Вы по-прежнему будете все отрицать?
Левинтер ничего не ответил. Паркер великолепно умел устрашать и запугивать.
– Мы обнаружили ордера в сейфе у Донахью, – продолжал Паркер, – когда обыскивали его дом.
– На каком основании?
– Вы больше не судья. А Донахью арестован.
Левинтер, похоже, забыл, что он больше не судья.
– На каком основании?
– Взяточничество и коррупция. Ну, вы знаете, шантаж и отмывание грязных денег с помощью продажных полицейских. Впрочем, большую часть сумм он удерживал в свою пользу. – Паркер укоризненно посмотрел на Левинтера. – Вам следовало научить приятеля основным вашим трюкам.
– О чем, черт побери, идет речь?
– Об умении хранить незаконные деньги. Знаете ли вы, что у него на восьми счетах полмиллиона долларов? Ему следовало быть умнее, правда? Этот идиот разместил деньги в местных банках. Другое дело Швейцария, номерной счет, как у вас в Цюрихе. Кстати, мы его знаем, банк пошел с нами на сотрудничество. Притворный гнев во взгляде Левинтера тут же сменился на патетику.
– Если вы намекаете на то, что я, главный судья штата Калифорния, замешан в каких-то финансовых махинациях...
– Заткнитесь и оставьте эти словесные построения для настоящего судьи. Мы ни на что не намекаем. Мы знаем. Может быть, вы объясните, каким образом на десяти тысячах долларов, обнаруженных у Донахью, появились отпечатки ваших пальцев?
Левинтер ничего не стал объяснять. Глаза у него забегали из стороны в сторону, но не потому, что в его мозгу зашевелилась мысль о бегстве; просто он боялся встретиться с холодными, осуждающими взглядами трех пар полицейских глаз.
Паркер поймал Левинтера на крючок и не собирался его отпускать.
– Причем это не единственное, в чем обвиняется Донахью. К несчастью для вас, не единственное. Ему придется понести наказание за попытку убийства и совершение убийства. Свидетели и соответствующее признание имеются. В деле об убийстве вы будете проходить в качестве соучастника.
– Убийство? Убийство!
За свою долгую судебную практику Левинтер слышал это слово тысячи раз, но, как ни странно, только теперь вдруг осознал его значение.
– Вы ведь друг шерифа Хартмана?
– Хартмана? – Левинтер начал терять нить разговора.
– Именно так его зовут. В конце концов, вы провели сигнализацию от своего сейфа в его кабинет.
– А, Хартман!
– Да, Хартман. Когда вы видели его в последний раз?
Левинтер нервно облизнул губы, точно так же, как это делали сотни подсудимых, прошедших через его руки за многие годы.
– Не помню.
– Надеюсь, вы хотя бы помните, как он выглядел. Потому что никогда больше не сможете его увидеть. Поверьте мне на слово. Ему оторвало полголовы. Как нехорошо с вашей стороны так поступать с друзьями!
– Да вы сошли с ума! Совсем рехнулись! – Даже новоиспеченному студенту медицинского колледжа не понравился бы странный цвет лица Левинтера, которое приобрело здоровую бледность трупа. – У вас нет никаких доказательств!
– А вы не оригинальны. «Нет доказательств» – именно так говорят все, кто виноват. Кстати, где ваша секретарша?
– Что еще за секретарша? – Последний поворот разговора совсем парализовал мыслительные способности судьи.
– Господи, помоги нам! – Паркер обратил взгляд к небесам, словно взывая о помощи. – Точнее, Господи, помоги вам. Я говорю о Беттине Айвенхоу. Где она?
– Извините, – сказал Левинтер.
Он направился к бару, налил себе бурбона и выпил одним глотком. Однако легче ему от этого не стало. Паркер сказал:
– Думаю, вам действительно нужно было выпить, но вы не поэтому пошли за выпивкой, а чтобы выиграть время на размышление. Так где она?
– Я дал ей выходной.
– Виски вам явно не помогло. Ответ неверный. Когда вы в последний раз разговаривали с ней?
