Он возвысил голос до бычьего рева и вопил о помощи, пока не охрип и не повалился в изнеможении на кушетку.
Ответа не было.
Ошеломленный, он напомнил себе, что находится в здании, где должны быть сотни других людей. Этажом ниже, или, самое большее, двумя этажами ниже словом, в пределах тридцати футов от него - должны находиться человеческие существа, которые могут спасти его. Но он не мог добиться, чтобы его услышали.
Не считая самого себя, единственным проявлением жизни был теневой мир телевизора, на котором сейчас улыбающийся мужчина с прекрасными белыми зубами говорил: "Леди, если вы хотите, чтобы ваш муж садился к вашим блюдам со вздохом счастливого предвкушения..."
Другими словами, Дэвис мог бы находиться на Луне.
Его сознание пока еще отказывалось принять ситуацию более полно. Изнеможенный своими криками, он даже поспал немного - он не знал, сколько, но когда проснулся, люди на телевизионном экране играли в увлекательную игру в шарады, где призами для визжащий победивших женщин были электрические кухонные плиты и автоматические стиральные машины.
Он опять почувствовал жажду и встал, чтобы дотянуться до воды на столе. Но там ее не было. Он увидел пластиковый кувшин, что отшвырнул, а потом заметил над столом резиновую трубку, которая вела в громадный резервуар, висящий на стене в нескольких футах. Каким-то способом трубка была подвешена так, что из нее сочились лишь одна-две капли в минуту. Капли падали на стол, потому что он не поставил под них пластиковый кувшин.
Теперь он не мог дотянуться до кувшина. Он отпихнул его слишком далеко. Как только он это осознал, жажда стала просто яростной. Он запаниковал и дернулся к кувшину, растянув до предела тело и руки. Ему удалось только скользнуть по кувшину кончиками пальцем и оттолкнуть его еще дальше.
Осознав тщету всего того, что делал, он вынудил себя успокоиться. Ему надо как-то добраться до кувшина. Он попытался наклониться вперед так, чтобы цепь на лодыжке удерживала его от падения, и протянул руки. Это позволило ему дотронуться до гладкого пластикового бока кувшина, и больше ничего. Тяжело дыша, наблюдая, как капли воды расходуются впустую на полированной поверхности стола, он облизывал пересохшие губы и пытался удержаться от воплей и судорог.
В конце концов он понял, как сможет снова достать кувшин. Сняв пиджак, он взял его за рукав и бросил так, что пиджак упал на кувшин. Тогда, пользуясь пиджаком, как сетью, он подтащил кувшин в пределы досягаемости и аккуратно поставил его под капающую воду. Через некоторое время кувшин должен наполниться. Надо только подождать.
Когда он бросил пиджак, то из нагрудного кармана выпала записка, которую он не заметил, когда осматривал карманы. Он подобрал ее с пола и увидел, что она напечатана на машинке.
В ней говорилось:
"Извините, старина, мне надо уехать. Пожалуйста, оставайтесь моим гостем, пока я не вернусь. Я предоставил Вам самую лучшую комнату и оставил еду с водой, которой должно хватить на некоторое время. Я могу отсутствовать несколько дней, может быть, даже больше. Устраивайтесь поудобнее, пока я не вернусь.
Мортон."
Смысл записки доходил до него несколько минут. Мортон может отсутствовать несколько дней. Эта сумасшедшая шутка может продолжаться долго. Минимум на несколько дней Дэвис вынужден будет оставаться прикованным, как животное, ожидая, когда вернется Мортон и освободит его.
Этот вывод снова привел его к бешеным крикам.
На этот раз он устал гораздо быстрее. Он решил, что, наверное, в нижних квартирах никого не было достаточно близко, чтобы его услышать, потому что дело происходило днем и жильцы находятся на работе. Ему надо снова попытаться покричать ночью, когда кто-то будет в пределах дома. Тогда его, конечно, услышат.
Эта мысль его немного успокоила. В конце концов он начал полный, обстоятельный пересмотр своей ситуации.
Цепь была нерушимой. Он уже пришел к такому выводу, хотя стоит продолжать попытки. Капли воды падали мучительно медленно, но постоянно. На столе в пределах досягаемости были сложены буханки хлеба, завернутые в вощеную бумагу. Он сосчитал их. Тридцать буханок.
