейне. Когда она навещала своих друзей, точнее своих новых друзей, она видела, что их слуги носят подобающую униформу и знают, как нужно прислуживать и как себя вести. А с прислугой Сэма ей все время было не по себе. Порой Кимберли признавалась себе в том, что она их всех немного побаивается. Когда они говорили между собой на идише (или как он там еще назывался, этот их язык), она прекрасно понимала, находясь рядом с ними, что говорят о ней.
Кимберли решила, что пора брать быка за рога.
– Эзра, – сказала она, аккуратно уложив салфетку на колени, туго обтянутые юбкой, – ты никогда не задумывался о том, чтобы поработать у своего отца? – В действительности для нее это было бы настоящим кошмаром. – Хочешь, я поговорю с ним об этом?
Она догадывалась, что для Эзры это было еще большим кошмаром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51