Если же кто-то из лири вздумал бы выследить китов в море, то как бы он объяснил морским гигантам свое недостойное любопытство?
В тот день Тоно охотился. Эяна плыла, прежним курсом на, юг, привязав к своему каяку каяк Тоно. Брат и сестра всегда связывали каяки, если кто-то из двоих отлучался. Иначе каяк могло унести течением, а лишиться лодки было бы глупо. Сидеть в каяке приходилось скрючившись, в неудобном положении, и потому было особенно приятно размяться и отдохнуть в море. Вдоволь поныряв, каждый из них обычно возвращался и, снова забравшись в каяк, уже не уплывал далеко, а держался где-нибудь поблизости. Спать приходилось в каяках, прямо в море, и тогда они призявывали каяки друг к другу. Все это было очень хлопотно и непривычно, охотиться приходилось поодиночке, что также было неудобно, но зато не нужно было делать остановок на время охоты, и они быстро продвигались на юг. Вообще благодаря каякам плавание было быстрым и не утомительным.
Надеясь подстеречь крупную рыбину. Тоно опустился поглубже. За рыбой средней величины не имело смысла охотиться, потому что одной средней рыбины на двоих не хватало, а есть нужно было досыта, чтобы получать с пищей необходимое количество энергии и восполнять таким образом затраты тепла.
Внезапно в глубине вод прокатился звук, которого Тоно никогда еще не слышал. Он был далеким — ведь в воде все звуки распростраляются на значительно большее расстояние, чем в воздухе — и звук этот прозвучал не только в ушах Тоно, он задрожал во всем его теле, в каждой клетке, в костях и в крови. Звук пронизал толщу холодных мерцающих вод и всколыхнул их плотную серовато-зеленую массу. В первую минуту Тоно испугался, но звук манил и влек, и Тоно поплыл в ту сторону, откуда он доносился. Вскоре он понял, что является источником этих мощных вибрирующих потоков, вновь и вновь накатывавших рокочущими волнами, но продолжал плыть вперед. При появлении китового каравана, прочие обитатели моря наверняка бросались в страхе кто куда, Тоно предположил, что тут-то ему и повезет захватить хорошую добычу. И вдруг грянула песнь.
Тоно был совершенно беззащитен перед гренландскими исполинами, но плыл все дальше, миля за милей, и не мог ни остановиться, ни повернуть назад — он должен был увидеть китов.
Их спины поднимались над морем, как шхеры, снизу же из глубины были видны огромные тела, широкие пасти, исполинские плавники, которые мерными уверенными движениями раздвигали тяжелую массу воды. Могучие морские гиганты, во много раз превосходившие величиной корабли, киты неторопливо плыли в студеном море, и море содрогалось от их размеренных мощных движений, и громоподобный гул катился в глубине вод, как небывалое музыкальное сопровождение трубных голосов широчайшего диапазона: они то поднимались до дисканта, то глухо рокотали на низких басовых нотах, далеко выходя за пределы того скромного звукового спектра, что способно воспринимать человеческое ухо. Песнь подхватила Тоно и повлекла за собой, он плыл, не замечая, куда несут его волны, всецело предавшись властной силе и волшебству музыки.
Язык китов был мало знаком Тоно, амулет же, благодаря которому можно было понимать речь любых живых и волшебных существ, остался у Эяны. Во всем племени лири никто не знал языка китов, потому что он не имел ничего общего ни с одним из наречий, на каких говорят люди или обитатели Волшебного мира. В языке китов не было слов, он состоял из отдельных звуков или звуковых сочетаний, и каждый звук обладал не одним, а несколькими значениями, нередко и такими, которые невозможно выразить ни на одном другом языке. Множество оттенков, тончайших нюансов значений, передаваемых звуками этого языка, было столь огромным, что его можно сравнить с числом книг в большой библиотеке или с бесчисленными воспоминаниями, которые с приближением смерти воскресают в памяти того, кто прожил долгую и яркую жизнь.
