Ручки зябнуть, ножки зябнуть...
Видно, стало холодать...
Вениамин взял еще один стакан соку, залпом выпил и, поймав на себе взгляд лаборантки из соседнего отдела, вдруг весело ей подмигнул.
Обеденное время кончилось...
В этот день ничего не подозревавший Вен-2, дожидавшийся возвращения хозяина на обычном месте в углу комнаты, был приговорен.
- А назову я ее Анютой! - громко произнес Вениамин, отворив дверь квартиры. Лаборантку из соседнего отдела звали Аннетой...
Компактный корпус Вена-2 начал обрастать новыми деталями. Снизу посредством эластичной муфты изящной формы Вениамин присоединил механизм управления движениями, вынув его из робота, с незапамятных времен стоявшего в прихожей. Поставила его туда Бенина жена, приспособив под вешалку: одежду вешали на раскинутые, как для объятия, манипуляторы. До своего увлечения шахматорством Вениамин занимался роботами, и весьма успешно. Сейчас прошлый опыт должен был ему пригодиться... Стоя перед оперированным роботом-вешалкой, он прикидывал, удастся ли использовать остальные его части для задуманного дела: детали были явно великоваты, а требовалось нечто миниатюрное, женственное. Пожалуй, удастся... Повозиться, конечно, придется, но делать все заново - выйдет еще дольше. А у дядьки - всего два месяца отпуску...
И, взяв отвертку, Веня начал отсоединять правый манипулятор.
Целый месяц он работал как проклятый, из вечера в вечер, а последнюю неделю - всякий раз до поздней ночи. На днях начальство вызвало его "на ковер" и предупредило о предстоящей в скором времени командировке на Окололунную-5. Ничего, как говорится, более приятного предложить не придумало.
Раньше он любил бывать на своих подопечных станциях, всегда не прочь был встряхнуться, развеяться, сменить обстановку, но с некоторых пор... С некоторых пор, отправляясь туда, он постоянно думал о возможной встрече с тем астронавтом, с тем человеком, который, возвращаясь на Землю, целует в подрагивающие губы одну женщину - красивую и умеющую варить самый вкусный на свете кофе... Было и другое, и касалось оно - тоже женщины... Сейчас она стояла посреди Вениной комнаты, голая и безучастная, не глядя на своего творца и повелителя, заснувшего у ее ног, прямо на полу, положив голову на сиденье стула.
- Фу, чертовщина! - Вениамин проснулся и непонимающе огляделся.
Сон показался ему очень длинным, он его совсем не запомнил, кроме самого конца, когда возникли полукруглые ряды компактных одинаковых ящиков формы Вена-2, только вместо передних панелей у них были лица. Лица казались Вениамину знакомыми, но наверняка он узнал только два - того весельчака дядьки и его бледного партнера из шахматного сада. Они шевелили губами и, надвигаясь на него, надрывно пели, повторяя одну-единственную фразу из старинной песни:
Нас на бабу променял...
Нас на бабу променял...
- Чертовщина...
Вениамин встал, с трудом разогнув затекшую спину, и побрел к Гарсону. Разбуженный Гарсон заворчал, жалуясь себе в поднос: ни днем, ни ночью покоя нет... завтра барин будет выходной - и так целый день на него работать придется... никакого понимания у них - ночь на дворе, а ему кофий, видите ли, подавайте, да еще послеобеденный, покрепче...
Анюта стояла посреди комнаты все в той же позе на не ведающих усталости металлических ногах, чуть приподняв холодные металлические руки. Вениамин открыл встроенный в стену шкаф. Он давно его не открывал - с самого ухода жены. Вылетевшая жирная моль испуганно метнулась к горящей лампе... Ничего из своей одежды жена не взяла, ушла в чем была, ушла, когда он сидел еще на работе, колдуя над своими аккумуляторами солнечной энергии...
Постоянно ходящая по кругам спирали мода, несколько лет назад снова нарядившая женщин в широкие до земли брюки, свободные блузы и туфли на платформах, не успела еще, слава богу, устареть. Учитывая это, Вениамин не очень-то изощрялся, придавая внешнюю форму каркасу Анюты, наклеивая на металл куски пористой резины. С этими тонкостями можно было повременить, это еще успеется. Сгладив острые углы по всей высоте каркаса от головы до колен, он оставил нетронутыми голени и, лишь начиная с лодыжек, снова пустил в дело ножницы, резину и клей... Все. Можно было одеваться. Гольфы... брюки... туфли...
Лицо стоило Вене больших трудов. Сначала он хотел придать ему сходство со своей женой, потом - с лаборанткой Аннетой, но в конце концов раздумал и подогнал, как сумел, черты Анюты под портрет белокурой красавицы, уже век улыбавшейся с крышек миниатюрных пластмассовых коробочек, призывая отведать сыра "Виола".
