Я за ним. Он в дверь - и я в дверь. Он в лифт - и я хотел туда же, но Кинечу остановил:
- Жди здесь.
Вскоре он выскочил с собакой. Вернее, с чем-то очень похожим на собаку. Вместо ног у нее колесики, вместо носа - лампочка, а вместо хвоста антенна.
- Взял напрокат, - объяснил Кинечу и бросился за автоматической ищейкой, которая уже выскочила из дома и помчалась через улицу.
Она сразу напала на след.
- Жди у электронных математиков! - крикнул Кинечу на ходу и скрылся с собакой из виду.
Вечером Кинечу пришёл к электронным математикам.
- Ну как?
- Сейчас узнаем, - отдуваясь, сказал он.
Он сунул собранный материал в электронную машину и подсел ко мне.
- Я проделал путь в две тысячи сто шестьдесят два километра (этот Протон оказался большим непоседой). Побывал в девяти дворах и на восемнадцати чердаках, где Протон проводил свой досуг, гоняясь за белыми муравьями (на Ортисе белый муравей-всё равно что у нас чёрная кошка). Около ста раз пришлось перемахнуть через забор ракетснаба в пяти метрах от калитки, которая, кстати, всегда открыта. Сто двадцать пять раз следы пересекли свалку завода искусственных спутников и только один раз привели в пионерскую комнату. Удалось установить, что Протон посетил её не по собственной воле. Там ему задали несколько вопросов из учебника отдыха. Протон, говорят, ответил на "отлично".
В это время электронные машины закончили подсчёт. Получилось что-то около половины года. Но это было как раз свободное время, которым Протон мог распоряжаться как хотел.
- Не нашёл, - сказал Кинечу и стал бить себя по лбу.
- А ты всё учел? - спросил я. - Чем занимался Протон на уроках?
- Бывало, что и зевал и вертелся, но на это затрачивались всего-навсего минуты. А нам нужен год! Да вот: зевал всего по одной минуте в урок.
- А сколько это за год? - спросил я.
И счётные машины ответили:
"5 часов".
- Глазел в окна (то есть в стены) по десять минут в урок.
Машина щёлк, щёлк - 50 часов.
- Что! - закричал Кинечу. - Кажется, мы напали на след!
Ушло на бумажных спутников - 60 часов.
На стрельбу деревянными ракетами дальнего действия - 30 часов.
На дрессировку жука для полёта в космос...
На изобретение автоматической подсказки...
Щёлк! Щёлк!
- Ару! - закричал Кинечу. - Нашёл! Как раз учебный год! Пошли к Протону, пусть бьёт себя по лбу и благодарит нас за помощь.
Но оказалось, что этот несчастный Протон никакого объявления не писал.
- Я ничего не терял, - сказал он. - Вы ошиблись.
- Ошиблись? - переспросил Кинечу. - А на уроках ты зевал?
- Не больше минуты в урок.
- А в стены заглядывал? А спутники мастерил? А жуков дрессировал? Тогда благодари своих друзей за то, что они вывесили объявление. Если бы не они, не видать бы тебе учебного года, как собственного козырька.
Протон распрощался с нами по-дружески.
История с утерянным годом навела меня на мысль, что между земными и ортисянскими разгильдяями много общего. Кривляки, например, у них тоже зовутся шутами и тоже гороховыми. Только им вручается "Диплом царя Гороха".
Письмо восьмое
О клубе "На ошибках учатся" и других
Сами ортисяне зовут свою планету родиной клубов. И это, пожалуй, так. Чего только они не напридумывали!
Здесь и клубы "смехачей", и "белоручек", и "рыболовов" (читай: "музыкантов"), и "крикунов". И даже "ошибок".
Члены этого клуба носят значки "На ошибках учатся". Раз есть ошибка, значит, чему-то она научит. Срочно собирается клуб. Совершившего ошибку приглашают на сцену. Сразу делается подробнейшее сообщение об ошибке.
После тщательного изучения и обсуждения дежурный член клуба напоминает своим собратьям любимую поговорку: "Не ошибается тот, кто ничего не делает".
После этого он выкрикивает начало девиза:
- На ошибках...
И весь зал подхватывает:
- ...учатся!
И так три раза. Потом члены клуба расходятся. Теперь о другом клубе "белоручек". Белоручки на Ортисе - это не бездельники, не лоботрясы. Это школьники, которые так научились работать в производственных мастерских, что выходят оттуда с абсолютно чистыми, белыми руками. Это рабочие-белоручки, показывающие класс труда. Если сама по себе работа грязная, то школьник, если он хочет вступить в клуб белоручек, должен внести такое усовершенствование, чтобы работа стала чистой.
Большой популярностью пользуется клуб крикунов. Его девиз: "Не хотим тишины!" На дверях клуба табличка:
ПРОСЬБА ХЛОПАТЬ ДВЕРЬЮ
На стенах объявления: "Не соблюдать тишины!", "Тихий разговор воспрещен".
Вот они-то и проводят соревнования, об одном из которых ты читал в "Охе". Клуб крикунов посещают, понятно, все любители покричать. На заседаниях они так наорутся, что часто остаются без голоса. На следующий день в школах тишина. Так что в этом смысле клуб крикунов даже полезен. Я уж не говорю о том, что во время заседаний освещением они обслуживают не только себя, но и с десяток соседних комнат и кабинетов.
Значков они терпеть не могут. Зато носят ботинки со скрипом. Ботинки у них не только скрипят, но и пищат, звенят, хрюкают. Ботинки со скрипом заменяют крикунам знаки отличия.
К крикунам на Ортисе относятся со вниманием. Например, в школах можно встретить такое объявление: "Комната для крика на третьем этаже".
Иногда встречаются таблички:
"Здесь место для громкого разговора".
Или:
"Здесь можно спорить".
Таким образом, ортисяне где попало не кричат и не спорят.
Вообще таблички на Ортисе в большом почёте.
Ещё, когда мы шли по городу, мне бросилось в глаза: "Рвать цветы можно", "Деревья ломать!" и другие.
А запрещающих табличек нет.
- Такие таблички, как: "По газонам ходить не разрешается", "Цветы не рвать" - у нас были раньше, - сказал Кинечу. - Но потом один учёный где-то вычитал: "Запретный плод слаще" - и предложил сделать таблички не запрещающие, а всё разрешающие. И рвать цветы и ходить по газонам стало неинтересно.
В общем, опыт учёного оправдался. После этого появились надписи:
ЧЕМ МЕНЬШЕ ЗАПРЕЩЕНИЙ, ТЕМ МЕНЬШЕ НАРУШЕНИЙ!
Тайна одного названия
Для детских самоделок здесь выстроено специальное здание с выставочными залами и даже мастерскими. На фасаде вывеска: "Детская техническая выставка".
Но когда мы с Кинечу вошли туда, я так и замер на пороге. У столов, верстаков и станков не было ни одного школьника. Строгали, пилили, резали и клеили взрослые ортисяне. Вместе с другими трудились здесь даже старички и старушки.
- А мы не заблудились? - спросил я Кинечу.
- Что ты! - отвечал он. - Мы пришли именно туда, куда надо, и в самый раз. Сейчас будут принимать самоделки. Видишь очередь.
У стола, в углу, толпилось несколько престарелых ортисян. А за столом сидел мастер - единственный школьник на всю мастерскую.
Первым подошёл старичок.
- Фамилия? - спросил мастер.
- Венера Рябчикова, - ответил старичок.
- Класс?
- Четвертый.
- Самоделка?
- Бумажный фонарик.
Мастер взял из рук старичка фонарик.
- Клеем сильно заляпан. Вы что, первый раз участвуете, дедушка?
- Четвёртый, внучек. Я же сказал, что Венера учится в четвёртом классе.
- Ладно, приму. Следующий!
Подошла старушка.
- Фамилия?
- Плутон Сиротинский, деточка.
- Самоделка?
- Планёр, деточка. Планёр вот на старости мастерить довелось.
Больше я не выдержал:
- Здесь что, маскарад какой?
- А разве у вас не проводятся такие выставки? - удивился Кинечу.
- У нас самоделки готовят сами дети.
Кинечу посмотрел на меня удивлёнными глазами:
- Сами? Дети?! Постой-постой! Так, может быть, потому выставка и зовётся детской? А мы-то сколько голову ломали! Почему, думаем, детская, если школьники к ней никакого отношения не имеют? Значит, сами?
Кинечу так обрадовался, что, забыв, обо мне, убежал с выставки.
На следующий день в "Охе" появилось сообщение:
"Разгадана тайна названия детских технических выставок. Детскими они зовутся потому, что на других планетах, в частности на Земле, самоделки мастерятся самими школьниками, а не их родителями. Возможно, что в далёком прошлом и на Ортисе было так же, как у наших соседей. Тысячи ортисян-родителей могут вздохнуть теперь свободно и заняться своими делами на радость детям, которые тоже устали от излишней опеки взрослых".
Дорогой Степа! Прочитай это письмо Фетисовой Лене. А ещё лучше - её маме.
Письмо девятое
Живой эксплуататор
Пишу о встрече с ортисянскими учениками. Попотел, признаться, на славу. А все из-за вас, моих дорогих земляков.
Сначала всё шло хорошо. Ещё бы! Похвастаться перед ортисянами было чем! Одним размером нашего Великого, или Тихого, океана я мог сразить ортисян насмерть. А гора Джомолунгма - почти девять тысяч метров! А Марианская впадина - одиннадцать с лишним тысяч метров! До таких высот и глубин не додумались даже ортисянские фантасты.
С этого я и начал. Ортисяне, не переставая, били себя кулаками по лбу и приговаривали:
- Вот это да!
А я им, чтобы не успели опомниться, о мамонтовой секвойе в пятнадцать метров в диаметре, о японской курице с хвостом в семь с половиной метров...
Кто-то принёс ирвен.
"Ах так! - рассердился я. - Не верите?" - и рассказал им об Антарктиде. О том, что лёд в Антарктиде толщиной до семи километров, мороз до 89 градусов, а что советские учёные живут там и в ус не дуют.
Слушали меня с открытыми ртами. Слушали и смотрели на ирвен. Цветку, конечно, хоть бы что.
Я ничего не выдумывал.
В общем, эта часть встречи прошла с триумфом. Потом посыпались вопросы. Сначала так себе, о пустяках. И вдруг кто-то спросил:
- А правда, что школьную мебель делают вам старшие?
Спросил, будто из брандспойта в меня шуганул.
- Да стоит ли о какой-то мебели говорить! Я лучше о наших спутниках расскажу.
Только ортисянин не поддавался.
- Отвечай на вопрос! - попросил он. - Сами делаете мебель или взрослые за вас отдуваются?
Пришлось сознаться:
- Старшие делают. Нам не доверяют.
- А правда, что у вас есть няни? Вы зовёте их не то техничками, не то уборщицами?
- Есть и уборщицы. Только это не няни, а такие работницы, которые должны убирать в школе.
- А вы разве не должны?
Что я мог ответить на это? Конечно, должны.
- А почему не убираете? Может быть, тоже не доверяют?
С меня - пот градом.
- Стойте! - закричал председатель. - Вы мерите всё на свой аршин. А в их стране, может, эксплуататоры ещё не уничтожены.
- Уничтожены, - сказал я.
- А ученики? Ведь они же пользуются чужим трудом.
Крыть было нечем. Разве уборщицы не убирают за нас школы, чтобы мы учились в чистоте? Разве кочегары не топят котлы, чтобы мы учились в тепле? А кто работает дома? Кто моет полы? Стирает? Готовит обед? Как подумал я обо всём этом, так другого слова и не нашёл - эксплуататоры мы, Степка! Больше никто!
Так я размышлял, стоя перед ортисянами. А они прямо пожирали меня глазами. И я знал, что каждый из них после хвастается:
- А я видел живого эксплуататора!
Месть по-ортисянски
- А по-моему, - сказал Кинечу, - уборщицы вам просто за что-то мстят.
Я оторопел. Мстят? Наши няни-то?
- Не понимаю, - сказал я. - Ну, растолкуй, в чём дело?
А дело, оказывается, вот в чём. Лодырь на Ортисе, как и у нас, самый неуважаемый человек.
Так вот, однажды рассердились друг на друга Протон и Электрон. Этих имён на Ортисе не меньше, чем у нас Серёжек и Валер.
Протон был парень положительный, трудолюбивый. Его поэтому все уважали и любили. За что рассердился на него Электрон, неизвестно. Известно, что он решил наказать Протона.
И что, ты думаешь, он сделал? Подкараулил за углом? Облил чернилами? Или подсказал неправильно? Ничего подобного!
Он пришёл к Протону и сказал:
- Забудем ссору. В доказательство своей дружбы я починю тебе автоштопаль.
Протон согласился.
Потом Электрон выстирал за него бельё. Потом несколько раз сварил обед. Дальше - больше. И вот уже Протон только командует:
- Сходи-ка, братец Электрон, в библиотеку. Сбегай-ка в кино за билетом.
Электрон, как золотая рыбка, исполнял любое желание.
И вот наконец он добился своего: сделал из Протона первоклассного лодыря. Сделал и оставил одного. Больше прислуживать не стал.
Протон взвыл. Делать самому ничего не хотелось. Он не мог заставить себя отутюжить брюки. Стал приходить в школу грязным и растрёпанным. Он разучился варить обед и вечно был голодным. Он и учиться стал хуже, потому что ни один лодырь ни в одной школе не был ещё отличником.
Кончилось тем, что Протон, пережив тяжёлые дни, написал книгу, которую назвал: "Месть по-ортисянски".
Начиналась и кончилась эта книга одной и той же фразой: "Хочешь наказать недруга - сделай из него лодыря".
Переубедить ортисян, Степа, мне не удалось. Они и сейчас убеждены, что уборщицы нам мстят. Мстят по-ортисянски.
В заключение встречи ортисяне показали свою школу.
Всё, что я увидел в школе, всё, кроме разве самих стен, сделано руками учеников. Парты, стулья, наглядные пособия, видеофоны, телевизоры, даже платья и костюмы-всё это вышло из школьных мастерских, Больше того, я узнал, что на Ортисе фабрики не выпускают игрушек.
1 2 3 4 5 6 7