Лишь в краткий миг самого прыжка злоумышленник может стащить скипетр оттуда, где его обычно держат – из командной рубки космолёта. Весь фокус в том, что грабителю некуда деваться в несуществующем пространстве и несуществующем вне стен корабля времени. Скипетр, словно эстафетная палочка, соединял импульсами станцию отправления и станцию прибытия – и лишь эти две точки Вселенной. Значит, всё, на что может надеяться грабитель, это с недельку подержать машинку времени при себе, да сесть под арест, когда скипетр вернёт космолёт в обычное пространство.
Случалось и такое: мало ли фанатиков и психов. Но разум, получив в игрушки время, от новой забавы отказываться не собирался, лишь ужесточая наказание преступникам.
Были отчаянные, которые со скипетром времени, отпугнув разрядами бластеров экипаж корабля и пристрелив для острастки парочку крайтов (те всё равно через час-другой оживали), бежали на спасательных космошлюпках. Но о них больше никто и никогда не слышал.
* * *
– Так, – только это и не хватало! – Эйприл нажимала все кнопки подряд, но кабинка лифта, словно примороженная, повисла между небом и землей.
Лифтовые техники, конечно же, глядели футбол в дежурке и на всякие там вызовы застрявших не реагировали.
Эйприл покосилась на девочку: её юная спутница, кажется, по-английски не понимала. Но Эйприл считала своим долгом успокоить ребёнка. Девчушка испуганно поскуливала. Эйприл погладила курчавую головёнку и вложила девочке в руку размякшую на жаре шоколадку, завалявшуюся в сумочке.
По крайней мере, мы не в джунглях – и нам не грозят голодные гепарды! Как ты думаешь, к нам придёт смелый избавитель? – присела Эйприл рядом.
Девочка, словно вырезанная из чёрного дерева статуэтка, прижалась ещё плотнее к стене, и тихонько подвывала, время от времени поглядывая на Эйприл из-под ладошки.
Но, кроме противного писка, в девчонке, – Эйприл дала бы ей на вид лет пять-семь, – было и что-то забавное: на девчушке был голубой атласный халатик, расписанный традиционными японскими дракончиками.
– И долго будешь выть? – дружелюбно осведомилась Эйприл, из опыта своего детства усвоив: начни успокаивать всхлипывания, рискуешь оглохнуть от рёва.
Девочка ещё раз шмыгнула пуговкой носа, мельком глянула на Эйприл, утёрла рукавом глаза и деловито осведомилась:
– Вы Эйприл? Агент по рекламе в издательстве «Сантик»?
– «Сантин», – машинально поправила Эйприл, уже заинтересованная: отчего бы этакой крохе интересоваться рекламой.
Издательство, в котором работала Эйприл, всегда было на высоте. Нет, не в том смысле, что там работали профессионалы, а в том, что находилось оно на двадцать шестом этаже стеклянного аквариума.
– Отсюда наши слёзы и мольбы до Бога дойдут быстрей! – шутили сотрудники, опасавшиеся приближаться к подоконнику.
Лифт вдруг ожил. Панель лифта опять отсчитывала этаж за этажом. А маленькая девочка в углу самым непостижимым образом стала на глазах меняться; увеличиваться и светлеть.
Когда дверь лифта, мягко всхлипнув, открылась в холле нижнего этажа, рядом с Эйприл стояла невысокая шатенка с мелкими остренькими зубами. Кимоно обернулось изящным мини, открылись стройные ножки, на которые каждый встречный мужчина обращал внимание.
– Кажется, отпуск начинается потрясающе! – Эйприл окинула взглядом улицу, запруженную автомобилями, перед тем, как за ней само собой захлопнулась дверца автомобиля. Негритянка, так неожиданно перевоплотившаяся, невозмутимо повернула ключ. Машина, словно мяч с хорошей подачи, рванулась с места. Эйприл на всякий случай обернулась: за ними никто не гнался. Это был просто сильный старт.