– Сегодня утром.
– Опять ложь. Она со вчерашнего вечера находится под охраной. Оказывает помощь полиции, отвечает на все вопросы. Так что дать ей выходной вы не могли. – Паркер бил без всякой жалости. – Похоже, это у вас выходной. Почему вы не сидите в суде и не вершите правосудие в вашей обычной беспристрастной манере?
– Я плохо себя чувствую, – ответил Левинтер. Его вид соответствовал заявлению.
Джефф посмотрел на отца, надеясь, что он остановит безжалостный допрос, но Райдер взирал на Левинтера с глубочайшим безразличием.
– Плохо себя чувствуете? Ну, по сравнению с тем, что вы почувствуете довольно скоро, когда вам в вашем же суде придется отвечать за убийство, вы сейчас в добром здравии. А дома вы остались потому, что один из ваших преступных сообщников, один из ваших хозяев, если хотите, позвонил из Бейкерсфилда и приказал лечь на дно. А теперь скажите мне, насколько хорошо вы знаете мисс Айвенхоу? Вам, конечно, известно, что ее настоящая фамилия Иванова?
Левинтер вновь устремился к бару с напитками. Усталым голосом отчаявшегося человека он спросил:
– Сколько еще будет продолжаться этот... эта инквизиция?
– Недолго. Если вы скажете правду. Так я жду ответа на свой вопрос.
– Насколько хорошо... Она моя секретарша, вот и все.
– И не более того?
– Конечно.
Райдер шагнул вперед и показал Левинтеру фотографию, которую взял в редакции «Экземинера». Левинтер уставился на нее как загипнотизированный, затем снова облизал губы.
– Милая малютка, – обыденным тоном произнес Райдер. – Конечно, ее шантажировали. Она нам все рассказала. Шантажировали не из-за того, что изображено на фотографии, – это так, побочный продукт. Главным образом, как нам известно, ее использовали для перевода поддельных русских документов.
– Поддельных?
– А! Значит, документы подлинные. Интересно, зачем Моро понадобились от вас списки инженеров, бурильщиков и других специалистов? А еще интереснее, почему двадцать шесть из них пропали?
– Бог знает о чем вы говорите.
– Вы тоже знаете. Смотрели сегодня утром телевизор?
Левинтер озадаченно покачал головой.
– Значит, вы еще не слышали, что завтра в десять часов утра Моро собирается взорвать водородную бомбу где-то в районе залива Санта-Моника?
Левинтер не произнес ни слова, и на его лице не отразилось никаких чувств. Наверное, уже нечему было отражаться.
– У такого известного судьи – и такие странные друзья, Левинтер.
Понимание происходящего с трудом пробилось в сознание судьи. Он спросил тусклым голосом:
– Это вы были здесь вчера вечером?
– Да. – Райдер кивнул на Джеффа. – А это Перкинс. Помните Перкинса? На самом деле это патрульный Райдер, мой сын. Если вы не совсем глухи и слепы, то должны знать, что ваш дружок Моро держит в заложниках двух членов нашей семьи. Одна из них, моя дочь и сестра моего сына, ранена. Догадываетесь, каковы наши чувства к вам? Да, Левинтер, кроме того, что вы насквозь продажны, что вы похотливый старый козел, предатель и соучастник убийства, вы еще и ничтожество, кровопийца, мерзавец и мошенник. Вас загнали в угол точно так же, как вы сами загнали в угол Донахью, мисс Иванову и Хартмана. Вас использовали как подсадную утку, чтобы направить нас по несуществующему русскому следу. Меня интересуют только две вещи: кто платил вам и кому поставляли сведения вы? От кого вы получали деньги, шифровальную книгу, инструкции о найме мисс Ивановой и о составлении списка, двадцать шесть человек из которого теперь исчезли? И кому вы сами вручили этот список?