Тоно были знакомы некоторые символы и образные выражения языка китов — ведь он был поэтом. Позднее он восстановил по памяти фрагмент услышанной в океане песни серых гигантов, но с грустью думал, что их песнь, запечатленная словами языка лири, была лишь бледной тенью, жалким отзвуком грандиозного произведения, которое невозможно было воссоздать во всем его величии.
Вожак:
Все, что живого есть в мире, рождается в море, В водах и волнах, покорных Луне, В водах, что движут всем мирозданьем, В водах всесильных, властных над всем, Что живого есть в море.
Мощь их превыше тех сил, что покорствуют Солнцу.
Шар земной и светило ночное, и Солнце Водят свой хоровод и кружа на просторах От бездны бездонной до брызг искрометных созвездий.
Старые китихи:
О, они кружат и кружат и возвращаются снова и снова, Как память о мертвом китенке.
Не в силах была мать-китиха дитя от сосцов оторвать, Лишить материнской опеки.
Как отпустить несмышленое чадо В странствия дальние, в море опасное?
И потому он умер.
Молодые киты:
Тяжелые волны под темными тяжкими тучами Море вздымает зимой.
Но жарки желания, что пробуждает круговращенье светил.
Летней порою мы ищем — мы жаждем жарких любовных утех.
Пусть светом, игрой и ликующей радостью Будет любовь — обновление жизни.
Молодые китихи:
Вы — свет живительный, и ветер, и дожди, От вас рождается жизнь моря.
Мы океан и лунный свет, и токи вод, И ваша матерь возрождается в нас снова.
Китята:
Стремнины, теченья, соленые брызги, Шум крыл в вышине, Шорох вод в глубине, Млечно-белая пена — все ново, все ново!
Старые киты:
За летом осень, за весной энна Приходят и уходят во Вселенной.
Пройдут года — ток времени размоет И поражений и побед следы, Так точат волны острый край скалы.
Привольны, обильны, бездонны пастбища моря, Но хищные рыщут касатки в волнах, Несут они гибель и горе.
Наш род избран морем, даровано как его благословенье, Но смерти и мы не избегнем и канем в пучине эабвенья.
Рода нашего древнего древность Вселенной превыше стократ, Но придет наш последний день, и последний умрет собрат.
И погаснут светила Вселенной, ибо не вечна она, И с последним отливом последняя схлынет волна.
Старые китихи:
Но мы прожили жизнь.
Молодые киты:
Мы живем!
Китята:
Мы хотим жить!
Молодые китихи:
Мы хотим давать жизнь!
Старые киты:
Довольно!
Вожак:
Плывем вперед!
***
Тоно и Эяна были уже недалеко от Англии. Впереди лежал опасный пролив Пентленд-Ферт, известный своими быстрыми течениями. Пройдя этим проливом между Англией и Оркнейскими островами из Атлантики в Северное море, дети Ванимена должны были обогнуть мыс Данкансби, где с бешеной скоростью неслись приливные течения, и дальше продолжать свой путь на юго-восток. Перед тем как пуститься в опасное плавание через Пентленд-Ферт, Тоно и Эяна нашли крохотный островок, который лежал с подветренной стороны близ берега Англии. Здесь они решили отдохнуть после утомительного странствия от Гренландии до Англии и починить потрепанные каяки.
Со всех сторон островок окружали суровые утесы, казалось, не они окружают островок, а сам этот клочок земли прилепился к серым скалам.
Вдоль берега шла узкая каемка песка, за ней тянулась полоса лишайников и зеленых болотных мхов. Выше начиналась вытянутая в виде узкого клина расселина. Там, между громоздившихся повсюду крупных камней вилась тропинка, которая убегала в глубь острова, но по всему было видно, что люди редко бывают на этом крохотном островке, а если и бывают, то, скорее всего, не зимой; неожиданных встреч вряд ли следовало опасаться.
