) и кончая свинцовыми грузилами для удочек. Но в совершенный экстаз незадачливых солдат привели яркие консервные банки — после копченой козлятины грейпфрутовый сок и свинина с фасолью показались им воистину божьим даром. Как не уговаривал их Блейд, большинство консервных банок осело в рюкзаке у сверхзапасливого Мване, впрочем, только он один и мог тащить такую тяжесть.
Итак, Ричард со своими подчиненными двинулся в обратный путь, и даже чрезмерно распухшие мешки не особенно оттягивали им плечи. Но при ночном форсировании дороги все вновь вернулось на круги своя — остолоп Мване устроил тарарам на всю округу, а белый лейтенант, за чью голову, кстати, правительство назначило приличное вознаграждение, устроил еще больший грохот, подняв на воздух патрульный джип. И теперь Блейда томило предчувствие, что над топью их будут поджидать все вертолеты, которые только существуют в этой маленькой и трижды проклятой всеми негритянскими богами стране.
***
Ричард Блейд проснулся в таком же паршивом настроении, в каком прошлым вечером улегся спать. Еще не совсем рассвело и стволы опутанных лианами деревьев были наполовину скрыты во мраке. В соседней ямке, выстланной сухим мхом, тихонько похрапывали трое бойцов, сбившись в плотную кучу. Несмотря на то, что в полдень солнце жарило во всю, рассветы здесь выдавались в основном сырые и довольно прохладные. Маленький черный проводник, Тхелеб-Квон, заложив под мышку автомат, бессонно таращился в серые сумерки. Вот он скосил глаза на своего командира — Блейд только заметил, как сверкнули в темноте яркие белки — и, почувствовав, что тот тоже не спит, приветливо растянул в улыбке пухлые темно-коричневые губы.
— Ну что, все тихо? — еще сонным голосом спросил Ричард.
— Да, капитан, — Тхелеб-Квон, один из немногих бойцов, с которыми Блейд мог общаться на английском, а не только на здешнем диалекте, представляющем дикую смесь французского, суахили и различных местных словечек, почему-то всегда упорно именовал его капитаном; с его легкой руки это обращение переняли и все остальные солдаты. — Но когда станет совсем светло, они прилетят опять.
Вот уже третий день они торчали на окраине болот в джунглях, потому что каждое утро с первыми лучами солнца над трясиной начинал кружить вертолет. После того, как он уходил на базу для дозаправки, на его месте появлялся другой, за ним — третий, и так без конца. Только ночью полеты прекращались, но за ночь с тяжелой рацией по болоту далеко не уйдешь, и утром первый же воздушный патруль легко сможет выследить их на этом голом, как чертова плешь, месте; а потом звено вертолетов с крупнокалиберными пулеметами легко довершит остальное. По крайней мере, его не слишком искушенным в военном деле солдатам с гарантией придется сложить здесь свои кости. Блейд понимал, что и сам он, в одиночку, да еще с рацией за плечами, тоже не имеет никаких шансов. И если за сегодняшний день ему не удастся найти выход из этой западни, то похоже, что завтра патрульные вертолеты не понадобятся: рота автоматчиков прочешет опушку леса и выжмет их к болоту, где они опять-таки будут как на ладони. Если же, при первом проходе, автоматчики их не найдут, то он получит от силы два дня сроку — пока уже две роты, или сколько там надо, не выгонят их из джунглей и не искрошат в порошок.
Постепенно светало. Стволы деревьев, ранее почти сливавшиеся с темнотой, теперь обретали четкость. И там, за косматыми древесными исполинами, за чахлой порослью кустарника, за полосой порыжевшей и опаленной солнцем травы, выступило из мрака болото — простиравшаяся до самого горизонта буро-зеленая трясина, испещренная кое-где свинцово-серыми пятнами выступающей на поверхность воды да небольшими островками более твердой суши, где, словно щетина на бородавке, произрастали маленькие чахлые деревца. Выглянув из-за леса, солнце сразу же начало припекать, и над болотом повисла плотная завеса утреннего тумана — это испарялась выступившая за ночь роса. Вот уже третий раз Ричард наблюдал эту картину, и в ней всегда находилось для него какое-то тонкое очарование. Странно, но эта бесконечная, вытянувшаяся словно в никуда двуцветная пустошь, исчезающая в призрачной белесой дымке, манила и притягивала его. И, с одной стороны, это вполне можно было понять — ведь ему необходимо пересечь болото, чтобы вернуться к своему отряду. Но встававшая сейчас перед глазами Блейда картина будила в его душе и какие-то странные воспоминания — или предчувствия. Нет, он никогда раньше не видел такой трясины; у него на родине болота выглядели совсем по-другому. Что ж, возможно все было еще впереди…
Далекий жужжащий звук рывком вывел Блейда из состояния задумчивости. Чертыхнувшись, он залез поглубже в кусты и дернул за куртку стоявшего во весь рост Тхелеб-Квона. Остальные трое были почти незаметны в своей яме, так что молодой лейтенант даже не стал будить их. Пусть отсыпаются. Кто знает, где и когда им придется спать в следующий раз?