Наконец-то на лице Левинтера появилось выражение: он крепко сжал губы. Джефф не успел моргнуть, как его отец с совершенно бесстрастным лицом шагнул вперед и замахнулся пистолетом. Левинтер закрыл глаза, вскинул вверх руку, как бы защищаясь, и быстро отступил назад, но зацепился пяткой за коврик и рухнул на пол, ударившись затылком о стул. Секунд десять судья лежал неподвижно, затем медленно сел. Он ошеломленно огляделся, явно испытывая трудности в установлении взаимосвязи между собой и окружающей его обстановкой. Видно было, что он не притворяется.
– У меня больное сердце, – хрипло произнес он. Глядя на него и слыша этот голос, нельзя было ему не поверить.
– Плакать об этом я буду завтра. Кстати, как вы думаете, ваше сердце протянет достаточно долго, чтобы позволить вам встать на ноги?
Медленно, дрожа и опираясь на стул и стол, Левинтер поднялся на нетвердые ноги и остался стоять, вцепившись в стол. Райдер даже не двинулся с места.
– Человек, от которого вы получили все эти вещи, и человек, которому вы передали списки, – это один и тот же человек?
– Позвоните моему врачу, – простонал Левинтер, хватаясь за грудь. – Ради бога, помогите. Я перенес уже два сердечных приступа.
Его лицо исказилось от страха и боли. Он чувствовал – и был недалек от истины, – что его жизни угрожает смертельная опасность, и умолял сохранить ему жизнь. Райдер взирал на него с безразличием средневекового палача.
– Рад это слышать, – отозвался он. Джефф с ужасом посмотрел на отца, но тот не отводил взгляда от Левинтера. – Моей совести будет легче, если вы умрете и при этом на вашем теле не будет следов, когда за вами приедет машина из морга. Так это был один и тот же человек?
– Да, – раздался едва слышный шепот.
– Тот же самый, что звонил вам из Бейкерсфилда?
– Да.
– Как его фамилия?
– Не знаю.
Райдер приподнял свой пистолет. Левинтер со страхом и отчаянием уставился на него и несколько раз повторил:
– Не знаю, не знаю.
Джефф не вытерпел и впервые вмешался в разговор, твердо сказав:
– Он действительно не знает.
– Я ему верю. – Райдер не спускал взгляда с Левинтера. – Опишите мне этого человека.
– Не могу.
– Или не хотите?
– Он был в капюшоне. Как перед Богом клянусь, он был в капюшоне.
– Если Донахью получил десять тысяч долларов, то вы получили значительно больше. Вероятно, во много раз больше. Расписку ему давали?
– Нет. – Левинтер вздрогнул. – Он просто сказал, что если я нарушу слово, то он сломает мне позвоночник; И он может это сделать – такой громадины я еще в жизни не видел.
– Вот как! – Райдер на мгновение остановился, слегка улыбнулся и продолжил свою не слишком обнадеживающую речь: – Он все еще может появиться и выполнить обещание. В свете всех этих неприятностей гораздо безопаснее отдаться в руки правосудия и врачей тюремной больницы.
Он достал пару наручников и защелкнул их на запястьях Левинтера. Голос судьи прозвучал слабо и неубедительно:
– У вас нет ордера на арест.
– Не будьте таким тупым и не смешите меня. Я не хочу никаких переломов позвоночника, никаких ненужных звонков по телефону, никаких попыток бегства и уж конечно никаких самоубийств. – Он посмотрел на фотографию, которую все еще держал в руке. – Вы долго будете меня помнить. Я хочу, чтобы вы сгнили в Сан-Квентине.
Райдер подвел Левинтера к двери, остановился и посмотрел в сторону Паркера и Джеффа.
– Обратите внимание, я до него и пальцем не дотронулся.
– Майор Данн никогда в это не поверит. Так же, как и я, – отозвался Джефф.
Глава 10
– Вы нас использовали! – Лицо Барнетта побелело и исказилось. Он так дрожал от неудержимого гнева, что «Гленфиддиш» выплескивался из его стакана на пол кабинета Моро, но Барнетт даже не замечал этого возмутительного расточительства. – Вы обманули нас! Мерзкий ублюдок! Прекрасная работа, ничего не скажешь, – склеить наши записи и свое собственное обращение!
