Правитель разглядывал семью Харсин Бена. — Ра благословил меня архитектором, обладающим неповторимыми способностями, а тебя — прекрасной семьей. Один твой сын силен и умен. Насколько мне известно, он изучает науку цифр и помогает тебе в расчетах, не так ли? И внешность второго мне нравится. Этот мальчик не альбинос?
— Нет, Спустившийся с Небес. Это натуральный цвет кожи и волос, — ответил Харсин Бен.
— Он неестественный, но красивый, — заметил Хасатут, и его огромная голова слегка склонилась в сторону Кхайя. — Подойди поближе, мальчик.
— Иди к нему, — прошептал Харсин Бен. — Немедленно. Поторопись!
Дрожащий Кхай быстро шагнул вперед и пал ниц, прикоснувшись лбом к камню между ступнями фараона.
— Встань, — приказал фараон.
Кхай тут же подчинился и уставился округлившимися от удивления глазами на огромное резное лицо У себя над головой. И сам Кхай, и фигура фараона находились в тени незавершенной части пирамиды, поэтому мальчик мог хорошенько разглядеть его: золотая маска, покрывавшая лицо, и многочисленные драгоценные камни, украшавшие тело, не слепили.
За вырезанными в маске отверстиями для глаз Кхай различил влажный блеск глаз.
— Чем ты занимаешься, мальчик? — спросил фараон.
Грохот и присвист, сопровождавшие каждое слово царя, заставили Кхайя подпрыгнуть.
— Я... я хожу в школу, о Всемогущий.
Огромная голова кивнула.
— Конечно, ходишь. А чем бы ты хотел заниматься, когда выучишься?
— Я хотел бы стать лучником в вашей армии, Спустившийся с Небес, — без колебаний ответил Кхай, к которому понемногу стала возвращаться самоуверенность.
— Да? Прекрасно! Тогда ты должен тренироваться, по крайней мере, один день из пяти. Мы это организуем. — Огромная голова поднялась и посмотрела за спину Кхайя. — Харсин Бен, подойди поближе и возьми с собой свою дочь.
Старик и его дочь подчинились и уже были готовы пасть ниц рядом с Кхайем, но фараон остановил их.
— Нет, нет, не надо, — сказал он и пристально уставился на Намишу.
Сестра Кхайя была закутана в длинную, белоснежную ткань, собранную в складки так, что она открывала ее небольшую упругую левую грудь. Волосы она носила уложенными по последней моде — так, как взрослые женщины, поэтому чувствовала себя взрослой, однако выглядела четырнадцатилетней девочкой, а не семнадцатилетней девушкой.
— Харсин Бен, — снова послышался голос фараона, правда, на этот раз он звучал тише и казался задумчивым. — Твоя дочь красива. Через четыре года ей должна быть предоставлена возможность стать царской невестой.
Намиша резко вдохнула воздух, ее слегка качнуло, словно у нее закружилась голова, а ее отец не смог удержаться, чтобы не прикрыть рот рукой.
— Фараон... — пробормотал он. — Ра на земле... я не знаю... я не могу...
— Не благодари меня, — остановил его Хасатут. — Сделай так, чтобы она досталась мне неиспорченной.
Что касается мальчика, то пусть тренируется в стрельбе из лука, а потом мы посмотрим. Через четыре года ты приведешь ко мне их обоих.
— Намишу... и мальчика, о Всемогущий? Но...
— Да, да, — кивнул фараон. — И мальчика. Для него найдется работа в пирамиде. Ты построил мой дом и мою гробницу, Харсин Бен. Разве ты не хочешь, чтобы твой сын жил там вместе со мной? Мой визирь, Анулеп, верой и правдой служит мне много лет. Наверное, подошло время, когда ему следует начать готовить себе замену...
— Спустившийся с Небес, — снова заговорил Харсин Бен со стоном, который не мог сдержать, — я...