Наконец легкая, похожая на стрекозу машина неспешно проплыла над их головами и, зависнув на секунду над краем леса, развернулась в сторону болот. Сидя в кустах, Блейд с отчаянием обхватил голову руками, но, к сожалению, мыслительный процесс это не стимулировало. Существовал, конечно, простой выход — бросить все к чертям и пробиваться через лес к границе. Даже не вдаваясь глубоко в анализ ситуации, Блейд понимал, — что сам он выйдет из этой передряги. Он — да, а вот они — Ричард еще раз бросил взгляд на спящих воинов — не смогут. Они не кончали спецшколу «Секьюрити Сервис», они не сумеют прострелить монетку со ста ярдов, сломать врагу шею с одного удара, пройти за сутки пятьдесят миль без пищи и воды…
Предположим, он бросит их… И что тогда? Он обманет людей, что поверили ему и отправились в это авантюрное путешествие? Обманет и тех, кто ждет его в горах за болотами — ведь без рации, без опытного командира они быстро станут жертвами собственной неосмотрительности. И если он сейчас сбежит, с его карьерой будет покончено! Навсегда! Неважно, кого ему придется оставить сейчас на произвол судьбы — чернокожих повстанцев или батальон королевской морской пехоты; главное, он бросит свой отряд, людей, за которых отвечает перед богом и своей совестью, бойцов, которые верят в него и рассчитывают, что в его силах сохранить самое ценное их достояние — жизнь!
Однако такой выход являлся сейчас для Блейда весьма притягательным. Он был еще молод, очень молод, и выполнял первое свое задание; он первый раз столкнулся со смертью и кровью — и неожиданно обнаружил, что и сам он смертен и уязвим. Он колебался; он думал, что никакая карьера не стоит того, чтобы сложить свою голову среди этих проклятых болот и джунглей. Но как же он будет тогда смотреть в глаза людям, помня о тех, кого бросил? Как встретится с Дж., с отцом? Ведь этих черных парней без него перебьют… всех!
Обхватив голову руками, Ричард зажмурил глаза, прогоняя страшное видение — десятки, сотни тел его мертвых бойцов, распростертых на залитой кровью земле. Он все еще думал и колебался; рожденный героем, он еще не стал им. Но он уже твердо знал, что никуда не сбежит от этого проклятого болота, не расстанется со своими людьми и не умрет.
Должен существовать какой-то выход! И у него был целый день, чтобы его найти.
***
Автоматчики наконец проснулись и, шумно зевая, начали шарить по рюкзакам в поисках съестного. Мельком глянув на них, Блейд вдруг тоже ощутил, что голоден.
— Пошли, перекусим, — он снова дернул маленького проводника за куртку
Тхелеб-Квон только разулыбался и отрицательно покачал головой. Совсем еще мальчишка, подумал Блейд, глядя на его тоненькую фигурку, и что он забыл у этих повстанцев? В тощих и жилистых руках проводника, выглядывающих из закатанных рукавов огромной, на три размера большей гимнастерки, ладный вороненый советский автомат смотрелся как многопудовая гиря. Но почему-то, несмотря на некоторую комичность, — а может, и благодаря ей, — маленький Тхелеб-Квон нравился Блейду. И это было тоже нехорошо, потому что если ему все же придется сбежать, то пуще всех своих солдат Ричард Блейд запомнит этого мальчишку с автоматом в руках. Маленького проводника, которого он мог, но не сумел или не захотел спасти.
Блейд обреченно помотал головой и повернулся к своему мешку. Там нашлось еще с полдюжины консервных банок полевого рациона и, вытащив одну, он направился к своим солдатам. Тхелеб-Квон развел маленький костерок (непонятно, как это у него получалось в такой сырости), а остальные — старый Ороме и двое братьев близнецов Сваче и Чак — чинно рассевшись вокруг, ковыряли ложками в консервных банках Проводник, повесив на рогатину объемистый котелок с процеженной через песок болотной водой, ловко пристроил его над огнем. Вода во фляжках кончалась, поэтому Блейд распорядился еще с ночи приготовить некоторый запас, на всякий случай пропустив воду из болота через песочный «фильтр».
Завидев своего сонного и небритого командира, чернокожие бойцы разулыбались и, слегка подвинувшись, освободили ему место у костра. Вот, еще один повод для восторга — у подчиненных Блейда борода почти не росла, а он, небритый уже пятый день, выглядел сейчас как португальский работорговец после неудачного набега.
Его удивляло, с каким философским спокойствием эти чернокожие парни относились к постигшим их бедам, к тому тяжкому положению, в которое они попали. Никакой паники, беспричинного страха или, наоборот, бессильной ярости, ничего подобного — люди приветливо улыбались ему, не собираясь ни упрекать, ни требовать от него невозможного. Ричард полагал, что это спокойствие зиждется не только на их непоколебимой вере в его стратегические таланты, в то, что белый лейтенант обязательно сумеет найти выход и вытащит их из ловушки. Нет, они, конечно, верили ему — и это доверие было весьма лестным, — но и сложившуюся ситуацию, судя по всему, оценивали вполне трезво.
Поэтому его не удивило, когда старый Ороме, облизав свою ложку, внезапно произнес:
— Послушай, капитан, наверно, ты думаешь сейчас, как бы нам выбраться в горы?
Ричард только невесело кивнул.
— И как ты считаешь — нам удастся это сделать без посторонней помощи?
— Ты полагаешь, кто-то может нам помочь? — без всякого энтузиазма спросил Блейд.
Ороме и Тхелеб-Квон перекинулись несколькими короткими фразами, Ричард понимал диалект африканцев недостаточно хорошо, чтобы уследить за смыслом этих переговоров. Затем пожилой негр снова повернулся к нему и сказал, уже медленнее:
— Тхелеб-Квон говорит, что его дед мог бы помочь нам. Он здесь живет неподалеку. Если выйти сразу после утренней еды, к полудню ты будешь в его деревне. Здесь, на краю болота. — Ороме говорил размеренно, словно декламировал, тщательно подбирая слова; в речи и невозмутимом виде этого немолодого охотника Блейду почудилось нечто аристократическое.
— Хорошо, — Блейд бросил взгляд на Тхелеб-Квона, сидевшего обняв колени тощими руками, и на внимательно наблюдавших за ним братьев-близнецов. Он усмехнулся. — Вижу, вы тут кое о чем сговорились за моей спиной, но это, парни, не так важно. Важнее то, чем нам может помочь дед Тхелеб-Квона. Он знает какой-то короткий путь через болото? Такой, чтобы мы успели выйти к горам до рассвета?
— Нет, — жемчужно-белые зубы маленького проводника сверкнули в жизнерадостной улыбке. — Мой дед — бвала… большой бвала! — Тхелеб-Квон расправил узенькие плечи и прямо надулся от гордости.
Бвала… Деревенский колдун! Блейд судорожно сглотнул, прощаясь с вспыхнувшей на миг надеждой. Местные колдуны и в самом деле кое-что умели — могли излечить от лихорадки и наслать порчу, приворожить охотничью удачу и принять роды. Но вряд ли кто-нибудь из них сумел бы справиться один на один с крупнокалиберным пулеметом. Во всяком случае, Блейд в это не верил.
— Что? — выдавил он, обескураженно уставившись на маленького проводника.
— Я говорю — настоящий колдун! — по-прежнему гордо подтвердил Тхелеб-Квон. — Хочешь, леопарда из джунглей вызовет, хочешь, устроит дождь с громом и молнией или даже заколдует человека — так, что тот все забудет и станет делать только то, что ему прикажет бвала. Мой дед!
— И ты… вы все… — Блейд обвел взглядом темные лица, — верите в это? Или хотите подшутить над своим лейтенантом?
— Это правда, чистая правда, — вновь подал голос Ороме. Вглядевшись в его лицо, Блейд не заметил и тени насмешки в антрацитовых глазах. Что ж, они верили — в этом не было сомнений. Они верили в таланты бвалы — так же глубоко и искренне, как он верил в детстве в Святое Писание, Санта Клауса и Питера Пэна. Но сейчас он был взрослым человеком, и все его воспитание, все то, что любой цивилизованный человек впитывает с молоком матери, восставало против глупых и наивных предрассудков этих чернокожих простаков.
— А вы, парни?
1 2 3 4
Итак, Ричард со своими подчиненными двинулся в обратный путь, и даже чрезмерно распухшие мешки не особенно оттягивали им плечи. Но при ночном форсировании дороги все вновь вернулось на круги своя — остолоп Мване устроил тарарам на всю округу, а белый лейтенант, за чью голову, кстати, правительство назначило приличное вознаграждение, устроил еще больший грохот, подняв на воздух патрульный джип. И теперь Блейда томило предчувствие, что над топью их будут поджидать все вертолеты, которые только существуют в этой маленькой и трижды проклятой всеми негритянскими богами стране.
***
Ричард Блейд проснулся в таком же паршивом настроении, в каком прошлым вечером улегся спать. Еще не совсем рассвело и стволы опутанных лианами деревьев были наполовину скрыты во мраке. В соседней ямке, выстланной сухим мхом, тихонько похрапывали трое бойцов, сбившись в плотную кучу. Несмотря на то, что в полдень солнце жарило во всю, рассветы здесь выдавались в основном сырые и довольно прохладные. Маленький черный проводник, Тхелеб-Квон, заложив под мышку автомат, бессонно таращился в серые сумерки. Вот он скосил глаза на своего командира — Блейд только заметил, как сверкнули в темноте яркие белки — и, почувствовав, что тот тоже не спит, приветливо растянул в улыбке пухлые темно-коричневые губы.
— Ну что, все тихо? — еще сонным голосом спросил Ричард.
— Да, капитан, — Тхелеб-Квон, один из немногих бойцов, с которыми Блейд мог общаться на английском, а не только на здешнем диалекте, представляющем дикую смесь французского, суахили и различных местных словечек, почему-то всегда упорно именовал его капитаном; с его легкой руки это обращение переняли и все остальные солдаты. — Но когда станет совсем светло, они прилетят опять.
Вот уже третий день они торчали на окраине болот в джунглях, потому что каждое утро с первыми лучами солнца над трясиной начинал кружить вертолет. После того, как он уходил на базу для дозаправки, на его месте появлялся другой, за ним — третий, и так без конца. Только ночью полеты прекращались, но за ночь с тяжелой рацией по болоту далеко не уйдешь, и утром первый же воздушный патруль легко сможет выследить их на этом голом, как чертова плешь, месте; а потом звено вертолетов с крупнокалиберными пулеметами легко довершит остальное. По крайней мере, его не слишком искушенным в военном деле солдатам с гарантией придется сложить здесь свои кости. Блейд понимал, что и сам он, в одиночку, да еще с рацией за плечами, тоже не имеет никаких шансов. И если за сегодняшний день ему не удастся найти выход из этой западни, то похоже, что завтра патрульные вертолеты не понадобятся: рота автоматчиков прочешет опушку леса и выжмет их к болоту, где они опять-таки будут как на ладони. Если же, при первом проходе, автоматчики их не найдут, то он получит от силы два дня сроку — пока уже две роты, или сколько там надо, не выгонят их из джунглей и не искрошат в порошок.
Постепенно светало. Стволы деревьев, ранее почти сливавшиеся с темнотой, теперь обретали четкость. И там, за косматыми древесными исполинами, за чахлой порослью кустарника, за полосой порыжевшей и опаленной солнцем травы, выступило из мрака болото — простиравшаяся до самого горизонта буро-зеленая трясина, испещренная кое-где свинцово-серыми пятнами выступающей на поверхность воды да небольшими островками более твердой суши, где, словно щетина на бородавке, произрастали маленькие чахлые деревца. Выглянув из-за леса, солнце сразу же начало припекать, и над болотом повисла плотная завеса утреннего тумана — это испарялась выступившая за ночь роса. Вот уже третий раз Ричард наблюдал эту картину, и в ней всегда находилось для него какое-то тонкое очарование. Странно, но эта бесконечная, вытянувшаяся словно в никуда двуцветная пустошь, исчезающая в призрачной белесой дымке, манила и притягивала его. И, с одной стороны, это вполне можно было понять — ведь ему необходимо пересечь болото, чтобы вернуться к своему отряду. Но встававшая сейчас перед глазами Блейда картина будила в его душе и какие-то странные воспоминания — или предчувствия. Нет, он никогда раньше не видел такой трясины; у него на родине болота выглядели совсем по-другому. Что ж, возможно все было еще впереди…
Далекий жужжащий звук рывком вывел Блейда из состояния задумчивости. Чертыхнувшись, он залез поглубже в кусты и дернул за куртку стоявшего во весь рост Тхелеб-Квона. Остальные трое были почти незаметны в своей яме, так что молодой лейтенант даже не стал будить их. Пусть отсыпаются. Кто знает, где и когда им придется спать в следующий раз?
Наконец легкая, похожая на стрекозу машина неспешно проплыла над их головами и, зависнув на секунду над краем леса, развернулась в сторону болот. Сидя в кустах, Блейд с отчаянием обхватил голову руками, но, к сожалению, мыслительный процесс это не стимулировало. Существовал, конечно, простой выход — бросить все к чертям и пробиваться через лес к границе. Даже не вдаваясь глубоко в анализ ситуации, Блейд понимал, — что сам он выйдет из этой передряги. Он — да, а вот они — Ричард еще раз бросил взгляд на спящих воинов — не смогут. Они не кончали спецшколу «Секьюрити Сервис», они не сумеют прострелить монетку со ста ярдов, сломать врагу шею с одного удара, пройти за сутки пятьдесят миль без пищи и воды…
Предположим, он бросит их… И что тогда? Он обманет людей, что поверили ему и отправились в это авантюрное путешествие? Обманет и тех, кто ждет его в горах за болотами — ведь без рации, без опытного командира они быстро станут жертвами собственной неосмотрительности. И если он сейчас сбежит, с его карьерой будет покончено! Навсегда! Неважно, кого ему придется оставить сейчас на произвол судьбы — чернокожих повстанцев или батальон королевской морской пехоты; главное, он бросит свой отряд, людей, за которых отвечает перед богом и своей совестью, бойцов, которые верят в него и рассчитывают, что в его силах сохранить самое ценное их достояние — жизнь!
Однако такой выход являлся сейчас для Блейда весьма притягательным. Он был еще молод, очень молод, и выполнял первое свое задание; он первый раз столкнулся со смертью и кровью — и неожиданно обнаружил, что и сам он смертен и уязвим. Он колебался; он думал, что никакая карьера не стоит того, чтобы сложить свою голову среди этих проклятых болот и джунглей. Но как же он будет тогда смотреть в глаза людям, помня о тех, кого бросил? Как встретится с Дж., с отцом? Ведь этих черных парней без него перебьют… всех!
Обхватив голову руками, Ричард зажмурил глаза, прогоняя страшное видение — десятки, сотни тел его мертвых бойцов, распростертых на залитой кровью земле. Он все еще думал и колебался; рожденный героем, он еще не стал им. Но он уже твердо знал, что никуда не сбежит от этого проклятого болота, не расстанется со своими людьми и не умрет.
Должен существовать какой-то выход! И у него был целый день, чтобы его найти.
***
Автоматчики наконец проснулись и, шумно зевая, начали шарить по рюкзакам в поисках съестного. Мельком глянув на них, Блейд вдруг тоже ощутил, что голоден.
— Пошли, перекусим, — он снова дернул маленького проводника за куртку
Тхелеб-Квон только разулыбался и отрицательно покачал головой. Совсем еще мальчишка, подумал Блейд, глядя на его тоненькую фигурку, и что он забыл у этих повстанцев? В тощих и жилистых руках проводника, выглядывающих из закатанных рукавов огромной, на три размера большей гимнастерки, ладный вороненый советский автомат смотрелся как многопудовая гиря. Но почему-то, несмотря на некоторую комичность, — а может, и благодаря ей, — маленький Тхелеб-Квон нравился Блейду. И это было тоже нехорошо, потому что если ему все же придется сбежать, то пуще всех своих солдат Ричард Блейд запомнит этого мальчишку с автоматом в руках. Маленького проводника, которого он мог, но не сумел или не захотел спасти.
Блейд обреченно помотал головой и повернулся к своему мешку. Там нашлось еще с полдюжины консервных банок полевого рациона и, вытащив одну, он направился к своим солдатам. Тхелеб-Квон развел маленький костерок (непонятно, как это у него получалось в такой сырости), а остальные — старый Ороме и двое братьев близнецов Сваче и Чак — чинно рассевшись вокруг, ковыряли ложками в консервных банках Проводник, повесив на рогатину объемистый котелок с процеженной через песок болотной водой, ловко пристроил его над огнем. Вода во фляжках кончалась, поэтому Блейд распорядился еще с ночи приготовить некоторый запас, на всякий случай пропустив воду из болота через песочный «фильтр».
