Я очень этого хотел…
- И что?
- Обжег пятки, - Млад засмеялся, - дед очень ругался. Тащил меня домой на закорках и всю дорогу ругался. И отец ругался тоже. Только мама меня жалела и защищала. Я несколько дней не мог ходить, а было лето, и мне очень хотелось к ребятам - купаться, раков ловить…
- Чудушко ты мое… - Дана вздохнула, - это было удивительно… Видел бы ты, как на тебя смотрел князь! Он же ребенок совсем, для него это настоящее волшебство.
- В этом нет никакого волшебства. Я знал, что я прав, только и всего. И я верил, что смогу. Сомневался немного, но верил. Мне было жалко татарина - ведь он не мог верить так, как я.
- Ты еще Сову Беляевича пожалей! - фыркнула Дана, - вот подлец, каких свет не видел! И татарин - тварь трусливая и продажная.
- Нет. Он не трусливый. Он просто здраво рассудил: зачем ему калечить руки? Ради денег? Деньги того не стоят. И выгораживать Осмолова ему после этого не было никакого смысла - денег бы он все равно не получил.
- Ты не побоялся руки покалечить…
- Я был прав. Это меняет дело. Ради Правды… - Млад пожал плечами.
- А Родомил говорит, что Правды нет, - вдруг сказала Дана и посмотрела на него пристально, словно хотела услышать ответ.
- Правда есть. Только она не всегда нужна. Родомилу, например. Кости для жребия мне и татарину приготовили разные…
- И ты с ним не согласен?
- Почему же? Например, война - это обман противника. Только, обманывая, я должен помнить об этом и не надеяться на помощь богов. И, опуская руки в огонь, понимать: без ожогов не обойдешься… На войне - другая правда. Родомил считает, что это тоже война.
- А ты?
- Право, Сова Осмолов слишком мелок для того, чтоб с ним воевать, - Млад улыбнулся, - он вроде мародера на этой войне… Или маркитанта. Продает все, что продается. И своим, и чужим.
- Он богатый и могущественный… - ответила Дана, улыбаясь.
- Сегодня я этого не заметил. И потом, мародеры всегда богаче честных воинов…
- И кто, по-твоему, настоящий враг?
Млад вздохнул: Михаил Архангел с огненным мечом в руках? Он два дня хотел рассказать об этом Дане, но так и не нашел повода. А тут вдруг все его видения из будущего показались ему сущим вздором, бессмыслицей, достойной мальчишки-выдумщика. Отец Константин, пустой жрец - враг? Позавчера, когда Млад чувствовал себя побежденным, ему именно так и казалось. А тут, выйдя в победители, он перестал всерьез относиться к проповеднику. А ведь сам говорил недавно Ширяю, что нельзя недооценивать противника…
- Я не знаю. Родомил предлагает спросить об этом богов.
- Младик, не вздумай этого делать, - Дана приподнялась, заглядывая ему в лицо, и чуть не упала, когда сани тряхнуло на выбоине во льду, но Млад подхватил ее и прижал к себе.
- Даже не смей об этом заикаться! - она высвободилась из его объятий, - Родомил ничего не смыслит в разговорах с богами!
- А я? А я, по-твоему, что-нибудь смыслю? - он улыбнулся.
- Ты сегодня без этого напугал меня до слез. Не надо, Младик, все знают, что боги этого не любят. Они шлют знаки сами, когда хотят. Разве нет?
- Ну, они и дожди слали бы сами, когда хотели, если бы я их не просил… - на него нашел кураж - он чувствовал себя чуть ли не всемогущим и смеялся над своим зазнайством. Ему хотелось, чтоб она видела в нем героя, чтоб она восхищалась его отвагой, чтоб она боялась за него до слез…
- Перестань! Это вовсе не шутки. И будь осторожней с Родомилом. Не надо принимать за чистую монету все, что он предлагает!
Млад опустил голову - она не понимала. А Родомил на самом деле не причинил бы ему вреда, для этого достаточно было посмотреть ему в глаза. Он, может, и привык добиваться своего всеми правдами и неправдами, но, тем не менее, он был честен… по крайней мере, в этой игре.
- Хочешь, я слетаю наверх и сниму тебе звездочку с неба? - он улыбнулся, вспоминая о тереме и соболях.
- Нет. Если каждый начнет таскать звездочки с неба, что от них останется? - она засмеялась.
- Я маленькую… - шепнул Млад.
- Чудушко, не надо мне ничего, ты только перестань геройствовать. Хватит. Я и без этого знаю, какой ты на самом деле.
- Какой?
Она быстро поцеловала его в щеку и не стала отвечать.
Родомил ходил из угла в угол широкими, тяжелыми шагами и ругался:
- Надо быть сумасшедшими! Я не верю, что весь город Псков сошел с ума! На что они надеются? Да их раздавят, как комара на ладони!
