Когда в первую же неделю военных действий гелиевые бомбы отравили атмосферу Земли, некоторым из этих ученых удалось найти себе убежище в помещениях для физических опытов, расположенных на уровне моря; по окончании боев в бункерах укрылась горстка военных.
Все они получили смертельную дозу облучения и поэтому заботились не о собственном выживании, а о спасении человечества как вида.
Сразу после выхода из своих укрытий они принялись прослушивать эфир во всех диапазонах волн. Так им удалось отыскать друг друга: в Европе уцелели 57 ученых и 130 военных. Они решили объединиться в отлично оснащенном Центре научных исследований, который по меркам Европы располагался на достаточном удалении от очагов атомного удара. Тогда же они подобрали около 50 крестьян из разных стран, сумевших спастись, скрываясь в пещерах. Приемники окончательно замолкли после того, как несколько недель продержалась связь с пережившими катастрофу в Аргентине, Маньчжурии и на Борнео. На планете могли уцелеть некоторые незначительные группы людей, но если они не додумались до связи по радио и не сумели этой связью воспользоваться, то они, судя по всему, не способны были бороться с болезнями, вызванными радиацией.
Итак, меня подобрали триста последних оставшихся в живых людей. На следующий день один из них, одетый в белый врачебный халат, вошел в мою камеру. Он не побоялся касаться меня руками: взял для анализов кровь, кусочки кожи и, не обращая внимания на мой оскорбленный вид, сперму. Не сняв хирургической маски, он заговорил со мной. Заставил повторить, и не один раз, как я спасся, как семь месяцев прожил в свинцовом руднике. Потребовал утончить даты и описать все выходы на поверхность. Перед уходом он оборудовал мою камеру небольшим переговорным устройством.
Люди, изолировавшие меня как зараженного, уже знали, что сами обречены на скорую смерть. Но только Роберу Эсклантену, главному биологу, человеку в белом, приходившему ко мне в камеру, известен был срок жизни, который отпущен каждому... Ни одному из тех, кто невредимым выбрался из потоков огня, не посчастливилось сразу же укрыться в свинцовой шахте. Волей случая я оказался единственным, кому это удалось... По переговорному устройству Эсклантен мне сообщил, что во всем мире лишь один человек способен еще иметь нормальное, потомство: это я.
Снова я остался в одиночестве. Никто больше не боялся, что я кого-то заражу, наоборот, теперь все другие опасались заразить меня. Вот как вышло, что за девять месяцев я не видел ни одной живой души и общался с людьми лишь по переговорному устройству своей камеры. Не сразу додумались они до способа спасти меня и тем самым все человечество... Планета, как выяснилось, отравлена на тысячу семьсот лет вперед, если рассматривать перспективу жизни на поверхности. Поэтому первые три месяца меня готовили продолжить человеческий род в пещерах...
Затем планы поменялись. Еще до войны исследовательский Центр занимался изучением временных полей. Семь физиков, которые в нем трудились, остались там и выжили. Вложив в эксперимент все знания и использовав всю аппаратуру, они могли перебросить меня в прошлое, в давнее прошлое Земли. Неизвестно только, на какой отрезок времени они меня перенесут: может, на десять тысяч лет назад, а может, и на тысячу веков...
Ученые взвешивали две возможности: или обречь грядущие поколения, которые я несу в себе, прожить тысячу семьсот лет в подземельях, или же искусственным путем возродить их в отдаленном прошлом, отправить меня в это прошлое, наделив для начала знаниями, памятью, культурой...
В конце концов выбор был сделан: решили переправить меня в прошлое. Девять месяцев прошло с тех пор, как я покинул подземную камеру и живу под свинцовым куполом, построенным на земной поверхности. Насколько мне известно, рядом находится другой купол, под ним скрывается единственная женщина, избежавшая заражения, которую, впрочем, было легче разыскать, чем меня, ведь излучение не столь губительно для женских половых клеток, как для мужских. Я о ней не знаю ничего: считается, что она должна оставаться для меня неведомой и новой.
Временное поле, производное от магнитного поля, не подведет. Я перенесусь на тысячу или на миллион лет назад. Это поле действует только на живую органическую материю. Мой свинцовый купол, тетради не последуют за мной. Останутся здесь и инструменты, и продовольствие, все, кроме нескольких предназначенных мне для питания в первые дни совсем недавно забитых животных из тех, что избежали заражения. Сам я при переходе потеряю омертвевшие части ногтей и волос. Короче, через несколько минут вместо свинцовых стен, которые воздвигли, чтобы укрыть меня от губительных лучей, я увижу девственные леса, древовидные папоротники, молодость мира. На мне не будет одежды. Я нагим окажусь на опушке леса приходится на это уповать - в третичном или четвертичном периоде, и не будет у меня другого достояния, кроме собственного тела. А в пятидесяти метрах от меня будет незнакомка, совершившая такое же путешествие.