Френки, спустившийся следом в соседнем лифте, увидел лишь, как Эйприл садилась в автомобиль к какой-то крашеной девице.
* * *
Если бы просветы между мерцающими созвездиями были чуть реже, а пункт назначения планетарная система с холодноватым голубым светом солнца – дальше, хищник имел бы время поразмыслить. Впрочем, виноватой могла быть и та последняя порция бурлящего сизым дымом пойла, которым капитан потчевал вчера пассажиров кают-компании. Хищник чувствовал, что спиртные пары из мозга ещё не выветрились да и лапы подрагивали. Хищник икнул, изучая своё отражение в зеркале. Но работа есть работа. И, потом, ему честно за неё платили.
– Сейчас или никогда! – и снова икнул.
Подробности попойки припоминались смутно. И порасспросить не у кого: к расе Хищников, хотя открыто высказывать неприязнь никто не решался, относились с холодным равнодушием. Хищник и не набивался. Плевать! Мало ли в Космосе снобов, одним больше, одним меньше.
Хищник крадучись прошёлся вдоль жилого сек тора лайнера. День рождения капитана удался на славу: пассажиры и члены экипажа, свободные от вахты, мирно посапывали в криогенных ваннах.
Хищник спустился на нижний уровень шаттла: шлюпка, как и вчера, стояла нетронутой. Хищник ещё раз порадовался предусмотрительности начальства космопорта: на каждом лайнере, самой захудалой яхточке – спасательная шлюпка, готовая стартовать.
Хищник, скользнув взглядом по пустынным коридорам, осторожно вставил между створками дверей грузового ангара маленький камешек и только после этого нажал кнопку. Двери сомкнулись, оставив неприметный глазу просвет. Даже если кто и включит экраны внутреннего обзора, ангар подозрений не вызовет.
Теперь предстояло самое трудное. Хищник оскалил клыки, усмехаясь. Шумно выдохнул: состав воздуха на корабле был чересчур насыщен газами – на планете Хищника обходились без воздуха вообще.
Перед капитанской рубкой Хищник заколебался, но тут же укорил самого себя, что попросту трусит – и только тогда переступил невидимую черту, отделявшую Хищника-пассажира от Хищника-преступника, о котором заговорит целая Вселенная.
– На этот раз обо мне запомнят! – прошипел Хищник, трижды царапнув когтем дверь рубки; на серебристом металле остались белые следы когтей.
– Да войдите, наконец! – раздалось из-за двери нетерпеливое.
Хищник вошёл и окаменел: вместо ожидаемого сонного царства в рубке царило веселье.
Капитан «Сароры» был весельчак-медуза созвездия Рыбий хвост. Экипаж космолёта был сборный, как и принято, чтобы избежать разных расовых штучек. Конфликтов и не могло быть: существа, порой не только из разных систем, но и из разных Вселенных, предпочитали обходиться без общества друг друга, нетерпеливо дожидаясь конца вахты, чтобы вернуться к себе в каюту к видеолентам с родными пейзажами, к стереокартинкам разлюбезных жён и детишек.
И лишь медузам удавалось сплотить экипажи. Вот и «сарорцы» хоть терпеть не могли друг друга, к капитану на анекдоты собирались охотно. И надо ж, чтобы именно в такое развесёлое общество заявился Хищник! Экипаж, Только-только подогретый капитаном, из шкуры лезшим, чтобы объединить ребят, тут же помрачнел. Кто на брюхе, кто, переставляя суставчатые ноги, кто попархивая над полом, потянулись прочь. Но для того и существует капитан, чтобы всякий пассажир, если тому приспичило, мог конфиденциально высказать своё «фе» по какому угодно поводу.