Неожиданная мысль пришла к нему. Хлеб и вода. Буханка в день... Бог в Небесах!, неужели Мортон запланировал продержать его здесь прикованным тридцать дней? Целый месяц! Жить на хлебе и воде! Нет, этого не может быть, это лишь составная часть розыгрыша - чтобы испугать его. Скоро войдет Мортон и отцепит его, они выпьют и хорошо посмеются вместе. Это все часть фантастического экзамена, что придумал Мортон, некий тест на его способность оставаться спокойным, принять неудобную ситуацию...
Это соображение поддерживало его некоторое время - наверное, с час, хотя единственный способ, по которому он мог судить о времени, это наблюдать смену программ по телевизору. Сейчас уже играли в другую игру. В этой женщины-участницы смотрели на ряд коробок, из которых их приглашали выбрать одну. Одна женщина нашла в своей коробке качан капусты и завизжала от недовольства. Другая нашла чек на тысячу долларов и сертификат, дающий право выбрать меховую шубу в универсальном магазине, и завизжала от удовольствия. Третья женщина обнаружила чек на пять тысяч долларов и упала в обморок от восторга.
Дэвис обратил взгляд на пластиковый кувшин. В нем собралось крошечное количество воды. Наверное, достаточно на один глоток. Он не смог устоять. Он потянулся к кувшину, хлебнул воды и с большой осторожностью поставил кувшин на место.
Позднее он попытался отломить от одной буханки хлеба. Но во рту было сухо и отдавало ватой, и он пока не был голоден.
Потом он некоторое время просто сидел. Жужжал кондиционер, телевизор ворковал, кудахтал и увещевал, а вода капала по одной капле, медленно, даже слишком медленно.
К вечеру Дэвис отошел от эффектов наркотика. В голове пульсировало, однако она была умеренно ясной. Жажда была велика, но в кувшине собралось всего чуть больше полпинты воды. Он развернул одну из буханок хлеба, принудил себя съесть два куска, поднялся и выпил всю воду, что там собралась. Потом стал ждать, пока натечет еще.
Он узнал время - семь часов - ибо по телевизору пошла семичасовая программа новостей. Он не обратил внимания на новости, но ждал, пока они закончились и вкрадчивый, улыбающийся человек заговорил о достоинствах новых сигарет с двойным фильтром. Потом, рассудив, что теперь, как никогда, люди должны быть дома в своих квартирах, лежащих ниже в здании, он начал кричать.
"На помощь!", орал он. "На помощь! Спасите меня!"
Он подождал с минуту, потом повторил попытку. Он кричал с минутными интервалами полных пятнадцать минут. Потом, задохнувшись и охрипнув, он улегся на кушетку ждать.
Никто не пришел. Не было слышно никаких звуков, кроме бессодержательной скороговорки телевизора, по которому начиналась программа жестокого вестерна. Через световой люк, приоткрытый на пару дюймов, он мог слышать приглушенное бормотание громадного города. И это было все.
Но теперь он был более отдохнувшим и не оставил надежду, хотя был уверен, что комната, в которой он находился, должна быть звуконепроницаемой. Какие-то живые существа должны быть в тридцати футах от него - даже в пятнадцати. Конечно, он сможет породить звук, способный пройти такую дистанцию, даже сквозь два этажа и потолки, несмотря на всю звуконепроницаемость.
Он огляделся, чтобы найти чем постучать. Его туфли исчезли, иначе он смог бы колотить ими по стене. Он попытался колотить кулаками, но смог вызвать лишь мягкий, глухой звук.
Тогда он обратил свое внимание на кушетку, наверное, он сможет разломать ее и воспользоваться кусками, чтобы молотить по стенам и по полу. Но кушетка была простой деревянной платформой, скрепленной болтами, ножки крепко привинчены к полу, и все покрыто пуфами из пенорезины. Изо всей силы он не смог даже пошевелить раму. И в пределах досягаемости ничего больше не было.
Сердце подпрыгнуло, когда он понял, что деревянный стол, где стоит кувшин воды, он достать может. Он быстро взял кувшин, выпил несколько собравшихся капель и поставил его на пол. Потом попробовал подвинуть стол.
Разочарование, настолько острое, что во рту стало горько, овладело им, и он онемело повалился на кушетку. Стол тоже был привинчен к полу. Прошел час, пока он вспомнил о водяном кувшине, он потерял целый час для сбора воды.
У него не было ничего, чем можно устроить шум. Ничего, пригодного в качестве орудия. Световой люк находился во многих футах над головой и был лишь чуть-чуть открыт, даже если бы было чем бросить в него. Он мысленно отказался от дальнейших попыток.
Медленно становилось очевидным, что Мортон предусмотрел любое его действие, которое он мог предпринять.
Тогда он по-настоящему почувствовал страх. До сих пор он в основном чувствовал изумление и гнев. Теперь все эмоции сменил ужас.
Что способен сделать Мортон?
Когда Мортон вернется?
В попытке сдержать свои страхи он уставился в телевизор. Программа сменяла программу, все они были населены чистенькими, улыбающимися людьми, которые выглядели выхолощенными, даже когда носили одежды вестернов и стреляли друг в друга. Когда какая-нибудь программа кончалась, он не мог вспомнить, о чем она была.
Под конец даже телевизор прекратил передачи. Экран превратился в мерцающую белую пустоту. Комнату освещал лишь свет кинескопа. Потом Дэвис наконец заснул. Пока он спал, скрытое в двери отверстие беззвучно отошло в сторону. Мортон посмотрел на него и так же беззвучно удалился.
На следующее утро он спал допоздна и проснулся голодным и жаждущим. Нога болела. Мгновение он лежал в полусне-полуяви, удивляясь, где это он. Потом вернулась память и он сел.
Ничего не изменилось. В пластиковом кувшине собралась пинта воды. Телевизор передавал интервью между болтливой женщиной с выступающими зубами и затрапезным мужчиной, написавшим роман.
Дэвис потянулся к воде, потом остановился. Вместо этого он поел немного хлеба. Пять или шесть кусков. Потом напился, позволив себе выпить только полпинты.
Он рассудил, что просачивание воды устроено так, чтобы за день накапливалось около кварты.
Он изучил резервуар, из которого выходила резиновая трубка. Он вмещал семь-восемь галлонов. Это приблизительно - тридцать кварт. Тридцать кварт воды - тридцать буханок хлеба. Тридцать дней.
Великий боже, значит ли это, что Мортон не вернется в течении тридцати дней? Или это значит...
Дэвис начал пронзительно вопить и кричать, и орал с полчаса, пока в изнеможении не отключился.
Но никто не пришел. Он снова попробовал вечером призывать на помощь. И снова никто не пришел.
Никто не пришел и на следующий день.
И еще через день. И еще через день никто не пришел в кондиционированную темницу на верхушке роскошного здания в громадном современном городе, где Дэвис был прикован к стене за лодыжку...
Невысокий человечек в сером костюме взглянул на часы и поднялся.
"Мне надо успеть к самолету", сказал он. "Надеюсь, я вам не наскучил?"
"Подождите!", сказал я. "Что же будет дальше?" Он медленно покачал головой.
"Не могу сказать. Предполагаю, через тридцать дней закончится вода. И, конечно, может кончиться хлеб. Тогда..." Он пожал плечами.
"Но...", начал я и остановился.
"Никто не войдет в эту комнату в течение двух лет", сказал серый человек. "Все счета аккуратно оплачиваются адвокатом, а суперинтендант с агентом арендной компании получают ежегодные поздравления к рождеству из того же источника. Они знают, что Мортон находится где-то в Европе и, возможно, останется там еще на несколько лет. Им все равно, пока вносится арендная плата. Конечно, когда-нибудь в квартиру войдут. Однако, могут пройти еще годы, пока Мортон решит перестать платить."
Он взглянул на меня уголком глаза.
"Было бы интересно узнать, как люди, которые в конце концов войдут в студию, поймут, что именно они нашли", сказал он и направился к двери. "Не могу представить, что они отыщут какие-то ключи к настоящей личности Мортона, да, собственно, и Дэвиса тоже."
Потом он улыбнулся и вышел. Мгновение я тупо смотрел ему вслед, потом выбежал за ним на улицу. Но он уже ушел, затерялся в толпе прохожих.
Я постоял секунду, подняв глаза. Во всех направлениях вокруг меня неясно громоздились кварталы зданий, многие из которых с пентхаусами. И это был лишь один из по меньшей мере восьми громадных городов в пределах двух часов полета на самолете.
Я вернулся в бар и спросил бармена, знает ли он человека, с которым я только что разговаривал. Но невысокий человечек был чужаком, которого здесь никогда прежде не видели.
Конец.

1 2