А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Красивый бой, че! – сказал Эстевес. – То что надо.
– Угу.
Оба одновременно вынули сигареты и, улыбаясь, протянули друг другу, щелкнула зажигалка Вальтера, и Эстевес, прикуривая, пробежал взглядом по его профилю и тут же посмотрел ему в глаза, ничего приметного: волосы с сединой, а на вид совсем молод, в джинсах, в коричневой спортивной рубашке. Студент, инженер? Один из многих, кто выдрался оттуда, но не сложил оружия, наверно погибли друзья в Монтевидео или в Буэнос-Айресе, а может, и в Сантьяго, расспросить бы Перальту, а зачем, им не свидеться больше, у каждого свой путь, разве что вспомнят когда-нибудь Мантекилью и этот вечер, а Наполес в пятом раунде уже шел ва-банк, все стояли, вопили, бесновались, аргентинцев и мексиканцев смыли волной французы – этим главное бокс, а не боксеры, наметанным глазом они ловили малейшее движение, игру ног, Эстевес вдруг понял, что большинство зрителей следят за борьбой с полным знанием дела, если не считать немногих болванов, которых приводят в восторг красивые, эффектные, но бесполезные удары, и которые ни бельмеса не смыслят в том, что происходит на ринге, где по-прежнему мелькает Монсон, ведет бой на разных дистанциях, наращивая темп, за которым все заметнее не поспевает Мантекилья; он отяжелел, оглушен и уже лезет в драку напролом, а в ответ гибкие, как ива, длинные руки Монсона, тот снова отжимается от каната, и раз, раз – град ударов сверху, снизу, точные, сухие. Когда зазвучал гонг, Эстевес снова взглянул на Вальтера, который полез за сигаретами.
– Что ж, не судьба, – сказал Вальтер, протягивая сигареты, когда не можешь – не можешь.
Говорить в таком грохоте было бессмысленно, зрители понимали, что следующий раунд, скорее всего решающий, болельщики подбадривали На-полеса – точно прощаются с ним навсегда, – подумал Эстевес с искренним сочувствием, теперь-то Монсон открыто нападал, шел на противника – двадцать нескончаемых минут хлесткими ударами прямо по лицу, по корпусу Наполеса, а тот все пытается войти в клинч, точно бросается в воду, зажмурив глаза. Всё, больше не выдержит, подумал Эстевес и, оторвав через силу взгляд от ринга, покосился на сумку. Сделай сейчас, когда все станут усаживаться, а то потом снова встанут, и сумка опять будет сиротливо торчать на скамейке, два сильных удара левой в лицо Наполеса, тот снова хочет войти в клинч, но Монсон, проворняга, мгновенно меняет дистанцию, уходит и, рванувшись вперед, бьет хорошим крюком в лицо, теперь смотри – ноги, главное – ноги, уж в этом Эстевес разбирается, вон как отяжелел, сел на ноги бедный Мантекилья, с трудом отрывается от каната, но где его прославленная четкость? А Монсон танцует, кружит по рингу, вбок, назад, прекрасный ритм, и – раз! – решающий удар правой прямо в солнечное сплетение! Гонг, едва различимый в истошном взреве, Эстевес с Вальтером – да! Вальтер сел, выровнял сумку, а Эстевес, опустившийся секундой позже, молниеносно сунул в нее пакет и, подняв пустую руку, с жаром замахал перед самым носом франта в синих брючках, который, похоже, мало что смыслил в том, что творится на ринге.
– Вот что значит чемпион! – тихо сказал ему Эстевес, уверенный, что в таком шуме все равно ничего не услышишь – Карлитос, язви их…
Он посмотрел на Вальтера, который спокойно курил, что ж, смирись, куда деваться, не судьба, – так не судьба. К началу седьмого раунда все стояли в ожидании гонга, и вдруг обостренная, натянутая тишина, а за ней – слитный вопль: на ринг выброшено полотенце. Наполес как пришит к своему углу, а Монсон выбегает на середину, победно вскидывая над головой перчатки, – вот это чемпион! – он приветствует публику и тут же тонет в водовороте объятий, вспышек магния, толпы. Финал не слишком красивый, но бесспорный. Мантекилья сдался, и правильно, зачем превращаться в боксерскую грушу Монсона, да, это полный провал, это – закатный час Мантекильи, который подходит к победителю и как-то ласково подымает перчатки к его лицу, а Монсон кладет свои ему на плечи, и они расходятся, теперь – навсегда, думает Эстевес, на ринге им не встречаться.
