К тому времени, как его выписали, Джим и Кэрол влюбились друг в друга. Она позвала его поселиться в ее доме.
Через три месяца он из него выселился. И теперь уже две недели ее не видел. Он испытал нерациональное побуждение отступить назад, в кабинет, и подождать, пока она уйдет.
Не будь смешным, подумал он. Вы оба взрослые и в состоянии вести себя цивилизованно. И двинулся к ней.
Доктор Энг откинула короткие темные волосы за ухо, сделала пометку на распечатке и, озабоченно нахмурившись, взглянула на Кэрол.
– Что вы собираетесь делать?
– Делать? Все, что полагается делать в подобных обстоятельствах, – ответила Кэрол. – Вы же не думаете, что это была случайность?
– Нет, конечно нет, это просто… О, капитан Кирк! Как приятно видеть, что вы так хорошо выглядите.
Кэрол повернулась, непривычно нервничая.
– Джим!…
– Привет, Кэрол. – Он остановился. Он хотел сказать ей все, или не говорить ничего. Он хотел любить ее… или никогда больше ее не видеть.
– Ладно, увидимся, – сказала доктор Энг и дипломатично вышла.
– Как ты себя чувствуешь, Джим?
Он пропустил вопрос мимо ушей. Его сердце колотилось.
– Это чудесно, что мы встретились. Я скоро уезжаю. Мы можем… Я бы хотел поговорить с тобой. Может, пойдем что-нибудь выпьем?
– Я не в том настроении, чтобы пить, – сказала она. – Но я прогуляюсь с тобой.
Джим задержался возле Гари, все еще надеясь, что он может очнуться. Но нет.
– Поправляйся, мой друг, – сказал Джим и отдал мисс Чэпэл записку, с тем, чтобы отдать ее Гари, когда тот придет в сознание.
Им не нужно было обсуждать, куда пойти. Джим и Кэрол направились
к их парку.
Почти не отдавая себе в этом отчета, Джим держался совсем близко к Кэрол. Его плечо касалось ее плеча, пальцы задевали ее руку. Сначала она просто отодвинулась.
– О, – немного раздраженно сказала Кэрол, когда Джим задел ее в третий раз. Она взяла его за руку. – Мы ведь по-прежнему друзья, я надеюсь.
– Я тоже надеюсь, – сказал Джим. Он попытался притвориться, что
электрическая искра физического влечения больше не проскакивала между ними, но обнаружил, что настолько обмануть себя не удастся. Быть рядом с Кэрол означало быть пойманным вместе с ней в какую-то сеть, в которой обострялись все разделяемые чувства.
– Ты теперь лучше спишь? – спросила Кэрол.
Джим поколебался между правдой и ложью.
– Я отлично сплю, – сказал он.
Кэрол посмотрела на него с явным неверием, и он понял, что колебался
слишком долго. Она слишком много раз обнимала его, когда он внезапно просыпался от кошмара в самые темные, предрассветные часы ночи.
– Если ты хочешь поговорить об этом… – начала она.
– Нет, не хочу, – резковато сказал он. – Разговоры на эту тему лишь
предоставили бы ему извинение в излиянии своей тоски и сожаления. Это было ему нужно меньше всего, и Кэрол меньше всего нужно было об этом слушать. Кроме того, если бы он теперь сказал Кэрол, что по-прежнему просыпается с криком, запутавшись во влажной от пота постели, и в путах сна, принимая окружающую темноту за слепоту… Если бы он рассказал ей, как после снова пытался уснуть в этом обшарпанном, тесном кубикуле… Если бы он рассказал ей, как лежал там без сна, вымотанный, отчаянно желая, чтобы она по-прежнему была рядом с ним… было бы похоже на то, что он просит, чтобы она вернулась из жалости, вместо любви.
– Нет, – снова, более мягко, сказал он. – Я не хочу говорить об этом.