Я готов. Не вступая в личный контакт ни с кем из людей, подвергшихся облучению и обреченных на вымирание, я изучал математику и физику, прочел Гомера, Платона, Лукреция, Монтеня, Расина, Данте, Толстого и евангелия, которые должен провидеть сквозь толщу времен. По переговорному устройству я прослушал лекции, потом выполнил необходимые упражнения. Я познакомился с естественными науками, узнал названия планет и животных, чтобы дать им имена, когда прибуду на место... В мою память заложена и молитва "Отче наш", никогда еще не звучавшая на той земле, куда я направляюсь.
Возможно, Землю будут населять свирепые хищники. Я не могу взять с собой даже простейшего средства для добычи огня... Помощи ждать будет неоткуда, орудий - никаких. Только эти листы пергамента, приготовленные за полчаса до отправки из шкуры животного, в котором теплится еще жизнь, на них я и пишу кровью этого же животного, поскольку временные поля пропускают лишь органическую материю, не тронутую тлением... Вот почему мне пришлось изложить здесь все самое главное, чтобы в случае нужды припомнить это тогда, когда я буду отброшен на миллионы лет назад, в мир без людей... Но смогу ли я разобрать эти строки хотя бы через несколько лет?
А если не смогу, если в геологическую эпоху чудовищ я сам превращусь в зверя, если людям не суждено найти и прочесть эту рукопись, то круг замкнется: без нее человечество начнет развиваться так же, как оно уже развивалось когда-то, и в 1983 году от рождества Христова погибнет; те, кто сумеет уцелеть, помогут соединиться последнему мужчине и последней женщине, способным иметь потомство; машина времени опять перенесет их в далекое прошлое, чтобы вновь, от поколения к поколению, передавали они этот напрасный дар: жизнь...
Долг велит мне согласиться на транспортировку в раннюю доисторическую эпоху, транспортировку, возможную благодаря открытиям последних из людей. Через четыре минуты я возьму в руки эти листы и сразу окажусь нагим на первозданной земле. И наша цивилизация, и ее гибель-все будет далеко от меня, далеко в будущем. И немыслимой станет казаться война, способная уничтожить жизнь на целой планете. Ни следа не сохранится от свинцового укрытия, где я пишу эти строки, и от купола по соседству, где изготовилась к путешествию во времени предназначенная мне женщина. Думаю, что разделяющие нас пятьдесят метров не помешают нам сразу же встретиться. И гигантские папоротники обступят нас со всех сторон.
Чтобы память о прошлом не угасла и тогда, когда наступит для нас опасность впасть в дикость первобытного состояния, нам дали новые и очень простые имена. В моем - всего лишь четыре буквы: АДАМ.
Через минуту я окажусь на неведомой земле, вне времени, вне истории и человеческой трагедии, подле ЕВЫ, такой же нагой, как и я.
1 2
Все они получили смертельную дозу облучения и поэтому заботились не о собственном выживании, а о спасении человечества как вида.
Сразу после выхода из своих укрытий они принялись прослушивать эфир во всех диапазонах волн. Так им удалось отыскать друг друга: в Европе уцелели 57 ученых и 130 военных. Они решили объединиться в отлично оснащенном Центре научных исследований, который по меркам Европы располагался на достаточном удалении от очагов атомного удара. Тогда же они подобрали около 50 крестьян из разных стран, сумевших спастись, скрываясь в пещерах. Приемники окончательно замолкли после того, как несколько недель продержалась связь с пережившими катастрофу в Аргентине, Маньчжурии и на Борнео. На планете могли уцелеть некоторые незначительные группы людей, но если они не додумались до связи по радио и не сумели этой связью воспользоваться, то они, судя по всему, не способны были бороться с болезнями, вызванными радиацией.
Итак, меня подобрали триста последних оставшихся в живых людей. На следующий день один из них, одетый в белый врачебный халат, вошел в мою камеру. Он не побоялся касаться меня руками: взял для анализов кровь, кусочки кожи и, не обращая внимания на мой оскорбленный вид, сперму. Не сняв хирургической маски, он заговорил со мной. Заставил повторить, и не один раз, как я спасся, как семь месяцев прожил в свинцовом руднике. Потребовал утончить даты и описать все выходы на поверхность. Перед уходом он оборудовал мою камеру небольшим переговорным устройством.
Люди, изолировавшие меня как зараженного, уже знали, что сами обречены на скорую смерть. Но только Роберу Эсклантену, главному биологу, человеку в белом, приходившему ко мне в камеру, известен был срок жизни, который отпущен каждому... Ни одному из тех, кто невредимым выбрался из потоков огня, не посчастливилось сразу же укрыться в свинцовой шахте. Волей случая я оказался единственным, кому это удалось... По переговорному устройству Эсклантен мне сообщил, что во всем мире лишь один человек способен еще иметь нормальное, потомство: это я.
Снова я остался в одиночестве. Никто больше не боялся, что я кого-то заражу, наоборот, теперь все другие опасались заразить меня. Вот как вышло, что за девять месяцев я не видел ни одной живой души и общался с людьми лишь по переговорному устройству своей камеры. Не сразу додумались они до способа спасти меня и тем самым все человечество... Планета, как выяснилось, отравлена на тысячу семьсот лет вперед, если рассматривать перспективу жизни на поверхности. Поэтому первые три месяца меня готовили продолжить человеческий род в пещерах...