Вопреки ожиданиям на островке было не холодно. Уставшим путешественникам даже показалось, что воздух здесь ароматный и мягкий по сравнению с леденящей стужей, которая шла за их каяками все долгие недели плавания. Свет солнца не проникал на прикрытый скалами берегу у песчаной полосы плескались мелкие волны в тускло-серой мглистой дымке.
Но отблески волн играли на суровых скалах бликами света, и от этого холодные утесы словно бы становились приветливее, и каждый их излом и уступ с четкой ясностью выступал в светлых бликах. Ветер, который шумел и завывал над морем, здесь, на островке, превратился в чуть слышный свистящий шепот, доносившийся от скал.
Вытащив каяки на берег. Тоно и Эяна отнесли их повыше, чтобы лодки не смыло приливом. Они расстелили на мягком мху тюленьи шкуры — трофеи недавней охоты. Затем собрали сухой травы, прутьев и плавника и при помощи кремня развели костер, чтобы зажарить тюленье мясо и гагарку.
Из еды у них была еще рыба, которую брат и сестра ели сырой.
— Ах, как вкусно пахнет, — сказал Тоно.
— Ну да. Вкусно. — Эяна не поднимая глаз сосредоточенно насаживала на вертел куски мяса. Тоно сидел, подобрав колени к подбородку, и смотрел на бегущие мимо воды пролива. Настало долгое молчание. Затем Тоно снова заговорил:
— Надо пользоваться хорошей погодой. Она недолго простоит.
— Недолго.
— Ну и ладно. Нам тут задерживаться ни к чему. Починим каяки и поплывем дальше.
— Да.
— Сколько же всего мы проплыли, как ты думаешь? Наверное, две трети пути?
— Или немного больше.
Говорить было не о чем.
Чтобы зажарить гагарку, Эяна в нескольких местах проткнула птичью тушку заостренными костяными палочками. Когда Эяна наклонилась в огню, распущенные волосы соскользнули с плеч, обнажив белую грудь.
— Скоро будет готово, — сказала она. — Можешь пока почистить рыбу.
— Хорошо. — Тоно отвел взгляд и занялся приготовлением рыбы. При каждом движении он ощущал силу и упругость своих мускулов.
— Нам незачем спешить с починкой каяков, — сказала Эяна через несколько минут. — Сейчас самое время немного отдохнуть и подышать не водой, а воздухом.
— Ну да, мы ведь так и решили. Но на Борнхольм надо прибыть заблаговременно, чтобы не заставлять Нильса ждать. Он должен вовремя получить известие о том, что мы приплыли.
— Да. Это мы тоже уже обсуждали.
— Ты не забыла? С людьми все переговоры буду вести я. В Европе костюм эскимоса на мужчине не покажется чем-то уж совсем диким. Тогда как женщина в одежде иннуи…
— Да, да, да! — Эяна вспыхнула, так что даже шея и грудь покраснели.
— Извини, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Прости. — Тоно смутился. Его янтарные глаза встретились с серыми глазами Эяны.
— Ах, да ладно. Ерунда, — поспешно сказала она. — Просто терпенья уже нет, есть хочется. Живот так и подводит от голода.
Тоно заставил себя улыбнуться:
— И я страшно есть хочу. Не то что в море правда? Зверский аппетит.
Этот обмен репликами немного разрядил обстановку. Но тут же снова настало тягостное молчание. Они молчали все время, пока жарилось мясо, молча съели приготовленную еду, лишь под конец обменявшись какими-то пустыми словами о том, что все очень вкусно и что приятво сидеть у огня.
Тоно собрал еще сухих веток, подбросил в костер и раздул пламя.
Спускалась ранняя зимняя ночь. Небо в просвете между скалами стало густо-синим и фиолетовым вдали у горизонта, уже стемнело, но в ночном мраке волшебные глаза детей морского царя хорошо видели все вокруг.
Тоно и Эяна сидели друг против друга и любовались красными, желтыми и синими языками пламени, алыми углями костра, прислушивались к мирному потрескиванию горящих веток, с наслажде6ием вдыхали ароматный смолистый запах дыма.