Завидев своего сонного и небритого командира, чернокожие бойцы разулыбались и, слегка подвинувшись, освободили ему место у костра. Вот, еще один повод для восторга — у подчиненных Блейда борода почти не росла, а он, небритый уже пятый день, выглядел сейчас как португальский работорговец после неудачного набега.
Его удивляло, с каким философским спокойствием эти чернокожие парни относились к постигшим их бедам, к тому тяжкому положению, в которое они попали. Никакой паники, беспричинного страха или, наоборот, бессильной ярости, ничего подобного — люди приветливо улыбались ему, не собираясь ни упрекать, ни требовать от него невозможного. Ричард полагал, что это спокойствие зиждется не только на их непоколебимой вере в его стратегические таланты, в то, что белый лейтенант обязательно сумеет найти выход и вытащит их из ловушки. Нет, они, конечно, верили ему — и это доверие было весьма лестным, — но и сложившуюся ситуацию, судя по всему, оценивали вполне трезво.
Поэтому его не удивило, когда старый Ороме, облизав свою ложку, внезапно произнес:
— Послушай, капитан, наверно, ты думаешь сейчас, как бы нам выбраться в горы?
Ричард только невесело кивнул.
— И как ты считаешь — нам удастся это сделать без посторонней помощи?
— Ты полагаешь, кто-то может нам помочь? — без всякого энтузиазма спросил Блейд.
Ороме и Тхелеб-Квон перекинулись несколькими короткими фразами, Ричард понимал диалект африканцев недостаточно хорошо, чтобы уследить за смыслом этих переговоров. Затем пожилой негр снова повернулся к нему и сказал, уже медленнее:
— Тхелеб-Квон говорит, что его дед мог бы помочь нам. Он здесь живет неподалеку. Если выйти сразу после утренней еды, к полудню ты будешь в его деревне. Здесь, на краю болота. — Ороме говорил размеренно, словно декламировал, тщательно подбирая слова; в речи и невозмутимом виде этого немолодого охотника Блейду почудилось нечто аристократическое.
— Хорошо, — Блейд бросил взгляд на Тхелеб-Квона, сидевшего обняв колени тощими руками, и на внимательно наблюдавших за ним братьев-близнецов. Он усмехнулся. — Вижу, вы тут кое о чем сговорились за моей спиной, но это, парни, не так важно. Важнее то, чем нам может помочь дед Тхелеб-Квона. Он знает какой-то короткий путь через болото? Такой, чтобы мы успели выйти к горам до рассвета?
— Нет, — жемчужно-белые зубы маленького проводника сверкнули в жизнерадостной улыбке. — Мой дед — бвала… большой бвала! — Тхелеб-Квон расправил узенькие плечи и прямо надулся от гордости.
Бвала… Деревенский колдун! Блейд судорожно сглотнул, прощаясь с вспыхнувшей на миг надеждой. Местные колдуны и в самом деле кое-что умели — могли излечить от лихорадки и наслать порчу, приворожить охотничью удачу и принять роды. Но вряд ли кто-нибудь из них сумел бы справиться один на один с крупнокалиберным пулеметом. Во всяком случае, Блейд в это не верил.
— Что? — выдавил он, обескураженно уставившись на маленького проводника.
— Я говорю — настоящий колдун! — по-прежнему гордо подтвердил Тхелеб-Квон. — Хочешь, леопарда из джунглей вызовет, хочешь, устроит дождь с громом и молнией или даже заколдует человека — так, что тот все забудет и станет делать только то, что ему прикажет бвала. Мой дед!
— И ты… вы все… — Блейд обвел взглядом темные лица, — верите в это? Или хотите подшутить над своим лейтенантом?
— Это правда, чистая правда, — вновь подал голос Ороме. Вглядевшись в его лицо, Блейд не заметил и тени насмешки в антрацитовых глазах. Что ж, они верили — в этом не было сомнений. Они верили в таланты бвалы — так же глубоко и искренне, как он верил в детстве в Святое Писание, Санта Клауса и Питера Пэна. Но сейчас он был взрослым человеком, и все его воспитание, все то, что любой цивилизованный человек впитывает с молоком матери, восставало против глупых и наивных предрассудков этих чернокожих простаков.
— А вы, парни?
1 2 3 4