– Отличный бой! – сказал он Вальтеру, который, закинув сумку за плечо, покачивался на ногах, точно они одеревенели.
– Слишком поторопились, – сказал Вальтер. – Секунданты, наверно, не пустили Напо-леса.
– А чего ради? Ты же видел, как он «поплыл». Наполес – умный боксер, че, сам понял.
– Да, но таким, как он, надо держаться до конца, мало ли!
– С Монсоном не бывает никаких «мало ли»! – сказал Эстевес и, вспомнив о наставлениях Пе-ральты, приветливо протянул руку: – был очень рад…
– Взаимно. Всего доброго.
– Чао!
Он проводил глазами Вальтера, который двинул вслед за толстяком, громко спорившим о чем-то со своей женой. А сам пошел позади типа в синих брючках, явно никуда не спешившего; в конце концов их отнесло влево, к проходу. Рядом кто-то спорил о техничности боксеров, но Эстевес загляделся на женщину – она обнимала не то мужа, не то дружка, что-то крича ему в самое ухо, обнимала, целовала в губы, в шею. Если этот мужик не полный идиот, усмехнулся про себя Эстевес, сразу поймет, что целуют не его, а Монсона. Пакет не оттягивал больше карман пиджака, можно вздохнуть повольготнее, посмотреть по сторонам, вон как прильнула к своему спутнику молодая девушка, а вон те мексиканцы, и шляпы вроде не такие уж большие, аргентинский флаг наполовину свернут, но поднят над головами, два плотненьких итальянца понимающе переглядываются, и один торжественно говорит: «Gliel'а messo in culo» , a другой полностью согласен с этим кратким резюме; Й дверях толкотня, люди устало шагают по дощатым настилам в холодной темноте, мелкий дождик, мостки проседают под тяжестью ног, а в конце, привалившись к перилам, курят Перальта и Чавес, они как застыли: уверены, что Эстевес заметит, не выказывая удивления, а просто подойдет, как подошел, вынимая на ходу сигареты.
– Он его отделал! – сказал Эстевес.
– Знаем, – ответил Перапьта. – Видели.
Эстевес глянул удивленно, но Перальта с Чавесом отвернулись и пошли с мостков прямо в толпу, которая заметно редела. Эстевес понял: надо следовать за ними, увидел, как они пересекли шоссе, ведущее к метро, и свернули в плохо освещенную улочку. Чавес лишь раз оглянулся – не потерял ли их Эстевес, а потом оба прямиком направились к машине и сели в нее тут же, но не выказывая торопливости. Эстевес сел сзади, рядом с Перальтой, и машина рванула в южную сторону города.
– Выходит, ты был?! – сказал Эстевес. – Вот не думал, что тебе нравится бокс.
– Гори он огнем! – сказал Перальта. – Хотя Монсон стоит всех денег. Я пришел на всякий случай, подстраховать тебя, если что.
– Стало быть, ты видел. А Вальтер, бедняга, болел за Наполеса…
– Это был не Вальтер.
Машина по-прежнему шла к югу. Какое-то седьмое чувство подсказало Эстевесу, что они едут не к площади Бастилии, но это мелькнуло подспудно, где-то в самой глуби, в эту секунду его словно ослепило взрывом, будто сам Монсон нанес удар прямо в лицо ему, а не Мантекилье. Не было сил спросить, он молча смотрел на Перальту и ждал.
– Мы не смогли тебя предупредить, – сказал Перальта. – Ты, как назло, ушел раньше времени, и, когда мы позвонили, Мариса сказала, что тебя нет и она не знает, когда ты вернешься.