Затем планы поменялись. Еще до войны исследовательский Центр занимался изучением временных полей. Семь физиков, которые в нем трудились, остались там и выжили. Вложив в эксперимент все знания и использовав всю аппаратуру, они могли перебросить меня в прошлое, в давнее прошлое Земли. Неизвестно только, на какой отрезок времени они меня перенесут: может, на десять тысяч лет назад, а может, и на тысячу веков...
Ученые взвешивали две возможности: или обречь грядущие поколения, которые я несу в себе, прожить тысячу семьсот лет в подземельях, или же искусственным путем возродить их в отдаленном прошлом, отправить меня в это прошлое, наделив для начала знаниями, памятью, культурой...
В конце концов выбор был сделан: решили переправить меня в прошлое. Девять месяцев прошло с тех пор, как я покинул подземную камеру и живу под свинцовым куполом, построенным на земной поверхности. Насколько мне известно, рядом находится другой купол, под ним скрывается единственная женщина, избежавшая заражения, которую, впрочем, было легче разыскать, чем меня, ведь излучение не столь губительно для женских половых клеток, как для мужских. Я о ней не знаю ничего: считается, что она должна оставаться для меня неведомой и новой.
Временное поле, производное от магнитного поля, не подведет. Я перенесусь на тысячу или на миллион лет назад. Это поле действует только на живую органическую материю. Мой свинцовый купол, тетради не последуют за мной. Останутся здесь и инструменты, и продовольствие, все, кроме нескольких предназначенных мне для питания в первые дни совсем недавно забитых животных из тех, что избежали заражения. Сам я при переходе потеряю омертвевшие части ногтей и волос. Короче, через несколько минут вместо свинцовых стен, которые воздвигли, чтобы укрыть меня от губительных лучей, я увижу девственные леса, древовидные папоротники, молодость мира. На мне не будет одежды. Я нагим окажусь на опушке леса приходится на это уповать - в третичном или четвертичном периоде, и не будет у меня другого достояния, кроме собственного тела. А в пятидесяти метрах от меня будет незнакомка, совершившая такое же путешествие.
Я готов. Не вступая в личный контакт ни с кем из людей, подвергшихся облучению и обреченных на вымирание, я изучал математику и физику, прочел Гомера, Платона, Лукреция, Монтеня, Расина, Данте, Толстого и евангелия, которые должен провидеть сквозь толщу времен. По переговорному устройству я прослушал лекции, потом выполнил необходимые упражнения. Я познакомился с естественными науками, узнал названия планет и животных, чтобы дать им имена, когда прибуду на место... В мою память заложена и молитва "Отче наш", никогда еще не звучавшая на той земле, куда я направляюсь.
Возможно, Землю будут населять свирепые хищники. Я не могу взять с собой даже простейшего средства для добычи огня... Помощи ждать будет неоткуда, орудий - никаких. Только эти листы пергамента, приготовленные за полчаса до отправки из шкуры животного, в котором теплится еще жизнь, на них я и пишу кровью этого же животного, поскольку временные поля пропускают лишь органическую материю, не тронутую тлением... Вот почему мне пришлось изложить здесь все самое главное, чтобы в случае нужды припомнить это тогда, когда я буду отброшен на миллионы лет назад, в мир без людей... Но смогу ли я разобрать эти строки хотя бы через несколько лет?
А если не смогу, если в геологическую эпоху чудовищ я сам превращусь в зверя, если людям не суждено найти и прочесть эту рукопись, то круг замкнется: без нее человечество начнет развиваться так же, как оно уже развивалось когда-то, и в 1983 году от рождества Христова погибнет; те, кто сумеет уцелеть, помогут соединиться последнему мужчине и последней женщине, способным иметь потомство; машина времени опять перенесет их в далекое прошлое, чтобы вновь, от поколения к поколению, передавали они этот напрасный дар: жизнь...
Долг велит мне согласиться на транспортировку в раннюю доисторическую эпоху, транспортировку, возможную благодаря открытиям последних из людей. Через четыре минуты я возьму в руки эти листы и сразу окажусь нагим на первозданной земле. И наша цивилизация, и ее гибель-все будет далеко от меня, далеко в будущем. И немыслимой станет казаться война, способная уничтожить жизнь на целой планете. Ни следа не сохранится от свинцового укрытия, где я пишу эти строки, и от купола по соседству, где изготовилась к путешествию во времени предназначенная мне женщина. Думаю, что разделяющие нас пятьдесят метров не помешают нам сразу же встретиться. И гигантские папоротники обступят нас со всех сторон.
Чтобы память о прошлом не угасла и тогда, когда наступит для нас опасность впасть в дикость первобытного состояния, нам дали новые и очень простые имена. В моем - всего лишь четыре буквы: АДАМ.
Через минуту я окажусь на неведомой земле, вне времени, вне истории и человеческой трагедии, подле ЕВЫ, такой же нагой, как и я.
1 2