Медуза из голубого становился фиолетовым. Хищник вновь усмехнулся, клацнув клыками: бедой всей расы медуз было неумение скрывать чувства. Стоило изучить несколько сотен оттенков шкуры, и ты понимаешь динамику чувств капитана. Хищник видел, что капитану хочется отправить его куда подальше. Но медуза предложил:
– Присаживайтесь! Или, я не помню, ваша Раса не сидит?
– Сидит! – поджал нижнюю челюсть Хищник, забавляясь каламбуром.
Раса Хищников сидела по всем тюрьмам Галактики. Никто и никогда не знал, что и зачем Хищник украдёт в следующий раз. Зато всем было известно: если на пассажирских маршрутах промышляют пираты – ищи Хищников. Детишки в школах забавляются беленьким порошочком, от которого у учителей видятся золотистые рожки и козлиные бородки – знай, лапы приложил Хищник-торговец. На какой-то планете хватились: их родненькое, любименькое озеро в национальном парке куплено за бесценок магнатом с соседней планеты – и это Хищник. Он и государственный переворот устроит, если заплатить поприличней.
Но в этот раз капитан ничего не мог поделать: у Хищника был законно купленный билет и полностью оплачена въездная виза.
– Я слушаю вас! – капитан старался не краснеть, делая вид, что не понял шутку Хищника.
– Это я вас слушаю! – парировал Хищник, скалясь.
– Курите? – медуза, затягивая время, чтобы как-то справиться с краской гнева, пошарил многочисленными лапками и выудил серебряную табакерку.
– Не будем юлить! – отодвинул тоненькую сигаретницу Хищник. – Прямо к делу?
Капитан налился ярко-багровым цветом и рявкнул:
– Валяйте! А то я смотрю: почти прибыли – и ни одной от вас пакости! Только учтите: толку вам от груза «Сароры» – чуть!
– Вы любите детей, капитан. – Хищник таки закурил, выпуская из пасти клубящиеся облачка душистого дыма.
– Наркотики, – ехидно хмыкнул капитан. – Это каких детей? – он вдруг забеспокоился.
– Правильно-правильно! – Хищник щурился на стелющийся по рубке дым.
– Я не стану угрожать вам, экипажу, пассажирам…
– Откуда вы знаете – медуза терял краски, превращаясь в прозрачную оболочку. – Нет, – тут же собрался капитан, – откровенно: что вы знаете и откуда?
– Слишком много вопросов, когда так мало времени. Поэтому. – Хищник повернулся к капитану, – будьте благодарны: я экономлю ваше время, я отвечу лишь – знаю!
Хищник самодовольно откинулся на спинку кресла, глядя, как в чреве медузы что-то копошится, сереет, хмурится.
Поднёс к брюху горящий окурок. Капитан дёрнулся.
– Ведь это последние из вашей расы? Капитан молчал.
Кто виноват? Так случилось. Из далёкого космоса на планету весёлых медуз пришла космическая буря. Вреда от неё обитателям – немного. Даже красиво светилась по ночам почва, покрытая мириадами золотых огоньков. Медузы пели, пили и веселились на своей планете.
Понимание и раскаяние пришли потом, когда перестали рождаться дети. Каким-то образом буря вызвала мутации – и целая планета оказалась стерильной. Космическая война не принесла бы такого кошмара. Кто виноват? И лишь весельчак капитан «Сароры». как обычно, не оставлявший свой космолёт даже в порту, мог дать своей расе надежду – он оказался единственным, в чреве которого зародились маленькие эмбрионы.
– Вы не посмеете? – прошептал капитан, истончаясь.
– Посмею, – уверенно похлопал медузу по бокам Хищник. – Ещё как посмею! – добавил, недвусмысленно покорёжив металлическую панель. – А что мне терять?
– Если вы сейчас уйдёте, я никому не скажу!
– Вы ничего не скажете, даже если я не уйду!
– Почему же?
– Потому, – Хищник помедлил, – потому что вы выполните все мои условия.
Капитан тоскливым взглядом окинул рубку. В кресле навигатора, не отрывая многочисленных глазок от пульта управления, сидел зирк.