По- прежнему держась за руки, они дошли до маленького парка и ступили на дорожку, ведущую вокруг озера. Утки подплыли к ним, требуя подачки.
– Мы всегда забываем принести им что-нибудь, – сказала Кэрол. –
Сколько раз мы здесь гуляли, – и всегда собирались захватить с собой хлеб, но ни разу не захватили.
– Мы… о другом думали.
– Да.
– Кэрол, должен быть какой-то способ!…
Он оборвал себя, почувствовав, что она напряглась.
– Например? – спросила она.
– Мы могли… могли бы пожениться.
Она взглянула на него; на какой-то миг он подумал, что она собирается
расхохотаться.
– Что? – сказала она.
– Давай поженимся. Мы можем отправиться в космодок… Адмирал
Ногучи мог бы провести церемонию.
– Но почему пожениться, во имя неба?
– У нас в семье так принято, – скованно сказал Джим.
– Но не в моей, – сказала Кэрол. – Да и все равно это бы не помогло.
– Это всем помогало в течение поколений, – сказал Джим, хотя, в
случае с его собственными родителями, эта истина становилась несколько резиновой. – Кэрол, я люблю тебя. Ты любишь меня. Ты – тот человек, которого я хотел бы видеть рядом, если бы оказался один на пустынной планете. Нам было весело вместе – помнишь, как мы отправились в док и тайком пробрались на «Энтерпрайз», чтобы устроить себе свою личную экскурсию… – Выражение ее лица заставило его остановиться. – Это правда…
– Да, – сказала она, – Это правда. И я скучаю по тебе. Дом стал ужасно
тихим без тебя.
– Значит, ты согласна?
– Нет. Мы это уже столько раз обсуждали. Неважно, что бы мы не сделали, это ничего не изменит. Я не могу быть с тобой, а ты не можешь остаться со мной.
– Но я мог бы. Я мог бы перевестись в штаб…
– Джим… – она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. Она
держала его за руки и смотрела ему в глаза. – Я помню, как ты отреагировал, когда стало известно, что ты примешь командование «Энтерпрайзом». Ты думаешь, тот, кто любит тебя, захочет отнять это у тебя? Ты думаешь, что сможешь любить того, кто попытается?
– Я люблю тебя, – сказал он. – Я не хочу тебя потерять.
– И я тоже не хочу тебя потерять. Только я тебя потеряла еще до того,
как тебя встретила. Я смогу привыкнуть к тишине. Я не смогу привыкнуть к тому, что ты будешь возвращаться ко мне иногда на несколько недель и потом я буту терять тебя снова, и снова, и снова.
Он все еще продолжал искать другое решение, но понял, что ходит по кругу и не видит, как его разорвать.
– Я знаю, ты права, – несчастно сказал он. – Я просто…
На синие глаза Кэрол навернулись слезы.
Они поцеловали друг друга, – в последний раз. Она прижала его к себе.
Он опусти голову к ней на плечо, отвернув лицо, потому что он тоже был на грани слез.
– Я тоже люблю тебя, Джим, – сказала она. – но мы не живем на
пустынной планете.
В лагуне острова, где встречались и сливались берег и соленое мелководье, в черном иле разрослись мангровые деревья. Вода отступила с отливом, оставив после себя густой вязкий запах. Опустилась ночь и взошла земная луна, посеребрив темную воду и черный ил.
Спок, коммандер Звездного Флота, офицер по науке звездолета «Энтерпрайз», гражданин планеты Вулкан, смотрел на лагуну, прислушиваясь к звукам и запахам. На необжитом берегу острова не было следов человеческого или чьего-нибудь еще присутствия. Богатая экосистема очаровывала его. Множественный звон москитов, то поднимавшихся, то опадавших волной вокруг, служил фоном для низкого уханья сов и резких, высоких звуков, которые издавали летучие мыши. Он мог отслеживать их полет по шелесту крыльев. Совы пролетали плавно, летучие мыши – внезапно меняя направление. В воду с берега скользнула змея, – звук ее плавного движения при этом почти не изменился. На обнажившемся или танцевали крабы. Когти большого енота негромко простучали по стволу мангрового дерева; затем его лапы шлепнули по илу; на его зубах что-то хрустнуло. К утру от пойманного краба не останется ничего, кроме горки из кусочков раскрошенного панциря.
