Музыки не было. Гробовая тишина.
Один…
…Перед стартом с маленькой речью выступил начальник космодрома. Не торопясь, негромко, лаконично он говорил о том, что экспедиция осуществляется согласно программе «последовательных скачков», что задача ее «кажется простой» — исследовать примерно половину будущей трассы «Земля — Бета Кассиопеи», где предполагалось наличие населенных миров, и вернуться на Землю. Для многих кораблей эскадрильи экспедиция продлится три года, для Земли 90-100 лет. Начальник, улыбаясь, добавил: «Экспедиция примечательна еще и тем, что экипаж одного из кораблей „Дианы“ впервые составляет супружеская чета. Мы думаем, это неплохо, — сказал он. — Удачи вам, товарищи…»
…Негромко ударил гонг. Такие сигналы повторялись через каждые сорок-пятьдесят минут. И каждый из них означал, что далекая Земля прожила еще сутки.
…Далекая, неповторимая Земля. Эта лучезарная цель, о которой они избегали говорить в начале полета и которая все чаще грезилась им в последнее время. Ведь так мало осталось до финиша — по зависимому, ракетному времени всего месяц. Ласковая, широкая Земля с ее голубым небом, простором света, смолистым запахом лесов, шорохом желтых листьев, покоем холодных рек… Они привыкли думать об осенней родине, ибо «Диана» должна была вернуться в сентябре или октябре.
Позавчера Вера сказала: «Вернемся, я испеку пирог с обыкновенной свежей капустой, да? Довольно концентратов! Они слишком питательны. А лотом пойдем в театр с живыми, взаправдошными актерами. Хватит теней, да?»
Пирог с капустой!
…Снова звуковой сигнал. На этот раз мягкий, но настойчивый электрический аккорд. Надо готовить очередное сообщение на Землю — делать то, что всегда делала Вера.
Алексей подошел к кодирующему аппарату, набрал скупые телеграфные слова: «куб 1136 НВС плотный антигаз погибла Вера корабль цел продолжаю движение 1071 день полета 16:40 Аверин». Это — главное сообщение. Алексей знал, что оно наверняка достигнет Земли и наверняка будет расшифровано. Он подготовил и другую, гораздо более развернутую информацию, где подробно рассказал о случившемся вплоть до отказа от похорон Веры и твердом намерении доставить ее тело на Землю в открытом холодном отсеке. Ради экономии энергии дополнительное сообщение пришлось закодировать на менее мощную передачу, чем первое. Прием его на Земле и расшифровка были поэтому отнюдь не гарантированы.
Передвинул рычаг связи. Включил пусковое реле времени. В это время в носовой части «Дианы», нацеленной на Солнце, раздвинулись изрешеченные антигазом створки излучателя. Выдвинулось жерло высокочастотной электромагнитной пушки.
В назначенный момент кодированные импульсы, сжатые в тысячные доли секунды, ринулись вдаль. Корпус звездолета содрогался, испытывая отдачу мощных вспышек света, инфракрасных лучей и радиоволн. По заданным программам они объединялись в многократно повторяющиеся серии. Мощное начало каждой несло в себе основное сообщение, а сравнительно слабое продолжение — дополнительное. Группы серий повторялись через каждые две минуты в течение получаса.
Когда земные астросвязисты примут сигналы своими гигантскими электронными телескопами, многократность повторов поможет им путем последовательного статистического анализа отсеять помехи и восполнить провалы — разгадать послание человека, затерявшегося где-то в немыслимой дали Мироздания.
Эта система связи с Землей, ставшая довольно распространенной, впервые была разработана Верой, в ту пору еще студенткой Ярославского университета космоса. Тогда-то Алексей и познакомился со своей будущей женой.
Собственно, у них было два знакомства. И такие разные!
…Большой водный стадион на Волге. Ликующий шум молодости, веселья, здоровья. Алексей, только что вернувшийся из своего первого звездного полета, пришел сюда вместе с отцом. Отец — радостный, гордый, как-то смешно и трогательно важничающий, — сидел рядом с ним и критиковал работу прыгунов. Все прыжки были хороши, но отец в каждом ухитрялся находить дефект и горячо объяснял, как он должен был выглядеть в идеальном исполнении.
Алексей рассеянно слушал и улыбался. Он вдыхал аромат земли, впитывал, как бальзам, влажный и пахучий волжский ветерок, вбирал в себя многоголосый говор и ни о чем не думал. Из рупоров лилась простенькая и бодрая музыка.