Добробой, раздувающий у печки самовар, слушал его раскрыв рот. Ширяй, сузив глаза, сидел за столом, подпирая рукой щеку, и следил за Родомилом любопытным, но подозрительным взглядом. Пифагорыч, заглянувший на чашку чая, одобрительно кивал: прихода Млада никто не заметил.
- Не иначе, кому-то из псковских бояр срочно потребовалось серебро! - гремел Родомил, - и завтра они перекроют дороги торговым обозам! Я не верю, что псковский посадник не видит дальше собственного носа!
Пифагорыч оглянулся на хлопок двери:
- А, Мстиславич… Мы тебя ждем. Ты где был-то?
Младу вовсе не хотелось говорить, что он был у Даны. Да и Родомила он встретить у себя дома не ожидал.
- А я к тебе, - словно оправдываясь, сказал тот, - поговорить надо.
Млад посмотрел на Пифагорыча и шаманят: не выгонять же их на двор?
- Пойдем, поговорим, - пожал плечами Млад, и Родомил тут же накинул полушубок на плечи.
- Я вчера говорил с волхвами, - без предисловий начал главный дознаватель, словно боялся, что Млад неправильно его поймет или не захочет слушать, - на перынском капище, и в детинце, на капище Хорса. Дальше пока не ездил.
- О чем? - не понял Млад.
- О силе об этой. О людях. Я подозреваю, в Пскове вече тоже неспроста отделяться решило.
- Псков просто выбрал удобное время, - ответил Млад, - они ведь знают, что Новгород примет их обратно в любую минуту. За зиму поднакопят денег, а потом назад запросятся. И ополчение не надо выставлять.
- Да нет… - кашлянул Родомил, - не в этом дело, ох, не в этом! Ты мне так и не сказал, что ты понял тогда, с Градятой… Мне очень нужно это знать прежде, чем ехать в Псков.
Они шли по тропе к лесу, быстро, словно куда-то торопились, на самом же деле - чтоб не мерзнуть.
Млад задумался: а не было ли все это совпадением? Возможно, вовсе и не силу Михаила Архангела использовал Градята, а просто нашел слабое место - шрам? Самое свежее воспоминание о поражении - меч? Млад ничего не смыслил в той борьбе, к которой неожиданно оказался способным. Он никогда не использовал свою силу для войны, он договаривался с богами, он призывал или прогонял дождь, чтоб рос хлеб или сохло сено.
- Я не знаю. Я могу ошибиться… - пробормотал он.
- Да что ты тянешь? - вдруг разозлился Родомил, - почему ты всегда неуверен?
- Потому что я отвечаю за свои слова.
- Я тоже отвечаю за свои слова, - фыркнул главный дознаватель, - но я не тяну кота за хвост.
Млад пожал плечами: он не считал нужным рубить с плеча. А с другой стороны, почему бы Родомилу не знать, что с ним было, и как по-разному это можно истолковать?
- Послезавтра - Карачун, - медленно сказал Млад, глядя на полупрозрачные облака и звезды между их обрывками.
- И что? - не понял Родомил.
- Нет, это я так. Ночь волшебная… Хочешь, я спрошу об этом богов?
- Хочу, - с мрачным вызовом ответил главный дознаватель, - ты же знаешь.
По тропе они добрались до леса и шагнули под его хмурые своды.
- Мне не надо лучших людей Новгорода. Достаточно тебя одного. Ты разделишь со мной ответственность, и поможешь, если я упаду вниз: не хочу опять валяться в костре, пока он не потухнет. И… не говори никому об этом. В суде ты моих слов все равно использовать не сможешь, тебе придется искать другие доказательства.
Теперь задумался Родомил.
- Послушай, - наконец, сказал он, - а это на самом деле так опасно?
- Я не знаю. Я никогда не делал того, на что не имею права. Падать вниз - всегда опасно, месяца не прошло, как я снова испытал это на себе… Но я не могу сказать, что будет, если я перешагну границу. Это… это внутренний запрет, понимаешь? Я просто знаю, что можно делать, а чего - нельзя. И дело не в том, что меня за это каким-то образом накажут, нет… Я не был бы шаманом, если бы вел себя правильно под страхом наказания. Ты можешь наступить ногой на кусок хлеба?
Родомил покачал головой.
- Вот это - то же самое. Только гораздо более важное. Тут смешано все: гордость человека перед богами, гордость богов перед людьми. Это как просить подаяния, когда сам можешь добыть себе пропитание. А если и не можешь… На это надо решиться, надо перешагнуть через гордость. И если тебя за это пнут, как собаку - значит, ты это заслужил. Когда я прошу дождя, я знаю, что сам не могу ухватить тучу и заставить пролиться над полем. Это - во власти богов, и я требую от них эту тучу и этот дождь. Но мне не придет в голову просить богов вырыть колодец и достать из него воды, когда я хочу напиться. Так же как ни один волхв не потребует победы войска в бою… Просить можно об Удаче, но не о победе.