Местные жители утверждали, что здесь все еще водятся кугуары, но Спок подозревал, что это делалось в целях развития туризма.
Голубая цапля упала с плеском на мелководье из темного неба. Она встала в воде, держа наготове клюв и ноги. Спок мельком подумал, на кого она охотится. Он снял ботинки, закатал брюки и ступил в илистую темную воду. Он мог чувствовать подошвами шевеление живых созданий, – словно постоянный электрический ток. Задев пальцами что-то твердое, он поднял это и сполоснул в воде, чтобы смыть ил. Это был одностворчатый моллюск, около полпальца длиной, расчерченный черно-белыми узорами. Его панцирь, закручиваясь спиралью, сходился в точку, с острыми отростками возле вершины. Создание отступило внутрь панциря, скрылись даже рожки. Спок стоял не шевелясь, пока моллюск показал постепенно усики, голову, тело и не пополз по его руке.
Спок вернул «королевскую корону» в воду и направился обратно, в сторону конференц-центра, избрав долгий путь вокруг мыса. Болото вскоре сменилось океанским берегом: белый песок, поросшие травой дюны, пальмы. Когда горизонт высветлился солнцем, он достиг укромного пляжа. Он вошел в воду и поплыл, пробуя свои силы против волн и течений.
Ребенком Спок не умел плавать. Его родная планета, Вулкан, вращалась, горячая и сухая, вокруг древнего алого солнца. Обширные водные поверхности были редки на Вулкане, на планете едва хватало воды, чтобы поддерживать ее экосистему. Первым же утром по прибытии на конференцию, пока все еще спали, он предпринял самостоятельную осторожную попытку научиться плавать. Сначала он не знал, как удержать свое длинное, худощавое тело на плаву, но, после некоторого барахтанья, ему это удалось. Как только он вычислил способ, как двигаться вперед, его навыки плаванья стали быстро совершенствоваться.
Отплыв на несколько километров от берега, он остановился и завис в воде. Островной мыс смотрелся тонким белым прочерком пляжа и тонкой зеленой полоской растительности. Не закрывая глаз, он опустился с головой под воду. В метре от поверхности воды висела барракуда, уставившись на него каменным взглядом, ее торпедовидное тело было совершенно неподвижно, не считая подрагивания плавников. Спок знал, что она является опасным хищником. Он поискал в своем разуме чувство страха, но не нашел. Вулканцы приучали себя поддерживать безэмоциональное состояние абсолютного хладнокровия при любых обстоятельствах; Спок постоянно примерял себя к этому идеалу. Он успешно противостоял страху и боли; с той же решимостью он противостоял гордости и отчаянию, радости и скорби, и любви.
Еще миг барракуда смотрела на Спока; в следующий они исчезла. Ее стремительное тело метнулось прочь одним движением, Спок снова был один. Возможно, барракуду не заинтересовала основанная на меди зеленая кровь чужака; или, может быть, она просто не была голодна.
Он доплыл до берега, вытерся, пригладил короткие черные волосы, оделся и пересек пляж. Белый песок сменился травянистыми дюнами; дюны – деревьями и тенью. Несколько людей уже лежали на песке, на солнце. Людская раса эволюционировала под желтой звездой. В отличие от вулканцев, они имели некоторую природную защиту от ультрафиолетового излучения. Тем не менее, Спок считал, что они подвергают себя ненужному риску. На некоторых были купальные костюмы, что показалось ему глупым: неадекватная защита от солнца, с одной стороны, и помеха для плавания – с другой. Он не видел смысла в использовании одежды как украшения.