Но вдруг покой нарушился. Вверх по проходу поднималась стайка девушек в купальниках, и одна из них — невысокая, темноволосая, загорелая заглянула в лицо Алексею.
Она остановилась, еще раз посмотрела на него и порывисто спросила; «Вы Аверин, да?» Алексей, еще не привыкший, чтобы его узнавали по двум-трем газетным портретам, смутился и пролепетал: «Да, что поделаешь, это я». Он тут же мысленно обругал себя: не смог придумать что-нибудь поумнее. Получилось как будто кичливо.
А девушка ничуть не смутилась. «Лада, Галя, — закричала она своим подругам, прошедшим мимо, — скорее сюда! Здесь великий Аверин! Слышите, здесь живой Аверин!» Она восторженно, совсем по-детски вновь взглянула на Алексея: «Товарищ Аверин, вы нам чуть-чуть расскажете, да?» Прибежали подруги. «Знакомьтесь — поспешно, словно боясь потерять инициативу, продолжала темноволосая и сама первая протянула руку, — Вера»…
А второе знакомство состоялось неделю спустя на заседании Совета звездоплавания. Алексей был приглашен туда для обсуждения ряда технических новинок. Сменялись докладчики. Алексей слушал о новых магнитных двигателях, автоматах внутреннего ракетовождения, устройствах космической защиты.
И вот он увидел на кафедре Веру. Это было полной неожиданностью. Она тотчас узнала его, сидящего во втором ряду, покраснела, кивнув ему головой, но сразу взяла себя в руки и принялась спокойно излагать суть своего предложения.
Было много вопросов, в том числе и трудных, каверзных. Какой-то молодой человек со слишком громким, как показалось Алексею, голосом требовал «дополнительных обоснований». Он говорил внятно и назойливо: «Я как эсвечист сомневаюсь в интегральной тождественности последовательных посылок»…
Алексей поймал себя на явной антипатии к эсвечисту, хоть и не было к тому твердых оснований.
Вера же отвечала на возражения вразумительно, обстоятельно и, главное, дружелюбно. «Какая умница», — подумал восхищенно Алексей. И это восхищение так и осталось в нем до конца.
Он проводил ее домой. Она шла утомленная, немного ушедшая в себя, иногда чуть спотыкаясь на своих высоких каблучках, и опиралась на его руку. Алексей чувствовал себя счастливым и неловким. Разговор не клеился, и он винил в этом себя. На его банальное предложение «увидеться еще» она как-то удивительно славно и интимно кивнула головой — не сверху вниз, а снизу вверх.
…Гонг счета земных суток вывел Алексея из оцепенения и вернул в действительность.
3. ЧЕЛОВЕК — ЭТО ЦЕЛЬ
Он лежит на спине. Перед ним матовая ворсистая поверхность стены. Розоватый свет индикаторов пульта управления ложится отблесками на витки катушки электромагнитной тяжести.
Если опустить взгляд, видны узорные секции теллуровой батареи. А еще ниже глаза натыкаются на черный круг. Этот круг — иллюминатор астрономического отсека.
Хочется встать и подойти к иллюминатору. За ним — могильная темнота. Но если смотреть долго, то появляется еле различимый силуэт…
Все чаще наступали моменты, когда Алексея неодолимо влекло еще и еще раз заглянуть в иллюминатор астрономического отсека. Ни о чем другом не хотелось думать. Мысли застыли, они остановились на том дне, когда произошла встреча с антигазом.
Изменилось даже представление о времени. Раньше они с Верой считали дни с момента поворота, когда «Диана» дошла до вершины своего прыжка в разведывательном рейсе и повернулась лицом к Земле. Теперь началом времени стала катастрофа.
На пятый день этого нового календаря в голову пришла настойчивая мысль: крепче привязать Верино тело. Было страшно, что покрывало и его застежки не выдержат толчков при включении двигателей.
Алексей проделал эту мучительную операцию.
В астрономический отсек он прошел, как и в день катастрофы, через космос, ибо прямой тамбурный проход так и остался неисправленным.
Он вернулся в свой отсек потерянным и разбитым. Не мог забыть ощущения холодной стеклянной твердости тела жены, которого ему пришлось касаться руками.
…В движении стрелок часов сменялись бесцветные, однообразные сутки. Подчиняясь напоминающим звуковым сигналам, Алексей продолжал машинально выполнять очередные обязанности.
В промежутках между работой и бессистемным, случайным сном он подолгу стоял у окна в астрономический отсек. До боли сдавливал пальцами виски. Отходя от окна, включал на полную мощность динамиков какую-нибудь музыку и как пьяный ничком лежал на широком гамаке амортизатора.
Боль в затылке и позвоночнике началась после одного из таких приступов.
Это была очень сильная боль — внезапная, будто удар ножом. Она длилась несколько секунд, а потом утихла.
Примерно два часа спустя боль начала возвращаться. Второй приступ был не столь болезнен, как первый, но след оставил более тяжелый.
После этого приступы стали повторяться.
Алексей, как и всякий астронавигатор, был немного врачом. Во всяком случае, основы общей и космической медицины он знал. Но симптомы недуга выглядели необычно и ни на что не похоже. Не сумев поставить себе диагноз, он перепробовал наугад несколько средств из бортовой аптеки — против нервного истощения, против лучевого поражения, даже против желудочных нарушений.
Облегчения не приходило. Но самое страшное, что это его не удручало.
Апатия плотнее и плотнее обволакивала сознание.
Был случай, когда, передвигая рычаг энергоснабжения, он разбил на пульте глазок индикатора. Однако ему и в голову не пришло заменить глазок. К чему? Ведь это ничего не изменит.
В душу вползала покорность.
Не хотелось есть, не хотелось и заставлять себя есть. Часто охватывала сонливость.
В тягучем бессилии прошло двое или трое суток.
На двенадцатый после катастрофы день резь в спине усилилась. Алексей прилег на амортизатор и вскоре впал в забытье.
Сон был неспокойным. Опять приснилась Вера. Сосредоточенная и серьезная, она сидела за аппаратом для чтения микрофильмов. Вдруг она посмотрела в упор на Алексея. Страх застыл в ее глазах, которые вдруг начали мертветь, делаться пустыми и расплывчатыми. Сверху поползли языки липкой мглы. Алексей почувствовал, что проваливается куда-то, что ему надо сейчас же, немедленно проснуться. Усилиями воли он выбрался из цепких объятий сонного дурмана.
Проснулся с неописуемой резью в позвоночнике. Всего его крутило и крючило. Это был новый, неведомый приступ, куда более тяжелый, чем прежние. Он бушевал полчаса, оставив в верхней части спины острую пульсирующую боль.
Настал критический момент.
Гибель жены, физическая мука, невыразимая безысходность космического одиночества смешались воедино, превратились в общее нестерпимое страдание. Алексей отчетливо ощутил, как близок он к полному отчаянию. Мотая головой, стряхивая с себя безумие, он издал визгливый вопль: «Не потерять себя! Не потерять себя! А-а-а…»
Снова и снова метался в металлической скорлупке корабля исступленный крик человека.
Искусственное возбуждение укреплялось. Исстрадавшийся организм входил в новое состояние. Отупение и отчаяние уступали место какому-то подобию спокойствия. Возвращавшаяся воля рождала решимость.
Алексей быстрыми шагами мерял тесное пространство. Два шага к пульту, два шага к амортизатору. Еще раз, еще раз. Шаги твердели.
Вслух, громко начал говорить сам с собой: «Не смей терять себя, не смей терять цель. Человек — это цель»…
Говорить, не переставая! Заполнить собственным голосом эту сводящую с ума тишину…
«Человек — это цель. Ты заболел, но ты обязан выдержать остаток пути… Надо работать. Без конца работать. Восстановить жизненный ритм и режим… Сейчас ты будешь есть»…
Он обращался к себе тоном приказания. Его «я» разделилось на две части — приказывающую и выполняющую.
Открыл кухонную нишу. Включил плиту. Дрожащими руками приготовил чашку бульона, разломал на кусочки хлебец. Давясь, преодолевая тошноту, съел все это.
«Сейчас ты проверишь магнитный тормоз. Его пора включать».
В тесноте узкого кольцеобразного коридорчика машинного отделения трудно было повернуться. Снова заболела спина. Алексей чуть не потерял сознание и присел на корточки. Стиснув зубы, он довел до конца регулировку тормозной автоматики.
Выбрался наверх, в отсек. Отказал себе в передышке и сразу сел за выверку курса. Точно установив координаты «Дианы», включил тормоза.
Боль чуть ослабла.
Алексей снова начал говорить — громко, быстро, не слишком вдаваясь в смысл слов.
Мысли, которые он высказывал вслух, сводились к тому, что близок Малый космос — Солнечная система, что «Диана» начала снижать свою сказочную субсветовую скорость, что Солнце светит уже, как звезда первой величины.
1 2 3 4
Один…
…Перед стартом с маленькой речью выступил начальник космодрома. Не торопясь, негромко, лаконично он говорил о том, что экспедиция осуществляется согласно программе «последовательных скачков», что задача ее «кажется простой» — исследовать примерно половину будущей трассы «Земля — Бета Кассиопеи», где предполагалось наличие населенных миров, и вернуться на Землю. Для многих кораблей эскадрильи экспедиция продлится три года, для Земли 90-100 лет. Начальник, улыбаясь, добавил: «Экспедиция примечательна еще и тем, что экипаж одного из кораблей „Дианы“ впервые составляет супружеская чета. Мы думаем, это неплохо, — сказал он. — Удачи вам, товарищи…»
…Негромко ударил гонг. Такие сигналы повторялись через каждые сорок-пятьдесят минут. И каждый из них означал, что далекая Земля прожила еще сутки.
…Далекая, неповторимая Земля. Эта лучезарная цель, о которой они избегали говорить в начале полета и которая все чаще грезилась им в последнее время. Ведь так мало осталось до финиша — по зависимому, ракетному времени всего месяц. Ласковая, широкая Земля с ее голубым небом, простором света, смолистым запахом лесов, шорохом желтых листьев, покоем холодных рек… Они привыкли думать об осенней родине, ибо «Диана» должна была вернуться в сентябре или октябре.
Позавчера Вера сказала: «Вернемся, я испеку пирог с обыкновенной свежей капустой, да? Довольно концентратов! Они слишком питательны. А лотом пойдем в театр с живыми, взаправдошными актерами. Хватит теней, да?»
Пирог с капустой!
…Снова звуковой сигнал. На этот раз мягкий, но настойчивый электрический аккорд. Надо готовить очередное сообщение на Землю — делать то, что всегда делала Вера.
Алексей подошел к кодирующему аппарату, набрал скупые телеграфные слова: «куб 1136 НВС плотный антигаз погибла Вера корабль цел продолжаю движение 1071 день полета 16:40 Аверин». Это — главное сообщение. Алексей знал, что оно наверняка достигнет Земли и наверняка будет расшифровано. Он подготовил и другую, гораздо более развернутую информацию, где подробно рассказал о случившемся вплоть до отказа от похорон Веры и твердом намерении доставить ее тело на Землю в открытом холодном отсеке. Ради экономии энергии дополнительное сообщение пришлось закодировать на менее мощную передачу, чем первое. Прием его на Земле и расшифровка были поэтому отнюдь не гарантированы.
Передвинул рычаг связи. Включил пусковое реле времени. В это время в носовой части «Дианы», нацеленной на Солнце, раздвинулись изрешеченные антигазом створки излучателя. Выдвинулось жерло высокочастотной электромагнитной пушки.
В назначенный момент кодированные импульсы, сжатые в тысячные доли секунды, ринулись вдаль. Корпус звездолета содрогался, испытывая отдачу мощных вспышек света, инфракрасных лучей и радиоволн. По заданным программам они объединялись в многократно повторяющиеся серии. Мощное начало каждой несло в себе основное сообщение, а сравнительно слабое продолжение — дополнительное. Группы серий повторялись через каждые две минуты в течение получаса.
Когда земные астросвязисты примут сигналы своими гигантскими электронными телескопами, многократность повторов поможет им путем последовательного статистического анализа отсеять помехи и восполнить провалы — разгадать послание человека, затерявшегося где-то в немыслимой дали Мироздания.
Эта система связи с Землей, ставшая довольно распространенной, впервые была разработана Верой, в ту пору еще студенткой Ярославского университета космоса. Тогда-то Алексей и познакомился со своей будущей женой.
Собственно, у них было два знакомства. И такие разные!
…Большой водный стадион на Волге. Ликующий шум молодости, веселья, здоровья. Алексей, только что вернувшийся из своего первого звездного полета, пришел сюда вместе с отцом. Отец — радостный, гордый, как-то смешно и трогательно важничающий, — сидел рядом с ним и критиковал работу прыгунов. Все прыжки были хороши, но отец в каждом ухитрялся находить дефект и горячо объяснял, как он должен был выглядеть в идеальном исполнении.
Алексей рассеянно слушал и улыбался. Он вдыхал аромат земли, впитывал, как бальзам, влажный и пахучий волжский ветерок, вбирал в себя многоголосый говор и ни о чем не думал. Из рупоров лилась простенькая и бодрая музыка.
Но вдруг покой нарушился. Вверх по проходу поднималась стайка девушек в купальниках, и одна из них — невысокая, темноволосая, загорелая заглянула в лицо Алексею.
Она остановилась, еще раз посмотрела на него и порывисто спросила; «Вы Аверин, да?» Алексей, еще не привыкший, чтобы его узнавали по двум-трем газетным портретам, смутился и пролепетал: «Да, что поделаешь, это я». Он тут же мысленно обругал себя: не смог придумать что-нибудь поумнее. Получилось как будто кичливо.
А девушка ничуть не смутилась. «Лада, Галя, — закричала она своим подругам, прошедшим мимо, — скорее сюда! Здесь великий Аверин! Слышите, здесь живой Аверин!» Она восторженно, совсем по-детски вновь взглянула на Алексея: «Товарищ Аверин, вы нам чуть-чуть расскажете, да?» Прибежали подруги. «Знакомьтесь — поспешно, словно боясь потерять инициативу, продолжала темноволосая и сама первая протянула руку, — Вера»…
А второе знакомство состоялось неделю спустя на заседании Совета звездоплавания. Алексей был приглашен туда для обсуждения ряда технических новинок. Сменялись докладчики. Алексей слушал о новых магнитных двигателях, автоматах внутреннего ракетовождения, устройствах космической защиты.
И вот он увидел на кафедре Веру. Это было полной неожиданностью. Она тотчас узнала его, сидящего во втором ряду, покраснела, кивнув ему головой, но сразу взяла себя в руки и принялась спокойно излагать суть своего предложения.
Было много вопросов, в том числе и трудных, каверзных. Какой-то молодой человек со слишком громким, как показалось Алексею, голосом требовал «дополнительных обоснований». Он говорил внятно и назойливо: «Я как эсвечист сомневаюсь в интегральной тождественности последовательных посылок»…
Алексей поймал себя на явной антипатии к эсвечисту, хоть и не было к тому твердых оснований.
Вера же отвечала на возражения вразумительно, обстоятельно и, главное, дружелюбно. «Какая умница», — подумал восхищенно Алексей. И это восхищение так и осталось в нем до конца.
Он проводил ее домой. Она шла утомленная, немного ушедшая в себя, иногда чуть спотыкаясь на своих высоких каблучках, и опиралась на его руку. Алексей чувствовал себя счастливым и неловким. Разговор не клеился, и он винил в этом себя. На его банальное предложение «увидеться еще» она как-то удивительно славно и интимно кивнула головой — не сверху вниз, а снизу вверх.
…Гонг счета земных суток вывел Алексея из оцепенения и вернул в действительность.
3. ЧЕЛОВЕК — ЭТО ЦЕЛЬ
Он лежит на спине. Перед ним матовая ворсистая поверхность стены. Розоватый свет индикаторов пульта управления ложится отблесками на витки катушки электромагнитной тяжести.
Если опустить взгляд, видны узорные секции теллуровой батареи. А еще ниже глаза натыкаются на черный круг. Этот круг — иллюминатор астрономического отсека.
Хочется встать и подойти к иллюминатору. За ним — могильная темнота. Но если смотреть долго, то появляется еле различимый силуэт…
Все чаще наступали моменты, когда Алексея неодолимо влекло еще и еще раз заглянуть в иллюминатор астрономического отсека. Ни о чем другом не хотелось думать. Мысли застыли, они остановились на том дне, когда произошла встреча с антигазом.
Изменилось даже представление о времени. Раньше они с Верой считали дни с момента поворота, когда «Диана» дошла до вершины своего прыжка в разведывательном рейсе и повернулась лицом к Земле. Теперь началом времени стала катастрофа.
На пятый день этого нового календаря в голову пришла настойчивая мысль: крепче привязать Верино тело. Было страшно, что покрывало и его застежки не выдержат толчков при включении двигателей.
Алексей проделал эту мучительную операцию.
В астрономический отсек он прошел, как и в день катастрофы, через космос, ибо прямой тамбурный проход так и остался неисправленным.
Он вернулся в свой отсек потерянным и разбитым. Не мог забыть ощущения холодной стеклянной твердости тела жены, которого ему пришлось касаться руками.
…В движении стрелок часов сменялись бесцветные, однообразные сутки. Подчиняясь напоминающим звуковым сигналам, Алексей продолжал машинально выполнять очередные обязанности.
В промежутках между работой и бессистемным, случайным сном он подолгу стоял у окна в астрономический отсек. До боли сдавливал пальцами виски. Отходя от окна, включал на полную мощность динамиков какую-нибудь музыку и как пьяный ничком лежал на широком гамаке амортизатора.