- Может, богам нужна будет жертва?
- Я не знаю. Я даже не знаю, кто из них будет говорить со мной, и будет ли. Но, судя по всему, тебе ответит Перун, ты ведь громопоклонник? И… в общем, это его дело: ответить ударом на удар. Так что - кровь.
- Бычка? - спросил Родомил.
- Нет, так много не надо, мы ведь не подкупить его хотим, а выказать уважение. Я думаю, барашка. Курица - как-то мелковато, барашек - в самый раз. Послезавтра днем сходи на Перынское капище, не в лесу же ночью его резать…
- Послушай, а почему - Карачун? Самая темная ночь…
- Самая длинная ночь, - поправил Млад, - ночь, когда Солнце поворачивает на лето. На самом деле, это ночь, когда светлые боги отдали всю власть темным, и со следующего дня начнут забирать ее назад. Поворот, перелом. Это кажется, что Карачун - день темных богов, на самом деле, это и праздник светлых… Это - наивысшая точка их надежд на будущее.
- Ты хочешь сказать, Купальская ночь - праздник темных богов? - хмыкнул Родомил.
- И их тоже. Это - равновесие… Коловращение, - Млад слепил снежок и поднял перед собой, - вот смотри, чем выше я подниму камень, тем сильней он ударит по земле, если его отпустить. И эта сила таится в нем, пока он не начал падать. Когда он падает, то летит все быстрей, но при этом растрачивает силу, что имел наверху. И, пока он летит, между его силой и быстротой установлено равновесие. Мир всегда движется, и в нем это не падение, а вращение. Если где-то убыло - то где-то прибыло. Но у того, что убыло, есть оборотная сторона - возможность прибавлять… Чем больше убывает, тем…
Млад замолчал и уронил снежок на тропинку - Родомил ничего не понял. Да и объяснял он, как всегда, плохо…
- Я понял, - кивнул главный дознаватель, - в этот день светлые боги расположены давать ответы…
- Примерно так, - вздохнул Млад.
Они вышли на поляну, где обычно он разводил костер.
- Здесь? - спросил Родомил.
Млад кивнул:
- Послезавтра приходи сюда ближе к полуночи. И… лучше, чтоб никто не знал… Никто не одобрит ни тебя, ни меня.
На следующий день вечером Ширяй явился домой днем, как только у Млада закончились занятия, и хотел незаметно проскочить в спальню. Но Млад с порога заметил, что с ним не все в порядке - больше всего невозмутимый и полный достоинства парень напоминал побитую собаку. Сначала Млад не понял, что с ним, и хотел оставить в покое, но когда и через полчаса тот не вышел из спальни с неизменной книгой в руках, Млад забеспокоился и заглянул к нему сам. Добробой ушел в Сычевку за молоком и еще не вернулся - поговаривали, у него там появилась девушка, и послать к Ширяю для столь деликатного дела второго шаманенка не удалось.
Парень лежал на постели лицом к стене, странно вытянув руки, и не оглянулся на скрип двери - Младу показалось, что он плачет.
- Ширяй, - Млад присел к нему поближе, - ты чего, заболел?
Тот замотал головой, ни слова не говоря.
- Что-то случилось?
Тот снова покачал головой и ничего не ответил.
Млад окинул его взглядом - в спальне было темновато, и только нагнувшись пониже заметил, что на руках у парня страшные ожоги в черных разводах.
- Ты чего сделал-то, а? - сердито спросил он, догадываясь, что произошло.
- Ничего, - буркнул Ширяй и шмыгнул носом.
- Ты повернуться можешь? Я посмотрю.
- Да ничего не надо смотреть, заживет как-нибудь.
- Я тебе заживу! Поднимайся! Пошли за стол! - Млад никогда не кричал на учеников, но тут не удержался. Ширяй, видно, не ожидал ничего подобного, и начал медленно и неуклюже вставать. Глаза у него действительно покраснели и опухли, а он не мог даже вытереть лицо от слез - кисти были обожжены со всех сторон. Млад подхватил его под локоть, потому что парня шатало, довел до стола, по дороге сняв с крючка полотенце, и усадил на лавку.
- Посиди немного, сейчас я лампу зажгу, темнеет уже, - для начала он вытер Ширяю глаза и нос - вдруг вернется Добробой, и увидит, что Ширяй плакал?
- Да не надо ничего… - снова попробовал сказать парень.
- Перестань говорить чушь. Давай, рассказывай, как тебе в голову это пришло?
- Что? - Ширяй прикинулся ничего не понимающим.
- Ничего. Рассказывай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81