Хотя был уже день, когда он достиг конференц-центра, в холле почти никого не было. Участники либо уже разъехались после вчерашних последних докладов, либо же они участвовали в вечеринке до поздней ночи и теперь все еще спали. В частности, дельтанцы выказали способность участвовать в дискуссиях целый день, после чего кутить всю ночь. Другие расы, включая людей, по-видимому, приняли это за вызов. Результатом этого явился беспорядок, который заставил Спока принять решение избегать этой дикой части конференции, и вместо этого проводить большинство ночей, исследуя дикие части острова.
– Простите, – коммандер Спок? Вам посылка.
Спок подошел к конторке. Кто-то предпринял значительные усилия и затраты, чтобы выслать ее, вместо того, чтобы заказать местное синтезирование; почтовые штампы покрывали обертку. Спок взял посылку. Адрес был написан рукой его матери.
Он поднялся к себе в номер и с любопытством оглядел пакет, прежде чем вскрыть его. Хотя он провел на Земле и в доках на ее орбите несколько месяцев, а его родители в настоящее время проживали тоже на Земле, он не навещал их и не звонил им. Сарек, его отец, посол Вулкана, не одобрял его решение вступить в Звездный Флот. Разрыв между ними продолжался теперь уже несколько лет и, поскольку Спок не видел путей, как поправить дело, он принял это как неизбежное. С матерью он общался тоже нечасто. В отличие от отца, она могла согласиться с его правом принимать решения касательно своей жизни. Она никогда не пыталась склонить его к точке зрения Сарека. Но несогласие между ее мужем и сыном поставило ее в неловкое промежуточное положение. Хотя Спок не признавал, что может чувствовать сожаление по поводу их отчуждения, он не был равнодушен к чувствам своей матери.
Люди, смотревшие на Спока со стороны, видели высокого, худощавого мужчину, отлично владеющего своим телом; зеленоватый оттенок лица, черные брови вразлет и глубоко посаженные темные глаза, аккуратно подстриженные черные волосы с короткой челкой, остроконечные уши:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Через три месяца он из него выселился. И теперь уже две недели ее не видел. Он испытал нерациональное побуждение отступить назад, в кабинет, и подождать, пока она уйдет.
Не будь смешным, подумал он. Вы оба взрослые и в состоянии вести себя цивилизованно. И двинулся к ней.
Доктор Энг откинула короткие темные волосы за ухо, сделала пометку на распечатке и, озабоченно нахмурившись, взглянула на Кэрол.
– Что вы собираетесь делать?
– Делать? Все, что полагается делать в подобных обстоятельствах, – ответила Кэрол. – Вы же не думаете, что это была случайность?
– Нет, конечно нет, это просто… О, капитан Кирк! Как приятно видеть, что вы так хорошо выглядите.
Кэрол повернулась, непривычно нервничая.
– Джим!…
– Привет, Кэрол. – Он остановился. Он хотел сказать ей все, или не говорить ничего. Он хотел любить ее… или никогда больше ее не видеть.
– Ладно, увидимся, – сказала доктор Энг и дипломатично вышла.
– Как ты себя чувствуешь, Джим?
Он пропустил вопрос мимо ушей. Его сердце колотилось.
– Это чудесно, что мы встретились. Я скоро уезжаю. Мы можем… Я бы хотел поговорить с тобой. Может, пойдем что-нибудь выпьем?
– Я не в том настроении, чтобы пить, – сказала она. – Но я прогуляюсь с тобой.
Джим задержался возле Гари, все еще надеясь, что он может очнуться. Но нет.
– Поправляйся, мой друг, – сказал Джим и отдал мисс Чэпэл записку, с тем, чтобы отдать ее Гари, когда тот придет в сознание.
Им не нужно было обсуждать, куда пойти. Джим и Кэрол направились
к их парку.
Почти не отдавая себе в этом отчета, Джим держался совсем близко к Кэрол. Его плечо касалось ее плеча, пальцы задевали ее руку. Сначала она просто отодвинулась.