– Захотелось немного пройтись пешком, – сказал Эстевес. – Но объясни…
– Всё к чертям, – сказал Перальта. – Вальтер позвонил утром прямо из Орли, как прилетел, мы ему сказали, что делать, он подтвердил, что билет на бокс – у него, словом, все вроде путем. Договорились, что перед уходом он позвонит от Лучо, для верности. В половине восьмого – никакого звонка, мы звоним Женевьеве, она перезванивает и сообщает, что Вальтер даже не заходил к Лучо.
– Они стерегли его на выходе в аэропорту, – подал голос Чавес.
– Но кто же тогда… – начал Эстевес и осекся, он все понял, холодный пот, выступивший на шее, потек за ворот, желудок свело судорогой.
– За семь часов они вытянули из него, что хотели, – сказал Перальта. – Доказательство налицо – этот тип до тонкости знал все. Ты же представляешь их работу, даже Вальтер не выдержал.
– Завтра или послезавтра его найдут на каком-нибудь пустыре, – устало и отрешенно прозвучал голос Чавеса.
– Какая теперь разница, – сказал Перальта. – До прихода в шапито я успел всех предупредить, чтобы сматывали удочки. У меня, понимаешь, еще была слабая надежда, когда я примчался в этот растреклятый цирк, но мужик уже сидел рядом с тобой, и куда деваться.
– Но после, – спросил Эстевес, – когда он пошел с деньгами?
– Ясно, что я – следом.
– А до этого, раз ты уже знал?
– Куда деваться, – повторил Перальта. – Пойми он, что завалился, ему – крышка. Устроил бы такое, что и нас бы замели всех, сам знаешь, кто их опекает.
– Ну и дальше?
– Снаружи его ждали трое, у одного было какое-то удостоверение, короче, я опомниться не успел – а они уже в машине, где отгороженная парковка для дружков Делона и богатеев, а кругом до черта полицейских. Словом, вернулся на мостки, к Чавесу, вот и все. Ну, запомнил номер машины, а на хрена?
– Мы едем за город? – спросил Эстевес.
– Да, в одно местечко, где поспокойнее. Тебе, надеюсь, ясно, что теперь проблема номер один – ты.
– Почему я?
– Потому что молодчик знает тебя в лицо, и они все силы положат, найдут и под землей. А у нас ни одной крыши, после того, что случилось с Вальтером.
– Выходит, мне уезжать? – спросил Эстевес. И сразу пронзило: как же Мариса, малыш, как увезти их с собой, где оставить, мысли путались, мелькали, точно деревья в этом ночном лесу, и настойчиво жужжало в голове, будто толпа все еще ревет: «Монсон, Монсон!» А как она ошалело смолкла, когда на середину ринга упало полотенце! То был закатный час Мантекильи, бедный старик… И мужик тот болел за него, надо же, за неудачника, ему бы в самый раз болеть за Монсона, который забрал все деньги и ушел, как он, не оборачиваясь, показав противнику спину. Еще раз унизил Наполеса, беднягу с рассобаченной мордой, такое потерпел поражение… Надо же – протянул руку, «был очень рад…» Машина затормозила среди деревьев, и Чавес выключил мотор. В темноте вспыхнула сигарета – закурил Перальта.
– Стало быть, мне уезжать! – повторил Эстевес. – В Бельгию, наверно, ты же знаешь, кто там.
– Если доберешься, считай, что спасен, – сказал Перальта. – Но вон, что вышло с Вальтером, у них всюду люди, и выучка – будь здоров.
– Меня не схватят!
– А Вальтер? Кто думал, что его схватят и расколют. Ты-то знаешь побольше Вальтера, вот что худо.
– Меня не схватят! – повторил Эстевес. – Но пойми, надо подумать о Марисе, о парне, раз такой провал. Их нельзя оставить здесь, они прикончат Марису просто из мести. За день я управлюсь, все устрою и увезу их в Бельгию, там увижусь с самим, а потом соображу, куда двинуть.
– День – слишком много, – сказал Чавес, оборачиваясь к ним. Глаза Эстевеса, привыкшие к темноте, различили его силуэт и лицо Перальты, когда тот затянулся сигаретой.
– Хорошо, я уеду, как только смогу! – выдохнул Эстевес.
– Прямо сейчас, – сказал Перальта и вынул пистолет.

1 2
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов