Они, конечно, сильно волновались, но внешне ничем не проявляли этого. Их поведение и отношение к людям оставались прежними.
Только раз Широков услышал среди них тревожный разговор. Он постарался, как мог, успокоить своих друзей и внушить им веру в благополучный исход.
Прощаясь с Мьеньонем, Диегопь сказал ему:
– Помните, что от вас зависит, увидим ли мы когда-нибудь нашу Каллисто.
– Я не меньше вашего хочу ее увидеть, – ответил инженер.
– Все зависит от того, что смогут сделать для нас, – сказал Ньяньиньгь.
– Все! – убежденно воскликнул Широков.
– Желать, – ответил ему Мьеньонь, – это еще не значит иметь возможность выполнить желаемое. Мы нисколько не сомневаемся в вашей готовности помочь нам, но…
– На Земле есть все, что необходимо, – настойчиво повторил Широков.
– Не сомневайтесь! Советское правительство сделает все, чтобы обеспечить вам возвращение на родину.
– Будем надеяться, – грустно ответил каллистянин. – Ничего другого нам не осталось.
– Анатолий Владимирович! – по-русски сказал Широков Лежневу. – Не давайте им приходить в отчаяние. Почаще говорите с ними. Могут на первых порах случиться неудачи. Поддерживайте в них бодрость и уверенность в конечном успехе.
– Мне самому до слез жалко их, – ответил Лежнев.
В этот день с самого утра, погода стала хмуриться. Временами накрапывал мелкий осенний дождь. В низинах не расходился ночной туман. Вершина звездолета смутно проступала в колеблющейся дымке.
Настроение обитателей лагеря соответствовало погоде. Все были хмуры и неразговорчивы.
Куприянов предложил каллистянам переодеться в земную одежду, но они решили остаться в своих серых комбинезонах с красными воротниками.
Их головы были непокрыты. На Каллисто не употребляли головных уборов.
Широков поговорил с Синьгом, вернувшимся вместе с Вьеньянем из Курска, и с его помощью уговорил звездоплавателей взять плащи с капюшоном для защиты от дождя.
Они согласились с видимой неохотой.
– Скоро наступит зима, – говорил Широков. – Будет очень холодно. Если вы не переоденетесь, то неизбежно заболеете.
– Мы подумаем, – отвечали ему.
Куприянов и Широков понимали, что если бы не угроза никогда не увидеть Каллисто, звездоплаватели не возражали бы против земной одежды. Они хотели в ожидавшей их чуждой обстановке сохранить хотя бы платье своей родины.
В этот день утром в лагерь пришло письмо из Америки, адресованное Диегоню. Так как оно было написано по-английски и Диегонь все равно не мог без переводчика прочитать его, Козловский попросил Широкова перевести это письмо. Оно было передано из Нью-Йорка по бильдаппарату и прислано из Москвы фотопочтой.
Американский стальной король предлагал каллистянам свои услуги. Он ручался, что в короткий срок изготовит требуемый сварочный аппарат, синтезирует нужный для него газ и вообще сделает все, что нужно для исправления «сердца» звездолета. В письме заключался тонкий намек на то, что диверсия была произведена с ведома Советского Союза.
– Довольно неуклюжий маневр, – сказал Козловский, выслушав перевод.
– А его уверенность в успехе – преждевременна.
– Что будем делать с письмом? – спросил Широков.
– Немедленно передадим адресату, – ответил Козловский. – Хорошо, что Мьеньонь и Ньяньиньгь еще не уехали.
– А если… – начал Широков, но Козловский перебил его.
– А если они согласятся, – сказал он, – то мы примем меры как можно скорее доставить их в Америку. Вот и все. – Неожиданно для Широкова он рассмеялся. – Я прошу вас, Петр Аркадьевич, передать и перевести это письмо в присутствии Лемаржа и профессора Маттисена. Они понимают английский язык. Это для того, чтобы они могли подтвердить, что письмо Диегонем получено и он знает его содержание.
– Вы думаете?..
– Я ничего не думаю Думать должны каллистчне.
– А этот намек?
– Если они не поймут, то разъясните им.
Широков в точности выполнил поручение. Он сделал это не без тайного опасения. А что, если каллистяне согласятся? Об Америке они знают достаточно.
– Ну что? – спросил Козловский, встретившись через полчаса с Широковым.
– Диегонь только рассмеялся; а Мьеньонь другими словами повторил то, что сказали вы, – «неуклюжий маневр».
Козловский пожал плечами.
– Удивляюсь, – сказал он, – что вы так плохо понимаете их. Разве можно было в этом сомневаться?
Письмо из Америки оказалось не единственным. Весь день приходили аналогичные письма и телеграммы со всех концов мира. Казалось, что во всех странах испытывали горячее желание помочь каллистянам в постигшей их беде. Широков добросовестно читал все эти послания Диегоню, пока каллистянин сам не попросил его прекратить чтение этих писем.
– Мы вверили свою судьбу вам, – сказал он. – Вы наши братья. Нам и так уже надоели газеты, которые вы нам читаете.
В лагере получались многие зарубежные газеты, и Козловский требовал, чтобы каллистяне были в курсе того, что в них писалось. Диверсия на звездолете и ранение Вьеньяня были в центре внимания мировой печати. Подавляющее большинство газет осуждали совершенное преступление и помещали на своих страницах протесты и негодующие письма Академий, научных институтов и обществ, учащейся молодежи всех стран и отдельных крупных ученых. Покушение на гостей Земли вызвало бурю негодования во всем мире. Но были и такие газеты, которые использовали сообщение о диверсии для клеветнических выпадов по адресу Советского Союза, и именно об этих газетах и говорил Диегонь.
Оставаться в лагере больше было нельзя. Осень вступала в свои права. «Иностранный лагерь» уже ликвидировался. Некоторые его обитатели переехали в Москву, чтобы там продолжать работу, другие вернулись на родину. Пора было всем уезжать отсюда.
Куприянов собрал совет, на котором присутствовали все каллистяне и члены экспедиции. Было решено переехать в Москву утром шестнадцатого числа.
– А вы, Николай Николаевич, – спросил Широков, зайдя вечером в палатку секретаря обкома, – неужели нам придется расстаться с вами?
– А зачем я вам?
– Вы поедете в Москву? – радостно спросил Широков, увидя в глазах своего собеседника лукавые огоньки.
– К сожалению, – шутливо ответил Козловский. – Такова уж моя горькая участь. Моя жена и то уж ворчит.
– Вы так полюбили каллистян, – сказал Широков. – Мне очень жаль, что вы не можете сами говорить с ними. Почему вы не учитесь их языку?
– Я его немного знаю, – по-каллистянски ответил Козловский.
Он весело рассмеялся, видя изумление Широкова.
– Этот язык дается мне трудно. Не то, что вам. Но я им обязательно овладею. Я хочу прочесть книги, которые они оставят на Земле, а когда звездолет прилетит вторично, я буду говорить с ними. Я твердо решил дожить до этого.
– Если бы я знал, – сказал Широков, – то помог бы вам.
– Мне помогал Лежнев. И не только мне. Еще один член нашей экспедиции изучает язык Каллисто.
– Кто?
– А этого я вам пока не скажу. Узнаете в свое время.
На следующий день погода окончательно испортилась. Весь день шел дождь. Земля стала мокрой, вязкой, и звездоплаватели были вынуждены надеть земную обувь. Их легкие туфли, похожие на сандалии, были совершенно негодны в этих условиях.
Последние две ночи каллистяне провели на звездолете. Они хотели проститься со своим кораблем, на котором провели одиннадцать лет.
Утром шестнадцатого числа вертолет совершил последний рейс на вершину шара. Корабль оставался под охраной полка Черепанова. Вскоре его должны были сменить другие части.
По распоряжению Куприянова звездолет окружали высокой оградой. Со вчерашнего дня автомашины подвозили в лагерь бревна и доски.
Не только каллистяне, но и люди с грустью смотрели на покидаемый корабль. С ним были связаны незабываемые минуты. Но никто не сомневался, что обреченный на неподвижность звездолет рано или поздно снова будет готов к стремительному полету в межзвездных просторах; что придет время – и люди проводят своих гостей обратно на родину. Могучая техника Советского Союза справится с поставленной перед ней задачей.
Внутри корабля, за толстыми двойными стенами, оставалось лежать тело человека, пытавшегося навеки остановить сердце металлического гиганта. Труп будет лежать там до тех пор, пока инженеры не сумеют открыть двери и выбросить его оттуда.
Было неприятно сознавать, что звездолет – замечательное создание разума далекой Каллисто – является сейчас не чем иным, как временным гробом, но приходилось свыкнуться с этой мыслью. Изменить пока ничего было нельзя.