Моро предостерегающе поднял палец.
– Перестаньте, профессор. Это не поможет. В самом деле, вы должны научиться сдерживать себя.
– А на кой черт это ему нужно?! – Шмидт был в не меньшей ярости, чем Барнетт, хотя лучше контролировал себя. Все пятеро физиков, а также Дюбуа и двое охранников собрались в кабинете Моро. – Мы беспокоимся не за свои репутации и не за свои имена. Мы думаем о жизнях тысяч людей, и если эти жизни погаснут, мы будем нести за это ответственность. По крайней мере, моральную. Каждый зритель, каждый слушатель, каждый читатель в нашем штате убежден, что мощность водородной бомбы, которую вы установили на дне, действительно полторы мегатонны. А ведь нам хорошо известно, что она в три с половиной мегатонны. Но если люди поверят – а с чего бы им не поверить? – что это часть все той же единой записи, то они будут считать, что все сказанное вами произнесено с полного нашего согласия. Вы чудовище! Зачем вы это сделали?
– Чтобы добиться нужного воздействия, – невозмутимо ответил Моро. – Самая элементарная психология. Детонация устройства мощностью в три с половиной мегатонны приведет к весьма впечатляющим последствиям, и я хочу, чтобы люди говорили себе: «Если это была бомба в полторы мегатонны, то что же будет, если взорвать все тридцать пять мегатонн?» Это придаст весомости моим требованиям, верно? В атмосфере террора все возможно.
– Я поверю чему угодно насчет вас, – заявил Барнетт. Он бросил взгляд на развалину, некогда бывшую Уилли Аахеном. – Чему угодно. Даже тому, что вы готовы подвергнуть риску тысячи жизней, чтобы добиться психологического эффекта. Вы понятия не имеете о том, какой характер примет цунами, какой высоты может достичь приливная волна и произойдет или нет землетрясение в районе разлома Ньюпорт-Инглвуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Левинтер ничего не ответил. Паркер великолепно умел устрашать и запугивать.
– Мы обнаружили ордера в сейфе у Донахью, – продолжал Паркер, – когда обыскивали его дом.
– На каком основании?
– Вы больше не судья. А Донахью арестован.
Левинтер, похоже, забыл, что он больше не судья.
– На каком основании?
– Взяточничество и коррупция. Ну, вы знаете, шантаж и отмывание грязных денег с помощью продажных полицейских. Впрочем, большую часть сумм он удерживал в свою пользу. – Паркер укоризненно посмотрел на Левинтера. – Вам следовало научить приятеля основным вашим трюкам.
– О чем, черт побери, идет речь?
– Об умении хранить незаконные деньги. Знаете ли вы, что у него на восьми счетах полмиллиона долларов? Ему следовало быть умнее, правда? Этот идиот разместил деньги в местных банках. Другое дело Швейцария, номерной счет, как у вас в Цюрихе. Кстати, мы его знаем, банк пошел с нами на сотрудничество. Притворный гнев во взгляде Левинтера тут же сменился на патетику.
– Если вы намекаете на то, что я, главный судья штата Калифорния, замешан в каких-то финансовых махинациях...
– Заткнитесь и оставьте эти словесные построения для настоящего судьи. Мы ни на что не намекаем. Мы знаем. Может быть, вы объясните, каким образом на десяти тысячах долларов, обнаруженных у Донахью, появились отпечатки ваших пальцев?
Левинтер ничего не стал объяснять. Глаза у него забегали из стороны в сторону, но не потому, что в его мозгу зашевелилась мысль о бегстве; просто он боялся встретиться с холодными, осуждающими взглядами трех пар полицейских глаз.
Паркер поймал Левинтера на крючок и не собирался его отпускать.
– Причем это не единственное, в чем обвиняется Донахью. К несчастью для вас, не единственное. Ему придется понести наказание за попытку убийства и совершение убийства. Свидетели и соответствующее признание имеются. В деле об убийстве вы будете проходить в качестве соучастника.
– Убийство? Убийство!
За свою долгую судебную практику Левинтер слышал это слово тысячи раз, но, как ни странно, только теперь вдруг осознал его значение.
– Вы ведь друг шерифа Хартмана?
– Хартмана? – Левинтер начал терять нить разговора.
– Именно так его зовут. В конце концов, вы провели сигнализацию от своего сейфа в его кабинет.
– А, Хартман!
– Да, Хартман. Когда вы видели его в последний раз?
Левинтер нервно облизнул губы, точно так же, как это делали сотни подсудимых, прошедших через его руки за многие годы.
– Не помню.
– Надеюсь, вы хотя бы помните, как он выглядел. Потому что никогда больше не сможете его увидеть. Поверьте мне на слово. Ему оторвало полголовы. Как нехорошо с вашей стороны так поступать с друзьями!
– Да вы сошли с ума! Совсем рехнулись! – Даже новоиспеченному студенту медицинского колледжа не понравился бы странный цвет лица Левинтера, которое приобрело здоровую бледность трупа. – У вас нет никаких доказательств!
– А вы не оригинальны. «Нет доказательств» – именно так говорят все, кто виноват. Кстати, где ваша секретарша?
– Что еще за секретарша? – Последний поворот разговора совсем парализовал мыслительные способности судьи.
– Господи, помоги нам! – Паркер обратил взгляд к небесам, словно взывая о помощи. – Точнее, Господи, помоги вам. Я говорю о Беттине Айвенхоу. Где она?
– Извините, – сказал Левинтер.
Он направился к бару, налил себе бурбона и выпил одним глотком. Однако легче ему от этого не стало. Паркер сказал:
– Думаю, вам действительно нужно было выпить, но вы не поэтому пошли за выпивкой, а чтобы выиграть время на размышление. Так где она?
– Я дал ей выходной.
– Виски вам явно не помогло. Ответ неверный. Когда вы в последний раз разговаривали с ней?
– Сегодня утром.
– Опять ложь. Она со вчерашнего вечера находится под охраной. Оказывает помощь полиции, отвечает на все вопросы. Так что дать ей выходной вы не могли. – Паркер бил без всякой жалости. – Похоже, это у вас выходной. Почему вы не сидите в суде и не вершите правосудие в вашей обычной беспристрастной манере?
– Я плохо себя чувствую, – ответил Левинтер. Его вид соответствовал заявлению.
Джефф посмотрел на отца, надеясь, что он остановит безжалостный допрос, но Райдер взирал на Левинтера с глубочайшим безразличием.
– Плохо себя чувствуете? Ну, по сравнению с тем, что вы почувствуете довольно скоро, когда вам в вашем же суде придется отвечать за убийство, вы сейчас в добром здравии. А дома вы остались потому, что один из ваших преступных сообщников, один из ваших хозяев, если хотите, позвонил из Бейкерсфилда и приказал лечь на дно. А теперь скажите мне, насколько хорошо вы знаете мисс Айвенхоу? Вам, конечно, известно, что ее настоящая фамилия Иванова?
Левинтер вновь устремился к бару с напитками. Усталым голосом отчаявшегося человека он спросил:
– Сколько еще будет продолжаться этот... эта инквизиция?
– Недолго. Если вы скажете правду. Так я жду ответа на свой вопрос.
– Насколько хорошо... Она моя секретарша, вот и все.
– И не более того?
– Конечно.
Райдер шагнул вперед и показал Левинтеру фотографию, которую взял в редакции «Экземинера». Левинтер уставился на нее как загипнотизированный, затем снова облизал губы.
– Милая малютка, – обыденным тоном произнес Райдер. – Конечно, ее шантажировали. Она нам все рассказала. Шантажировали не из-за того, что изображено на фотографии, – это так, побочный продукт. Главным образом, как нам известно, ее использовали для перевода поддельных русских документов.
– Поддельных?
– А! Значит, документы подлинные. Интересно, зачем Моро понадобились от вас списки инженеров, бурильщиков и других специалистов? А еще интереснее, почему двадцать шесть из них пропали?
– Бог знает о чем вы говорите.
– Вы тоже знаете. Смотрели сегодня утром телевизор?
Левинтер озадаченно покачал головой.
– Значит, вы еще не слышали, что завтра в десять часов утра Моро собирается взорвать водородную бомбу где-то в районе залива Санта-Моника?
Левинтер не произнес ни слова, и на его лице не отразилось никаких чувств. Наверное, уже нечему было отражаться.
– У такого известного судьи – и такие странные друзья, Левинтер.
Понимание происходящего с трудом пробилось в сознание судьи. Он спросил тусклым голосом:
– Это вы были здесь вчера вечером?
– Да. – Райдер кивнул на Джеффа. – А это Перкинс. Помните Перкинса? На самом деле это патрульный Райдер, мой сын. Если вы не совсем глухи и слепы, то должны знать, что ваш дружок Моро держит в заложниках двух членов нашей семьи. Одна из них, моя дочь и сестра моего сына, ранена. Догадываетесь, каковы наши чувства к вам? Да, Левинтер, кроме того, что вы насквозь продажны, что вы похотливый старый козел, предатель и соучастник убийства, вы еще и ничтожество, кровопийца, мерзавец и мошенник. Вас загнали в угол точно так же, как вы сами загнали в угол Донахью, мисс Иванову и Хартмана. Вас использовали как подсадную утку, чтобы направить нас по несуществующему русскому следу. Меня интересуют только две вещи: кто платил вам и кому поставляли сведения вы? От кого вы получали деньги, шифровальную книгу, инструкции о найме мисс Ивановой и о составлении списка, двадцать шесть человек из которого теперь исчезли? И кому вы сами вручили этот список?
Наконец-то на лице Левинтера появилось выражение: он крепко сжал губы. Джефф не успел моргнуть, как его отец с совершенно бесстрастным лицом шагнул вперед и замахнулся пистолетом. Левинтер закрыл глаза, вскинул вверх руку, как бы защищаясь, и быстро отступил назад, но зацепился пяткой за коврик и рухнул на пол, ударившись затылком о стул. Секунд десять судья лежал неподвижно, затем медленно сел. Он ошеломленно огляделся, явно испытывая трудности в установлении взаимосвязи между собой и окружающей его обстановкой. Видно было, что он не притворяется.
– У меня больное сердце, – хрипло произнес он. Глядя на него и слыша этот голос, нельзя было ему не поверить.
– Плакать об этом я буду завтра. Кстати, как вы думаете, ваше сердце протянет достаточно долго, чтобы позволить вам встать на ноги?
Медленно, дрожа и опираясь на стул и стол, Левинтер поднялся на нетвердые ноги и остался стоять, вцепившись в стол. Райдер даже не двинулся с места.
– Человек, от которого вы получили все эти вещи, и человек, которому вы передали списки, – это один и тот же человек?
– Позвоните моему врачу, – простонал Левинтер, хватаясь за грудь. – Ради бога, помогите. Я перенес уже два сердечных приступа.
Его лицо исказилось от страха и боли. Он чувствовал – и был недалек от истины, – что его жизни угрожает смертельная опасность, и умолял сохранить ему жизнь. Райдер взирал на него с безразличием средневекового палача.
– Рад это слышать, – отозвался он. Джефф с ужасом посмотрел на отца, но тот не отводил взгляда от Левинтера. – Моей совести будет легче, если вы умрете и при этом на вашем теле не будет следов, когда за вами приедет машина из морга. Так это был один и тот же человек?
– Да, – раздался едва слышный шепот.
– Тот же самый, что звонил вам из Бейкерсфилда?
– Да.
– Как его фамилия?
– Не знаю.
Райдер приподнял свой пистолет. Левинтер со страхом и отчаянием уставился на него и несколько раз повторил:
– Не знаю, не знаю.
Джефф не вытерпел и впервые вмешался в разговор, твердо сказав:
– Он действительно не знает.
– Я ему верю. – Райдер не спускал взгляда с Левинтера. – Опишите мне этого человека.
– Не могу.
– Или не хотите?
– Он был в капюшоне. Как перед Богом клянусь, он был в капюшоне.
– Если Донахью получил десять тысяч долларов, то вы получили значительно больше. Вероятно, во много раз больше. Расписку ему давали?
– Нет. – Левинтер вздрогнул. – Он просто сказал, что если я нарушу слово, то он сломает мне позвоночник; И он может это сделать – такой громадины я еще в жизни не видел.
– Вот как! – Райдер на мгновение остановился, слегка улыбнулся и продолжил свою не слишком обнадеживающую речь: – Он все еще может появиться и выполнить обещание. В свете всех этих неприятностей гораздо безопаснее отдаться в руки правосудия и врачей тюремной больницы.
Он достал пару наручников и защелкнул их на запястьях Левинтера. Голос судьи прозвучал слабо и неубедительно:
– У вас нет ордера на арест.
– Не будьте таким тупым и не смешите меня. Я не хочу никаких переломов позвоночника, никаких ненужных звонков по телефону, никаких попыток бегства и уж конечно никаких самоубийств. – Он посмотрел на фотографию, которую все еще держал в руке. – Вы долго будете меня помнить. Я хочу, чтобы вы сгнили в Сан-Квентине.
Райдер подвел Левинтера к двери, остановился и посмотрел в сторону Паркера и Джеффа.
– Обратите внимание, я до него и пальцем не дотронулся.
– Майор Данн никогда в это не поверит. Так же, как и я, – отозвался Джефф.
Глава 10
– Вы нас использовали! – Лицо Барнетта побелело и исказилось. Он так дрожал от неудержимого гнева, что «Гленфиддиш» выплескивался из его стакана на пол кабинета Моро, но Барнетт даже не замечал этого возмутительного расточительства. – Вы обманули нас! Мерзкий ублюдок! Прекрасная работа, ничего не скажешь, – склеить наши записи и свое собственное обращение!
Моро предостерегающе поднял палец.
– Перестаньте, профессор. Это не поможет. В самом деле, вы должны научиться сдерживать себя.
– А на кой черт это ему нужно?! – Шмидт был в не меньшей ярости, чем Барнетт, хотя лучше контролировал себя. Все пятеро физиков, а также Дюбуа и двое охранников собрались в кабинете Моро. – Мы беспокоимся не за свои репутации и не за свои имена. Мы думаем о жизнях тысяч людей, и если эти жизни погаснут, мы будем нести за это ответственность. По крайней мере, моральную. Каждый зритель, каждый слушатель, каждый читатель в нашем штате убежден, что мощность водородной бомбы, которую вы установили на дне, действительно полторы мегатонны. А ведь нам хорошо известно, что она в три с половиной мегатонны. Но если люди поверят – а с чего бы им не поверить? – что это часть все той же единой записи, то они будут считать, что все сказанное вами произнесено с полного нашего согласия. Вы чудовище! Зачем вы это сделали?
– Чтобы добиться нужного воздействия, – невозмутимо ответил Моро. – Самая элементарная психология. Детонация устройства мощностью в три с половиной мегатонны приведет к весьма впечатляющим последствиям, и я хочу, чтобы люди говорили себе: «Если это была бомба в полторы мегатонны, то что же будет, если взорвать все тридцать пять мегатонн?» Это придаст весомости моим требованиям, верно? В атмосфере террора все возможно.
– Я поверю чему угодно насчет вас, – заявил Барнетт. Он бросил взгляд на развалину, некогда бывшую Уилли Аахеном. – Чему угодно. Даже тому, что вы готовы подвергнуть риску тысячи жизней, чтобы добиться психологического эффекта. Вы понятия не имеете о том, какой характер примет цунами, какой высоты может достичь приливная волна и произойдет или нет землетрясение в районе разлома Ньюпорт-Инглвуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48