Природа любит равновесие: зирки, видящие, пожалуй, даже через металлическую дверцу сейфа, были глухи, как влюблённый тетерев.
Куда надёжнее всеобщий сигнал тревоги. Щупальце капитана то, что было ближе к кнопке сигнала, начало неприметно удлиняться.
И тут же медуза посинел от боли. Хищник, коротко взмахнув лапой, перерубил щупальце. Из обрубка выступила прозрачная слизь, капнула на ковёр.
* * *
Доди зевнула, продемонстрировав любимому грозно сверкнувшие белоснежные клыки. Ссориться начали ещё с вечера, когда космический лайнер вошёл в подпространство.
Доди хищно оскалилась – Фин по-прежнему храпел, хотя уж после десяти-то периодов спаривания Доди отлично знала: Фин во сне, слава прорицателям, не храпит.
– И долго ты будешь трепать мне нервы? – ледяным тоном осведомилась клыкастая подруга у своего маленького и невзрачного супруга.
Фин молчал, мужественно сжав веки.
– Говорила мне мама: выбери что-нибудь посолиднее, так нет же! – Доди рванула на себя край покрывала.
Фин попытался вжаться в постель и вообразить себя маленьким эмбриончиком, надёжно защищённым непробиваемой скорлупой.
Причины, из-за которых Фин и впрямь чувство вал себя виноватым, были достаточны, чтобы Доди сожрала злополучного самца: как он ни старался, но и после этой ночи Доди не ощутила в брюшке приятной тяжести будущего потомства.
Доди нервничала: что скажут приятельницы и соседки, когда она вернётся из прогулки по космосу без новенькой блестящей нежным молочным лаком кладки?
Спаривание в невесомости вошло в моду только в этом сезоне, и считалось верхом изящества от правиться с партнёром в приятную прогулку, и вернуться с десятком-другим яиц.
И вот космолайнер вошёл в последний прыжок перед возвращением в порт, а Фин только и может, что прятаться под простынёй.
– Я – в бассейне, – холодно отрубила Доди, смерив партнёра уничтожающим взглядом.
Фин, раздавленный собственным ничтожеством, остался лежать бесполезной колодой, не посмев и заикнуться о завтраке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Случалось и такое: мало ли фанатиков и психов. Но разум, получив в игрушки время, от новой забавы отказываться не собирался, лишь ужесточая наказание преступникам.
Были отчаянные, которые со скипетром времени, отпугнув разрядами бластеров экипаж корабля и пристрелив для острастки парочку крайтов (те всё равно через час-другой оживали), бежали на спасательных космошлюпках. Но о них больше никто и никогда не слышал.
* * *
– Так, – только это и не хватало! – Эйприл нажимала все кнопки подряд, но кабинка лифта, словно примороженная, повисла между небом и землей.
Лифтовые техники, конечно же, глядели футбол в дежурке и на всякие там вызовы застрявших не реагировали.
Эйприл покосилась на девочку: её юная спутница, кажется, по-английски не понимала. Но Эйприл считала своим долгом успокоить ребёнка. Девчушка испуганно поскуливала. Эйприл погладила курчавую головёнку и вложила девочке в руку размякшую на жаре шоколадку, завалявшуюся в сумочке.
По крайней мере, мы не в джунглях – и нам не грозят голодные гепарды! Как ты думаешь, к нам придёт смелый избавитель? – присела Эйприл рядом.
Девочка, словно вырезанная из чёрного дерева статуэтка, прижалась ещё плотнее к стене, и тихонько подвывала, время от времени поглядывая на Эйприл из-под ладошки.
Но, кроме противного писка, в девчонке, – Эйприл дала бы ей на вид лет пять-семь, – было и что-то забавное: на девчушке был голубой атласный халатик, расписанный традиционными японскими дракончиками.
– И долго будешь выть? – дружелюбно осведомилась Эйприл, из опыта своего детства усвоив: начни успокаивать всхлипывания, рискуешь оглохнуть от рёва.
Девочка ещё раз шмыгнула пуговкой носа, мельком глянула на Эйприл, утёрла рукавом глаза и деловито осведомилась:
– Вы Эйприл? Агент по рекламе в издательстве «Сантик»?
– «Сантин», – машинально поправила Эйприл, уже заинтересованная: отчего бы этакой крохе интересоваться рекламой.
Издательство, в котором работала Эйприл, всегда было на высоте. Нет, не в том смысле, что там работали профессионалы, а в том, что находилось оно на двадцать шестом этаже стеклянного аквариума.
– Отсюда наши слёзы и мольбы до Бога дойдут быстрей! – шутили сотрудники, опасавшиеся приближаться к подоконнику.
Лифт вдруг ожил. Панель лифта опять отсчитывала этаж за этажом. А маленькая девочка в углу самым непостижимым образом стала на глазах меняться; увеличиваться и светлеть.
Когда дверь лифта, мягко всхлипнув, открылась в холле нижнего этажа, рядом с Эйприл стояла невысокая шатенка с мелкими остренькими зубами. Кимоно обернулось изящным мини, открылись стройные ножки, на которые каждый встречный мужчина обращал внимание.
– Кажется, отпуск начинается потрясающе! – Эйприл окинула взглядом улицу, запруженную автомобилями, перед тем, как за ней само собой захлопнулась дверца автомобиля. Негритянка, так неожиданно перевоплотившаяся, невозмутимо повернула ключ. Машина, словно мяч с хорошей подачи, рванулась с места. Эйприл на всякий случай обернулась: за ними никто не гнался. Это был просто сильный старт.
Френки, спустившийся следом в соседнем лифте, увидел лишь, как Эйприл садилась в автомобиль к какой-то крашеной девице.
* * *
Если бы просветы между мерцающими созвездиями были чуть реже, а пункт назначения планетарная система с холодноватым голубым светом солнца – дальше, хищник имел бы время поразмыслить. Впрочем, виноватой могла быть и та последняя порция бурлящего сизым дымом пойла, которым капитан потчевал вчера пассажиров кают-компании. Хищник чувствовал, что спиртные пары из мозга ещё не выветрились да и лапы подрагивали. Хищник икнул, изучая своё отражение в зеркале. Но работа есть работа. И, потом, ему честно за неё платили.
– Сейчас или никогда! – и снова икнул.
Подробности попойки припоминались смутно. И порасспросить не у кого: к расе Хищников, хотя открыто высказывать неприязнь никто не решался, относились с холодным равнодушием. Хищник и не набивался. Плевать! Мало ли в Космосе снобов, одним больше, одним меньше.
Хищник крадучись прошёлся вдоль жилого сек тора лайнера. День рождения капитана удался на славу: пассажиры и члены экипажа, свободные от вахты, мирно посапывали в криогенных ваннах.
Хищник спустился на нижний уровень шаттла: шлюпка, как и вчера, стояла нетронутой. Хищник ещё раз порадовался предусмотрительности начальства космопорта: на каждом лайнере, самой захудалой яхточке – спасательная шлюпка, готовая стартовать.
Хищник, скользнув взглядом по пустынным коридорам, осторожно вставил между створками дверей грузового ангара маленький камешек и только после этого нажал кнопку. Двери сомкнулись, оставив неприметный глазу просвет. Даже если кто и включит экраны внутреннего обзора, ангар подозрений не вызовет.
Теперь предстояло самое трудное. Хищник оскалил клыки, усмехаясь. Шумно выдохнул: состав воздуха на корабле был чересчур насыщен газами – на планете Хищника обходились без воздуха вообще.
Перед капитанской рубкой Хищник заколебался, но тут же укорил самого себя, что попросту трусит – и только тогда переступил невидимую черту, отделявшую Хищника-пассажира от Хищника-преступника, о котором заговорит целая Вселенная.
– На этот раз обо мне запомнят! – прошипел Хищник, трижды царапнув когтем дверь рубки; на серебристом металле остались белые следы когтей.
– Да войдите, наконец! – раздалось из-за двери нетерпеливое.
Хищник вошёл и окаменел: вместо ожидаемого сонного царства в рубке царило веселье.
Капитан «Сароры» был весельчак-медуза созвездия Рыбий хвост. Экипаж космолёта был сборный, как и принято, чтобы избежать разных расовых штучек. Конфликтов и не могло быть: существа, порой не только из разных систем, но и из разных Вселенных, предпочитали обходиться без общества друг друга, нетерпеливо дожидаясь конца вахты, чтобы вернуться к себе в каюту к видеолентам с родными пейзажами, к стереокартинкам разлюбезных жён и детишек.
И лишь медузам удавалось сплотить экипажи. Вот и «сарорцы» хоть терпеть не могли друг друга, к капитану на анекдоты собирались охотно. И надо ж, чтобы именно в такое развесёлое общество заявился Хищник! Экипаж, Только-только подогретый капитаном, из шкуры лезшим, чтобы объединить ребят, тут же помрачнел. Кто на брюхе, кто, переставляя суставчатые ноги, кто попархивая над полом, потянулись прочь. Но для того и существует капитан, чтобы всякий пассажир, если тому приспичило, мог конфиденциально высказать своё «фе» по какому угодно поводу.
Медуза из голубого становился фиолетовым. Хищник вновь усмехнулся, клацнув клыками: бедой всей расы медуз было неумение скрывать чувства. Стоило изучить несколько сотен оттенков шкуры, и ты понимаешь динамику чувств капитана. Хищник видел, что капитану хочется отправить его куда подальше. Но медуза предложил:
– Присаживайтесь! Или, я не помню, ваша Раса не сидит?
– Сидит! – поджал нижнюю челюсть Хищник, забавляясь каламбуром.
Раса Хищников сидела по всем тюрьмам Галактики. Никто и никогда не знал, что и зачем Хищник украдёт в следующий раз. Зато всем было известно: если на пассажирских маршрутах промышляют пираты – ищи Хищников. Детишки в школах забавляются беленьким порошочком, от которого у учителей видятся золотистые рожки и козлиные бородки – знай, лапы приложил Хищник-торговец. На какой-то планете хватились: их родненькое, любименькое озеро в национальном парке куплено за бесценок магнатом с соседней планеты – и это Хищник. Он и государственный переворот устроит, если заплатить поприличней.
Но в этот раз капитан ничего не мог поделать: у Хищника был законно купленный билет и полностью оплачена въездная виза.
– Я слушаю вас! – капитан старался не краснеть, делая вид, что не понял шутку Хищника.
– Это я вас слушаю! – парировал Хищник, скалясь.
– Курите? – медуза, затягивая время, чтобы как-то справиться с краской гнева, пошарил многочисленными лапками и выудил серебряную табакерку.
– Не будем юлить! – отодвинул тоненькую сигаретницу Хищник. – Прямо к делу?
Капитан налился ярко-багровым цветом и рявкнул:
– Валяйте! А то я смотрю: почти прибыли – и ни одной от вас пакости! Только учтите: толку вам от груза «Сароры» – чуть!
– Вы любите детей, капитан. – Хищник таки закурил, выпуская из пасти клубящиеся облачка душистого дыма.
– Наркотики, – ехидно хмыкнул капитан. – Это каких детей? – он вдруг забеспокоился.
– Правильно-правильно! – Хищник щурился на стелющийся по рубке дым.
– Я не стану угрожать вам, экипажу, пассажирам…
– Откуда вы знаете – медуза терял краски, превращаясь в прозрачную оболочку. – Нет, – тут же собрался капитан, – откровенно: что вы знаете и откуда?