– О, – немного раздраженно сказала Кэрол, когда Джим задел ее в третий раз. Она взяла его за руку. – Мы ведь по-прежнему друзья, я надеюсь.
– Я тоже надеюсь, – сказал Джим. Он попытался притвориться, что
электрическая искра физического влечения больше не проскакивала между ними, но обнаружил, что настолько обмануть себя не удастся. Быть рядом с Кэрол означало быть пойманным вместе с ней в какую-то сеть, в которой обострялись все разделяемые чувства.
– Ты теперь лучше спишь? – спросила Кэрол.
Джим поколебался между правдой и ложью.
– Я отлично сплю, – сказал он.
Кэрол посмотрела на него с явным неверием, и он понял, что колебался
слишком долго. Она слишком много раз обнимала его, когда он внезапно просыпался от кошмара в самые темные, предрассветные часы ночи.
– Если ты хочешь поговорить об этом… – начала она.
– Нет, не хочу, – резковато сказал он. – Разговоры на эту тему лишь
предоставили бы ему извинение в излиянии своей тоски и сожаления. Это было ему нужно меньше всего, и Кэрол меньше всего нужно было об этом слушать. Кроме того, если бы он теперь сказал Кэрол, что по-прежнему просыпается с криком, запутавшись во влажной от пота постели, и в путах сна, принимая окружающую темноту за слепоту… Если бы он рассказал ей, как после снова пытался уснуть в этом обшарпанном, тесном кубикуле… Если бы он рассказал ей, как лежал там без сна, вымотанный, отчаянно желая, чтобы она по-прежнему была рядом с ним… было бы похоже на то, что он просит, чтобы она вернулась из жалости, вместо любви.
– Нет, – снова, более мягко, сказал он. – Я не хочу говорить об этом.
По- прежнему держась за руки, они дошли до маленького парка и ступили на дорожку, ведущую вокруг озера. Утки подплыли к ним, требуя подачки.
– Мы всегда забываем принести им что-нибудь, – сказала Кэрол. –
Сколько раз мы здесь гуляли, – и всегда собирались захватить с собой хлеб, но ни разу не захватили.
– Мы… о другом думали.
– Да.
– Кэрол, должен быть какой-то способ!…
Он оборвал себя, почувствовав, что она напряглась.
– Например? – спросила она.
– Мы могли… могли бы пожениться.
Она взглянула на него; на какой-то миг он подумал, что она собирается
расхохотаться.
– Что? – сказала она.
– Давай поженимся. Мы можем отправиться в космодок… Адмирал
Ногучи мог бы провести церемонию.
– Но почему пожениться, во имя неба?
– У нас в семье так принято, – скованно сказал Джим.
– Но не в моей, – сказала Кэрол. – Да и все равно это бы не помогло.
– Это всем помогало в течение поколений, – сказал Джим, хотя, в
случае с его собственными родителями, эта истина становилась несколько резиновой. – Кэрол, я люблю тебя. Ты любишь меня. Ты – тот человек, которого я хотел бы видеть рядом, если бы оказался один на пустынной планете. Нам было весело вместе – помнишь, как мы отправились в док и тайком пробрались на «Энтерпрайз», чтобы устроить себе свою личную экскурсию… – Выражение ее лица заставило его остановиться. – Это правда…
– Да, – сказала она, – Это правда. И я скучаю по тебе. Дом стал ужасно
тихим без тебя.
– Значит, ты согласна?
– Нет. Мы это уже столько раз обсуждали. Неважно, что бы мы не сделали, это ничего не изменит. Я не могу быть с тобой, а ты не можешь остаться со мной.
– Но я мог бы. Я мог бы перевестись в штаб…
– Джим… – она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. Она
держала его за руки и смотрела ему в глаза. – Я помню, как ты отреагировал, когда стало известно, что ты примешь командование «Энтерпрайзом». Ты думаешь, тот, кто любит тебя, захочет отнять это у тебя? Ты думаешь, что сможешь любить того, кто попытается?
– Я люблю тебя, – сказал он. – Я не хочу тебя потерять.
– И я тоже не хочу тебя потерять. Только я тебя потеряла еще до того,
как тебя встретила. Я смогу привыкнуть к тишине. Я не смогу привыкнуть к тому, что ты будешь возвращаться ко мне иногда на несколько недель и потом я буту терять тебя снова, и снова, и снова.
Он все еще продолжал искать другое решение, но понял, что ходит по кругу и не видит, как его разорвать.
– Я знаю, ты права, – несчастно сказал он. – Я просто…
На синие глаза Кэрол навернулись слезы.
Они поцеловали друг друга, – в последний раз. Она прижала его к себе.
Он опусти голову к ней на плечо, отвернув лицо, потому что он тоже был на грани слез.
– Я тоже люблю тебя, Джим, – сказала она. – но мы не живем на
пустынной планете.
В лагуне острова, где встречались и сливались берег и соленое мелководье, в черном иле разрослись мангровые деревья. Вода отступила с отливом, оставив после себя густой вязкий запах. Опустилась ночь и взошла земная луна, посеребрив темную воду и черный ил.
Спок, коммандер Звездного Флота, офицер по науке звездолета «Энтерпрайз», гражданин планеты Вулкан, смотрел на лагуну, прислушиваясь к звукам и запахам. На необжитом берегу острова не было следов человеческого или чьего-нибудь еще присутствия. Богатая экосистема очаровывала его. Множественный звон москитов, то поднимавшихся, то опадавших волной вокруг, служил фоном для низкого уханья сов и резких, высоких звуков, которые издавали летучие мыши. Он мог отслеживать их полет по шелесту крыльев. Совы пролетали плавно, летучие мыши – внезапно меняя направление. В воду с берега скользнула змея, – звук ее плавного движения при этом почти не изменился. На обнажившемся или танцевали крабы. Когти большого енота негромко простучали по стволу мангрового дерева; затем его лапы шлепнули по илу; на его зубах что-то хрустнуло. К утру от пойманного краба не останется ничего, кроме горки из кусочков раскрошенного панциря.
Местные жители утверждали, что здесь все еще водятся кугуары, но Спок подозревал, что это делалось в целях развития туризма.
Голубая цапля упала с плеском на мелководье из темного неба. Она встала в воде, держа наготове клюв и ноги. Спок мельком подумал, на кого она охотится. Он снял ботинки, закатал брюки и ступил в илистую темную воду. Он мог чувствовать подошвами шевеление живых созданий, – словно постоянный электрический ток. Задев пальцами что-то твердое, он поднял это и сполоснул в воде, чтобы смыть ил. Это был одностворчатый моллюск, около полпальца длиной, расчерченный черно-белыми узорами. Его панцирь, закручиваясь спиралью, сходился в точку, с острыми отростками возле вершины. Создание отступило внутрь панциря, скрылись даже рожки. Спок стоял не шевелясь, пока моллюск показал постепенно усики, голову, тело и не пополз по его руке.
Спок вернул «королевскую корону» в воду и направился обратно, в сторону конференц-центра, избрав долгий путь вокруг мыса. Болото вскоре сменилось океанским берегом: белый песок, поросшие травой дюны, пальмы. Когда горизонт высветлился солнцем, он достиг укромного пляжа. Он вошел в воду и поплыл, пробуя свои силы против волн и течений.
Ребенком Спок не умел плавать. Его родная планета, Вулкан, вращалась, горячая и сухая, вокруг древнего алого солнца. Обширные водные поверхности были редки на Вулкане, на планете едва хватало воды, чтобы поддерживать ее экосистему. Первым же утром по прибытии на конференцию, пока все еще спали, он предпринял самостоятельную осторожную попытку научиться плавать. Сначала он не знал, как удержать свое длинное, худощавое тело на плаву, но, после некоторого барахтанья, ему это удалось. Как только он вычислил способ, как двигаться вперед, его навыки плаванья стали быстро совершенствоваться.
Отплыв на несколько километров от берега, он остановился и завис в воде. Островной мыс смотрелся тонким белым прочерком пляжа и тонкой зеленой полоской растительности. Не закрывая глаз, он опустился с головой под воду. В метре от поверхности воды висела барракуда, уставившись на него каменным взглядом, ее торпедовидное тело было совершенно неподвижно, не считая подрагивания плавников. Спок знал, что она является опасным хищником. Он поискал в своем разуме чувство страха, но не нашел. Вулканцы приучали себя поддерживать безэмоциональное состояние абсолютного хладнокровия при любых обстоятельствах; Спок постоянно примерял себя к этому идеалу. Он успешно противостоял страху и боли; с той же решимостью он противостоял гордости и отчаянию, радости и скорби, и любви.
Еще миг барракуда смотрела на Спока; в следующий они исчезла. Ее стремительное тело метнулось прочь одним движением, Спок снова был один. Возможно, барракуду не заинтересовала основанная на меди зеленая кровь чужака; или, может быть, она просто не была голодна.
Он доплыл до берега, вытерся, пригладил короткие черные волосы, оделся и пересек пляж. Белый песок сменился травянистыми дюнами; дюны – деревьями и тенью. Несколько людей уже лежали на песке, на солнце. Людская раса эволюционировала под желтой звездой. В отличие от вулканцев, они имели некоторую природную защиту от ультрафиолетового излучения. Тем не менее, Спок считал, что они подвергают себя ненужному риску. На некоторых были купальные костюмы, что показалось ему глупым: неадекватная защита от солнца, с одной стороны, и помеха для плавания – с другой. Он не видел смысла в использовании одежды как украшения.
Хотя был уже день, когда он достиг конференц-центра, в холле почти никого не было. Участники либо уже разъехались после вчерашних последних докладов, либо же они участвовали в вечеринке до поздней ночи и теперь все еще спали. В частности, дельтанцы выказали способность участвовать в дискуссиях целый день, после чего кутить всю ночь. Другие расы, включая людей, по-видимому, приняли это за вызов. Результатом этого явился беспорядок, который заставил Спока принять решение избегать этой дикой части конференции, и вместо этого проводить большинство ночей, исследуя дикие части острова.
– Простите, – коммандер Спок? Вам посылка.
Спок подошел к конторке. Кто-то предпринял значительные усилия и затраты, чтобы выслать ее, вместо того, чтобы заказать местное синтезирование; почтовые штампы покрывали обертку. Спок взял посылку. Адрес был написан рукой его матери.
Он поднялся к себе в номер и с любопытством оглядел пакет, прежде чем вскрыть его. Хотя он провел на Земле и в доках на ее орбите несколько месяцев, а его родители в настоящее время проживали тоже на Земле, он не навещал их и не звонил им. Сарек, его отец, посол Вулкана, не одобрял его решение вступить в Звездный Флот. Разрыв между ними продолжался теперь уже несколько лет и, поскольку Спок не видел путей, как поправить дело, он принял это как неизбежное. С матерью он общался тоже нечасто. В отличие от отца, она могла согласиться с его правом принимать решения касательно своей жизни. Она никогда не пыталась склонить его к точке зрения Сарека. Но несогласие между ее мужем и сыном поставило ее в неловкое промежуточное положение. Хотя Спок не признавал, что может чувствовать сожаление по поводу их отчуждения, он не был равнодушен к чувствам своей матери.
Люди, смотревшие на Спока со стороны, видели высокого, худощавого мужчину, отлично владеющего своим телом; зеленоватый оттенок лица, черные брови вразлет и глубоко посаженные темные глаза, аккуратно подстриженные черные волосы с короткой челкой, остроконечные уши:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59