— Пора спать, но что-то не хочется, — сказал Тоно. — А ты поспи, ты, наверное, устала.
— Нет, мне тоже не хочется спать. — Эяна, как и Тоно, смотрела на огонь. — Как-то там наша Ирия, — едва слышно сказала она спустя некоторое время.
— Скоро мы все узнаем.
— Да, если только Нильс и Ингеборг сумели чего-то добиться.
— Если у наших друзей в этот раз ничего не вышло, придумаем какой-нибудь другой путь.
— Хоть бы с ними ничего не случилось, — прошептала Эяна. — Я так хочу, чтобы у них все было хорошо, что могла бы уверовать в Бога, если бы знала, что Он им поможет.
— Ну, они не из тех, кто отступает. Я уверен, что мы с ними встретимся.
— Я тоже. Нильс… Он нравится мне больше всех смертных мужчин, каких я знала.
— А Ингеборг… фу! — Тоно зажмурился и закрыл рукой нос и рот. — Дым прямо в лицо понесло.
Эяна подняла голову. Свет месяца падал на зеленоватые волосы Тоно, которые от этого казались словно покрытыми изморозью, и мягко ложились на его широкие плечи, оставшиеся в тени, где не было отблесков костра.
— Пересядь. Садись сюда, — сказала Эяна. Тоно чуть помедлил, затем сел рядом с Эяной. Они сидели, касаясь друг друга плечами, протянув ладони к огню, и глядели на игру пламени. Время медленно плыло над вершинами скал.
— А что мы будем делать на Борнхольме, пока не придет ответ от Нильса и Ингеборг? — после долгого молчания спросила Эяна.
Тоно пожал плечами. Его рука при этом невольно скользнула по ее плечу.
Тоно с трудом перевел дыхание, прежде чем ответил:
— Отдыхать, конечно. Ну и охотиться, добывать пищу. Мы заслужили отдых.
Эяна кивнула, задев его своими рыжими кудрями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
В тот день Тоно охотился. Эяна плыла, прежним курсом на, юг, привязав к своему каяку каяк Тоно. Брат и сестра всегда связывали каяки, если кто-то из двоих отлучался. Иначе каяк могло унести течением, а лишиться лодки было бы глупо. Сидеть в каяке приходилось скрючившись, в неудобном положении, и потому было особенно приятно размяться и отдохнуть в море. Вдоволь поныряв, каждый из них обычно возвращался и, снова забравшись в каяк, уже не уплывал далеко, а держался где-нибудь поблизости. Спать приходилось в каяках, прямо в море, и тогда они призявывали каяки друг к другу. Все это было очень хлопотно и непривычно, охотиться приходилось поодиночке, что также было неудобно, но зато не нужно было делать остановок на время охоты, и они быстро продвигались на юг. Вообще благодаря каякам плавание было быстрым и не утомительным.
Надеясь подстеречь крупную рыбину. Тоно опустился поглубже. За рыбой средней величины не имело смысла охотиться, потому что одной средней рыбины на двоих не хватало, а есть нужно было досыта, чтобы получать с пищей необходимое количество энергии и восполнять таким образом затраты тепла.
Внезапно в глубине вод прокатился звук, которого Тоно никогда еще не слышал. Он был далеким — ведь в воде все звуки распростраляются на значительно большее расстояние, чем в воздухе — и звук этот прозвучал не только в ушах Тоно, он задрожал во всем его теле, в каждой клетке, в костях и в крови. Звук пронизал толщу холодных мерцающих вод и всколыхнул их плотную серовато-зеленую массу. В первую минуту Тоно испугался, но звук манил и влек, и Тоно поплыл в ту сторону, откуда он доносился. Вскоре он понял, что является источником этих мощных вибрирующих потоков, вновь и вновь накатывавших рокочущими волнами, но продолжал плыть вперед. При появлении китового каравана, прочие обитатели моря наверняка бросались в страхе кто куда, Тоно предположил, что тут-то ему и повезет захватить хорошую добычу. И вдруг грянула песнь.
Тоно был совершенно беззащитен перед гренландскими исполинами, но плыл все дальше, миля за милей, и не мог ни остановиться, ни повернуть назад — он должен был увидеть китов.
Их спины поднимались над морем, как шхеры, снизу же из глубины были видны огромные тела, широкие пасти, исполинские плавники, которые мерными уверенными движениями раздвигали тяжелую массу воды. Могучие морские гиганты, во много раз превосходившие величиной корабли, киты неторопливо плыли в студеном море, и море содрогалось от их размеренных мощных движений, и громоподобный гул катился в глубине вод, как небывалое музыкальное сопровождение трубных голосов широчайшего диапазона: они то поднимались до дисканта, то глухо рокотали на низких басовых нотах, далеко выходя за пределы того скромного звукового спектра, что способно воспринимать человеческое ухо. Песнь подхватила Тоно и повлекла за собой, он плыл, не замечая, куда несут его волны, всецело предавшись властной силе и волшебству музыки.
Язык китов был мало знаком Тоно, амулет же, благодаря которому можно было понимать речь любых живых и волшебных существ, остался у Эяны. Во всем племени лири никто не знал языка китов, потому что он не имел ничего общего ни с одним из наречий, на каких говорят люди или обитатели Волшебного мира. В языке китов не было слов, он состоял из отдельных звуков или звуковых сочетаний, и каждый звук обладал не одним, а несколькими значениями, нередко и такими, которые невозможно выразить ни на одном другом языке. Множество оттенков, тончайших нюансов значений, передаваемых звуками этого языка, было столь огромным, что его можно сравнить с числом книг в большой библиотеке или с бесчисленными воспоминаниями, которые с приближением смерти воскресают в памяти того, кто прожил долгую и яркую жизнь.
Тоно были знакомы некоторые символы и образные выражения языка китов — ведь он был поэтом. Позднее он восстановил по памяти фрагмент услышанной в океане песни серых гигантов, но с грустью думал, что их песнь, запечатленная словами языка лири, была лишь бледной тенью, жалким отзвуком грандиозного произведения, которое невозможно было воссоздать во всем его величии.
Вожак:
Все, что живого есть в мире, рождается в море, В водах и волнах, покорных Луне, В водах, что движут всем мирозданьем, В водах всесильных, властных над всем, Что живого есть в море.
Мощь их превыше тех сил, что покорствуют Солнцу.
Шар земной и светило ночное, и Солнце Водят свой хоровод и кружа на просторах От бездны бездонной до брызг искрометных созвездий.
Старые китихи:
О, они кружат и кружат и возвращаются снова и снова, Как память о мертвом китенке.
Не в силах была мать-китиха дитя от сосцов оторвать, Лишить материнской опеки.
Как отпустить несмышленое чадо В странствия дальние, в море опасное?
И потому он умер.
Молодые киты:
Тяжелые волны под темными тяжкими тучами Море вздымает зимой.
Но жарки желания, что пробуждает круговращенье светил.
Летней порою мы ищем — мы жаждем жарких любовных утех.
Пусть светом, игрой и ликующей радостью Будет любовь — обновление жизни.
Молодые китихи:
Вы — свет живительный, и ветер, и дожди, От вас рождается жизнь моря.
Мы океан и лунный свет, и токи вод, И ваша матерь возрождается в нас снова.
Китята:
Стремнины, теченья, соленые брызги, Шум крыл в вышине, Шорох вод в глубине, Млечно-белая пена — все ново, все ново!
Старые киты:
За летом осень, за весной энна Приходят и уходят во Вселенной.
Пройдут года — ток времени размоет И поражений и побед следы, Так точат волны острый край скалы.
Привольны, обильны, бездонны пастбища моря, Но хищные рыщут касатки в волнах, Несут они гибель и горе.