– Слишком много вопросов, когда так мало времени. Поэтому. – Хищник повернулся к капитану, – будьте благодарны: я экономлю ваше время, я отвечу лишь – знаю!
Хищник самодовольно откинулся на спинку кресла, глядя, как в чреве медузы что-то копошится, сереет, хмурится.
Поднёс к брюху горящий окурок. Капитан дёрнулся.
– Ведь это последние из вашей расы? Капитан молчал.
Кто виноват? Так случилось. Из далёкого космоса на планету весёлых медуз пришла космическая буря. Вреда от неё обитателям – немного. Даже красиво светилась по ночам почва, покрытая мириадами золотых огоньков. Медузы пели, пили и веселились на своей планете.
Понимание и раскаяние пришли потом, когда перестали рождаться дети. Каким-то образом буря вызвала мутации – и целая планета оказалась стерильной. Космическая война не принесла бы такого кошмара. Кто виноват? И лишь весельчак капитан «Сароры». как обычно, не оставлявший свой космолёт даже в порту, мог дать своей расе надежду – он оказался единственным, в чреве которого зародились маленькие эмбрионы.
– Вы не посмеете? – прошептал капитан, истончаясь.
– Посмею, – уверенно похлопал медузу по бокам Хищник. – Ещё как посмею! – добавил, недвусмысленно покорёжив металлическую панель. – А что мне терять?
– Если вы сейчас уйдёте, я никому не скажу!
– Вы ничего не скажете, даже если я не уйду!
– Почему же?
– Потому, – Хищник помедлил, – потому что вы выполните все мои условия.
Капитан тоскливым взглядом окинул рубку. В кресле навигатора, не отрывая многочисленных глазок от пульта управления, сидел зирк.
Природа любит равновесие: зирки, видящие, пожалуй, даже через металлическую дверцу сейфа, были глухи, как влюблённый тетерев.
Куда надёжнее всеобщий сигнал тревоги. Щупальце капитана то, что было ближе к кнопке сигнала, начало неприметно удлиняться.
И тут же медуза посинел от боли. Хищник, коротко взмахнув лапой, перерубил щупальце. Из обрубка выступила прозрачная слизь, капнула на ковёр.
* * *
Доди зевнула, продемонстрировав любимому грозно сверкнувшие белоснежные клыки. Ссориться начали ещё с вечера, когда космический лайнер вошёл в подпространство.
Доди хищно оскалилась – Фин по-прежнему храпел, хотя уж после десяти-то периодов спаривания Доди отлично знала: Фин во сне, слава прорицателям, не храпит.
– И долго ты будешь трепать мне нервы? – ледяным тоном осведомилась клыкастая подруга у своего маленького и невзрачного супруга.
Фин молчал, мужественно сжав веки.
– Говорила мне мама: выбери что-нибудь посолиднее, так нет же! – Доди рванула на себя край покрывала.
Фин попытался вжаться в постель и вообразить себя маленьким эмбриончиком, надёжно защищённым непробиваемой скорлупой.
Причины, из-за которых Фин и впрямь чувство вал себя виноватым, были достаточны, чтобы Доди сожрала злополучного самца: как он ни старался, но и после этой ночи Доди не ощутила в брюшке приятной тяжести будущего потомства.
Доди нервничала: что скажут приятельницы и соседки, когда она вернётся из прогулки по космосу без новенькой блестящей нежным молочным лаком кладки?
Спаривание в невесомости вошло в моду только в этом сезоне, и считалось верхом изящества от правиться с партнёром в приятную прогулку, и вернуться с десятком-другим яиц.
И вот космолайнер вошёл в последний прыжок перед возвращением в порт, а Фин только и может, что прятаться под простынёй.
– Я – в бассейне, – холодно отрубила Доди, смерив партнёра уничтожающим взглядом.
Фин, раздавленный собственным ничтожеством, остался лежать бесполезной колодой, не посмев и заикнуться о завтраке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28