— Ты потрясен и ошеломлен, я знаю, — кивнула огромная голова. — Но я ничего не хочу больше слушать. Это решено. Можешь идти.
Глава 4
Ученик архитектора
Уныние, охватившее семейство Ибизинов с этого времени, стало почти осязаемым. Если Кхай и не мог всего понять, то ему удалось определить источник печали. Все началось со дня царского парада. Несколько раз Кхай натыкался на своих родителей, что-то с беспокойством обсуждающих тихими голосами. Кхайю доводилось уловить упоминавшееся имя фараона, и он знал, что именно Хасатут является источником отчаяния и несчастья.
Намиша полностью ушла в себя, за несколько месяцев сильно похудела и теперь больше напоминала призрак. Частично это произошло по ее собственной воле — такой была ее реакция на внимание, которое проявил к ней фараон. Но отчасти виноват был и ее несчастный отец. Он не смел не подчиниться приказам Хасатута, чьи шпионы рыскали повсюду. Они, несомненно, тут же донесли бы о любом нарушении приказа бога на земле. Поэтому Харсин Бен приставил к Намише одного из рабов, который постоянно сопровождал ее. Девушке больше не разрешалось посещать вечеринки, которые так ей нравились. Теперь с наступлением темноты она должна была находиться в доме своего отца.
Несколько раз Кхай спрашивал, что же плохого в том, что фараон обратил на них внимание. Всякий раз ему грубо отвечали на подобные вопросы и тут же отсылали прочь. Даже Адхан не объяснял ему, что же пошло не так. Когда, наконец, мальчик разобрался, что причиной отчаяния являются его собственная судьба и судьба его сестры, он еще больше запутался. Неужели его родители серьезно восприняли шутку фараона о том, что в один прекрасный день он сможет стать Кхайем-визирем, правой рукой фараона? И разве не считается самым высшим счастьем для девушки стать одной их невест царя-бога? В любом случае, четыре года казались Кхайю слишком долгими и он не мог понять, почему его родители так волнуются. Через четыре года ему будет около пятнадцати — почти мужчина! И тогда он, наверное, уже сам сможет выбирать, следует ли ему жить в пирамиде или нет.
Один раз он заметил своих родителей в укромном уголке сада. Они говорили приглушенными голосами.
Кхай незаметно подкрался к ним и услышал то, что можно было расценить как государственную измену.
Его мать говорила, что" может, фараон не протянет четыре года. А Харсин Бен стал соучастником преступления, ответив:
— Ха! Хотя он и болен, но не телом. Даже если бы он и был болен физически, то его лекари все равно поддерживали бы в нем жизнь, пока я не закончу пирамиду. В этом можно не сомневаться. А если каким-то чудом он умрет, неужели ты думаешь, колдуны позволят ему остаться мертвым? Нет не позволят! В Кемете и окрестных землях живут семь черных и семь белых магов. Фараон уже призвал к себе всех черных. Он заботится о них, а они — о нем. Они в состоянии обеспечить ему некое подобие жизни.
— Муж, — проговорила мать Кхайя испуганным, дрожащим голосом, хватая ртом воздух, — скажи, те рассказы, что мы порой слышим о подземельях пирамиды, это ведь всего лишь сплетни старух? Вранье о том, что враги Хасатута...
— Не обманывай себя, Мерайет! — резко перебил ее Харсин Бен, голос которого звучал непривычно резко. — Я знаю человека, видевшего мужчин и женщин, плясавших на нижних этажах пирамиды. Их лица почернели от смерти, а тела заполнились червями, потому что они давным-давно умерли! В доме фараона живут тиранцы, смешивающие черную магию с искусством бальзамирования. В результате получается уродство и извращение. Я не говорю о черных магах — семерых некромантах... Там есть комната, — продолжал он еще тише, — где внутренние органы мумий продолжают жить и пульсировать, словно их никогда и не извлекали из тел умерших хозяев!
— Харсин Бен, как ты можешь говорить мне подобные вещи? — взмолилась Мерайет. — Как ты можешь, когда знаешь, что Намиша и Кхай...
— Тихо! — приказал муж, услышав шорох листьев. — Кхай?.. Это ты, мой мальчик? Подойди ко мне!
Кхай появился из-за куста, за которым прятался.
Его сурово отругали, велели немедленно забыть все, что он слышал. Но от этого еще больше возросло его любопытство.
* * *
Кхайю очень хотелось узнать побольше о том, о чем шептались его родители, но он боялся спросить.
В конце концов Кхай обратился к постороннему. Имтод Хафенид — молодой человек лет на пять или шесть старше Кхайя — считался учеником Харсина Вена Ибизина. Его отец был давним другом Харсина Бона. На своем смертном ложе три года назад Тутмес Хафенид попросил архитектора взять Имтода в ученики.
Молодой человек унаследовал дом Тутмеса и кое-какие средства, достаточные для поддержания среднего уровня жизни. А если в дополнение к этому он обучился бы какому-то ремеслу, то, возможно, из него получился бы уважаемый гражданин. Имтод был слаб здоровьем для того, чтобы идти в армию, не имел склонности к занятию торговлей. Обучение у Харсина Бена стало тем немногим, чем он мог заняться. Оказалось, Имтод имеет склонность к точным наукам, так что если Харсин Бен обучит его, то и юноша сможет приносить пользу людям и зарабатывать себе на жизнь.
Харсин Бен подписал с Имтодом договор, который заключался в Кемете между учителем и учеником, и Имтод пять дней в неделю обучался у нового учителя.
Он был болезненным, некрасивым молодым человеком и обычно проводил время в старой мастерской архитектора, изучая наброски и планы или рассматривая модели пирамид, храмов и других больших сооружений. Именно там Кхай, к которому Имтод всегда относился дружелюбно, и решил обратиться к нему со своими вопросами.
Однако сведения о фараоне, которыми располагал Имтод, были скудными, он мог сказать только, что Хасатут — это царь-бог и самый могущественный человек на Земле. Что касается странных вещей, происходящих в пирамиде, то все знали, что цари ведут себя иначе, чем обычные люди, а боги еще загадочнее, так что же можно ожидать от царя-бога, предки которого спустились со звезд? Да и вообще, почему Кхайя вдруг этим заинтересовался?
И вместо того, чтобы узнать что-то новое от ученика своего отца, Кхай сам рассказал ему все, что произошло после царского парада. Он даже упомянул об опасениях своих родителей за его судьбу и судьбу сестры, об их сомнениях относительно благодеяний фараона и благополучия тех, кого он забирал с собой в пирамиду.
Имтод слушал очень внимательно, подбадривая Кхайя, пока не вытянул из него даже мельчайшие детали.
В конце концов, узнав все, что можно, Имтод предупредил Кхайя о том, что он никогда никому не должен повторять этот рассказ, и вернулся к своим занятиям.
После ухода Кхайя Имтод долго сидел, размышляя. На лбу у него пролегла глубокая морщина. Четыре года, как сказал мальчик. Через четыре года фараон возьмет Намишу в невесты, а Кхайя — на обучение в пирамиду. А Харсин Бен противится исполнению планов Хасатута, не так ли?
Имтод задумался, чему он сам сможет научиться у старика за четыре года. Он подозревал, что очень многому, если серьезно займется делом. Но будет ли этого достаточно, чтобы фараон назначил его следующим Главным Архитектором пирамиды вместо учителя?
Ведь если Харсина Бена объявят виновным в предательстве, то потребуется кто-то, чтобы закончить великую работу.
В Асорбесе было много архитекторов, но никто из них не обучался у Харсина Бена Ибизина и не знал его работу так, как его лучший ученик. Чем больше Имтод думал об этом, тем большие перспективы рисовал себе.
Через четыре года он станет взрослым мужчиной, а если все сделает по-умному, то может оказаться самым молодым из приближенных фараона.
Да и какое дело было Имтоду до Ибизинов? До этой высокомерной Намиши, у которой всегда задран нос; до наивного и глупого Кхайя, да и до самого Харсина Бена, не видящего гениальности своего ученика! Он всего лишь старик, несносный и нудный, вечно жалующийся то на одно, то на другое, всегда рассуждающий о том, как архитектору могут сойти с рук ошибки в строительстве дома или даже уродливого храма, но никогда — при постройке пирамиды; старик, всегда ворчащий о том, какая безвкусная и небрежная работа у Имтода.
Но если предположить, что старый дурак в самом деле воздвиг плохую пирамиду? Если доказать, что Харсин Вен собирался причинить вред великой гробнице фараона? Когда последняя мысль появилась у Имтода, он кивнул и злорадно ухмыльнулся. Да, он выведет на чистую воду старую развалину, сам займет высокое положение и получит власть...
Но не сейчас, не сейчас. Он подождет. Осталось всего четыре года...
* * *
Когда прошедшие после злополучного дня недели перешли в месяцы, жизнь в доме Ибизинов, в которой ничего не осталось от былой гармонии, тем не менее понемногу выровнялась, и Харсин Бен обнаружил, по крайней мере, одно изменение к лучшему — в продвижении Имтода Хафенида по пути, выбранному ему его отцом. Создавалось впечатление, что ученик открыл в себе что-то новое и ему постоянно недостает занятий.
Это было неожиданным, но приятным превращением.
Старый архитектор был несчастлив: он видел, как на глазах тает его дочь, как пренебрежительно относится Кхай к занятиям в школе. Мальчишке больше нравились тренировки в стрельбе из лука у огромных казарм за пирамидой. Возможно, поэтому старик с радостью занимался с учеником. Хариш Бен был хорошим учителем, и ему в этом помогало одно качество: он хвалил ученика, если тот этого заслуживал, и всегда отмечал самоотдачу и упорство Имтода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Нет, Спустившийся с Небес. Это натуральный цвет кожи и волос, — ответил Харсин Бен.
— Он неестественный, но красивый, — заметил Хасатут, и его огромная голова слегка склонилась в сторону Кхайя. — Подойди поближе, мальчик.
— Иди к нему, — прошептал Харсин Бен. — Немедленно. Поторопись!
Дрожащий Кхай быстро шагнул вперед и пал ниц, прикоснувшись лбом к камню между ступнями фараона.
— Встань, — приказал фараон.
Кхай тут же подчинился и уставился округлившимися от удивления глазами на огромное резное лицо У себя над головой. И сам Кхай, и фигура фараона находились в тени незавершенной части пирамиды, поэтому мальчик мог хорошенько разглядеть его: золотая маска, покрывавшая лицо, и многочисленные драгоценные камни, украшавшие тело, не слепили.
За вырезанными в маске отверстиями для глаз Кхай различил влажный блеск глаз.
— Чем ты занимаешься, мальчик? — спросил фараон.
Грохот и присвист, сопровождавшие каждое слово царя, заставили Кхайя подпрыгнуть.
— Я... я хожу в школу, о Всемогущий.
Огромная голова кивнула.
— Конечно, ходишь. А чем бы ты хотел заниматься, когда выучишься?
— Я хотел бы стать лучником в вашей армии, Спустившийся с Небес, — без колебаний ответил Кхай, к которому понемногу стала возвращаться самоуверенность.
— Да? Прекрасно! Тогда ты должен тренироваться, по крайней мере, один день из пяти. Мы это организуем. — Огромная голова поднялась и посмотрела за спину Кхайя. — Харсин Бен, подойди поближе и возьми с собой свою дочь.
Старик и его дочь подчинились и уже были готовы пасть ниц рядом с Кхайем, но фараон остановил их.
— Нет, нет, не надо, — сказал он и пристально уставился на Намишу.
Сестра Кхайя была закутана в длинную, белоснежную ткань, собранную в складки так, что она открывала ее небольшую упругую левую грудь. Волосы она носила уложенными по последней моде — так, как взрослые женщины, поэтому чувствовала себя взрослой, однако выглядела четырнадцатилетней девочкой, а не семнадцатилетней девушкой.
— Харсин Бен, — снова послышался голос фараона, правда, на этот раз он звучал тише и казался задумчивым. — Твоя дочь красива. Через четыре года ей должна быть предоставлена возможность стать царской невестой.
Намиша резко вдохнула воздух, ее слегка качнуло, словно у нее закружилась голова, а ее отец не смог удержаться, чтобы не прикрыть рот рукой.
— Фараон... — пробормотал он. — Ра на земле... я не знаю... я не могу...
— Не благодари меня, — остановил его Хасатут. — Сделай так, чтобы она досталась мне неиспорченной.
Что касается мальчика, то пусть тренируется в стрельбе из лука, а потом мы посмотрим. Через четыре года ты приведешь ко мне их обоих.
— Намишу... и мальчика, о Всемогущий? Но...
— Да, да, — кивнул фараон. — И мальчика. Для него найдется работа в пирамиде. Ты построил мой дом и мою гробницу, Харсин Бен. Разве ты не хочешь, чтобы твой сын жил там вместе со мной? Мой визирь, Анулеп, верой и правдой служит мне много лет. Наверное, подошло время, когда ему следует начать готовить себе замену...
— Спустившийся с Небес, — снова заговорил Харсин Бен со стоном, который не мог сдержать, — я...
— Ты потрясен и ошеломлен, я знаю, — кивнула огромная голова. — Но я ничего не хочу больше слушать. Это решено. Можешь идти.
Глава 4
Ученик архитектора
Уныние, охватившее семейство Ибизинов с этого времени, стало почти осязаемым. Если Кхай и не мог всего понять, то ему удалось определить источник печали. Все началось со дня царского парада. Несколько раз Кхай натыкался на своих родителей, что-то с беспокойством обсуждающих тихими голосами. Кхайю доводилось уловить упоминавшееся имя фараона, и он знал, что именно Хасатут является источником отчаяния и несчастья.
Намиша полностью ушла в себя, за несколько месяцев сильно похудела и теперь больше напоминала призрак. Частично это произошло по ее собственной воле — такой была ее реакция на внимание, которое проявил к ней фараон. Но отчасти виноват был и ее несчастный отец. Он не смел не подчиниться приказам Хасатута, чьи шпионы рыскали повсюду. Они, несомненно, тут же донесли бы о любом нарушении приказа бога на земле. Поэтому Харсин Бен приставил к Намише одного из рабов, который постоянно сопровождал ее. Девушке больше не разрешалось посещать вечеринки, которые так ей нравились. Теперь с наступлением темноты она должна была находиться в доме своего отца.
Несколько раз Кхай спрашивал, что же плохого в том, что фараон обратил на них внимание. Всякий раз ему грубо отвечали на подобные вопросы и тут же отсылали прочь. Даже Адхан не объяснял ему, что же пошло не так. Когда, наконец, мальчик разобрался, что причиной отчаяния являются его собственная судьба и судьба его сестры, он еще больше запутался. Неужели его родители серьезно восприняли шутку фараона о том, что в один прекрасный день он сможет стать Кхайем-визирем, правой рукой фараона? И разве не считается самым высшим счастьем для девушки стать одной их невест царя-бога? В любом случае, четыре года казались Кхайю слишком долгими и он не мог понять, почему его родители так волнуются. Через четыре года ему будет около пятнадцати — почти мужчина! И тогда он, наверное, уже сам сможет выбирать, следует ли ему жить в пирамиде или нет.
Один раз он заметил своих родителей в укромном уголке сада. Они говорили приглушенными голосами.
Кхай незаметно подкрался к ним и услышал то, что можно было расценить как государственную измену.
Его мать говорила, что" может, фараон не протянет четыре года. А Харсин Бен стал соучастником преступления, ответив:
— Ха! Хотя он и болен, но не телом. Даже если бы он и был болен физически, то его лекари все равно поддерживали бы в нем жизнь, пока я не закончу пирамиду. В этом можно не сомневаться. А если каким-то чудом он умрет, неужели ты думаешь, колдуны позволят ему остаться мертвым? Нет не позволят! В Кемете и окрестных землях живут семь черных и семь белых магов. Фараон уже призвал к себе всех черных. Он заботится о них, а они — о нем. Они в состоянии обеспечить ему некое подобие жизни.
— Муж, — проговорила мать Кхайя испуганным, дрожащим голосом, хватая ртом воздух, — скажи, те рассказы, что мы порой слышим о подземельях пирамиды, это ведь всего лишь сплетни старух? Вранье о том, что враги Хасатута...
— Не обманывай себя, Мерайет! — резко перебил ее Харсин Бен, голос которого звучал непривычно резко. — Я знаю человека, видевшего мужчин и женщин, плясавших на нижних этажах пирамиды. Их лица почернели от смерти, а тела заполнились червями, потому что они давным-давно умерли! В доме фараона живут тиранцы, смешивающие черную магию с искусством бальзамирования. В результате получается уродство и извращение. Я не говорю о черных магах — семерых некромантах... Там есть комната, — продолжал он еще тише, — где внутренние органы мумий продолжают жить и пульсировать, словно их никогда и не извлекали из тел умерших хозяев!
— Харсин Бен, как ты можешь говорить мне подобные вещи? — взмолилась Мерайет. — Как ты можешь, когда знаешь, что Намиша и Кхай...
— Тихо! — приказал муж, услышав шорох листьев. — Кхай?.. Это ты, мой мальчик? Подойди ко мне!
Кхай появился из-за куста, за которым прятался.
Его сурово отругали, велели немедленно забыть все, что он слышал. Но от этого еще больше возросло его любопытство.
* * *
Кхайю очень хотелось узнать побольше о том, о чем шептались его родители, но он боялся спросить.
В конце концов Кхай обратился к постороннему. Имтод Хафенид — молодой человек лет на пять или шесть старше Кхайя — считался учеником Харсина Вена Ибизина. Его отец был давним другом Харсина Бона. На своем смертном ложе три года назад Тутмес Хафенид попросил архитектора взять Имтода в ученики.
Молодой человек унаследовал дом Тутмеса и кое-какие средства, достаточные для поддержания среднего уровня жизни. А если в дополнение к этому он обучился бы какому-то ремеслу, то, возможно, из него получился бы уважаемый гражданин. Имтод был слаб здоровьем для того, чтобы идти в армию, не имел склонности к занятию торговлей. Обучение у Харсина Бена стало тем немногим, чем он мог заняться. Оказалось, Имтод имеет склонность к точным наукам, так что если Харсин Бен обучит его, то и юноша сможет приносить пользу людям и зарабатывать себе на жизнь.
Харсин Бен подписал с Имтодом договор, который заключался в Кемете между учителем и учеником, и Имтод пять дней в неделю обучался у нового учителя.
Он был болезненным, некрасивым молодым человеком и обычно проводил время в старой мастерской архитектора, изучая наброски и планы или рассматривая модели пирамид, храмов и других больших сооружений. Именно там Кхай, к которому Имтод всегда относился дружелюбно, и решил обратиться к нему со своими вопросами.
Однако сведения о фараоне, которыми располагал Имтод, были скудными, он мог сказать только, что Хасатут — это царь-бог и самый могущественный человек на Земле. Что касается странных вещей, происходящих в пирамиде, то все знали, что цари ведут себя иначе, чем обычные люди, а боги еще загадочнее, так что же можно ожидать от царя-бога, предки которого спустились со звезд? Да и вообще, почему Кхайя вдруг этим заинтересовался?
И вместо того, чтобы узнать что-то новое от ученика своего отца, Кхай сам рассказал ему все, что произошло после царского парада. Он даже упомянул об опасениях своих родителей за его судьбу и судьбу сестры, об их сомнениях относительно благодеяний фараона и благополучия тех, кого он забирал с собой в пирамиду.
Имтод слушал очень внимательно, подбадривая Кхайя, пока не вытянул из него даже мельчайшие детали.
В конце концов, узнав все, что можно, Имтод предупредил Кхайя о том, что он никогда никому не должен повторять этот рассказ, и вернулся к своим занятиям.
После ухода Кхайя Имтод долго сидел, размышляя. На лбу у него пролегла глубокая морщина. Четыре года, как сказал мальчик. Через четыре года фараон возьмет Намишу в невесты, а Кхайя — на обучение в пирамиду. А Харсин Бен противится исполнению планов Хасатута, не так ли?
Имтод задумался, чему он сам сможет научиться у старика за четыре года. Он подозревал, что очень многому, если серьезно займется делом. Но будет ли этого достаточно, чтобы фараон назначил его следующим Главным Архитектором пирамиды вместо учителя?
Ведь если Харсина Бена объявят виновным в предательстве, то потребуется кто-то, чтобы закончить великую работу.
В Асорбесе было много архитекторов, но никто из них не обучался у Харсина Бена Ибизина и не знал его работу так, как его лучший ученик. Чем больше Имтод думал об этом, тем большие перспективы рисовал себе.
Через четыре года он станет взрослым мужчиной, а если все сделает по-умному, то может оказаться самым молодым из приближенных фараона.
Да и какое дело было Имтоду до Ибизинов? До этой высокомерной Намиши, у которой всегда задран нос; до наивного и глупого Кхайя, да и до самого Харсина Бена, не видящего гениальности своего ученика! Он всего лишь старик, несносный и нудный, вечно жалующийся то на одно, то на другое, всегда рассуждающий о том, как архитектору могут сойти с рук ошибки в строительстве дома или даже уродливого храма, но никогда — при постройке пирамиды; старик, всегда ворчащий о том, какая безвкусная и небрежная работа у Имтода.
Но если предположить, что старый дурак в самом деле воздвиг плохую пирамиду? Если доказать, что Харсин Вен собирался причинить вред великой гробнице фараона? Когда последняя мысль появилась у Имтода, он кивнул и злорадно ухмыльнулся. Да, он выведет на чистую воду старую развалину, сам займет высокое положение и получит власть...
Но не сейчас, не сейчас. Он подождет. Осталось всего четыре года...
* * *
Когда прошедшие после злополучного дня недели перешли в месяцы, жизнь в доме Ибизинов, в которой ничего не осталось от былой гармонии, тем не менее понемногу выровнялась, и Харсин Бен обнаружил, по крайней мере, одно изменение к лучшему — в продвижении Имтода Хафенида по пути, выбранному ему его отцом. Создавалось впечатление, что ученик открыл в себе что-то новое и ему постоянно недостает занятий.
Это было неожиданным, но приятным превращением.
Старый архитектор был несчастлив: он видел, как на глазах тает его дочь, как пренебрежительно относится Кхай к занятиям в школе. Мальчишке больше нравились тренировки в стрельбе из лука у огромных казарм за пирамидой. Возможно, поэтому старик с радостью занимался с учеником. Хариш Бен был хорошим учителем, и ему в этом помогало одно качество: он хвалил ученика, если тот этого заслуживал, и всегда отмечал самоотдачу и упорство Имтода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45