Боль в затылке и позвоночнике началась после одного из таких приступов.
Это была очень сильная боль — внезапная, будто удар ножом. Она длилась несколько секунд, а потом утихла.
Примерно два часа спустя боль начала возвращаться. Второй приступ был не столь болезнен, как первый, но след оставил более тяжелый.
После этого приступы стали повторяться.
Алексей, как и всякий астронавигатор, был немного врачом. Во всяком случае, основы общей и космической медицины он знал. Но симптомы недуга выглядели необычно и ни на что не похоже. Не сумев поставить себе диагноз, он перепробовал наугад несколько средств из бортовой аптеки — против нервного истощения, против лучевого поражения, даже против желудочных нарушений.
Облегчения не приходило. Но самое страшное, что это его не удручало.
Апатия плотнее и плотнее обволакивала сознание.
Был случай, когда, передвигая рычаг энергоснабжения, он разбил на пульте глазок индикатора. Однако ему и в голову не пришло заменить глазок. К чему? Ведь это ничего не изменит.
В душу вползала покорность.
Не хотелось есть, не хотелось и заставлять себя есть. Часто охватывала сонливость.
В тягучем бессилии прошло двое или трое суток.
На двенадцатый после катастрофы день резь в спине усилилась. Алексей прилег на амортизатор и вскоре впал в забытье.
Сон был неспокойным. Опять приснилась Вера. Сосредоточенная и серьезная, она сидела за аппаратом для чтения микрофильмов. Вдруг она посмотрела в упор на Алексея. Страх застыл в ее глазах, которые вдруг начали мертветь, делаться пустыми и расплывчатыми. Сверху поползли языки липкой мглы. Алексей почувствовал, что проваливается куда-то, что ему надо сейчас же, немедленно проснуться. Усилиями воли он выбрался из цепких объятий сонного дурмана.
Проснулся с неописуемой резью в позвоночнике. Всего его крутило и крючило. Это был новый, неведомый приступ, куда более тяжелый, чем прежние. Он бушевал полчаса, оставив в верхней части спины острую пульсирующую боль.
Настал критический момент.
Гибель жены, физическая мука, невыразимая безысходность космического одиночества смешались воедино, превратились в общее нестерпимое страдание. Алексей отчетливо ощутил, как близок он к полному отчаянию. Мотая головой, стряхивая с себя безумие, он издал визгливый вопль: «Не потерять себя! Не потерять себя! А-а-а…»
Снова и снова метался в металлической скорлупке корабля исступленный крик человека.
Искусственное возбуждение укреплялось. Исстрадавшийся организм входил в новое состояние. Отупение и отчаяние уступали место какому-то подобию спокойствия. Возвращавшаяся воля рождала решимость.
Алексей быстрыми шагами мерял тесное пространство. Два шага к пульту, два шага к амортизатору. Еще раз, еще раз. Шаги твердели.
Вслух, громко начал говорить сам с собой: «Не смей терять себя, не смей терять цель. Человек — это цель»…
Говорить, не переставая! Заполнить собственным голосом эту сводящую с ума тишину…
«Человек — это цель. Ты заболел, но ты обязан выдержать остаток пути… Надо работать. Без конца работать. Восстановить жизненный ритм и режим… Сейчас ты будешь есть»…
Он обращался к себе тоном приказания. Его «я» разделилось на две части — приказывающую и выполняющую.
Открыл кухонную нишу. Включил плиту. Дрожащими руками приготовил чашку бульона, разломал на кусочки хлебец. Давясь, преодолевая тошноту, съел все это.
«Сейчас ты проверишь магнитный тормоз. Его пора включать».
В тесноте узкого кольцеобразного коридорчика машинного отделения трудно было повернуться. Снова заболела спина. Алексей чуть не потерял сознание и присел на корточки. Стиснув зубы, он довел до конца регулировку тормозной автоматики.
Выбрался наверх, в отсек. Отказал себе в передышке и сразу сел за выверку курса. Точно установив координаты «Дианы», включил тормоза.
Боль чуть ослабла.
Алексей снова начал говорить — громко, быстро, не слишком вдаваясь в смысл слов.
Мысли, которые он высказывал вслух, сводились к тому, что близок Малый космос — Солнечная система, что «Диана» начала снижать свою сказочную субсветовую скорость, что Солнце светит уже, как звезда первой величины.
1 2 3 4