Проверив батареи автономного питания, он раздвинул шторы и открыл окно. Из-за угла дома напротив выплывало солнце нового дня. Рубашку долой, руки врозь, вздохнуть поглубже... Хотя нет: сначала - Мышка, потом - Гарсон, а потом уже вдыхай себе сколько захочешь!
Появление их в садовом царстве шахматистов лишь на мгновенье отвлекло игравших и болельщиков от досок - женщины сюда обычно не заходили. Весельчак дядька открыл ветхозаветный портфель, вытащил платок и вытер лысину. Постепенно каждый, однако, счел нужным разглядеть Анюту повнимательней: кто усмехнулся, кто покачал головой, кто пожал плечами. Вениамин со своей дамой встал за спиной дядькиного соперника, и Анюта, похлопав ресницами, уставилась на доску.
Польщенный вниманием, дядька поначалу будто смутился, но не надолго.
Ах, вниманье женских глаз
подливает силы в нас!
пробаритонил он задорно и рванул в головокружительную атаку своего гнедого скакуна. К лошадям он определенно питал особую симпатию. Очередная его жертва - начинающий вундеркинд с оттопыренными ушами заерзал на скамейке. Дядька был великолепен! Виртуозен, неподражаем! Когда вундеркинд понуро освобождал не принесшее ему лавров место, кто-то за спиной Вениамина проскрипел:
- Слона нет на этого фольклориста! Жаль, Слон в отъезде. Ничего, вот ужо вернется!
Еще не обернувшись, Вениамин понял, что это первый дядькин соперник, первый защитник престижа садово-шахматного королевства, смятый лавиной удалой дядькиной армии с доморощенными конягами, летящими впереди пешечного строя. Плавающие линзы соперника мстительно посверкивали...
- Эх, кончаются мои золотые денечки! - потянулся на затрещавшей под ним скамейке дядька. - Скоро я от вас, ребята, уеду... Славный город Ленинград - расставаться с ним не рад!
Анюта получила первый урок дядькиной игры, и урок получился хороший. Дома Вениамин, расстегнув на ее спине платье, заложил в запоминающее устройство все четыре тома собрания частушек и прибауток.
И еще три вечера подряд они с Анютой появлялись в шахматном саду. Приближались очередные выходные дни.
Они пришли рано - ни один столик еще не был занят. Выбрав центральный, Вениамин галантно усадил свою спутницу и сел напротив. Снял со столика чехол, поправил на доске фигуры, подсоединил табло контрольного времени к электрической сети, достал из портфеля и поставил рядом свой предпоследний приз - отлитую из легкого сплава колесницу, запряженную двумя рысаками - черным и белым, со сказочным королем, на колеснице той восседающим.
В девять часов появились два старичка в белых болтающихся на головах панамках с солнцезащитными экранчиками, кивнули, проходя мимо, и заняли столик на отшибе, в тени огромного дерева.
В старину, говорят, в этом саду играли на деньги, что весьма не одобрялось государством. Азартные игры уже тогда были запрещены. Интересно только, как удавалось проводить этот запрет в жизнь? Сидели, скажем, двое за тем самым столиком, за которым устраиваются сейчас белоголовые старички, спокойно переставляли фигуры, покуривали, пошучивали - попробуй догадайся, червонец ли один другому проигрывает, невесту ли? А может, они очередную партию мирового чемпионата разбирают? Где-то, конечно, азарт - это плохо, но где-то... Если посмотреть с другой стороны, взять в ином качестве: так ли далеко мы шагнули бы, лиши человека азарта вообще, отними у него, к примеру, увлеченность своим делом? А ведь азарт это предел увлеченности... И ты, Веня, будешь сейчас играть в азартную игру, будешь играть на престиж. Приз этот - не переходящий, король этот со своей колесницей и лошадьми твоя полная собственность и сегодня - символ твоего престижа, престижа самого-самого шахматора. "Они" должны на это клюнуть.
Появился прихрамывающий мужчина с палочкой. Одна нога у него была в ботинке, другая - в тапочке, подвязанной шпагатом к ступне в гипсе. Он подковылял к их столику, сказал "здравствуйте!", внимательно оглядев обоих, остановил взгляд на "престиже".
- Ваш? Шахматский?
- Наш...
- А что вы с ним тут?
- Вот выиграть предлагаю... Не хотите?
- У вас?
- У нас... Точнее - у нее.
- Так это, значит, ее приз?
- Ну, не совсем ее... Той машины, что в ней сидит, Вен-2 называется. Ну как, сыграете?
Загипсованный пожевал губами, огляделся, снова пожевал губами, соображая.
- Нет, не пойдет. Хитрите, дорогой! Сами рассудите, что тут получается: вы, она, да еще этот ваш Вен - всего трое. А я - один. Трое на одного, выходит! Несправедливо... А я, к тому же, покалеченный - совсем, выходит, несправедливо! Не буду, извините, с вами связываться, подожду кого-нибудь.
И заковылял к столику подальше.
Следующим оказался старый знакомый - с линзами. Шел он подпрыгивающей походкой и насвистывал веселый мотивчик.
- Привет!
- Привет.
Он склонился над "престижем", глубоко засунув руки в карманы светлой курточки и покачиваясь с носков на пятки.
- Ваш приз?
- Наш...
- Узнаю, узнаю... Видел фотографию в бюллетене. Хороши! он потрепал коней по холкам. - Древний Рим, скажу я вам...
- Желаете выиграть?
- У нее, конечно?
- У нее.
- Условия?
- Три партии...
- Не пойдет! Одна.
Вениамин на секунду задумался: одна - это уже риск... Этого варианта он не учел.
- Ну хорошо, одна так одна!
- Со временем на обдумывание, конечно?..
- Конечно, конечно! Думайте сколько хотите, то ость в рамках ваших правил, я хотел сказать.
Вениамин начал подниматься, уступая место.
- А что это у нее глаза закрыты?
- Отдыхает, сосредоточивается перед матчем. Отключена.
- А фигуры за нее вы переставлять будете?
- Сама будет. Садитесь.
- Вы знаете - нет! Пожалуй, не сяду. Не стоит... Я и забыл совсем, у меня как-никак - принцип: с шахматорами не играем.
И он приветственно помахал ручкой одиноко сидякему в ожидании и поигрывающему палочкой загипсованному.
- Ну что ж... - Вениамин перешел на Анютину сторону столика. - Хозяин, как говорится, барин. Да, а вы не скажете, во сколько тот весельчак... ну, который так славно тут вас первого разделал... фольклорист, как вы однажды выразились... когда он по выходным приходит обычно?
- Не при-де-е-ет! - торжествующе сверкнул линзами мстительный пораженец. - Не придет! На два дня раньше срока к себе домой укатил! Как и обещал: пчеле первого поражения, мол, уеду. И уехал! А бахвалился-то, бахвалился: нет, мол, братцы, придется мне до конца с вами отпуск коротать! Жидковаты вы супротив меня, жидковаты! Ха-ха! Покатил как миленький! Слон ему вчера в двадцать четыре хода мат поставил! Слон есть Слон! Вы вот с ним, вы с ним вот сыграйте! Со Слоном попробуйте!
- А он придет сегодня?
- Придет, непременно придет! Я вас представлю ому, если хотите, разумеется.
- Представьте... - Вениамин посмотрел ему вслед и включил питание Анюты - пусть осмотрится, пообвыкнет, прогреется...
Он сразу понял, что это и есть Слон. Линзоглазый, выпорхнув из-за столика, спешил навстречу тощему мужчине с огромным носом, напоминавшим слоновий хобот. Пожав на ходу руку Слона, он пошел рядом, нашептывая, жестикулируя и кивая в сторону Вениамина с Анютой. Слон слушал, поглядывая на них и постепенно замедляя шаг, потом остановился, постоял еще минуту раздумывая, и, решительно кивнув, направился к Вениамину:
- Приветствую вас.
- Здравствуйте! - ответил Вениамин, освобождая место.
- Гоша, - Слон ткнул большим пальцем в плечо липзоглазого, - мне все объяснил. Я согласен. - И он сел напротив Анюты. - Разрешите представиться: Сеня Слонкин. Для удобства можно - Слон.
- Анюта! - мгновенно ответила его соперница приятным, только чуть-чуть низковатым для женщины ее комплекции голосом.
Слон снял с доски белую и черную пешки и сунул руки под стол.
- В левой! - тут же выпалила Анюта и похлопала ресницами.
- Милости прошу - вам начинать.
Слон поставил пешки на место, и Анюта сделала первый ход. Слон, не раздумывая, ответил. Анютэ, и вовсе не раздумывая, сделала второй. Началось...
- Если стороны не возражают, я буду судьей! - спохватился линзоглазый, и хотя никто не прореагировал, молниеносно притащил из-за покинутого им столика скамейку и сел сбоку от играющих, опершись подбородком на табло времени.
На пятом ходу Слон достал сигарету:
- Разрешите? - и закурил после Анютиного кивка.
Как над нашей над доской
мировой пока покой!
протяжно продекламировала вдруг Анюта, и Слон закашлялся видимо, не в то горло попал дым.
1 2 3