Наш род избран морем, даровано как его благословенье, Но смерти и мы не избегнем и канем в пучине эабвенья.
Рода нашего древнего древность Вселенной превыше стократ, Но придет наш последний день, и последний умрет собрат.
И погаснут светила Вселенной, ибо не вечна она, И с последним отливом последняя схлынет волна.
Старые китихи:
Но мы прожили жизнь.
Молодые киты:
Мы живем!
Китята:
Мы хотим жить!
Молодые китихи:
Мы хотим давать жизнь!
Старые киты:
Довольно!
Вожак:
Плывем вперед!
***
Тоно и Эяна были уже недалеко от Англии. Впереди лежал опасный пролив Пентленд-Ферт, известный своими быстрыми течениями. Пройдя этим проливом между Англией и Оркнейскими островами из Атлантики в Северное море, дети Ванимена должны были обогнуть мыс Данкансби, где с бешеной скоростью неслись приливные течения, и дальше продолжать свой путь на юго-восток. Перед тем как пуститься в опасное плавание через Пентленд-Ферт, Тоно и Эяна нашли крохотный островок, который лежал с подветренной стороны близ берега Англии. Здесь они решили отдохнуть после утомительного странствия от Гренландии до Англии и починить потрепанные каяки.
Со всех сторон островок окружали суровые утесы, казалось, не они окружают островок, а сам этот клочок земли прилепился к серым скалам.
Вдоль берега шла узкая каемка песка, за ней тянулась полоса лишайников и зеленых болотных мхов. Выше начиналась вытянутая в виде узкого клина расселина. Там, между громоздившихся повсюду крупных камней вилась тропинка, которая убегала в глубь острова, но по всему было видно, что люди редко бывают на этом крохотном островке, а если и бывают, то, скорее всего, не зимой; неожиданных встреч вряд ли следовало опасаться.
Вопреки ожиданиям на островке было не холодно. Уставшим путешественникам даже показалось, что воздух здесь ароматный и мягкий по сравнению с леденящей стужей, которая шла за их каяками все долгие недели плавания. Свет солнца не проникал на прикрытый скалами берегу у песчаной полосы плескались мелкие волны в тускло-серой мглистой дымке.
Но отблески волн играли на суровых скалах бликами света, и от этого холодные утесы словно бы становились приветливее, и каждый их излом и уступ с четкой ясностью выступал в светлых бликах. Ветер, который шумел и завывал над морем, здесь, на островке, превратился в чуть слышный свистящий шепот, доносившийся от скал.
Вытащив каяки на берег. Тоно и Эяна отнесли их повыше, чтобы лодки не смыло приливом. Они расстелили на мягком мху тюленьи шкуры — трофеи недавней охоты. Затем собрали сухой травы, прутьев и плавника и при помощи кремня развели костер, чтобы зажарить тюленье мясо и гагарку.
Из еды у них была еще рыба, которую брат и сестра ели сырой.
— Ах, как вкусно пахнет, — сказал Тоно.
— Ну да. Вкусно. — Эяна не поднимая глаз сосредоточенно насаживала на вертел куски мяса. Тоно сидел, подобрав колени к подбородку, и смотрел на бегущие мимо воды пролива. Настало долгое молчание. Затем Тоно снова заговорил:
— Надо пользоваться хорошей погодой. Она недолго простоит.
— Недолго.
— Ну и ладно. Нам тут задерживаться ни к чему. Починим каяки и поплывем дальше.
— Да.
— Сколько же всего мы проплыли, как ты думаешь? Наверное, две трети пути?
— Или немного больше.
Говорить было не о чем.
Чтобы зажарить гагарку, Эяна в нескольких местах проткнула птичью тушку заостренными костяными палочками. Когда Эяна наклонилась в огню, распущенные волосы соскользнули с плеч, обнажив белую грудь.
— Скоро будет готово, — сказала она. — Можешь пока почистить рыбу.
— Хорошо. — Тоно отвел взгляд и занялся приготовлением рыбы. При каждом движении он ощущал силу и упругость своих мускулов.
— Нам незачем спешить с починкой каяков, — сказала Эяна через несколько минут. — Сейчас самое время немного отдохнуть и подышать не водой, а воздухом.
— Ну да, мы ведь так и решили. Но на Борнхольм надо прибыть заблаговременно, чтобы не заставлять Нильса ждать. Он должен вовремя получить известие о том, что мы приплыли.
— Да. Это мы тоже уже обсуждали.
— Ты не забыла? С людьми все переговоры буду вести я. В Европе костюм эскимоса на мужчине не покажется чем-то уж совсем диким. Тогда как женщина в одежде иннуи…
— Да, да, да! — Эяна вспыхнула, так что даже шея и грудь покраснели.
— Извини, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Прости. — Тоно смутился. Его янтарные глаза встретились с серыми глазами Эяны.
— Ах, да ладно. Ерунда, — поспешно сказала она. — Просто терпенья уже нет, есть хочется. Живот так и подводит от голода.
Тоно заставил себя улыбнуться:
— И я страшно есть хочу. Не то что в море правда? Зверский аппетит.
Этот обмен репликами немного разрядил обстановку. Но тут же снова настало тягостное молчание. Они молчали все время, пока жарилось мясо, молча съели приготовленную еду, лишь под конец обменявшись какими-то пустыми словами о том, что все очень вкусно и что приятво сидеть у огня.
Тоно собрал еще сухих веток, подбросил в костер и раздул пламя.
Спускалась ранняя зимняя ночь. Небо в просвете между скалами стало густо-синим и фиолетовым вдали у горизонта, уже стемнело, но в ночном мраке волшебные глаза детей морского царя хорошо видели все вокруг.
Тоно и Эяна сидели друг против друга и любовались красными, желтыми и синими языками пламени, алыми углями костра, прислушивались к мирному потрескиванию горящих веток, с наслажде6ием вдыхали ароматный смолистый запах дыма.
— Пора спать, но что-то не хочется, — сказал Тоно. — А ты поспи, ты, наверное, устала.
— Нет, мне тоже не хочется спать. — Эяна, как и Тоно, смотрела на огонь. — Как-то там наша Ирия, — едва слышно сказала она спустя некоторое время.
— Скоро мы все узнаем.
— Да, если только Нильс и Ингеборг сумели чего-то добиться.
— Если у наших друзей в этот раз ничего не вышло, придумаем какой-нибудь другой путь.
— Хоть бы с ними ничего не случилось, — прошептала Эяна. — Я так хочу, чтобы у них все было хорошо, что могла бы уверовать в Бога, если бы знала, что Он им поможет.
— Ну, они не из тех, кто отступает. Я уверен, что мы с ними встретимся.
— Я тоже. Нильс… Он нравится мне больше всех смертных мужчин, каких я знала.
— А Ингеборг… фу! — Тоно зажмурился и закрыл рукой нос и рот. — Дым прямо в лицо понесло.
Эяна подняла голову. Свет месяца падал на зеленоватые волосы Тоно, которые от этого казались словно покрытыми изморозью, и мягко ложились на его широкие плечи, оставшиеся в тени, где не было отблесков костра.
— Пересядь. Садись сюда, — сказала Эяна. Тоно чуть помедлил, затем сел рядом с Эяной. Они сидели, касаясь друг друга плечами, протянув ладони к огню, и глядели на игру пламени. Время медленно плыло над вершинами скал.
— А что мы будем делать на Борнхольме, пока не придет ответ от Нильса и Ингеборг? — после долгого молчания спросила Эяна.
Тоно пожал плечами. Его рука при этом невольно скользнула по ее плечу.
Тоно с трудом перевел дыхание, прежде чем ответил:
— Отдыхать, конечно. Ну и охотиться, добывать пищу. Мы заслужили отдых.
Эяна кивнула, задев его своими рыжими кудрями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54