Лагерь представлял собой унылую картину. Мокрые палатки стояли «нахохлившись». Всюду были лужи и невылазная грязь.
Куприянов предложил перебраться на аэродром с помощью вертолета, и это предложение было с удовольствием принято всеми. Путешествие в автомобилях по размытой дороге предвещало мало приятного. Вертолет мог за пять рейсов перебросить всех.
Первыми улетели иностранцы, Широков и Штерн. Кинооператор просил взять его в последний рейс, так как хотел снять отъезд каллистян из лагеря.
Последними вылетели Куприянов, Козловский и кинооператор.
Подполковник Черепанов и его офицеры с грустной завистью провожали их.
– Это были незабываемые дни, – сказал капитан Васильев.
Куприянов снова не узнал поля, на котором когда-то опустились их самолеты. Перед ним был современный, прекрасно оборудованный аэродром с бетонными дорожками.
Самолеты, прилетевшие за ними из Москвы, уже ждали.
– Нам бы хотелось еще раз взглянуть на корабль, – сказал Диегонь.
– Обязательно! – ответил Куприянов, когда ему перевели эту просьбу.
– Я скажу летчикам, чтобы они пролетели над звездолетом.
В Москву улетало двадцать семь человек; десять каллистян, шестеро иностранцев, Козловский, кинооператор и девять членов экспедиции. Профессор Смирнов улетел накануне. Его вызвали в Москву телефонограммой.
В Москве их ждали.
Столица Советского Союза готовилась встретить гостей Земли.
В городе находились многочисленные делегации со всех концов страны.
Академик Неверов вчера позвонил в лагерь и сообщил Куприянову, что вечером в день приезда звездоплаватели будут приняты Председателем Совета Министров и секретарем ЦК КПСС.
ПЕТР ШИРОКОВ
По предложению Штерна, каллистян поселили в обсерватории, так как это было удобно во многих отношениях.
Широков и Ляо Сен, разумеется, были с ними.
Приехав в Москву, они уже не застали Мьеньоня и Ньяньиньга. Лежнев, оба инженера и сопровождающие их земные ученые сразу после приезда и совещания у министра тяжелой промышленности вылетели на Уральский металлургический комбинат.
Они не хотели терять ни одного часа дорогого для них времени. Пока окончательно не выяснится, может ли техника СССР оказать им помощь, каллистяне не могли быть спокойны.
В Кремле тепло и сердечно встретили жителей другой планеты. Дружеская беседа продолжалась свыше трех часов.
Ляо Сену и в особенности Широкову пришлось много потрудиться, но они справились со своей нелегкой задачей и обеспечили полное взаимопонимание.
– Мы покажем вам все, что вы захотите увидеть, – сказал председатель Совета Министров. – Товарищ Куприянов об этом позаботится.
По вопросу, больше всего волнующему гостей, секретарь ЦК сказал:
– Я говорил сегодня по телефону с директором комбината. Они думают, что месяца через три – четыре аппарат будет готов. Вы не должны ни о чем беспокоиться. Все, что нужно, будет сделано, и вы вернетесь на Каллисто.
– Передайте нашу глубокую благодарность, – попросил Диегонь.
– Это и в наших интересах, – ответил секретарь ЦК. – Мы хотим, чтобы общение обеих планет продолжалось и впредь. Например, было бы хорошо найти способ обмена взаимной информацией. Это было бы полезно и для нас и для вас.
– Исключительно тяжелая проблема, – заметил Манаенко (все члены экспедиции присутствовали на приеме). – Такое исполинское расстояние…
– Соединенные усилия технической мысли двух планет, – сказал на это секретарь ЦК, – могут сделать даже невозможное возможным.
– Было бы полезно, чтобы люди побывали у нас, – сказал Синьг.
Широкову показалось, что при этих словах все каллистяне посмотрели на него. Он смешался и покраснел. Ляо Сен перевел эту фразу за него.
Глава правительства улыбнулся.
– У нас есть основание предполагать, что ваше желание будет исполнено,
– ответил он.
Прием закончился около полуночи.
По просьбе каллистян, автомобили долго кружили по улицам Москвы. Несколько раз москвичи узнавали пассажиров, и тогда вокруг машин мгновенно собиралась огромная толпа. Приходилось останавливаться, переводить гостям слова приветствия и их ответ. Долго не удавалось тронуться дальше.
Только в два часа ночи они, наконец, приехали в обсерваторию.
– Вы умеете встречать друзей, – сказал Диегонь. – Мне хочется надеяться, что и нам предстоит удовольствие встречать на Каллисто людей Земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Только раз Широков услышал среди них тревожный разговор. Он постарался, как мог, успокоить своих друзей и внушить им веру в благополучный исход.
Прощаясь с Мьеньонем, Диегопь сказал ему:
– Помните, что от вас зависит, увидим ли мы когда-нибудь нашу Каллисто.
– Я не меньше вашего хочу ее увидеть, – ответил инженер.
– Все зависит от того, что смогут сделать для нас, – сказал Ньяньиньгь.
– Все! – убежденно воскликнул Широков.
– Желать, – ответил ему Мьеньонь, – это еще не значит иметь возможность выполнить желаемое. Мы нисколько не сомневаемся в вашей готовности помочь нам, но…
– На Земле есть все, что необходимо, – настойчиво повторил Широков.
– Не сомневайтесь! Советское правительство сделает все, чтобы обеспечить вам возвращение на родину.
– Будем надеяться, – грустно ответил каллистянин. – Ничего другого нам не осталось.
– Анатолий Владимирович! – по-русски сказал Широков Лежневу. – Не давайте им приходить в отчаяние. Почаще говорите с ними. Могут на первых порах случиться неудачи. Поддерживайте в них бодрость и уверенность в конечном успехе.
– Мне самому до слез жалко их, – ответил Лежнев.
В этот день с самого утра, погода стала хмуриться. Временами накрапывал мелкий осенний дождь. В низинах не расходился ночной туман. Вершина звездолета смутно проступала в колеблющейся дымке.
Настроение обитателей лагеря соответствовало погоде. Все были хмуры и неразговорчивы.
Куприянов предложил каллистянам переодеться в земную одежду, но они решили остаться в своих серых комбинезонах с красными воротниками.
Их головы были непокрыты. На Каллисто не употребляли головных уборов.
Широков поговорил с Синьгом, вернувшимся вместе с Вьеньянем из Курска, и с его помощью уговорил звездоплавателей взять плащи с капюшоном для защиты от дождя.
Они согласились с видимой неохотой.
– Скоро наступит зима, – говорил Широков. – Будет очень холодно. Если вы не переоденетесь, то неизбежно заболеете.
– Мы подумаем, – отвечали ему.
Куприянов и Широков понимали, что если бы не угроза никогда не увидеть Каллисто, звездоплаватели не возражали бы против земной одежды. Они хотели в ожидавшей их чуждой обстановке сохранить хотя бы платье своей родины.
В этот день утром в лагерь пришло письмо из Америки, адресованное Диегоню. Так как оно было написано по-английски и Диегонь все равно не мог без переводчика прочитать его, Козловский попросил Широкова перевести это письмо. Оно было передано из Нью-Йорка по бильдаппарату и прислано из Москвы фотопочтой.
Американский стальной король предлагал каллистянам свои услуги. Он ручался, что в короткий срок изготовит требуемый сварочный аппарат, синтезирует нужный для него газ и вообще сделает все, что нужно для исправления «сердца» звездолета. В письме заключался тонкий намек на то, что диверсия была произведена с ведома Советского Союза.
– Довольно неуклюжий маневр, – сказал Козловский, выслушав перевод.
– А его уверенность в успехе – преждевременна.
– Что будем делать с письмом? – спросил Широков.
– Немедленно передадим адресату, – ответил Козловский. – Хорошо, что Мьеньонь и Ньяньиньгь еще не уехали.
– А если… – начал Широков, но Козловский перебил его.
– А если они согласятся, – сказал он, – то мы примем меры как можно скорее доставить их в Америку. Вот и все. – Неожиданно для Широкова он рассмеялся. – Я прошу вас, Петр Аркадьевич, передать и перевести это письмо в присутствии Лемаржа и профессора Маттисена. Они понимают английский язык. Это для того, чтобы они могли подтвердить, что письмо Диегонем получено и он знает его содержание.
– Вы думаете?..
– Я ничего не думаю Думать должны каллистчне.
– А этот намек?
– Если они не поймут, то разъясните им.
Широков в точности выполнил поручение. Он сделал это не без тайного опасения. А что, если каллистяне согласятся? Об Америке они знают достаточно.
– Ну что? – спросил Козловский, встретившись через полчаса с Широковым.
– Диегонь только рассмеялся; а Мьеньонь другими словами повторил то, что сказали вы, – «неуклюжий маневр».
Козловский пожал плечами.
– Удивляюсь, – сказал он, – что вы так плохо понимаете их. Разве можно было в этом сомневаться?
Письмо из Америки оказалось не единственным. Весь день приходили аналогичные письма и телеграммы со всех концов мира. Казалось, что во всех странах испытывали горячее желание помочь каллистянам в постигшей их беде. Широков добросовестно читал все эти послания Диегоню, пока каллистянин сам не попросил его прекратить чтение этих писем.
– Мы вверили свою судьбу вам, – сказал он. – Вы наши братья. Нам и так уже надоели газеты, которые вы нам читаете.
В лагере получались многие зарубежные газеты, и Козловский требовал, чтобы каллистяне были в курсе того, что в них писалось. Диверсия на звездолете и ранение Вьеньяня были в центре внимания мировой печати. Подавляющее большинство газет осуждали совершенное преступление и помещали на своих страницах протесты и негодующие письма Академий, научных институтов и обществ, учащейся молодежи всех стран и отдельных крупных ученых. Покушение на гостей Земли вызвало бурю негодования во всем мире. Но были и такие газеты, которые использовали сообщение о диверсии для клеветнических выпадов по адресу Советского Союза, и именно об этих газетах и говорил Диегонь.
Оставаться в лагере больше было нельзя. Осень вступала в свои права. «Иностранный лагерь» уже ликвидировался. Некоторые его обитатели переехали в Москву, чтобы там продолжать работу, другие вернулись на родину. Пора было всем уезжать отсюда.
Куприянов собрал совет, на котором присутствовали все каллистяне и члены экспедиции. Было решено переехать в Москву утром шестнадцатого числа.
– А вы, Николай Николаевич, – спросил Широков, зайдя вечером в палатку секретаря обкома, – неужели нам придется расстаться с вами?
– А зачем я вам?
– Вы поедете в Москву? – радостно спросил Широков, увидя в глазах своего собеседника лукавые огоньки.
– К сожалению, – шутливо ответил Козловский. – Такова уж моя горькая участь. Моя жена и то уж ворчит.
– Вы так полюбили каллистян, – сказал Широков. – Мне очень жаль, что вы не можете сами говорить с ними. Почему вы не учитесь их языку?
– Я его немного знаю, – по-каллистянски ответил Козловский.
Он весело рассмеялся, видя изумление Широкова.
– Этот язык дается мне трудно. Не то, что вам. Но я им обязательно овладею. Я хочу прочесть книги, которые они оставят на Земле, а когда звездолет прилетит вторично, я буду говорить с ними. Я твердо решил дожить до этого.
– Если бы я знал, – сказал Широков, – то помог бы вам.
– Мне помогал Лежнев. И не только мне. Еще один член нашей экспедиции изучает язык Каллисто.
– Кто?
– А этого я вам пока не скажу. Узнаете в свое время.
На следующий день погода окончательно испортилась. Весь день шел дождь. Земля стала мокрой, вязкой, и звездоплаватели были вынуждены надеть земную обувь. Их легкие туфли, похожие на сандалии, были совершенно негодны в этих условиях.
Последние две ночи каллистяне провели на звездолете. Они хотели проститься со своим кораблем, на котором провели одиннадцать лет.
Утром шестнадцатого числа вертолет совершил последний рейс на вершину шара. Корабль оставался под охраной полка Черепанова. Вскоре его должны были сменить другие части.
По распоряжению Куприянова звездолет окружали высокой оградой. Со вчерашнего дня автомашины подвозили в лагерь бревна и доски.
Не только каллистяне, но и люди с грустью смотрели на покидаемый корабль. С ним были связаны незабываемые минуты. Но никто не сомневался, что обреченный на неподвижность звездолет рано или поздно снова будет готов к стремительному полету в межзвездных просторах; что придет время – и люди проводят своих гостей обратно на родину. Могучая техника Советского Союза справится с поставленной перед ней задачей.
Внутри корабля, за толстыми двойными стенами, оставалось лежать тело человека, пытавшегося навеки остановить сердце металлического гиганта. Труп будет лежать там до тех пор, пока инженеры не сумеют открыть двери и выбросить его оттуда.
Было неприятно сознавать, что звездолет – замечательное создание разума далекой Каллисто – является сейчас не чем иным, как временным гробом, но приходилось свыкнуться с этой мыслью. Изменить пока ничего было нельзя.
Лагерь представлял собой унылую картину. Мокрые палатки стояли «нахохлившись». Всюду были лужи и невылазная грязь.
Куприянов предложил перебраться на аэродром с помощью вертолета, и это предложение было с удовольствием принято всеми. Путешествие в автомобилях по размытой дороге предвещало мало приятного. Вертолет мог за пять рейсов перебросить всех.
Первыми улетели иностранцы, Широков и Штерн. Кинооператор просил взять его в последний рейс, так как хотел снять отъезд каллистян из лагеря.
Последними вылетели Куприянов, Козловский и кинооператор.
Подполковник Черепанов и его офицеры с грустной завистью провожали их.
– Это были незабываемые дни, – сказал капитан Васильев.
Куприянов снова не узнал поля, на котором когда-то опустились их самолеты. Перед ним был современный, прекрасно оборудованный аэродром с бетонными дорожками.
Самолеты, прилетевшие за ними из Москвы, уже ждали.
– Нам бы хотелось еще раз взглянуть на корабль, – сказал Диегонь.
– Обязательно! – ответил Куприянов, когда ему перевели эту просьбу.
– Я скажу летчикам, чтобы они пролетели над звездолетом.
В Москву улетало двадцать семь человек; десять каллистян, шестеро иностранцев, Козловский, кинооператор и девять членов экспедиции. Профессор Смирнов улетел накануне. Его вызвали в Москву телефонограммой.
В Москве их ждали.
Столица Советского Союза готовилась встретить гостей Земли.
В городе находились многочисленные делегации со всех концов страны.
Академик Неверов вчера позвонил в лагерь и сообщил Куприянову, что вечером в день приезда звездоплаватели будут приняты Председателем Совета Министров и секретарем ЦК КПСС.
ПЕТР ШИРОКОВ
По предложению Штерна, каллистян поселили в обсерватории, так как это было удобно во многих отношениях.
Широков и Ляо Сен, разумеется, были с ними.
Приехав в Москву, они уже не застали Мьеньоня и Ньяньиньга. Лежнев, оба инженера и сопровождающие их земные ученые сразу после приезда и совещания у министра тяжелой промышленности вылетели на Уральский металлургический комбинат.
Они не хотели терять ни одного часа дорогого для них времени. Пока окончательно не выяснится, может ли техника СССР оказать им помощь, каллистяне не могли быть спокойны.
В Кремле тепло и сердечно встретили жителей другой планеты. Дружеская беседа продолжалась свыше трех часов.
Ляо Сену и в особенности Широкову пришлось много потрудиться, но они справились со своей нелегкой задачей и обеспечили полное взаимопонимание.
– Мы покажем вам все, что вы захотите увидеть, – сказал председатель Совета Министров. – Товарищ Куприянов об этом позаботится.
По вопросу, больше всего волнующему гостей, секретарь ЦК сказал:
– Я говорил сегодня по телефону с директором комбината. Они думают, что месяца через три – четыре аппарат будет готов. Вы не должны ни о чем беспокоиться. Все, что нужно, будет сделано, и вы вернетесь на Каллисто.
– Передайте нашу глубокую благодарность, – попросил Диегонь.
– Это и в наших интересах, – ответил секретарь ЦК. – Мы хотим, чтобы общение обеих планет продолжалось и впредь. Например, было бы хорошо найти способ обмена взаимной информацией. Это было бы полезно и для нас и для вас.
– Исключительно тяжелая проблема, – заметил Манаенко (все члены экспедиции присутствовали на приеме). – Такое исполинское расстояние…
– Соединенные усилия технической мысли двух планет, – сказал на это секретарь ЦК, – могут сделать даже невозможное возможным.
– Было бы полезно, чтобы люди побывали у нас, – сказал Синьг.
Широкову показалось, что при этих словах все каллистяне посмотрели на него. Он смешался и покраснел. Ляо Сен перевел эту фразу за него.
Глава правительства улыбнулся.
– У нас есть основание предполагать, что ваше желание будет исполнено,
– ответил он.
Прием закончился около полуночи.
По просьбе каллистян, автомобили долго кружили по улицам Москвы. Несколько раз москвичи узнавали пассажиров, и тогда вокруг машин мгновенно собиралась огромная толпа. Приходилось останавливаться, переводить гостям слова приветствия и их ответ. Долго не удавалось тронуться дальше.
Только в два часа ночи они, наконец, приехали в обсерваторию.
– Вы умеете встречать друзей, – сказал Диегонь. – Мне хочется надеяться, что и нам предстоит удовольствие встречать на Каллисто людей Земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35